И таял лёд, и загоралось пламя

      

13 октября 1944 г.

      Лилит продолжала ходить на уроки, сидеть с Оливией в гостиной над домашними заданиями и торчать в библиотеке, пока Лавгуд пытался найти разгадку дневника. И каждое из этих дел шло из рук вон плохо — на уроках Лилит витала в каких-то своих мыслях, за что даже несколько раз получила предупреждение; все доклады и проекты она делала постольку-поскольку, допуская при этом очевидные ошибки, на которые ей указывала Гринграсс — одна из немногих, кто не сторонился её; Лавгуд, кажется, и сам устал от этих бессмысленных поисков, а весь его запал неумолимо угасал с каждым днём.       Она уже пятый день пыталась понять, что произошло. Что-то явно сломалось в тот субботний вечер, а атмосфера резко переменилась. Ребята из компании Реддла откровенно сторонились её, а вслед за ними, словно повторяя за старшими, это настроение подхватывали и остальные слизеринцы. Лестрейндж старался даже лишний раз не находиться в непосредственной близости от Лилит. Все её попытки поговорить он обрубал на корню и спешно уходил в противоположном направлении. В том, что Руфус явно принял это решение не по своей воле, Лилит не сомневалась — помимо того, что никаких объективных причин у такого поступка попросту не было, она порой ловила на себе его печальный, задумчивый взгляд. Хоть она и понимала, что момент, когда им придётся прервать эти отношения, рано или поздно бы наступил, но что он наступит так рано… Даже отсутствие иллюзий на счёт того, чей же Руфус друг в первую очередь, не смогло уберечь её от этой боли. В первые дни после инцидента она и вовсе ходила потерянная, а в душе было так пусто, что хотелось выть.       В большом зале она практически не появлялась. Аппетита и так не было, а косые взгляды от сидящих рядом слизеринцев из компании Реддла и в упор игнорирующий её Лестрейндж отбивали всяческое желание кушать. Ко вторнику Лилит и вовсе перестала приходить на завтраки, обеды и ужины, предпочитая спускаться в кухню Хогвартса, чтобы разделить ужин с компанией домовиков. Эльф Хуки, которого она знала ещё с детства, всё причитал, что она совсем исхудала, и накладывал такие порции, которые навряд ли мог впихнуть в себя даже Биддер, но Лилит стойко сопротивлялась. Желания есть, как и желания жить, практически не было.       Как же она злилась на Руфуса за то, что тот привязал и бросил её, словно ненужную вещь. Ругала и себя — за то, что успела привязаться. Каждую ночь она проклинала Реддла и задавалась вопросом: «Неужели Лестрейндж мог так легко избавиться от меня?». Чувство ненужности и тоски, казалось, что вот-вот потопит эту, и без того хлипкую, бригантину под названием «Психика Лилит Борн». Только вот чем больше времени проходило, тем чётче она начинала осознавать — Реддл хотел надломить её этим решением, лишить опоры и поддержки в виде ставшего уже близким друга. Да уж, у него это явно получилось. И ровно в тот момент, как до неё это дошло, Лилит взяла себя в руки. Она ещё покажет Реддлу, что сломить её не так-то просто.       Только вот и с самим Реддлом было всё отнюдь не так однозначно. Она бы полностью поняла, если бы это произошло хоть на несколько недель раньше, но сейчас… После всего, что произошло, она была в полной уверенности, что их отношения стали куда лучше — по крайней мере, перед тем днём, когда всё так радикально переменилось, они не грозились запустить друг в друга Аваду уже целую неделю, что вполне себе можно было считать успехом. Но теперь, когда напряжение буквально витало в воздухе, Лилит пожалела о том, что обманулась этому мнимому спокойствию и даже слегка усмирила пыл в своём расследовании.       Всё происходящее наталкивало лишь на одну, притом весьма очевидную мысль — их война с Реддлом вышла на новый уровень. Раз он отобрал у неё Лестрейнджа, значит и она просто не может остаться в долгу и обязательно придумает, что предложить старосте в ответ.       Устало сев на поваленное бревно у чёрного озера, она несколько минут пыталась привести дыхание в норму. Интенсивная тренировка забрала последние силы, да ещё и рунный браслет, к испытанию которого она приступила, работал совершенно не так, как ожидалось. Простенькие заклинания у него отражать получалось, но даже перед обычной Бомбардой браслет был бессилен, и наколдованный манекен рассыпался вдребезги. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а холодный осенний ветер завывал, поднимая в воздух опавшие жёлтые листья. Возвращаться в замок не хотелось, и Лилит продолжила изнурительную тренировку до тех пор, пока окончательно не выбилась из сил. Несмотря на то, что время отбоя должно было вот-вот наступить, возвращаясь в замок, она и не думала идти в спальню. Хотелось хорошенько расслабить мышцы и отмыть себя от грязи и пота. Благодаря Оливии, которая любезно сообщила ей пароль, Лилит зашла в ванную старост. Открыв краны с водой и густой мыльной пеной, она сбросила всю одежду на большой подоконник. На её теле остался лишь рубиновый кулон с плескающейся внутри мерцающей жидкостью и два больших шрама — на предплечье и животе, подаренных испанцами. Пройдясь пальцами по длинному шраму, проходящему от груди до самого пупка, Лилит невольно содрогнулась. Она старалась не вспоминать дни, проведённые в плену, словно их и не существовало вовсе. Только вот забыть тот грязный, мрачный подвал она уже не сможет никогда. А даже если постарается — шрамы напомнят. Иногда Лилит задумывалась — а была бы она ещё жива, не появись там Армандо?

***

10 августа 1942 г.

             Замок погрузился в привычную тишину. В нём уже давно не было слышно смеха, весёлых разговоров и даже ругани, а звенящую тишину разбавляло лишь мерное тиканье. Сидя в большой пустой столовой замка в Девоне, Лилит неотрывно следила за минутной стрелкой настенных часов.       «14:18… 14:19… 14:20…», — отрешённо повторяла она про себя.       В половину третьего за ней должны были прибыть мракоборцы, чтобы доставить её к бабушке во Францию. Лилит не хотела уезжать из Девона, даже несмотря на то, что всё здесь напоминало отца… Весь замок превратился в одно большое воспоминание о тех, кого уже нет. За столом, где она сейчас сидела в тишине и одиночестве, маленькая Лилит когда-то выпрашивала у мамы локотруса и ругалась с отцом из-за специально испорченного зелья. Здесь она краснела перед гостем из Сербии, и здесь же она получила известие о гибели Милоша. Здесь прошла вся её жизнь, и теперь она вынуждена покинуть это место. Не надолго, как надеялась Лилит, но всё же…       Брать с собой много вещей она не стала и в маленькую бархатную сумочку уложила лишь самое необходимое, наложив на неё чары незримого расширения. Возможно, ей бы мог составить компанию Локки, но эльфа уже отправили во Францию, и в этом огромном старом замке она осталась совсем одна, продолжая, словно под гипнозом, следить за минутной стрелкой.       «14:30…», — тяжело вздохнув, Лилит в последний раз окинула столовую опухшими глазами, встала и прошла к выходу.       За большим кованым забором, покуривая трубки, стояли трое мужчин в коричневых костюмах, у каждого были чёрные короткие усы, а на голове красовалась шляпа-федо́ра, что делало их практически одинаковыми.       «Не многовато ли мракоборцев для меня одной?», — возможно, она бы даже смогла удивиться, но не сейчас. Сейчас ей было абсолютно плевать.       — Лилит Борн? — с акцентом спросил один из мужчин, когда она вышла на мощёную дорогу.       — Да, — тихо отозвалась она.       Дальше всё произошло слишком быстро. Лилит не успела и опомниться, как в неё запустили оглушающее заклинание. Когда она вновь открыла глаза, её тело уже лежало на холодном земляном полу, а в нос ударил затхлый запах. Подняться на ноги вышло с трудом — массивные кандалы на руках тянули к полу. Оглядевшись, она поняла, что находится в каком-то подвале с двумя крохотными камерами, в одной из которых сейчас находилась она сама. Сырые бетонные стены в некоторых местах покрылись плесенью, а помимо решётки её надёжно отделяла от остального мира большая железная дверь со вмятинами. Лилит была более чем уверена — это место не имеет ничего общего с домом её бабушки во Франции, и что-то явно пошло не по плану. Попытавшись нащупать волшебную палочку, Лилит поняла — все вещи забрали, а она сама осталась лишь в одном белом сарафане. Впрочем, долго анализировать окружающую обстановку ей не удалось, и уже через несколько минут она услышала тяжелую поступь. Кто-то медленно спускался к ней по скрипящей лестнице, и сердце Лилит замерло в тревожном ожидании.       Спустя мгновение, показавшееся ей тогда вечностью, железная дверь тяжело открылась, и в подвал, ухмыляясь, зашёл мужчина в коричневом костюме:       — Проснулась, pájaro?

