Новое правило Дурмстранга

— Ты слышал когда-нибудь про дары смерти? — неожиданно спросил его молчавший до этого Геллерт. — Имеешь в виду магические артефакты из рассказов Барда Бидля? — ответил Альбус, поражённый вопросом собеседника. — Кажется, их было три. — Да, только вот, это совсем не обычные безделушки, вроде философского камня, которого, может быть даже и не существует, — юноша загадочного улыбнулся. — Знаешь, я бы хотел найти их, хотя бы один дар. Альбус задумчиво улыбнулся. Здорово было бы иметь уникальную мантию-невидимку или всемогущую волшебную палочку, только он вовсе не считал, что всецело доверять глупой детской книжке — это хорошее решение. — Не думаешь, что всё это выдумка? Обычный сюжет, чтобы скорее отправить детей спать? Геллерт улыбнулся. — И магловские писатели иной раз сочиняют такие фантастические истории, что иногда кажется: их могут арестовать за нарушение статута о секретности, — Геллерт лукаво прищурился, а затем и вовсе звонко рассмеялся. — Впрочем ты прав, это вполне может быть выдумкой, — юноша, чуть пошатнувшись от долгого сидения, встал с подоконника. — Приятно было провести время, если захочешь меня найти, приходи сюда, я часто бываю здесь. Заходящее солнце освещало лицо улыбающегося Геллерта. А он, не замечая ярких лучей, всё продолжал смотреть на Дамблдора и задумчиво улыбаться. Альбус тоже улыбнулся в ответ. На мгновение ему показалось, что в светловолосом юноше было что-то особенное, чужое и одновременно очень понятное. Но Гриндевальд шутливо-вальяжно махнул рукой и скрылся в темноте коридора, оборвав это наваждение.

***

Запах чернил, новой бумаги в учебниках, школьные сплетни, ранний подъëм, сонные ученики, такие же недовольные учителя — заполняли все те пять месяцев, которые Альбус провëл в Дурмстранге. Споры с Геллертом, который, как и обежал, часто приходил к излюбленному окну, а затем стал находить Альбуса в замке: между лекций, во время трапез, в библиотеке за чтением, тоже со временем стали привычными. Гриндевальд любил подолгу доказывать ему всякий вздор. Однажды он даже взялся утверждать, что предками единорогов были нарвалы. — Знаешь Дарвина? — спрашивал он, — забавный он магл. Говорил про эволюцию, мол, что всё мы произошли от обезьян. Но мне больше нравятся его мысль про рыб. Так вот, если все на земле раньше обитали в воде, то единороги — это магические земноводные нарвалы. — Ага, а маги — прямоходящие волшебные обезьяны, — Альбус начинал в голос хохотать. — Что-то мне это напоминает, — Геллерта начинало тоже потряхивать от смеха, — только крыльев у волшебников нет, и летают они на метле. Альбуса трясло от беззвучного смеха. Сделав вдох, он с отдышкой сказал: — А Баум что-то знал, да? — Дамблдор с новой силой продолжал хохотать. — Ставлю галеон на то, что он не был обычным маглом, — говорил Геллерт, уже смахивая слёзы. Единственное, к чему так и не смог привыкнуть Альбус — холодный горный климат. Утром он долго не мог заставить себя открыть глаза и подняться с кровати. Сквозняк, свободно гуляющий по комнате, словно призывал подольше остаться в тепле. Кутаясь в одеяло и нехотя вставая, он шёл к окну и подолгу смотрел на лес, на спортивное поле для квиддича, на туман, скрывающий высокие горы, на бледно-голубое небо и редкие полупрозрачные облака; смотрел на таких же, как он, сонных учеников, выглядывающих из окон своих комнат. За два дня до начала каникул Геллерт только и говорил, что о предстоящей поездке в Сэрьйхейм, которую ежегодно устраивала школа. Для первого курса не проводили полугодовые экзамены — учеников ожидал только зачёт в конце года, поэтому они неспешно закрывали долги по предметам, нехотя делая домашние задания. Половина учебного года прошла словно один длинный затянувшийся день. Альбус и сам удивился тому, как быстро пролетело время за школьной рутиной. Казалось, ещё вчера профессор Мёрнер шутил о пыли, способной превратить зелье в ядерный гриб, или Венери, которая рифмовала едва ли не каждую строчку на вступительных испытаниях… За окном холодела пятница последней недели декабря и по совместительству последний учебный день перед каникулами. Альбус не любил холодную зиму, но другой в горной Норвегии никогда и не было. Из, казалось бы, плотно закрытых дверей и окон класса иногда просачивался сквозняк и длинной холодной змеёй ползал по партам, скамейкам и полу. — Кто-нибудь читал учебник? Кто-нибудь хочет напомнить мне определение тёмных чар? Может попробуете вспомнить, как их можно отличить от обычных? — Уолтер осмотрел аудиторию, приподнимая в странной улыбке лишь правый уголок рта и, не получив однозначного ответа, продолжил: — Итак, думаю, из уроков заклинаний вы знаете, что чары — это волшебство, которое отличает нас, волшебников, от маглов… На уроках заклинаний Венери обучала их скорее практике, нежели теории, и говорила чаще стихами, чем терминами.

