L'hiver enveloppé de passion.

Чудом настало мирное время. Войны остались позади, уйдя вместе с тяжкими переживаниями и нависшей над шеей острым лезвием смертельной угрозой. После всего они могли быть рядом без боязни лишиться друг друга по воле непредсказуемой судьбы, что сама решает в какую сторону крутить свои шестеренки. Гу Юнь наконец сбросил с себя броню, а Чан Гэн бумажную волокиту, вместе они распрощались с возложенной на них лавиной ответственности, которая заслуженно скатилась с их плеч на чужие головы. Зима. Теперь не нужно вставать с темнотой до рассвета, чтобы спозаранку явиться в императорский дворец, выслушать по большей части безмозглых чиновников, претерпеть мозговой штурм и на резко обретенных крыльях, в связи с отказом измученных ног, пулей полететь в лучшем случае в поместье, в любом другом — в жаждущие объятия врага. Да, сейчас они жили также рутинно, но эта рутина была такой маняще сладкой, вязкой и тягучей, что расставаться с ней было сравнимо пытке. Пусть она длится вечность, спустя столько времени, минуя столько ужасов, они наконец заслужили просто отдохнуть. Гу Юнь не желал выезжать из поместья: оно всегда было его домом, теплым местом, согретым не печами, а воспоминаниями, сердцами живших и живущих там людей; местом к которому всегда стремилась его душа. Поэтому было решено обустроить все удобства для роскошного отпуска прямо здесь. Чан Гэн, несмотря на былую неприязнь к этому месту, совершенно не был против. Когда-то у него не было дома, а поместье сдерживало его бойкую натуру и глубоко въевшуюся в детскую душу обиду, что послужило причиной ненависти и неоднократного бегства. Теперь двери не были сжимавшими в железных тисках кандалами, слуги не казались бессердечными надзирателями, а комнаты — жуткими тюремными камерами. Спустя годы Чан Гэн обрёл дом, и это не поместье Аньдинхоу. Место, где есть Гу Юнь — его ифу, его Цзыси, — будь то хоть райский сад, хоть адский котёл, сразу становилось родным, уютным, нежным и теплым… Становилось домом. Первые недели они с наслаждением млели в объятиях теплых одеял, греющих и тело, и душу. Однако вскоре даже такой приятный досуг начал понемногу надоедать. Вечно лежать в постели было безусловно приятно, но слишком утомительно, к тому же двум привыкшим к постоянным поездкам и боям людям физически и морально была необходима активность. Но проблемой служило то, что они крайне не хотели привлекать лишнее внимание, выходя за пределы условной зоны отдыха, показываясь на глаза любопытным прохожим или того хуже, жадным до сплетен и новостей газетным вестникам. Не долго размышляя, прямо во дворе поместья Аньдинхоу было решено залить каток! Благо условия позволяли. Так они могли остаться наедине, наслаждаясь активным досугом в обществе друг друга, а не пожирающими взглядами зевак и влюбленных девиц, всё ещё наивно мечтающих заполучить в мужья кого-нибудь из них. Летняя беседка была оборудована и утеплена. Теперь она служила раздевалкой, примерочной и инвентарной одновременно. Здесь располагались несколько длинных обитых скамеек, само собой хранились коньки и прочая мелочь. Сразу после следовал только что залитый каток. Снег ненавязчиво присыпал невообразимой красоты полупрозрачный лед, защищая Гу Юня от окончательной слепоты. Солнце же чуть проглядывалось сквозь белый пух, будто дразня своими давно негреющими лучиками. Даже буйный ветер сегодня решил отдохнуть, не напевая свою посвистывающую мелодию, и не студя чьи-то опрометчиво открытые кусачему морозу щёки. ―Цзыси! ―громкий голос Чан Гэна разрезал безбрежную тишину, до этого походившую на мирную водную гладь, ―Почему ты снова так легко одет? Я ведь просил тебя найти что-то потеплее! Вечные беспокойства парня вызывали у Аньдинхоу разве что снисходительную улыбку, однако поднимаемая тема всю его жизнь стояла остро, как сосульки, свисающие с карнизов. Мучаясь от проблем со зрение и слухом, ему жизненно необходимо было подключать всевозможные чувства, от обоняния до шестого, чаще всего просто ради того, чтобы выжить. Не научись он этому с детства, и последние дни пришлось бы лежать не в мягкой кровати и объятиях возлюбленного, а в безымянной холодной, такой же очерствевшей и бездыханной земле. С другой же стороны, совершенно игнорировать теплые одеяния тоже не было выходом. Гу Юнь всё ещё оставался обычным человеком, подверженным множеству заболеваний, в том числе треклятой простуде, которая всю жизнь преследовала его по пятам, не далеко отходя от периодически уходящих в закат зрения и слуха. К тому же, чем сильнее его конечности мёрзли, тем сильнее затуплялись ощущения, в особенности осязание. Не чувствуя собственных рук, как ты почувствуешь приближение врага? При этом привычка оставалась привычкой, и Гу Юнь совершенно не заботился о себе; похоже годы сражений и литры пролитой на поле боя крови просто избавили его от чувства самосохранения. ―Не беспокойся, Чан Гэн, я пережил падение столицы, думаешь какая-то перхоть, летящая с неба, меня убьёт? ―он довольно хихикнул с собственной шутки, оборачиваясь на возлюбленного, ― Хватит думать обо мне, заботливая нянька, пора как следует повеселиться! ―с этими словами маршал скрылся в беседке. С тяжелым и чуть огорченным вздохом Чан Гэн проследовал за ним. Иногда он правда чувствовал себя нянькой избалованного ребенка! Нет, он не жаловался, напротив, потакал капризам этого переростка с поведением подростка, просто чуть расстраивался, когда тот вовсе его не слушал, ни во что не ставя искренние переживания за его и без того слабое здоровье. Только притворив дверь и обернувшись внутрь, он увидел забавную