*

      Сколько прошло дней, Лилит не могла и предположить. Практически всё время она находилась в бессознательном состоянии, а когда приходила в себя, жалась в углу, ожидая, когда вновь заскрипит лестница. И ничто в этом мире не пугало её больше, чем этот скрип деревянных половиц, следом за которым приходила адская боль от круциатуса и пыток, в надежде выбить из девушки информацию, которой у неё нет. И когда вновь открылась железная дверь, в подвал, помимо Серхио, зашёл второй мужчина, которого Лилит прежде не видела. В отличие от остальных испанцев, которых она видела во время своего заточения, он выглядел очень просто — серые штаны и чёрная растянутая майка, поверх которой был накинут грязный фартук с бордовыми пятнами.       — Ну что, pájaro, так и будешь молчать?       — Я ничего не знаю, — тихо сказала она фразу, которая уже отлетала от зубов, так часто её повторяла Лилит.       — Сегодня расскажешь эти сказки Эмилио, он любит послушать, — хмыкнул мужчина и, хлопнув дверью, ушёл из подвала.       Пока этот Эмилио молча раскладывал на небольшом столике странные длинные щипцы, ножи и предметы, назначение которых Лилит установить так и не удалось, сердце её словно остановилось. Она, насколько это вообще возможно, успела привыкнуть к вспышкам круциатуса и боли от режущих проклятий, но что-то ей подсказывало, что лучше бы здесь остался Серхио и пустил в неё красный луч, чем эта пугающая до чёртиков неизвестность.       Кинув беглый взгляд на сжавшуюся в углу девушку, Эмилио провёл кончиками пальцев по своим инструментам и остановился на небольшом серебряном кинжале, рукоятка которого была украшена топазами. Элегантный кинжал в руках этого громилы выглядел уж слишком нелепо. Твёрдо перешагнув порог решётки, которую никто уже и не закрывал за ненадобностью, Эмилио прошёл внутрь и присел перед Лилит на корточки:       — Это гоблинское серебро, — с сильным акцентом грубо сказал мужчина. — Никто не лечить раны из гоблинское серебро, они остаться на всю жизнь. Дорогая вещь, редкая.       — Я правда ничего не знаю, — Лилит думала, что глаза её уже иссохли и плакать она больше не сможет никогда, но сейчас они вновь стали влажными. Крепко обхватив закованными в кандалы руками ноги, она ещё больше вжалась в стену. Но когда Эмилио махнул волшебной палочкой, кандалы взмыли в воздух и, раскинув широко руки Лилит, подняли её над землёй так, что теперь она едва могла коснуться носками пола.       — Где Эликсир? — прижав холодное лезвие к её коже, спросил он.       — Его не существует, — едва слышно ответила она и зажмурилась, готовясь к вспышке боли.       Вскинув кинжал, Эмилио оставил ей кровавую полосу на левом предплечье, из которой тут же потекла струйка крови. Боль была такая, что не шла в сравнение с самым сильным из режущих проклятий, и Лилит не смогла сдержать слёзы, которые, вслед за кровью, капали на землю.       — Говорить рецепт, — холодно приказал он, ткнув остриём кинжала прямо в сердце.       — У меня нет рецепта, — захлёбываясь ответила она. — Его вообще нет, я не вру!       Вонзив лезвие под грудью, он резким движением опустил его почти к пупку. Из этой раны кровь хлынула ещё сильнее, и Лилит начала чувствовать, помимо адской боли, сравнимой разве что с сильнейшим из круциатусов, как сознание медленно покидает её тело. Для изнурённого организма, который сидел на пыточной диете уже какое-то количество дней, встреча с Эмилио оказалась последней каплей.       — Мы знать, рецепт отдать тебе, — услышала она голос мужчины отстранённо, словно находилась под водой, а он пытался что-то кричать ей с берега, который с каждой секундой становился всё дальше и дальше.       «Неужели это конец мучений?» — последнее, что подумала Лилит перед тем, как отключилась полностью. Ей казалось, что на этот раз глаза её закрылись навсегда, и она вот-вот увидит тех, кого так сильно любила.       Но вместо Милоша, отца или мамы она, открыв глаза, увидела перед собой испанца. Это был не Серхио и не Эмиль, мужчина не походил и на тех, кто приносил ей какую-то мутную похлёбку. Его глубокие, карего цвета глаза внимательно изучали её. Смахнув назад густые чёрные кудри, которые лезли в лицо, он осторожно потрогал запястье девушки. Этот жест наконец вернул её в реальность, и Лилит отшатнулась от него, словно от огня. От резкого движения рана на животе снова начала кровоточить.       — Я не знаю, — начала кричать Лилит, исступлённо качая головой. — Я ничего не знаю, правда!       — Тише, niño, — ласково сказал испанец и демонстративно поднял руки. — Я тебе не враг.       Пусть мужчина и отличался от тех, кто приходил к ней раньше, и всем своим видом показывал, что не собирается её пытать, но Лилит не верила. Все вокруг — враги, это она поняла точно.       — Тогда уходи, — исподлобья взглянула она на мужчину, сжав руки в кулаки.       — И оставить тебя здесь? — мягко усмехнулся он. — Хочешь умереть от пыток, niño? Как тебя звать?       — Не скажу, — словно затравленный щенок, выплюнула она.       — Я — Армандо, — тихо сказал незнакомец, оборачиваясь. — Как давно ушёл мужчина в фартуке?       — А мне откуда знать!       — Я сниму с тебя кандалы, ладно?       — Не подходи! — резко выпалила она, зажмурившись.       — Не стану, — спокойно ответил Армандо и, направив палочку ей на руки, послал какое-то заклинание. Резко открыв глаза, Лилит удивлённо посмотрела на свои руки, где от кандалов остался лишь красный след на коже. — Ты идти-то можешь? Что сделали с тобой эти bastardos?       — Тебе какое дело? Ты чего пристал? Пытаешься состроить из себя добренького? Я не поведусь! — зло выплюнула Лилит, убеждённая в том, что это какая-то новая уловка мафии.       — Тихо, — шикнул Армандо. — Можешь мне не верить, но у тебя есть шанс спастись, niño. Когда придёт мужчина в фартуке, я отвлеку его, а ты убегай. Договорились?       