Магия — чары древнейших времен,

Тот дар, что послали лишь избранным свыше.

И сколько бы ни было разных племен –

Только волшебники стали всех выше.

Так она обычно говорила. А потом по обыкновению добавляла ещё несколько цитат Мерлина, но уже, конечно, не стихами. Слова её, конечно, никто даже не пытался запомнить, и лишь по учебникам и тем самым цитатам Мерлина можно было хотя бы что-нибудь запомнить. Венери вихрем летала по классу, блистая глазами и воодушевленно приговаривая: — Палочки! Палочки! Следите за положением рук! Учебника не было, однако, никаких домашних заданий — только практика и отработка того, что было на уроке. Приходилось идти в спальню, вспоминать и по памяти записывать — было сложно, зато какие-то элементарные заклинания получались почти у всех. Выходило, что практика возобладала над рифмованной теорией. Поговаривали, что у четверного курса Венери уже не должна была вести заклинаний. А кто-то, подслушав, поговаривал, что директриса хотела найти самых одарённых учеников в начале первых лет обучения и сосредоточить всё своё внимание на них. В тех, кто не сумел выделиться до четвертого курса, она, скорее всего, не видела потенциала и продолжала уже обучать магии новоприбывших. А ещё тех, кто состоял в её «особом» кружке чар и заклинаний. Но прерывать Уолтера и рассказывать ему о сущности уроков волшебства никто не стал. — В отличие от трансфигурации, чары не преображают предмет, а только придают ему особые магические свойства. Вот, смотрите, — с этими словами профессор поставил на стол две чернильницы. Вскинув палочку, он сперва коснулся одной, не произнося заклинания, а затем и другой. Приблизившись к чернильнице, конец палочки почти неуловимо заискрился, а Уолтер улыбнулся своей странной полуулыбкой. — Предмет зачарованный, как видите, откликается на чары, — он опустил перо в чернила и через мгновение оно взмыло над сосудом. Затем профессор проделал тот же трюк с первой чернильницей, но перо лишь сползло вбок по стенке. Уолтер легонько стукнул её палочкой, и мгновение спустя перо упало, а вместо сосуда возникло небольшое блюдце. К урокам Уолтера все относились по-разному, однако никто не добавлял к его фамилии «профессор», даже находясь за пределами кабинета тёмных искусств. Это касалось и учителей. Ходили слухи, что в своё время он не удосужился прийти на финальную аттестацию магической квалификации и не получил лицензию преподавателя. Однако сплетни противоречили действительности — Уолтера выбрали для проведения лекций по тёмным искусствам, а в Дурмстранг не брали кого попало. Странноватый профессор появился в Дурмстранге около двух лет назад, и, в частности из-за непонятно откуда возникших сплетен, так и не смог обрести репутацию и влияние в стенах школы. Хотя казалось, что громкие слова вроде «влияния» и «репутации» вообще не интересовали его. Уолтера тяжело было не запомнить. Несмотря на незаметность профессора, он выделялся среди прочей толпы учителей, как Черный квадрат выделяется среди буйства цветов Третьяковской галереи. Первые три урока тёмных искусств, которые по какой-то причине начались у Фламмы только к концу полугодия, Дамблдор не мог забыть ещё долгое время. В тот день Уолтер пришёл вовремя, даже можно было подумать, что профессор не выходил из своего кабинета ни на завтрак, ни на сон. Когда ученики заняли места в просторном светлом классе, он неторопливо прошелся между рядами, раскладывая перед каждым учебник. Затем он прошёл к тёмной доске и мелом, не используя палочки, написал страницу и тему — прямо как в магловских школах. — Страница пятая. Просмотрите главу. К концу урока жду полного ознакомления и вопросов по теме, — с этими словами он также неторопливо подошёл к креслу, сел и принялся писать на разложенных по всему столу свитках. Ученики недоумённо переглянулись, однако главу всё же решили изучить. В конце урока он всё же оторвался от работы, попросил в качестве домашнего задания написать конспект по учебнику и вновь вернулся к свиткам. Из-за этого самого задания Альбус и искал учебник в школьной библиотеке. В тот самый день знакомства с Геллертом. Та же ситуация повторилась и во время второго занятия — казалось, Уолтер просто игнорировал учеников, зато прилежно заполнял свитки. «Профессор не обращал внимания на детей, тянущихся за знаниями — где это видано, ещё и декан…». Только вот в лицо никто ничего подобного ему не говорил. Фламма молча переписывала учебник и уходила, чтобы осуждать профессора за его спиной, в общем зале с первокурсниками Гласиаса. А старшие ученики на любые вопросы об Уолтере лишь улыбались и загадочно молчали. Однако третий урок наконец выбился из системы «приходи-уходи-переписывай». К середине занятия Уолтер устало привстал с кресла и, помассировав пальцами переносицу, вышел из-за стола. — А теперь, попрошу, отложите учебники. У вас ещё будет время на конспект. Три десятка глаз поднялись на учителя. — С официальной частью бумаг я разобрался, поэтому, думаю, теперь мы можем перейти к непосредственно к разбору материала. Итак, тёмные искусства… Прочие уроки изучения тёмной магии уже не казались такими уж отличными от остальных дисциплин, однако вести их Уолтер продолжал в собственной манере. — На прошлой неделе мы с вами разбирали проклятия, — констатировал профессор тёмных искусств на одном из последующих уроков, — сегодня же коснёмся другой, немаловажной темы, которую обычно подробнее разбирают на более старших курсах трансфигурации. Однако, если на трансфигурации вас будут обучать преобразованию предметов, сейчас мы разберём, как зачарованные вещи можно отличить от обычных… Уолтер всё говорил, и говорил, и говорил — не то нудно, не то раскладывая всё по полочкам, по цветам, запахам, звукам, оттенкам и тому подобное. Альбус сверялся с учебником, частично конспектируя, частично запоминая. То, что оставалось для него загадкой — причина, по которой Уолтер выбрал преподавание, а тем более — тёмные искусства.