картину: маршал, согнувшись в три погибели, тщетно теребил в руках шнурки коньков, с лицом, настолько напряженным, будто от его действий зависела судьба человечества. Недоумённо Чан Гэн уставился на сию картину, не зная, то ли Цзыси решил над ним пошутить, то ли ему правда нужна помощь. Гу Юнь по натуре своей никогда не был беспомощным, однако неподдельное нахальство так и пролегало через всё его нутро. Раз Чан Гэн так хочет о нём позаботиться, то пусть. ―Ифу? ―всё ещё недоверчиво спрашивал Чан Гэн, уже готовый к очередной насмешке,― Ты сейчас серьёзно не можешь справиться с коньками? Ну не верил он, что человек, способный за раз уничтожить вооруженную армию, сейчас беспомощно рассматривает обыкновенные коньки, как новейшую вражескую разработку. Понимая, что лучшего момента для очередной шалости не придумать, Гу Юнь состроил ещё более страдальческое лицо, и сделал вид, что и вправду бессилен перед чертовыми веревками: ―А чего это ты так внимательно смотришь, залюбовался? Актерское поприще явно плачет по такому таланту, ведь кто, как ни великий грозный и непоколебимый Аньдинхоу Гу, смог так правдоподобно придуриваться, используя приёмы, присущие ему в реальной жизни. Не желая спорить и лишний раз проезжаться по самолюбию своего глупого ифу, парень решил просто помочь, пытаясь подавить явные подозрения о том, что это лишь очередной спектакль. Он молча подошел ближе, в голове прокручивая, как развязать узлы, что наплёл Гу Юнь в своих тщетных попытках расправиться с завязками, ну или же помотать ему нервы. Сев на одно колено, он вытянул ногу Аньдинхоу и уложил себе на бедро, принявшись выпутывать шнурки из плена. Гу Юнь и не пытался сдержать по кошачьи довольную улыбку на грани злорадства. Шалость удалась! — хихикнув, победно провозгласил голос в голове. Закончив с одной ногой, Чан Гэн принялся за другую. Он бережно продевал шнурки в отверстия, перекрещивал, а после затягивал, чтобы нога при катании не болталась, и на коньках можно было свободно ходить. ―Не туго? ―интересовался участливый Чан Гэн. ―Я бы сказал слабовато, ― насмешливо фыркал Гу Юнь, перед этим задумчиво потирая подбородок. Так битва была завершена, и победа оказалась в цепких руках Янь-Вана. Так же быстро и мастерски он расправился с своей обувью, и оба были готовы выдвигаться. Вполне твёрдо ступая по расчищенной тропинке, двое дошли до льда, дорога до которого не занимала сильно больше пары метров. Лихо перепрыгнув ограду, они встали на гладкую и блестящую до рези в глазах поверхность. Стоило Гу Юню попробовать оттолкнуться, как земля мгновенно ушла из-под ног, а от позорного падения спас несчастный бортик, который уже осознал, что его ожидает в ближайшее время. Чан Гэн среагировал мгновенно, сразу потянувшись к потерявшему равновесие Цзыси. Ощутив на своей талии цепкую руку Янь Вана, Аньдинхоу тут же встрепенулся, оттолкнув всякую помощь. ―Я просто оступился. ―коротко объяснил он. Это было очевидной ложью, в которую Чан Гэн пока скептически верил. Однако гордость Гу Юня никогда не позволит признать, что ему не под силу такое путевое дело, как катание на коньках! Но откуда же ему знать каково это? Маленький сын бывшего Аньдинхоу слишком рано повзрослел, из-за чего не успел вкусить все радости детства. Учить Гу Юня было некому, а вскоре его вовсе забрали в северный гарнизон, где он получил ранение, и после, под гнётом отца, был вынужден посвятить остатки итак обремененного тягостями происхождения и скверного характера детства, изнуряющим до полусмерти тренировками. В 15 он уже повёл свой первый отряд в бой, поэтому, к несчастью, был лишён возможности заниматься чем-то, кроме физ подготовки и ведения сражений. Естественно, Гу Юнь не собирался делиться этим с Янь Ваном. Он никогда не любил вспоминать детство, и, казалось, неважно сколько времени пройдёт, но эта навязчивая обида будет грязными когтями мерзко скрести по душе и глотке, если тот попытается вымолвить хоть слово. Делясь своими проблемами, он чувствовал себя отвратительно, будто голышом прошелся по людной улице, поэтому упорно избегал подобных тем. Отважно посмотрев вперёд, он решил, что любой ценой расправится с этим непутевым занятием. Ну что сложного, просто представляешь под ногами твёрдую землю и идёшь вперед. Шаг, второй, третий… Бац! Правую ногу повело в сторону, и маршал с гулким стуком врезался коньком в борт. Не обращая ни на что внимания, он продолжал тщетные попытки держаться на плаву, когда казалось, что под ногами бушует шторм, с легкостью топящий гигантские корабли, пока он плывёт в маленькой лодочке. Ситуация никак не поддавалась контролю, что конкретно начинало его раздражать, к тому же всё происходило на глазах обескураженного Чан Гэна, который мысленно отсчитывал секунды до момента, когда сможет сорваться с места и помочь, а не наблюдать за ифу, считая его несостоявшиеся падения, и тихонько посмеиваясь в кулак. Такое унижение Аньдинхоу испытывал в последний раз разве что в детстве, когда его отец в наказание заставлял маленького Гу Юня до дрожи в теле держаться в стойке всадника, терпя насмешки проходящих солдат. ―Цзыси, тебе точно не нужна помощь? ―плавно объехав не успевшего далеко уйти Гу Юня, мягко спросил Чан Гэн. ―Всё под контролем, ― не сильно подавая виду, но тем не менее раздраженно, отвечал Гу Юнь. Чан Гэн лишь хихикнул, но теперь оставался рядом, готовый в любой момент поддержать. К сожалению, или к счастью, за следующие пару минут маршалу так и не удалось открыть в себе талант к катанию, поэтому во время очередной потери равновесия, грозившей плохо закончиться для его поясницы, Чан Гэн умело