Лилит ничего не ответила, подозрительно сверкнув глазами на красивого мужчину, который явно замышлял что-то подозрительное и уж очень странным способом пытался ввести её в заблуждение.       Когда этот Армандо вышел из открытой камеры и прижался к стенке рядом с дверью, Лилит вновь услышала скрип лестницы. Как же она надеялась, что на этот раз Эмиль завершит начатое. На столе за решёткой всё ещё лежали его инструменты и тот самый серебряный кинжал из гоблинского серебра. Но дальше случилось что-то весьма странное.       — Очнулась, — холодно констатировал Эмиль, открыв дверь, за которой подозрительный испанец теперь скрылся полностью.       Но как только мужчина направился к столу с инструментами, Армандо выбежал из укрытия и послал в него зелёную вспышку, от которой Эмиль кое-как успел увернуться. На глазах Лилит начался бой, и она ещё сильнее вжалась в стену в попытке не попасть под один из лучей, которые заполнили это небольшое пространство. Проклятья отскакивали от стен, рикошетили от щитов, и она поняла сразу, что даже если попытается убежать, шанс не попасть под раздачу — пятьдесят на пятьдесят.       «Если я останусь здесь — умру от пыток, если рискну — от проклятья», — быстро проанализировав ситуацию, Лилит начала медленно красться к выходу на четвереньках, чтобы снизить шансы быть пойманной на половине пути. В груди её поселилась смутная надежда на то, что ей и правда удастся выбраться.       Когда Лилит доползла до решётки, Армандо успел нанести многочисленные режущие раны и обезоружить Эмиля, но её мучитель, что был чуть ли не на две головы выше и шире и без того высокого и крепкого противника, кинулся на него с голыми руками. Манёвр удался, и теперь окровавленный Эмиль, прижав к полу Армандо, крепко сжал обе руки на его шее, отчего тот начал хрипло дышать, и казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Глянув на открытую дверь из подвала, Лилит поняла — проход свободен, теперь она может беспрепятственно сбежать, и Эмиль, сидящий к ней спиной, даже не заметит её побега.       Подскочив, она уже сделала шаг к выходу и вдруг застыла, переведя взгляд на бьющегося в судорогах Армандо. Счёт шёл на секунды, и в этот момент Лилит возненавидела себя за этот импульс, который мог закончиться для неё весьма плачевно. Стол с инструментами находился по правую руку, сражающиеся мужчины — по левую, а сделай она два шага вперёд и окажется на свободе… Лилит резко метнулась вправо, схватила лежащий на столе кинжал гоблинской работы и бесшумно подкралась к Эмилю. Зажмурившись, она быстро, с размаху и со всей силы, на которую только была способна, вонзила остриё кинжала в спину своего мучителя. Оружие оказалось настолько острое, что, скользя, вошло в массивное тело по самую рукоятку, и теперь Лилит поняла — те порезы, которые нанёс ей упавший на прямо на Армандо мужчина, были лишь лёгким касанием лезвия о кожу.       Глубоко вздохнув, её спаситель одним движением выдернул из спины рычащего от адской боли Эмиля кинжал и, перекатившись, оказался сверху.       — Найди палочку! Красную! — быстро приказал он, нанося один удар кинжала за другим в сердце, живот, горло. Казалось, что тело Эмиля вот-вот превратится в сплошное кровавое месиво.       Лилит начала быстро оглядывать помещение, и когда ей удалось добраться и схватить красное древко, Армандо уже встал с окровавленного тела и, небрежно вытерев остриё кинжала о пропитавшиеся кровью бежевые брюки, протянул рукоятку кинжала девушке:       — Держи при себе. Идём на выход, достаём твою палочку и трансгрессируем, — чётко отдал он приказ. Коротко кивнув, Лилит до боли сжала рукоятку оружия и пошла за спиной Армандо, словно бабочка в беспросветной тьме, что летит на свет маяка, дающего надежду и веру. Веру, которая уже была утеряна. Адреналин заглушал острую боль от вновь открывшихся ран, и Лилит почти не обращала внимание на кровь, что начала стекать по телу.       Когда они вышли из тёмного коридора, девушка резко зажмурилась от света яркого закатного солнца, который, казалось, что вот-вот ослепит её. Она уже так привыкла к мраку подземелья, что сейчас ей пришлось бороться с собой, чтобы открыть глаза вновь.       — Maldito auror! — услышала незнакомый голос Лилит, но не успела она открыть глаза и найти источник звука, как зелёный луч Армандо настиг говорящего. Тело с глухим звуком повалилось на деревянный пол какой-то лачуги, в которой они сейчас находились.       Миновав залитую солнцем длинную комнату, они пробрались в каморку.       — Ищи свою палочку, — быстро кинул ей Армандо и встал у выхода, контролируя коридор.       Крепко сжимая в одной руке кинжал, Лилит начала шариться по полкам на длинном стеллаже. Найдя чёрную бархатную сумочку, она быстро перекинула её через плечо. Краем уха она услышала приближающиеся шаги, а затем и увидела искрящиеся в дверном проходе вспышки. Армандо захлопнул дверь, отрезав Лилит от происходящего, и теперь она могла лишь слышать то, что происходит снаружи. Продолжая лихорадочно искать свою палочку, до её ушей доносились взрывы, крики и ругань на чужом языке.       — Ríndete antes de que sea demasiado tarde!       — No te metas en el camino, gusano.       — Bastardo, voy a llegar a su jefe, arrancar su corazón y alimentar a los perros sin hogar, — распознала она голос Армандо.       Когда Лилит наконец нашла свою волшебную палочку, звуки стихли, и, осторожно выйдя в коридор, она увидела три тела, что лежали у ног запыхавшегося Армандо.       — Готова? — протянул он ей руку.       — Готова, — твёрдо ответила она, крепко сжав тёплую ладонь Армандо.       Трансгрессия далась тяжело, и когда они оказались на песчаном пляже, Лилит тут же упала на белоснежный песок. Глаза её закрывались, и из последних сил она сказала:       — В сумке… зелья…       — Не закрывай глаза, — взволнованный голос Армандо перебивал шум волн, бьющихся о берег.       — Меня зовут Лилит, — последнее, что успела сказать она, перед тем как её сознание отключилось.