развернулся, моментально оказавшись сзади, и, сжав ифу в крепких объятиях. ―Осторожнее… ― Чан Гэн был очень близко, из-за чего его теплое дыхание ощутимо опаляло холодное ухо, а слова звучали хоть и безобидно, но чересчур интимно. По спине Гу Юня прошла волна дрожи. ―Чего это ты прилип ко мне? ―всё ещё не хотел расслабляться Аньдинхоу, ненавязчиво пытаясь увеличить расстояние между ними. Он привык держать контроль в своих руках, а чувствовать себя беспомощным калекой сегодня в его планы точно не входило. ―Не капризничай, Цзыси, позволь тебе помочь, ― Гу Юнь обомлел. Он не видел, но через интонацию понимал, что Чан Гэн говорит с несдерживаемой улыбкой. Не дожидаясь ответа, Янь Ван чуть отстранился, всё ещё держа свои крупные руки на изящной подтянутой талии маршала. ―Начни с левой ноги, медленно скользи вперед, чуть сгибая колени. ―мягко продолжал шептать Чан Гэн. Гу Юнь слушал его инструкции, и решил, что в столь плачевной ситуации остается только покорно им следовать. Сделав пару шагов, он всё ещё чувствовал себя не слишком уверенно, однако крепкие руки на талии и ощущение опоры, определенно позволяли быть менее напряженным и больше сосредотачивать внимание на своих движениях, а не безуспешных попытках держать равновесие. ―Вот так, молодец, Цзыси… ―ласково шептал Янь Ван, спокойно скользя позади, ощущая невероятный восторг от возможности держать всё в своих руках. Эта небольшая власть над Гу Юнем по своему опьяняла. Маршала переполняло любопытство, когда это Чан Гэн выучился так мастерски покорять лед? Есть вообще что-то, что этот молодой человек не умел? Янь Ван не был великолепным фигуристом, однако бОльшую и самую относительно беззаботную часть жизни он прожил в маленьком городке, где посреди холодной зимы единственным развлечением были коньки, да игры в снежки. За раз метко выбивать всю вражескую команду, заставляя тех плеваться снегом, Чан Гэну наскучило ещё в самом начале, поэтому единственным досугом оставалось катание, которому талантливый мальчик смог обучиться сам. Однако, как бы ни мучало его любопытство, маршал пытался побыстрее взять тело и ситуацию под контроль. Находиться в надежных руках возлюбленного было безусловно приятно, но этот навязчивый шепот и моментами гуляющие по телу руки, будто специально отвлекали его, заставляя мурашки выбегать на пробежку. ― Ты сам давал мне лекарство сегодня утром, с моим слухом всё в порядке, ты можешь говорить нормальным тоном. ― не отрывая взгляда от своих ног, предупреждал Гу Юнь. Казалось Янь Ван задумался над его словами, даже чуть-чуть притормозил, но стоило Гу Юню выдохнуть, как не имеющий совести Чан Гэн с ещё бо́льшим напором прильнул к его уху, мокро отвечая ― А мне просто так хочется. ― с чересчур довольной, хищной улыбкой он продолжал издеваться над своим ифу. Возможно, Гу Юню стоило давно примириться с ситуацией и привыкнуть к наглости партнера, но когда чужой язык развязно прошелся по очертанию ушной раковины, сердце маршала от неожиданности подпрыгнуло в груди. Неосторожно повернувшись, он резко остановился, чтобы посмотреть нахалу в лицо! ―Веди себя как подобает! ― до сих пор не до конца свыкшись подобными проявлениями тактильности, Гу Юнь горел от эмоций. ― Какой же учитель совращает собственных подопечных? Чан Гэн, не скрывая, звонко рассмеялся. ―Тогда стоит ли мне задуматься о том, какой ты ифу? ― стоило этим словам слететь с губ Янь Вана, как Гу Юнь ещё больше зарделся, не понятно от смущения или злости. ―Так кто кого здесь совращает!? ― недовольный и даже чуть оскорбленный такой наглостью Гу Юнь повысил голос. ―Если хотел попрелюбодействовать, мог бы сделать это в более подходящей обстановке, или в стенах поместья тебе уже успело наскучить?! Хищный оскал не слезал с миловидного на первый взгляд, вечно безразличного лица Чан Гэна. В голове не укладывалось, как этот нежный, всегда спокойный и достойный на публике человек может вытворять подобное без малейшего проблеска стыда или хотя бы смущения! ―Это просто шутка, ―он бесцеремонно склонился к открытой шее Гу Юня, потираясь о неё носом, ―ты самый лучший ифу во всём мире. Гу Юнь честно не знал с какой руки лучше влепить этому паршивцу пощечину. Он привык, что Чан Гэн зовёт его «Цзыси», и естественно их отношения давно перешли границу дозволенного, поэтому проклятое «ифу» в таком контексте мгновенно заставляло его остолбенеть, не зная, как предотвратить или парировать это отвратительное издевательство. ―Не называй меня так, особенно в подобном контексте, ―с лица Аньдинхоу сошел всякий румянец, и говорил он как никогда серьезно, ― иначе когда-нибудь я зашью тебе рот! ― В подтверждение своих слов он ненароком чихнул. Парень напротив стал выглядеть немного обеспокоеннее, и это было отнюдь не потому, что он испугался глупой угрозы. ―Цзыси, тебе холодно? ―вопрос был скорее риторический, потому что пока они выясняли отношения, успел подняться ветер, а снег начал падать с удвоенной силой, образовав на макушке Аньдинхоу белую шапочку. ―Не неси чепухи, мне не привыкать. ― отмахнулся Гу Юнь, внутренне обрадовавшись, не услышав треклятого «ифу». На деле он уже неплохо ощущал щиплющий мороз на внешне фарфоровых руках и розовеющем лице. Из-за того, что Чан Гэн в отличие от него был одет по погоде, то чувствовал себя гораздо комфортнее. Было приятное ощущение, что от него, как от грелки, исходит необходимое сейчас тепло. Моментом Гу Юнь почувствовал острую необходимость прижаться ближе, но довольно быстро подавил этот бесстыжий порыв, понимая, что Чан Гэн похоже этого и добивается; пусть мальчишка усвоит урок. Ловя рукавами ветер, Аньдинхоу мгновенно собрался с мыслями, и практикуя полученные сегодня знания, самостоятельно двинулся на другую сторону катка. То ли адреналин сделал свое дело, то ли Гу Юнь был невообразимо талантлив, то ли были любые другие причины, конечно исключая ту, что Чан Гэн хороший учитель, в любом случае ему удалось проехаться без поддержки и даже не на пятой точке. Остановившись, чтобы глянуть не последовала ли причина его бегства за ним, Гу Юнь увидел в чужих глазах чересчур пугающий огонек, мерцающий слишком уж ярко, что видно было с другого конца катка. Не отставая, Чан Гэн мигом ринулся на Гу Юня, опасно разрезая коньками лед, что белой пылью разлетался по сторонам. Глаза маршала прищурились, и он решил принять эту игру в кошки мышки. Поехав в противоположную сторону, на ходу он учился правильно ставить ноги, чтобы не улетать на поворотах, мгновенно подстраиваясь под нужный темп. Всё-таки умению Гу Юня адаптироваться к любой ситуации без капли стыда можно позавидовать. Чан Гэн не сильно поддавался, оставаясь немногим позади. Говоря на чистоту, чтобы поймать Гу Юня, тому правда стоило поднапрячься. Так они проехали несколько кругов, Чан Гэн вечно оставался на хвосте, ведь из-за ограниченного пространства и недостатка опыта, у Гу Юня не было много возможностей для манёвра. Это выглядело, как погоня волка за лисом, где рыжий хвост дразняще промелькивал перед глазами, а после так же резво пытался скрыться из виду. Похоже у Чан Гэна и в правду проскакивали звериные повадки, иначе как он смог учуять свою будущую жертву, за которой будет следовать до могилы, будучи еще волчонком? Гу Юнь, несмотря на позицию загоняемой в угол добычи, выглядел невообразимо счастливо. Задорная улыбка озаряла его бледное стеклянное лицо, и когда кончики губ скользили вверх, безупречно холодная красота начинала отдавать проблесками тепла, увидеть которое мог далеко не каждый. Он почувствовал себя беззаботным ребенком, беспечно резвящимся после занятий. Детство, которого ему так не хватало, сейчас вдоволь восполнялось, даря неописуемый восторг. А понимание того, что оппонентом был именно Чан Гэн лишь больше подогревало безудержный азарт этой маленькой игры. Видя такое восхищение на лице возлюбленного, Чан Гэн невольно сам всё шире улыбался. Однако любая погоня заканчивается либо гнусным поражением, либо счастливой поимкой добычи, а здесь, на закрытой территории дело обстояло ещё проще. Достаточно изучив повадки своего ифу, Чан Гэн предположил, что тот попытается не использовать резких разворотов и прочих маневров, просто на просто боясь не удержать равновесие; поэтому, когда они завершали очередной круг, Янь Ван чуть отстал, давая небольшое ощущение свободы. Как только Гу Юнь отдышался, подумав, что Чан Гэн наконец выдохся, хитрый парень резко сиганул через середину катка, зажимая в крепких объятиях напрасно расслабившуюся жертву. ―Попался, Цзыси! ―воодушевленно воскликнул Чан Гэн, сжимая его в кольце рук ещё сильнее. Немного запыхавшийся Гу Юнь не стал сопротивляться, в этот момент он был даже рад оказаться пойманным. Какое-то время они просто стояли, мягко прижимаясь друг к другу. Чан Гэн, словно послушный зверек, нежно взял холодные руки Гу Юня в свои и начал тереться о них щекой. Снег продолжал падать, покрывая их макушки белыми хлопьями, однако вокруг было так спокойно, так тихо и по-родному уютно, что внимание не привлекали ни заснеженные красоты, ни щебетание редких птиц, ни завывания поднимающегося ветра. Сейчас были только они вдвоем, стоя под куполом собственных чувств ‒ магическим барьером, защищающим их от шалостей стихии. ―Пойдем погреемся, Цзыси? ―нарушая заботливую тишину, своевременно спросил Чан Гэн, шепча это куда-то в макушку Гу Юня, припудрившуюся снежком. ―Пошли. ― отвечал слегка разомлевший, но вновь начинающий покрываться ледяной корочкой маршал. Держась за руки, двое быстро добрались до беседки. Гу Юнь тут же принялся освобождать ноги из плена коньков, сжимавших их словно два медвежьих капкана. Стоило ему наклониться, как на плечи мягким облаком приземлился плед, заботливо накинутый Янь Ваном. Мысленно он умилился этому нежному жесту со стороны возлюбленного. Несмотря на то, что забота Чан Гэна иногда была слишком навязчива, начиная раздражать, в любом случае Аньдинхоу всегда её жаждал. Всё-таки Чан Гэн был первым, кто так искренне и ласково о нём беспокоился. Даже родителям маленького маршала было не до этого, скорее стоило сказать спасибо, если день пройдет без избиения. Признаться, за годы своей тяжкой жизни он совершенно забыл, что чужие руки могут любить, а не бить; и только Чан Гэн одним своим присутствием напоминал ему эту простую истину. Гу Юнь не любил собственное бессилие, но даже являясь патологическим лжецом, не мог врать самому себе, что Чан Гэн в какой-то момент стал его самой большой слабостью. Иногда чувства вспыхивают мгновенно, обжигая адским пламенем, сметая всё вокруг необузданным жаром, в их случае всё было более степенно, и скорее напоминало водный поток, постепенно набирающий обороты, а после гонимый волнами страстей и обстоятельств. Они оба не были идеальны, впрочем, как и никто другой, однако при каждом вынужденном расставании внутренне надеялись, что в них осталось то, по чему другой мог бы скучать. Расправившись с коньками, он вальяжно откинул их в сторону, поудобнее устраиваясь на обитых скамьях, и аккуратно разрабатывая собственные уставшие ноги, которых он на данный момент вовсе не чувствовал. Чан Гэн в это время копошился где-то неподалеку. ―Держи, Цзыси, ―он аккурат протянул в руки Гу Юня пиалу, отдавая её так бережно, будто