*

      С трудом разлепив веки, Лилит поднялась на локтях. Раны на животе и предплечье ныли, но крови уже не было. Она лежала всё в том же белом рваном платьице, которое пропиталось грязью подземелья и её собственной кровью. Оглянувшись, она поняла, что находится в небольшой палатке, а шум волн мягко касался её слуха. Кое-как поднявшись, Лилит нашла выход и увидела костёр, рядом с которым сидел Армандо, смотря на чистое звёздное небо.       — Niño, ты проснулась, — лучезарно улыбнувшись, повернулся к ней мужчина. — Как чувствуешь себя?       — Пойдёт, — ответила она, присев у костра. — Спасибо тебе, Армандо. Если бы не ты, они бы убили меня.       — Это я должен благодарить тебя, — подсев к ней ближе, Армандо аккуратно прижал её к себе, закинув руку на плечо. — Если бы тебя там не оказалось, Эмиль задушил бы меня.       — Значит, хорошо, что мы встретились, — слегка улыбнулась Лилит.       — Конечно, хорошо, — хмыкнул он. — Мы убили одного из самых страшных людей Испании. Эмиль — первоклассный мясник, убивший столько людей, сколько ты не видела за всю свою жизнь.       Лилит вспомнила окровавленное тело на полу в подземелье, и ей вдруг стало тошно и страшно. Страшно оттого, что она была причастна к тому, что этот мясник больше никогда не откроет глаза. Передёрнувшись всем телом, она крепко обхватила коленки руками.       — Мы убили… — бесцветно повторила за Армандо она.       — И правильно сделали, — мягко поднял её подбородок испанец, заставляя смотреть ему прямо в блестящие карие глаза. — Не жалей ублюдков, niño. Они тебя жалеть не станут.       Они просидели у костра ещё несколько часов, пока Армандо рассказывал свою историю. Ла Гардуна — так именовала себя эта испанская мафиозная группировка — вела свою войну с маглорождёнными на территории всей страны. Армандо же, как глава мракоборческого отряда испанского министерства магии, уже продолжительное время боролся с членами мафии. Дела шли паршиво — преступная деятельность лишь набирала обороты, и, в отличие от мракоборцев, которым запрещали использовать непростительные проклятья и прочую запретную тёмную магию, Гардуна не стесняла себя какими-либо рамками допустимого. Подчинённые Армандо пачками гибли в сражениях, а все его прошения на разрешение использования хотя бы некоторых запрещённых проклятий отклонялись мгновенно.       — Со злом нужно бороться его же методами, — гневно выплюнул он.       — Но чем тогда добро будет отличаться от зла? — несмело вставила Лилит.       — Намерением, — твёрдо ответил Армандо.       Ей тогда показалось это весьма неубедительным аргументом, но спорить она не стала. Тем более, когда услышала то, что произошло потом.       Армандо направили в командировку на территорию Португалии, во время его отъезда члены мафии смогли добраться до его жены, которая, к тому же, была маглорождённой… Ведомый гневом вдовец в тот же вечер убил всех причастных и сравнял с землёй одну из штаб-квартир мафии. Заявление на увольнение он подал на следующий же день. По законам страны, за массовое убийство, в котором фигурировало многократное использование непростительного проклятья, Армандо должны были усадить за решётку, но министр, ссылаясь на заслуги перед страной и сложившуюся ситуацию, решил помиловать бывшего мракоборца. На службу он не смог бы вернуться никогда, но Армандо не слишком переживал по этому поводу. Казалось, он даже обрадовался, ведь теперь его руки были развязаны, и он мог бороться с мафией так, как считал нужным. Планомерно он уничтожал их подземные тюрьмы, вырезая по пути всех, кто вставал у него на пути, пока мракоборцы продолжали, как ему казалось, бездействовать. Теперь Армандо стал главным врагом Ла Гардуны, и за его голову была назначена огромная награда.       Когда они потушили костёр, Лилит поведала и свою историю мужчине, который выслушав её, пообещал лично доставить девушку во Францию и передать прямо в руки к бабушке. Лилит не была уверена, что это хорошая идея — опасалась, что поставит под удар ещё и её, но выбора, действительно, не было.       Утром Армандо принёс ей чистую одежду и раздобыл портключ. Оказавшись во Франции, они трансгрессировали к большим воротам родового поместья семьи Борн. Дверь никто не открыл, но, сумев преодолеть чары, они зашли внутрь. Пройдя через длинную мощёную дорожку ко входу в залитый солнечным светом дом, она открыла дверь и увидела перед собой накрытые белыми тряпками столы, рояль, диваны. Вся мебель была укрыта этим белым саваном. Коротко переглянувшись с Армандо, сердце её быстро забилось, подгоняемое нарастающей тревогой. Она медленно пошла вглубь дома. По пути ей не встретился ни один домовик, и казалось, что девочка с испанцем — единственные, кто находился на территории всего поместья. Зайдя на кухню, она увидела на большом подоконнике за окном стопку хаотично разбросанных газет, некоторые из которых словно разбухли от дождя, а затем высохли на палящем солнце Ниццы. Трясущейся рукой она открыла окно, взяла газеты, и её настигло чувство ужасного дежавю. Эта ситуация была до боли похожа на ту, которую ей довелось пережить уже почти три месяца назад, и Лилит словно предчувствовала, что именно она сейчас увидит.              «На семьдесят первом году жизни скончалась экс-министр Франции — Ирэн Борн. За несколько дней страшная болезнь смогла одолеть её. Целители утверждают, что после трагической гибели сына, миссис Борн так и не смогла найти в себе силы, чтобы бороться за жизнь». ​​​​​​​       Переведя взгляд на Армандо, Лилит молча протянула ему газету.       Пробежавшись глазами по заголовку, он с жалостью посмотрел на девочку:       — По крайней мере, тут должно быть безопасно, — тяжело выдохнул Армандо. — Береги себя, niño, — обняв Лилит, он уже направился к выходу, когда девичья ладошка крепко вцепилась в его запястье.       — Постой, — влажные голубые глаза с мольбой уставились в карие. — Можно я с тобой?

***

      Лилит пролежала в горячей воде ванной старост ещё около получаса. Воспоминание об Армандо подняло в душе волну скорби и жуткую ненависть, ярость к Ла Гардуне. Такой же яростью пылал когда-то Армандо, и теперь это чувство, подпитываемое в течение двух лет преследований, стычек и погони, словно передалось по наследству его напарнице. Лилит ощущала на себе всю ответственность за то дело, которое так и не удалось завершить Армандо. Она в очередной раз пообещала себе, что отомстит мафии за всё, через что они заставили пройти её семью, саму Лилит и Армандо. Отомстит за всех, кто погиб по их вине. Отомстит за своё одиночество. Рано или поздно.       Надев школьную форму, Лилит закрепила в кобуре на бедре небольшой, но от этого не менее опасный кинжал, что был выкован из гоблинского серебра, а ручку его украшали топазы.

***

16 октября 1944 г.

      Лилит и Реддл вот уже на протяжении двадцати минут сидели в кабинете зельеварения, ожидая, когда закипит зелье. Гнетущая, тяжёлая тишина преследовала пару с самого начала урока. И в этом затишье Лилит виделось куда больше опасности, чем в обычном перебрасывании колкостями, которое стало некой вариацией нормы. Сейчас же Реддл упорно её игнорировал, делая такой вид, словно девушки здесь нет вовсе. Тем не менее те вопросы, что мучили её всё это время, буквально вырывались наружу. Под конец урока Лилит не удержалась и всё же нарушила тишину.       — Что ты сказал Лестрейнджу? — холодно спросила она.       — Не понимаю, о чём ты, — даже не посмотрев на девушку, равнодушно ответил Реддл.       — Это ты сказал ему, чтобы он перестал со мной общаться. Думаешь, я не понимаю?       — Можешь понимать что хочешь, Борн, только я здесь ни при чём. Руфус — свободный человек и делает то, что хочет.       — Хочешь сказать, что и Малфой, и Розье, и любой другой слизеринец из твоей компании действует по собственной воле? — вкинула провокацию Лилит.       — Мои друзья, — выделил он. — Могут обходиться и без моих советов.       — Рада слышать, что ты их называешь друзьями, — прищурилась она. — У меня создалось впечатление, что они, скорее, прислужники.       — Ты ошиблась, — коротко закончил Реддл и, подхватив сумку, быстро вышел из кабинета.       И всё…       Никаких угроз, криков и споров. У Лилит начало создаваться впечатление, будто и сам староста решил держаться от неё в стороне. И это ставило в ступор. До этого момента Реддл не упускал удобного случая потрепать ей нервы и всячески путался под ногами, а теперь же казалось, будто он и вовсе не желает видеть девушку. Такая резкая перемена настроения вводила в замешательство. На короткий миг Лилит подумала, что хотела бы, чтобы всё стало как раньше, но быстро осадила себя:       «Может, он наконец отлип от тебя и одумался! Радуйся, дура!»       Только вот она чувствовала, что эта перемена неспроста. И что ей сулит это затишье, оставалось только догадываться. Определённо можно было сказать только одно — ничего хорошего. А значит, ей нужно поскорее поднажать в своём расследовании и выяснить уже хоть что-нибудь.              

***

      

17 октября 1944г.