сейчас перед ним сидел слепой. ―тебе лучше? Приняв щедрый подарок не особо вглядываясь в содержимое, Гу Юнь тут же отхлебнул поданный напиток. ―Тьфу, маленький пакостник, это же чай! ―наигранно или не очень, в любом случае недовольно, воскликнул поморщившийся ифу. ― Мне стало бы лучше, будь здесь вино. ―Ты сам знаешь, что тебе нельзя алкоголь, или хочешь, чтобы всё повторилось как в прошлый раз? ― хитро улыбнувшись спросил Янь Ван. От неожиданности Гу Юнь аж поперхнулся проклятым чаем. Кто ж знал, что его милый Чан Гэн окажется таким злопамятным! ―Не понимаю о чём ты. ― никто лучше Гу Юня не умел косить под дурачка. ―Ох, ну, если ифу подвела память, я могу напомнить… ―не давая тому вставить и слово, молодой человек начал стремительно приближаться к сидящему, вновь обнажив острые зубы, ―Ты был крайне напорист, обещал позаботиться обо мне, просил быть послушным… ― по мере того, как он говорил, тон становился всё более тихим и глубоким, слишком интимным. Гу Юнь не знал куда ему деть себя от стыда. Какой кошмар! Может Чан Гэн и прав, что ему пора завязывать с алкоголем… ―Не правда, не было ничего такого! ― отмахивался Гу Юнь, выставляя Янь Вана наглым лжецом, при этом стараясь не выдавать себя краснотой щек. ―Даже так? ― Чан Гэн был не меньшим актером, поэтому состроил максимально обиженную мордашку, продолжая давить на совесть возлюбленного. ― Цзыси, ты ведь обещал больше не врать мне, так неужели у меня проблемы с памятью или головой? ― пока Аньдинхоу лихорадочно придумывал как выпутаться из этой донельзя неловкой ситуации, найдя тактичный путь к отступлению, Чан Гэн успел подобраться слишком близко. Он наступал как хищник, глаза которого угрожающе сверкали неприкаянным огнём, а тень опасно нависала грозовой тучей, перекрывая всякие пути к спасению. Гу Юню не впервой лицом к лицу встречаться с опасностью, поэтому он бесстрашно смотрел на подкравшуюся угрозу, ожидая, что та предпримет дальше. Оказавшись в непосредственной близости от лица маршала, Чан Гэн четко осознавал, что хотел в этот момент, и не став себе отказывать, свершил задуманное. Сильные руки мгновенно опоясали чужую талию, уже не впервые за сегодня, а губы сначала аккуратно и нерасторопно соприкоснулись с чужими, давая жертве сделать последний вдох прежде чем кислород будет перекрыт. Осторожно ластясь, раскрывая лепестки своих сочных губ, он неторопливо двигал ими, то приоткрывая, то закрывая рот, мягко обволакивая шероховатые, чуть сжатые губы Гу Юня. Не получив ярого отказа, он существенно обрадовался и стал более настойчив, но не менее нежен. Понемногу он всасывал чужие губы в свой теплый рот, не гнушаясь проявлять свое слегка звериное нутро, пока аккуратно покусывая их. Кажется, в этот момент что-то в сознании Гу Юня что-то перевернулось. Сейчас они целовались не под градом стрел и не перед расставанием на несколько лет. Воздух не был наполнен едким запахом крови, а под ногами не лежали горы трупов. Но внутри разгорался всё тот же пожар, воздух не кипел под жаром пламени, а плавился от жара их тел. Первые секунды Гу Юнь ещё сомневался, однако сейчас каждой клеточкой своего тела желал обладать этим человеком. Аньдинхоу не разрывая поцелуя заломил руки Чан Гэна у того за спиной, заставляя склониться ниже. ―Помнится однажды ты уже упоминал свои желания… ―он лукаво улыбнулся, ответно опаляя жарким дыханием его ухо, ―Тебе не кажется, что просто слов недостаточно? Силясь сдерживать свои яростные порывы, заставляющие всё тело дрожать от нетерпения, Чан Гэн тяжело вздохнул, смотря так глубоко, будто кроме его Цзыси в этом мире ничего не существовало. Какое-то время он сохранял неподвижность, но вскоре потянулся за ещё одним поцелуем. Гу Юнь воспринял это как молчаливое согласие, и не собираясь отступать, освободил его запястья, одной рукой сжав подбородок Чан Гэна, а другой обхватив спину, сдержанно, но чувственно проводя пальцами по позвонкам. Оба напряжённо дышали, всё сильнее ощущая, как воздух вокруг накаляется, тучно оседая на телах, объятых страстью, и к превеликому сожалению одеждой. Читая мысли друг друга, они принялись оголяться. Гу Юнь скинул с плеч Чан Гэна верхние одеяния, рукой потянувшись к поясу. Тот, забывшись в этих заботливых, но не слишком терпеливых руках, не принимал каких-либо попыток помочь или отстраниться, пока ладонь возлюбленного ни коснулась одного из небольших шрамов на его груди. Тело крупно вздрогнуло, а затянутые легкой поволокой глаза распахнулись, пока бледные тонкие пальцы продолжали аккуратно изучать каждую его частичку, касаясь даже самых неприятных на вид и ощупь мест. Воспоминания мгновенно перенеслись в тот день, когда у них могла случиться первая близость, но по роковой ошибке после ударившего громовым раскатом «ифу», вожделение Гу Юня моментально сошло на нет. Теперь Чан Гэн не хотел повторения той неловкой ситуации, но язык на зло, так и норовил вновь извернуться, томно произнеся это слово. Эти, и всякие другие мысли тут же потеряли свою значимость, в мгновение ока растворившись бледным туманом в сознании, когда он почувствовал поцелуй на одном из самых крупных и уродливых шрамов. Внезапно, это оказалось далеко не менее приятно, чем простые прикосновения, однако не важно впервые Гу Юнь видит эти отметины или нет, они всё ещё остаются уродством. Глубоко и тяжело дыша, Чан Гэн не мог определиться, чего хотел ― оттолкнуть Цзыси, или просить о большем. На момент их прошлой несостоявшейся близости у маршала не было времени принять лекарство, а надевать люлицзин казалось совершенно неуместным, поэтому он полагался лишь на осязание, и на деле