      Пытаясь понять ошибку, которую она допустила при создании рунного браслета, Лилит половину дня проторчала в библиотеке.       Резко захлопнув большой фолиант, Амит встал со стула и размял спину:       — Идёшь на ужин?       — Нет, — продолжая чтение, ответила Лилит.       — Ты хоть иногда кушаешь? — положил ей руку на плечо Лавгуд.       — Кушаю, — механически сказала она.       — Что-то я давно не видел тебя в большом зале.       — Амит, ты не моя матушка, — оттого, что Лавгуд отвлекал её от очень важного дела, в которое она была погружена с головой, Лилит начинала злиться. — Кстати, матушка моя давно мертва, так что от выслушивания моралей отвыкла, — жёстко закончила она.       Тяжело выдохнув, Амит ласково сжал её плечо и пошёл на выход.       «Впрочем, и мне здесь нет смысла засиживаться, лучше проведу остаток дня в выручай-комнате», — рассудила она.       — Миссис Роузвуд, я хочу взять книгу с собой, — подошла Лилит к стойке библиотекаря, которая, нахмурившись, что-то писала на длинном пергаменте.       — Да, конечно, — ответила женщина, нащупывая рукой толстую книгу учёта. — Милая, можешь сама вписать? — открыла она перед Лилит последнюю страницу. — У нас большое пополнение, дел невпроворот.       — Конечно, — кивнула Лилит. — В каких секциях пополнение? — подвигая к себе книгу, начала царапать пером страницы она.       — Несколько фолиантов по зельеварению и травологии, целый десяток книг по волшебным существам. Между прочим, некоторые экземпляры книг по тварям авторства нашего бывшего студента. Такой славный мальчик, пуффендуец, жаль, недоучился…       Миссис Роузвуд всё продолжала говорить, но Лилит её уже не слушала. Всё её внимание сосредоточилось на одном, уж слишком часто повторяющемся в записях, названии книги — «Тайны наитемнейшего искусства». Казалось, что экземпляр из запретной секции буквально ходил по рукам. Сначала её взял Лестрейндж, затем Реддл, после этого был Розье, снова Лестрейндж и буквально двадцать минут назад книга перешла в руки Абраксаса Малфоя. Кинув взгляд на дату, когда книга была взята из библиотеки впервые, Лилит нахмурилась:       «Семнадцатое сентября…» — она могла дать голову на отсечение, что у них не было ни одного проекта по ЗОТИ, где могла бы пригодится книга подобного толка, и это вызывало большие подозрения. Но через мгновение её осенило: «Примерно в это время я нашла волхование и спросила у Реддла про крестраж».       Быстро закончив вписывать название книги по рунам, Лилит постаралась как можно скорее отделаться от миссис Роузвуд и буквально побежала в подземелье.       «Пока все на ужине, мне надо успеть найти книгу», — на бегу думала она. Лилит ни на секунду не сомневалась в своей затее. Слишком уж странно, что книга начала ходить по рукам слизеринцев сразу после того, как у неё с их старостой случился весьма любопытный диалог, во время которого Реддл чуть ли не захлёбывался от злости.       Однажды ей довелось заглянуть в комнату, где жил Лестрейндж, когда парень буквально затащил её к себе, чтобы Лилит смогла отведать его вкуснейших яблок. Яблоки, конечно, оказались отменными, только тогда этот жест вызвал немало косых взглядов со стороны группы шестикурсников, которые заметили, как девушка выходила из мужской спальни. По разговорам слизеринцев, Лилит поняла ещё давно — Руфус живёт вместе с Малфоем, Розье и Эйвери. Стрелой промчавшись по гостиной, Лилит быстро отыскала нужную комнату.       — Акцио «Тайны наитемнейшего искусства», — быстро вскинула палочку Лилит. Времени на поиски было крайне мало, и слизеринцы могли вернуться с ужина в любой момент.       Крышка сундука перед дальней кроватью начала дребезжать, словно что-то пыталось вылезти из него. Рывком сорвав замок, Лилит наконец-то увидела книжку в чёрной обложке.       До этого момента она думала, что любого толка тёмная магия уже давным-давно перестала вызывать в ней это давно забытое чувство, словно тонкие холодные щупальца пытаются забраться тебе в душу, делая вдыхаемый воздух вязким, густым. Но эта книга… Нет, Лилит видела и вещи куда более тёмные, от которых казалось, что и вовсе задохнёшься. Но её порядком удивило, что она смогла возыметь хоть и весьма слабый, но всё же эффект на девушку. Быстро засунув книгу в сумку, Лилит закрыла сундук и что есть мочи помчалась к выходу. Уже в коридоре подземелий она сбавила шаг, чтобы не вызвать подозрений. Сегодня был день каких-то гонок, не иначе. Подгоняемая бурлящей в венах кровью от захлестнувшего её с головой азарта, ощущения победы и не менее яркого, отчетливого страха, она помчалась на четвёртый этаж. Забежав в выручай-комнату, Лилит быстро запрыгнула на кровать и приступила к внимательнейшему изучению выкраденного экземляра.       Эта книга оказалась кладезем тёмной и весьма жуткой магии. Те ритуалы, что там описывались, невольно вызывали дрожь по всему телу, а проклятья вполне могли бы посоревноваться с непростительными в реестре запрещённых. Во время скоростного проглатывания информации у девушки возник весьма закономерный вопрос: «Какой умник решил, что эту книгу можно поместить в библиотеку к школьникам?». Если от настолько тёмной магии стало не по себе даже Лилит, то какого же чёрта эта книга хранится в Хогвартсе? Впрочем, этот вопрос волновал её в меньшей степени, чем предвкушение разгадки тайны крестража. Перевернув страницу, Лилит воскликнула:       — Не может быть!       Девушка чуть не подпрыгнула на месте, увидев долгожданный заголовок:       «Крестраж — наитемнейшее из существующих искусств».       В отличие от волхования, тайны наитемнейших искусств предоставляли более чем полную информацию об этом, как оказалось, ритуале. Помимо подробного описания, тут можно было найти и способ создания артефакта с частью расколотой души волшебника, и способ уничтожения. И, как оказалось, тот самый Герпий Злостный, которого Лилит истово защищала перед Реддлом в больничном крыле, был создателем этого сильнейшего ритуала, который, пожалуй, мог по-настоящему называться высшим проявлением тёмной магии, в самом чистейшем её виде.              Лилит хмыкнула — теперь понятно, отчего Реддл, которому уже была известна эта информация, был так ошарашен тем, как смело она задала весьма опасный вопрос. Только вот с чего он так старательно пытался скрыть от неё это знание? Лилит сразу откинула сумасшедшие теории, которые заключались в связи Реддла с данным ритуалом. Из разумных вариантов, которые имели место быть, остался лишь один. Неужели он предполагал, что Лилит, снискавшая в его глазах славу безумной и непредсказуемой ведьмы, окажется настолько сумасшедшей, что захочет использовать этот ритуал на самой себе? Хоть Реддл и не отличался благородными порывами, но отчего-то именно этот вариант показался ей самым очевидным. Всё же, староста уже не раз, со своего барского плеча, оказывал ей помощь. Была бы Лилит более наивна, то решила бы, что он и вовсе, несмотря на их войну, словно оберегает её.       «Вернее, оберегал…» — тяжело вздохнула она. Отчего-то на душе стало тяжело. Неужели она скучает по его участию в её жизни?       Мысли Лилит вернулись к ситуации с Биддером. Реддл безо всяких предисловий, наравне с Руфусом, встал на её защиту и ничего не потребовал взамен. Да и не просто встал на защиту, а действительно решил весьма непростую ситуацию, где Лилит пустила Круциатус прямо в стенах школы. Помимо этого, и сам Биддер перестал лезть и старался держаться от неё как можно дальше. И самое интересное в этом всём, так это первая реакция самой Лилит сразу после инцидента. Как только Лестрейндж сказал ей, что Реддл во всём разберётся, у неё не возникло и малейшего сомнения — разберётся. Хотя будь на месте старосты кто угодно другой, она бы, без сомнений, не смогла бы так легко отпустить эту ситуацию и самолично поспешила урегулировать проблему. Можно даже сказать, что, как ни парадоксально, в тот момент она доверила Реддлу свою жизнь. Хоть и звучит это весьма претенциозно, но сути дела не меняет — если бы кто-то узнал о Круциатусе, ей бы даже Дамблдор не смог помочь и её тут же отправили бы в Азкабан, либо же вышвырнули из Хогвартса, где за девушку уже бы взялась мафия.       «Да при чём здесь это!» — резко осадила она себя, стараясь выкинуть из головы эти лишние мысли, возвращаясь к важному.       — Получается, маг раскалывает свою душу надвое, — подытожила Лилит. — Тем самым он становится практически бессмертным.       «Но это противное самой природе человека действие не может пройти бесследно», — продолжила читать она. — «Лишившись части души, волшебник также будет терять часть присущих ему чувств и эмоций. Для того, чтобы создать крестраж, маг должен совершить противное природе деяние — убийство человека. При помощи тёмного заклинания одну часть можно будет извлечь из тела и заключить в специально подготовленный предмет, в крестраж. Восстановить целостность души поможет лишь искреннее раскаяние в своём деянии, но оно также может убить волшебника в процессе».       — А как, простите, он сможет раскаяться, если лишён чувств из-за того, что расколол душу? — недоумевала Лилит вслух. — Да это же звучит как что-то невозможное!       Лилит не представляла, кто бы в здравом уме мог решиться на такой отчаянный поступок. Слишком уж это грубый и опасный способ для обретения бессмертия. Да и бессмертия лишь условного, ведь никто не может гарантировать, что самого волшебника не убьют, а его крестраж сразу же не уничтожат — и какой смысл тогда раскалывать свою душу? Лилит, как родственница Фламеля и поклонница китайских даосов, была уверена, что должен быть и другой способ в достижении бессмертия, который не повлечёт за собой такие пагубные последствия в виде искарёженной души.       «Лишаясь чувств, волшебник словно обрекает себя на весьма жалкое, ограниченное и абсолютно пустое существование, и весь смысл вечной жизни при таком раскладе уже отходит на второй план», — подумала Лилит.       Бегло пролистав остальные страницы, она поняла — «Тайны наитемнейших искусств» обязательно надо показать Лавгуду. Быть может, хоть там он сможет отыскать что-то полезное для расследования тайны дневника. Прикинув в уме, Лилит предположила, что, в целом, Реддловский дневник мог бы подойти под описание артефактов Амата, о которых говорилось на первых страницах. Это были заколдованные предметы с весьма хитрой магией, которые когда-то использовались в Египте на осуждённых. Обычно они представляли из себя как раз таки листы папируса, а позднее - пергамента. И как только условный грешник садился перед артефактом, он уже не мог противиться его силе и вписывал на папирус все свои грехи, раскаиваясь в содеянном. Каждое слово перо выводило его собственной кровью, и это египтяне считали наичестнейшим из всех судов и страшнейшей из кар. Чем длиннее выходил список грехов, тем меньше шансов оставалось у волшебника выжить. Большинство медленно умирало от потери крови, но были и те, кто смог выжить после этого испытания. Да, догадка была хорошей, но всё снова упиралось в то, что ей, как ни крути, нужно каким-то образом выкрасть дневник, чтобы подтвердить смелую теорию.       Глянув на часы, Лилит недовольно отметила, что время отбоя наступило уже как два часа назад. Бежать к Лавгуду сломя голову слишком поздно, да и не было никакого желания натолкнуться в коридоре на разъярённого Реддла. А в том, что он разъярён, Лилит практически не сомневалась. Наверняка пропажу книги скоро заметят, если этого уже не произошло. Тем более, не было даже малейшего шанса успеть вернуть книгу обратно в сундук Малфоя до начала следующего дня. Раз остаться не рассекреченной у неё уже не получилось, то ничего не мешает ей немного повременить с возвращением книги.       Тихонько проскользнув в спальню девочек, Лилит уложила под подушку палочку и книгу, чтобы на следующее же утро явиться в большой зал, и отнюдь не для завтрака. Игнорируя слизеринский стол, она быстро прошла к когтевранцам и выцепила из толпы Лавгуда.       — Доброе утро, — нагнулась Лилит к старосте когтеврана.       — Доброе утро, — удивлённо ответил он. — А что ты…       — Я кое-что нашла, — перебила она и продолжила шёпотом, игнорируя заинтересованные взгляды от остальных когтевранцев: — Я тебе сейчас кое-что передам для изучения. Привстань, только незаметно, — едва слышно приказала она Лавгуду на ухо. Когтевранец послушался, и Лилит быстро вытащила из внутреннего кармана мантии книгу и положила её прямо под пятую точку Амита. Парень в тот же миг, казалось, перестал дышать. — Вечером встречаемся в библиотеке.       Не оглядываясь на слизеринский стол, Лилит выбежала из большого зала.       Сидя на ЗОТИ, она то и дело чувствовала на себе взгляд Реддла. К слову, отнюдь не дружелюбный, а тот самый, испепеляющий.              «Он уже в курсе», — обречённо подумала Лилит. — «Видимо, сегодня и закончится это затишье».       Она была более чем уверена, что Реддл не оставит это без внимания и наверняка устроит ей хорошую разборку. И Лилит уже начала морально готовиться к этому.       — Где мистер Малфой? — спросила Вилкост, ища глазами счастливчика, который ответит ей на вопрос о способах противодействия вампирам.       — Заболел, — лаконично ответил староста Слизерина, и Лилит показалось, что на долю секунды глаза Реддла сверкнули алым в её сторону.       «Заболел?» — сердце девушки содрогнулось. Слишком уж подозрительно выходило, что Абраксас, который ещё вчера не подавал никаких признаков болезни, внезапно захворал. И это сразу после того, как она выкрала «Тайны наитемнейшего искусства» именно из его сундука. — «Неужели Реддл посмел тронуть своего закадычного друга за то, что тот упустил книгу?»       Чувство вины захлестнуло её с головой. Судя по всему, получается так, что Лилит подставила Малфоя и тому хорошо досталось.       «Сделанного не воротишь», — постаралась тут же успокоиться она, чтобы не побежать к Абраксасу с повинной и мольбами о прощении. Да, первым порывом стало именно это. Пусть ей и удалось найти ответ на свой вопрос и это было единственным шансом добраться до правды, но ведь Малфой всегда относился к ней по-доброму, а она, в свою очередь, отплатила ему весьма поганой монетой.       Постаравшись оставить сожаления, она сконцентрировалась на голосе профессора Вилкост.       К вечеру Лилит с Амитом обсудили ритуалы из книги и сошлись во мнении насчёт артефакта Амата. Брезгливо передав книгу воровке, Лавгуд пошёл делать два эссе по травологии, а девушка направилась к библиотекарю.       — Миссис Роузвуд, можно вернуть книгу? Абраксас Малфой заболел и попросил меня об услуге, — с тяжёлым сердцем сказала Лилит. — Примете?       — Да, конечно, — печально улыбнулась Роузвуд. — Передавайте мистеру Малфою мои пожелания скорейшего выздоровления.       — Обязательно, — кисло ответила она. — «Боюсь даже представить, куда именно он мне засунет эти пожелания, явись я к больному…»       Наступило время отбоя, а Реддла всё не было. Причём сама Лилит не скрывалась в выручай-комнате и была относительно готова к сложному разговору. Вот только она не была готова к его отсутствию… Раньше он бы за подобную выходку порвал её на кусочки.       «Да что же, чёрт возьми, происходит?» — взялась за голову Лилит, зайдя в спальню.       — У тебя есть зелье сна без сновидений? — обратилась она к Оливии.       — Могу предложить только оглушающее заклятие, — ответила девушка, захлопнув книгу по истории магии. — Что стряслось?       — Да как тебе сказать… — присела к ней на край кровати Лилит. — Я совершила глупость, за которую расплачивается другой человек.       — Да, это печально, — понимающе кивнула Гринграсс.       — Как думаешь, Малфой действительно заболел?       — Кто знает… — немного подумав, соврала она, чтобы не усугублять и без того отвратительное состояние Борн. Кажется, Оливия начала понимать, кто же именно расплатился вместо подруги. — Если тебя это утешит, недавно из-за Абраксаса пуффендуец попал в больничное крыло. Разумеется, по официальной версии, он оступился на лестнице. Так что будем считать, что Малфоя настигла кара за совершённые грехи.       — Нет, легче не стало, — горько усмехнулась Лилит.       — А у тебя был злой умысел? Дурное намерение?       — Если честно, — нет. В тот момент я даже не задумывалась о том, какие последствия могут быть. Вернее о том, что эти последствия могут настигнуть кого-то другого, а не меня саму. Но какая от этого разница?       — Может и никакой, а может — большая, — задумчиво прикусила губу Оливия. — Мы часто делаем что-то, что может повлиять на других людей, и неважно, в лучшую или в худшую сторону — предсказать это весьма сложно. Так уж устроен социум. И тут большую роль играет не только сам поступок, но и наше намерение. Если намерение дурное, злое — то ты, вероятно, человек не из лучших и добродетельных. Но в твоём случае… Я сейчас не оправдываю тебя и твой поступок, что бы там ни было, поверь. Возможно, у тебя и правда есть причины корить себя. Только вот я не думаю, что ты злой человек с чёрствой душой. Если бы это было так, то ты бы не сидела сейчас здесь с поникшей головой.       — Может и душа моя не чёрствая, но это не отменяет того, что я совершила уйму ужасных поступков. Просто поверь мне и не спорь. Если бы ты знала всю правду про меня, навряд ли захотела бы продолжить общение.       — Люди меняются, — обняла её Гринграсс. — Что бы ты ни совершила в прошлом, у тебя всегда есть возможность измениться. Нужно лишь намерение.       «А есть ли у меня это намерение?» — устало опустила свою голову ей на плечо Лилит. — «Перестану ли я убивать членов испанской мафии? Навряд ли. Армандо всегда говорил — либо ты, либо тебя. И жизнь доказала, что он был прав. Да, я пыталась спастись, но всё же. Важно ли намерение, когда лишаешь человека жизни? Навряд ли…»       Несмотря на весьма неутешительный итог, Лилит стало легче от того, что она поделилась хоть толикой переживаний с Оливией. Закрывая полог своей кровати, она тихо сказала переодевшейся в ночную сорочку Гринграсс:       — Если это уместно, передай, пожалуйста, Абраксасу, что мне жаль. Я правда не хотела его подставить.       Лилит сомневалась, что он примет её извинения, но она не могла этого не сделать. Хотя бы для того, чтобы отчасти успокоить свою совесть.