вряд ли видел больше, чем размытые очертания на коже возлюбленного. Теперь же его сердце жалобно сжалось, а в душе поднялся трепет, который он совершенно не знал, как излить. Все его чувства и эмоции, возникшие при виде рубцов на чужом теле, вылились в этот сенсуальный поцелуй, значащий гораздо больше слов. Казалось бы, настолько простое действие, а в душе Чан Гэна поднялась лавина, такая, что в ушах звенело, а голова непрерывно ходила ходуном. ―Больно? ―точно такой же вопрос, веющий искренним беспокойством, Гу Юнь уже задавал в тот раз. ―Это старые шрамы… ― услышав тот же ответ, Гу Юнь слабо улыбнулся, решив продолжить свои манипуляции, ―Позволь мне любить тебя и в этот раз… ― тихо закончил он. Двигаясь губами в районе шеи и груди ‒ там, где скопление шрамов было наиболее крупным, Гу Юнь сводил Чан Гэна с ума. Рубцы покрывали рельефное тело юноши, словно звездочки на ночном небе: для всех разные, но одинаково недосягаемые, днём скрытые солнцем, а ночью лишь мельком являющиеся взору; вот вроде небеса щедро дают любоваться, но тут же прячут за серыми облаками, будто боясь открыться вновь. Эта россыпь бугристых рубцов казалась Гу Юню звездной плеядой, что вызывала слишком много эмоций, бесконечно варьирующихся от нежности до жалостливого трепета. Чан Гэн какое-то время млел под этими умелыми губами, будто бы знающими, куда метить, чтобы задеть за живое; блуждающие по его оголенному торсу руки были столь же чувственны, заставляя выгибаться навстречу ждущим сверху поцелуям. Он разом потерял контроль и разум. ―Цзыси… ―приглушенно, бездумно шептал Чан Гэн в пустоту. Гу Юнь был лишь рад слышать отклик возлюбленного, благодаря небеса за то, что сегодня у него есть возможность полагаться на все органы чувств. Эти мгновения и отношение Чан Гэна к своим «изъянам» затронули какие-то потаённые струны в сердце маршала. Он не останавливал ласк, и не становился настойчивее, пока рука Чан Гэна случайно ни легла на его собственный шрам. Это был длинный рубец, доходивший до самой шеи, делящий грудь Аньдинхоу на две неровные половинки. Он никогда не скрывал своих шрамов, осознавая, что его тело ‒ довольно жалкое зрелище. Он не гордился этими отметинами, выставляя их на показ, но считал, что не нуждается в утешении. Или же просто никогда не думал, что сможет его получить. Тем не менее, это неловкое касание заставило его встрепенуться, слегка уклонившись от теплых пальцев партнёра. ―Цзыси? ― всё ещё не пришедший в чувства Чан Гэн не понял в чём дело, ―Что случилось? ― его голос был хриплым и тихим, жаждущим и беспокойным. ―Ничего, решил отодвинуться, чтобы полюбоваться тобой. ― ответил Гу Юнь, переведя дыхание, мягко улыбнулся и крепко сжал его талию. Он никогда не сказал бы о том, что действительно выбило его из колеи. Подавшись вперед, маршал приник тонкими губами к припухлым губам Чан Гэна, уже успевшего их покусать; а свободную руку запустил в кудрявые волосы, путаясь в них изящными пальцами, подушечками мягко массируя кожу головы. Терпение Чан Гэна уже давно было на пределе, грозясь кануть в бездонную пропасть в любой момент. Оно окончательно иссякло, когда он опрокинулся на спину, утянув за собой нависшего над ним Гу Юня, и закинув ноги ему на талию, с грустью осознал, что они оба ещё не полностью раздеты. Быстро прочитав по огорченному лицу Янь Вана всё его нетерпение и недовольство, Гу Юнь улыбнулся, и вскоре они оба были полностью обнажены друг перед другом. Вновь забравшись на несчастную скамью, оставив одежду бесхозно валяться рядом с разлитой пиалой чая, которую Чан Гэн немного ранее так любезно протягивал Гу Юню, они готовы были тонуть в охватившей их сердца и разумы страсти. Двое приняли ту же позу: Чан Гэн лежал на спине, беззащитно открывая своё шикарное тело возлюбленному, по собственнически нависшему над ним. Двумя руками Гу Юнь упирался с обеих сторон от ребер Чан Гэна, ногой всё шире раздвигая его подрагивающие от предвкушения бедра. ―Не бойся… ― прошептал ему на ухо Гу Юнь, физически ощущая его мелкую дрожь и жар его тела. ― Я о тебе позабочусь. И Чан Гэн верил, с охотой подставляясь под ласковые касания. Вопреки представлениям Гу Юня, Чан Гэн не был строптив, и не пытался взять контроль в свои руки, напротив отдавался ему, оставаясь довольно послушным. ―Я хочу тебя, Цзыси. ― всё, что смог выдавить из себя парень, рукой указывая на ближайшую полку, куда он чересчур предусмотрительно успел поставить смазку. Гу Юнь расплылся в довольной, чуть удивленной улыбке. ―Какой ты предусмотрительный. ―небольшая насмешка проскользнула в его тоне, пока он взял в руки флакон и вылил на пальцы немного содержимого. Немного погрев в руках прозрачную вязкую жидкость, Гу Юнь попросил, мягко касаясь кубиков пресса возлюбленного: ―Встанешь на колени? Так будет легче. Чан Гэн послушался, покорно перевернувшись. ―Расслабься, ―Гу Юнь нежно провел по напряженной спине чистой рукой. Несмотря на собственное горящее возбуждение, он не собирался действовать опрометчиво, причиняя Чан Гэну боль, тем более, что это был его первый раз, ― Следи за дыханием, я буду нежен… ― с этими словами Гу Юнь аккуратно ввел один из длинных пальцев внутрь, неотрывно следя за чужой реакцией. Ощутимо прерывисто вдохнув, Чан Гэн замер, пытаясь подстроиться под новые ощущения. ―Я начну двигаться. ―не встретив особого сопротивления, спокойно предупредил Гу Юнь, шепча эти слова прямо в ухо Чан Гэну, спина которого мгновенно покрылась мурашками. Двигая пальцем взад-вперед он становился чуть напористее. Отодвинув свободной рукой кудрявые волосы, Гу Юнь принялся целовать чужой загривок, прижимаясь своей