***

18 октября 1944 г.

      От Альфарда Блэка поступила весьма неутешительная новость — предстоящее собрание вальпургиевых рыцарей отменилось. Все последующие тоже стоят под вопросом. Парень не знал, отчего это случилось, и был крайне удивлён — подобное происходило впервые.       — Но я не сомневаюсь, что это лишь на время, — нахмурился Альфард. — Кстати, я придумал, как можно тебя провести на собрание. Наш договор ведь в силе?       — Конечно, — пылко подтвердила Лилит.       — Отлично! Дам знать, когда назначат следующее собрание, — тихо ответил парень и вышел из-за ниши со статуей Салазара Слизерина.       По пути на кухню, где заботливый Хуки уже наверняка приготовил ей тройную порцию ужина, Лилит увидела компанию гриффиндорцев, в которой гордо вышагивали братья Уизли. Она привыкла прилюдно игнорировать мальчика, чтобы его не гнобили на факультете из-за связи с слизняком, потому собиралась, как обычно, пройти мимо, не поведя даже бровью.       — Лилит, привет, — громко выкрикнул Билиус.       — Привет, — широко улыбнулась она, пытаясь не выдать удивления от происходящего.       Неужели паренёк всё же набрался смелости и прислушался к её советам? Впрочем, находящиеся рядом гриффиндорцы возмущения своего скрывать не стали, на что Билиус резко ответил:       — Она моя подруга! И мне плевать, что она слизеринка.       Отделившись от компании, которая продолжала в изумлении наблюдать за происходящим, он подошёл к Лилит.       — Прости меня, — смущённо сказал Билиус. — Ты была права, я не должен идти на поводу у других.       — Я горжусь тобой, — тихо шепнула ему Лилит, склонившись. — Это было очень смело, — постаралась поддержать мальчика она.       — Спасибо, — залился краской Уизли. — Ну, я пойду.       — Да, тебе ведь теперь нужно объяснить друзьям, что это было, — мягко усмехнулась она.       Пока Билиус гордо возвращался к своему факультету, Лилит продолжила свой путь. Плотно поужинав, она поднялась на четвёртый этаж, где вновь проторчала до полуночи. Впрочем, сегодня должна дежурить Оливия, так что можно было не опасаясь спускаться в подземелья.       Лениво передвигая ноги по коридорам пустого второго этажа, Лилит услышала какое-то странное, тихое шипение. Списав это на игру ветра за длинными витражными окнами, она уже было двинулась дальше, когда вновь раздался этот странный, шелестящий звук. Девушка остановилась, прислушиваясь. Тишина… А затем… приглушённый скрежет, будто кто-то двигал большую колонну. Резко повернувшись в сторону звука, Лилит увидела дверь, за которой скрывался старый туалет для девочек, который уже давно перестал функционировать по назначению. Теперь там прогуливали уроки или запирались в кабинках парочки, желающие уединения. Правда, и это происходило нечасто — мало кто хотел столкнуться с приведением, что без конца ревёт и обзывает всех вокруг. Хоть Лилит и не видела эту плаксу Миртл, но была уже наслышана о ней. Но может ли приведение издавать такие странные звуки? Подойдя вплотную, Лилит ухом прислонилась к двери, автоматически нащупала палочку в кармане и кинжал на бедре — мало ли что? Хотя навряд ли это поможет против разбушевавшегося приведения.       «А может, зайти да посмотреть?» — подумала она, как в следующую секунду дверь резко распахнулась, и Лилит, полетев вместе с дверью вперёд, повалилась на мраморный пол. От резкого удара головой в глазах потемнело, а на разбитой нижней губе проступила капля крови. Пытаясь быстро прийти в себя, она, пошатнувшись, вскочила на ноги и схватилась за палочку, и тут Лилит увидела его…       Реддл стоял прямо перед ней, а его глаза полыхали красным в сумраке заброшенного туалета.       — Что ты здесь забыла? — ледяным тоном спросил он.       — Ничего, я просто…       — Хватит копать под меня! Ты ничего не сможешь найти, Борн, сколько бы ни следила за мной, — перебил он её, крепче сжимая палочку.       — Ну, кое-что мне всё же удалось найти, — уголком губы, с которого стекали маленькие капли крови, ухмыльнулась она. — Интересная вещица, этот крестраж.       Ей показалось, что Реддл хотел поднять свою палочку, но тут же остановился. Жест был молниеносным, практически незаметным, но Лилит, тем не менее, успела заметить этот порыв.       — Поздравляю, — мрачно ответил он. — Молодец, узнала, что хотела, а дальше что?       — Что ты сделал с Малфоем? — холодно спросила Лилит. — Он ни в чём не виноват.       — Абраксас заболел, — сквозь зубы процедил Реддл, а в глазах его промелькнул багровый отблеск ярости.       — Думаешь, я поверю? — зло усмехнулась она. — Если хочешь кого-то покалечить, вот она я, дерзай.       — Я никого не калечил, — практически прошипел он, отчего Лилит вся покрылась мурашками, а воздух вокруг словно заледенел. — Убирайся отсюда, Борн.       — Конечно! Сразу после того, как ты расскажешь мне, что это был за шум, — дерзко ответила она. Судя по всему, Реддл, по какой-то причине, действительно не собирался пускать в неё проклятия, отчего Лилит как-то набралась смелости. Хотя один лишь его взгляд сулил медленную смерть в муках.       — Не лезь не в своё дело, — толкнув её плечом, он прошёл мимо Лилит на выход, но она остановила его, схватив за предплечье:       — Реддл, что происходит? Почему ты ведёшь себя так, словно меня и вовсе не существует? Ещё и после того, как прохода мне не давал? — устало спросила она.       — Что происходит? — издевательски спросил староста, вскинув бровь. — Борн, кажется, ты забылась и решила, что мы теперь подружки.       — Я не…       — То, что я помогал тебе, ничего не значит. Я так сделал бы для любого слизеринца. Так что не тешь себя иллюзиями, что ты какая-то особенная. Ты такая же, как и все, — перебив её, резко вырвал он свою руку из ослабевшей хватки девушки. — Но знаешь что? Мне это надоело. Больше не смей даже подходить ко мне, — пристально посмотрев ей в глаза, он медленно, раздельно сказал: — Ты мне омерзительна, Борн, — и, хлопнув дверью, вышел из туалета.       «Ты мне омерзительна, Борн», — эхом отдавались его слова в голове. Силы, казалось, что разом покинули Лилит, и она села прямо на холодный пол. Отчего же ей стало так тяжело от этих слов? Реддл не хочет, чтобы она даже подходила к нему, надо радоваться и ликовать. Только вот ликовать не выходило. Вместо этого, сердце стало свинцовым. Хотелось кричать, что есть мочи. Поднявшись на ноги, Лилит со злостью, одним быстрым движением достала кинжал и метнула его в сторону двери. Остриё прочно вонзилось в дерево.       «Я это так просто не оставлю!» — на смену странному отчаянию и унынию пришла ярость. — «Значит, идём ва-банк…»       Весь вечер Лилит обдумывала предстоящую операцию. Ей было необходимо узнать слишком многое, начиная от того, что сказал Лестрейнджу Реддл и почему он сам резко поменял своё настроение по отношению к ней, заканчивая этим странным скрежетом и паролем от его комнаты, чтобы достать дневник. И тянуть с этим она не будет. Всё решится завтра…

***

19 октября 1944 г.

      Весь класс сосредоточенно вычерчивал на пергаменте руны. Это был последний урок, на котором и должно было свершиться задуманное. Выбрала Лилит именно время урока неспроста — даже в случае, если всё пойдёт не по плану, Реддл ничего ей не сможет сделать. Учитывая, что рядом студенты всех факультетов и профессор, староста не сможет даже рыпнуться, а к атаке после урока она подготовиться успеет. Она лишила его главного преимущества — возможности застать врасплох.       Переведя взгляд на парня в бордовом галстуке, что сидел через две парты от Реддла, Лилит сконцентрировалась, сжав под партой палочку. Их со старостой и гриффиндорцем разделял лишь коридор вдоль кабинета, лицом к которому стояли парты, расположенные по обе стороны помещения.       «Расстояние крошечное, точно должно получиться», — решилась Лилит. Лишь сердце, что продолжало бешено стучать, мешало сосредоточиться.       Постаравшись успокоиться, девушка начала концентрироваться. Тонкая невидимая нить потянулась к гриффиндорцу, с лёгкостью открывая доступ к сознанию студента, что сейчас пыхтел над вычерчиванием сложного знака. Мысли его сейчас крутились преимущественно вокруг нецензурных слов. Парень даже не поднял головы, продолжая сосредоточенно выполнять задание профессора. Хороший знак. Значит, у Лилит получилось незаметно проникнуть в сознание.       «И что же ты делал вчера?» — начала медленно, аккуратно перелистывать воспоминания в голове. — «Кружок по игре в плюй камни, ссора с девушкой, тренировка по квиддичу…» — всё шло хорошо, и Лилит решилась подобраться к более ранним воспоминаниям. Ей удалось быстро пролистать воспоминания аж до третьего курса.       Медленно вынырнув из сознания гриффиндорца, Лилит продолжила наблюдать за ним. Парень ничего и не заметил, продолжая рассматривать получившийся на пергаменте знак с каким-то мученическим выражением на лице.       Обрадовавшись маленькой победе, Лилит перевела взгляд на Реддла. Он был сосредоточен на переводе. Руки её дрожали…       Выдохнув, она крепче сжала древко и начала очень аккуратно направлять щупальце легилименции на сидевшего напротив Реддла, пытаясь приоткрыть его сознание. Воздействие было ещё тоньше, аккуратнее и незаметнее, чем минутой ранее с гриффиндорцем. Слабые, расплывчатые образы уже начали проступать, когда она почувствовала ужасную боль, словно в её голову влетело копьё, разделив череп на две половины. Лилит резко выдернуло из чужого сознания, а из носа потекла тонкая струйка крови, которую она поторопилась тут же утереть тыльной стороной ладони.       Подняв глаза, она встретила лихорадочный, алый блеск в глазах. Казалось, что зрачки Реддла и вовсе пропали, налившись кровью. И взгляд этот обещал выжечь её сердце. И отчего-то Лилит не сомневалась — так и будет. Она просчиталась. Крупно просчиталась. Недооценила противника. Но кто же знал, что староста так талантлив в окклюменции, которую даже не преподают в Хогвартсе? Впрочем, Реддл был талантлив во всём, а она… Она пожалела, что отказалась от розового гроба, который предложил ей организовать Лестрейндж. Кажется, сейчас он бы однозначно пригодился. Реддл продолжал на неё пристально смотреть, хищно сузив глаза. Лицо его словно стало резче, а на скулах ходили желваки. И спасало Лилит лишь то, что они находились в заполненной аудитории.       Не выдержав, Лилит резко прервала зрительный контакт и уставилась в пергамент. Стало по-настоящему страшно. Урок, тем временем, подходил к концу. Ученики начали собирать свитки, а Лилит готовилась к казни. Она специально замешкалась, собирая учебники и листы пергамента в сумку. Реддл вышел из кабинета одним из первых. Крепче сжав палочку, Лилит с опаской переступила порог кабинета.              Не успела она сделать и пары шагов, как по всему её телу прошлось приятное тепло, а все тревожные мысли резко исчезли, наполняя голову спокойствием и умиротворением. Казалось, что ноги сами несли Лилит, пока сознание её пребывало в состоянии бесконечного блаженства. Она лениво рассматривала портреты, что висели на стенах коридоров, и окна, за которыми лил дождь. Спускаясь вниз, девушка оказалась на втором этаже и точно знала, куда ей надо идти — в заброшенный туалет для девочек. Толкнув дверь, на которой остался след от кинжала, она прошла внутрь и увидела Тома Реддла.       «Староста? А что он здесь делает?» — нотка тревоги начинала разрастаться, медленно заползая в голову. Когда Лилит перевела взгляд на раковины, она увидела, что одна из них была отодвинута и теперь открывала проход в какую-то тёмную дыру. Резко помотав головой, Лилит очнулась, сбросив действие Империо. Только вот поздно. Она уже стояла на краю этой чёрной бездны. В следующее мгновение твёрдая мужская рука толкнула её в спину, и девушка полетела по длинному туннелю вниз.              Настало время расплаты…