грудью к чужой спине, он дарил необходимое сейчас как кислород ощущение близости. Вскоре к первому пальцу добавился второй, что вызвало слабый всхлип у Чан Гэна. ―Ты в порядке? ― между поцелуями спрашивал Гу Юнь, не останавливая движений. ―Да… ― тихо, даже слегка жалобно отвечал Янь Ван. ― Ты можешь добавить ещё один. От такого предложения даже бесстыжий Гу Юнь поначалу опешил, но быстро придя в себя, он не мог не улыбнуться подобной инициативе. ―А ты оказывается более нетерпеливый, чем я думал. ― подтрунивал Гу Юнь, вводя третий палец. Похоже во время близости этот человек становился ещё болтливее обычного. Чан Гэн не нашелся с ответом, выгнувшись под очередным умелым толчком. С губ сорвался скромный стон с намёком на смущение. ―Может мне ещё и ускориться? ―с той же нахальной улыбкой, покрываемой возбуждением, Гу Юнь не прекращал дразниться. ―Можешь… ―Что могу? ― в конец обнаглел Цзыси, почувствовав свою полную и неоспоримую власть. ―Можешь быть быстрее. ―отрывисто лепетал Чан Гэн, извиваясь от уже ускорившихся ещё на предыдущей фразе пальцев. Ощущения были невероятны. Гу Юнь проникал страстно, но нежно, активно старался выгибать пальцы под нужным углом, чтобы доставить ему ещё больше удовольствия, и это осознание только пуще возбуждало Чан Гэна, заставляя сильнее покусывать собственные губы, поскуливая куда-то в воздух. Ему нравилось думать о том, каким хрупким кажется Гу Юнь, если обхватить его тонкую талию, коснуться бледных губ, греть изящные руки с утонченными пальцами в своих ладонях, но каким же сильным и властным тот становился, одной рукой надавливая на спину, покрывшуюся испариной, тем самым заставляя выгибаться вниз, послушно выставляя ягодицы кверху, а другой беспардонно и страстно имея его сзади. Такое не могло привидеться ни в одном, даже самом сумасшедшем весеннем сне. Благодаря опытности Гу Юня, его внимательности, успокаивающим поцелуями, и проникновенному шепоту, боли не было от слова совсем. Поначалу Чан Гэн ощущал лишь непривычную наполненность, однако сейчас, чем больше его растягивали, тем быстрее он привыкал и сильнее жаждал большего. Введя уже четвертый по счёту палец, Гу Юнь двигался быстро и активно, при каждом толчке ударяясь о мягкие, но упругие ягодицы. Чан Гэн бессознательно жмурил затянутые похотью глаза, от необъятных ощущений сжимая скамью до побеления пальцев. ―Может мне прекратить? А то ты того и глядишь голыми руками сломаешь без того измученную скамейку. ― с наглой улыбкой паршивец по имени Гу Юнь не прекращал говорить даже в такой момент. Что-то ударило в голову Аньдинхоу, и он не задумываясь занёс руку для удара. Звонкий шлепок пришёлся на правую ягодицу Чан Гэна, и если до этого он ещё хоть как-то контролировал голос, сейчас из его рта вырвался сладостный, громкий, полный восторга и наслаждения стон, как ничто другое превосходно ласкающий слух Гу Юня. Сначала маршал подумал, что не стоило этого делать, но услышав такой страстный отклик, незамедлительно повторил своё действие, оставив красный след своей тяжелой руки уже на другой ягодице. Чан Гэн вновь вскрикнул, неожиданно сильно прогнувшись в спине, его голос был донельзя жалобным и молящим одновременно: ―Хватит, Цзыси, перестань… ―только Гу Юнь засомневался в своих действиях, внутренне коря себя за то, что переборщил, как Чан Гэн слабым голосом продолжил, ―Иначе я больше не смогу… От этого сладостного шепота у маршала на мгновение перехватило дыхание, его возбуждение давно было остро стоящим вопросом, который он успешно игнорировал до этого момента. Вытащив пальцы, Гу Юнь тут же оказался стоящим позади Янь Вана. Он по очереди огладил пострадавшие ягодицы, одновременно с этим распределяя смазку по давно жаждущему нужного момента члену. ―Подожди, Цзыси, ―Чан Гэн обернулся и на какое-то время в предвкушении замер. Гу Юнь выглядел слишком великолепно. Возвышенный, облаченный в холодную грозную броню, и пугающий многих в обычное время, сейчас он был полностью обнажен, его щеки раскраснелись, а от тела казалось в любой момент может повалить пар. И таким он был только для него. Таким страстно желающим именно его. От собственных мыслей голова в очередной раз пошла кругом, а во рту предательски пересохло. ― я хочу видеть тебя. Кровь Гу Юня мгновенно вскипела в венах, пожаром приливая к члену, а после к другим органам. Его глаза, поблёскивающие от возбуждения загорелись страстным огнём, пожар от которого уже невозможно потушить. Не произнося ни слова, он перевернул Чан Гэна на спину, крепкой хваткой сжав его руки у него над головой. Из последних сил сдерживая вожделение, он прильнул к его покрасневшему от смущения уху: ―Расслабься… ―он чуть призадумался, но желание вмиг выбило любые здравые мысли. ― В этот раз будь для меня послушным, хорошо? ― с улыбкой закончил он, перед тем как примкнуть красной головкой к чужому входу. Слова возлюбленного дошли до ушей Чан Гэна, однако тело совершенно не желало слушаться, последний маневр выбил из легких абсолютно весь воздух, который Янь Ван безуспешно пытался вдохнуть, перед тем как они оба утонут в зареве наслаждения. Если в жизни словечки Гу Юня часто раздражали, то сейчас Чан Гэн вслушивался в каждый звук, что вылетал из рта партнера, будь то нетерпеливый вздох, стон или глупая насмешка, он впитывал витавшие в воздухе звуки всем телом, после покрываясь несдерживаемым потоком мурашек. Видя чужое напряжение, Гу Юню не оставалось ничего, кроме как снять его бережными, но напористыми поглаживаниями, и очередными поцелуями во все доступные места, что открывались его взору. В конце концов он решил вовсе не стеснять себя, горячо проведя вдоль по чужому возбуждению, что незамедлительно вызвало бурную реакцию в виде развязного стона и поджавшихся пальцев рук и ног. В этот момент Гу Юнь вошёл. Хотелось одним рывком двинуться до конца, продолжая вести в бурном темпе, срывающем голову, но ему было слишком жаль своего нежного Чан Гэна, поэтому приходилось немного сдерживаться. Через туманный взгляд, Янь Ван чудом разглядел чужое желание, и не церемонясь подтолкнул Гу Юня ногами так, что тот и вправду проникнул почти на всю длину. Беседка наполнилась стонами двух мужчин, прозвучавшими в унисон слаще любой симфонии. Раз на то пошло, Гу Юнь решил не растягивать удовольствие, теперь Чан Гэн окончательно принадлежал ему. В полутьме он поцеловал его веки, после опустился к губам, и поддавшись вяжущему в животе опьянению, упоенно облизывал их, не в силах остановиться. В тоже время его движения, в отличие от первоначальных движений пальцев, уже не быль столь невинны, он молился не слететь с катушек, поглощенный взаимной одержимостью. Чан Гэн тихонько поскуливал под ним, отдаваясь поцелую и невероятным ощущениям, которые он определенно чувствовал впервые, но которые уже никогда не покинут его голову. Его тело бесконтрольно била крупная дрожь, голос грозился сорваться, а руки метались из стороны в сторону. Резко схватив чужое предплечье, Гу Юнь мельком поцеловал его, а после закинул себе на спину. ―Ты можешь держаться за меня. ―хриплым обрывистым голосом он ласкал ухо Чан Гэна. Тот незамедлительно послушался, схватившись за спину партнера, как за спасительную соломинку. Бездумно цепляясь ногтями, а моментами грозясь случайно переломать ифу ребра, Чан Гэн старался хотя бы изредка хватать ртом воздух в перерыве между собственными стонами, раздававшимися в такт быстрым, ритмичным толчкам, колышущим воздух. Гу Юнь жался ближе, так близко, что пространства между ними не осталось. Они переплелись конечностями, чувствуя раскаленные тела друг друга, и это было сравнимо с сплавкой двух металлов. Страсть, поглотившая обоих, не поддавалась ни объяснению, ни обузданию, они просто продолжали цепляться друг за друга как в последний раз, так, будто ничего в этом мире больше не существовало. Чан Гэн не знал куда и как излить переполняющие всё его нутро ощущения, поэтому бездумно вцепился зубами в плечо Гу Юня, вызывая его низкий стон на грани с болезненным шипением. ―Опять ты за своё? Может мне подарить тебе косточку? ―несмотря на колкие слова, только раззадоренный этим действием, он не отпрянул, а чуть сдвинулся, приветственно открывая новые места для чужих укусов. Чан Гэн не терял возможности, цепляясь за тело маршала изо все сил, периодически оставляя яркие красные метки и бесстыдные следы от зубов на его бледном казистом теле. В этом безумном порыве, где воздух трещал от напряжения, у Гу Юня всё ещё хватало сил говорить, поэтому на секунду оторвав губы от лица Чан Гэна, он произнес: ―Скажи, где мне коснуться, чтобы тебе было особенно приятно? ―конечно он слегка подшучивал, но если Чан Гэн ему правда ответит, то не воспользоваться такой подсказкой будет достойным похода в храм Хуго, для замаливания грехов, ― Расскажи, чему же тебя научила барышня Чэнь. Онемевшая голова Чан Гэна не сразу смогла обработать внезапный вопрос, не говоря уже об ответе. Из сознания резко вылетели все акупунктурные точки, и всё прочее, чему он научился, и что рассказал бы, даже разбуди его среди ночи. Однако сейчас ни одна идея не желала забивать даже толику места в мыслях, полностью отданных безудержной страсти и ощущению внутри себя его Цзыси. ―Грудь… ― совершенно бездумно пролепетал Чан Гэн первое, что пришло в голову. И Гу Юнь послушался, примкнув горячими губами к распаленной груди, оставляя не менее горячие поцелуи, и вбирая в рот затвердевшие соски. Его движения внизу не отличались особой скромностью, он давно потерял контроль, теперь просто сливаясь с таявшим под его напором крупным, но поразительно беззащитным и открытым для него телом; жаркими, мокрыми шлепками кожи о кожу, лаская слух им обоим. Чуть задумавшись об этом, Гу Юнь вспомнил, какую реакцию вызвал его неожиданный порыв в виде шлепков, и решил воспользоваться моментом еще раз. Подкинув ноги Чан Гэна выше, он мгновенно занёс руку, и звонкий звук удара по ягодице разрезал наполненный похотью воздух. Чан Гэн, как и в прошлый раз, удовлетворенно застонал, с силой царапая спину Гу Юня, тем самым распаляя обоих до окончательного предела; дальше их тела просто превратятся в прах. Ещё один шлепок, второй, третий. Влажные от наслаждения глаза продолжали смотреть в никуда, пока оба вжимались друг в друга, вдыхая развратный запах собственных тел, слившихся воедино. Мгновение; искра, выжженная одним особо сильным толчком, привела обоих к роскошному фейерверку перед глазами, с разницей в несколько секунд. После невероятной силы разрядки, оба чувствовали себя совершенно обессиленными. Опустившись на обмякшее тело Чан Гэна, Гу Юнь ощущал, как тот продолжает дрожать. Немного отдышавшись в тишине, они потихоньку приходили в себя, возвращая власть над собственным сознанием. Это было по правде волшебно, и каждый из них мысленно хотел повторить акт столь невероятного наслаждения друг другом, но позже… Сейчас им требовался только покой в усталых объятиях друг друга. По прошествии нескольких минут, когда сердца бились в привычном ритме, а кислород свободно проникал в легкие, первым, что произнес Чан Гэн было: ―Я люблю тебя… ифу. Что с ним было дальше история уже умалчивает, но думается мне, что после такой наглости, даже у мертвого Гу Юня хватило бы сил отомстить.