***

Альбус шёл по узенькой тропинке вместе с другими учениками, хрустя сапогами по недавно выпавшему снегу. Впереди учеников Фламмы осторожно, будто боясь провалиться под сугробы, шёл Уолтер. Рядом величаво шествовал Николс Кёрт и изредка поглядывал на преподавателя тёмных искусств, вцепившегося красноватыми от холода пальцами в бумаги со списками учащихся. Кёрт аккуратно переступал через сугробы и его серебристая коса постоянно раскачивалась из стороны в сторону. Факультет Венери потерялся далеко впереди. Поэтому не было слышно ни тихих лукавых смешков Дорри Гесс, ни строгих наставлений Либерти. Зато ученики Гласиаса шли практически рядом. Смертельно бледный Йоль шатался чуть меньше, чем в первые минуты прибытия в Серьерхейм, однако его походка едва ли была уверенной. Декан Гласиаса, Мёрнер, казалось напротив перенёс странствие неплохо и теперь в своей искренне дружелюбной манере пытался подбодрить Йоля. Еще в замке, прошлым вечером, Альбуса и других учеников собрали за большими столами обеденной. Директор Венери выглядела на удивление строгой, и даже не пыталась по обыкновению случайно рифмовать окончания слов. И, иногда ей это даже удавалось. Она стала особенно задумчива, и с приближением зимы всё больше стала походить на старушку, недовольную магическим сообществом, бестолковой магической молодежью, и, конечно же, автроратом. Она меланхолично разглядывала чистые окна, выдранные провинившимися студентами первокурсниками. Казалось Венери и вовсе позабыла о всех собравшихся за её спиной магах. Только потом Альбус понял, что директор была расстроена тем, что вынуждена оставаться в замке и не могла присоединиться к общему путешествию. Тем временем она обернулась. И, всё так же меланхолично и невыразительно начала вещать: — Каникулы. Понимаю. У многих экзамены позади. Но это только начало — не стоит забывать о дальнейшей учебе. Помните, поступая сюда, вы проходили жесточайший отбор. Тем, кто не настроен на учёбу не место в северных землях. Элита, лучшие из лучших… — она едва заметно замялась. Может быть, в тот самый момент она вдруг неожиданно задумалась, о том, что ученики, кажется, и так всё сами понимают. А, если и не понимают, то, вероятно, не станут слушать — пропустят мимо ушей. Она окинула взглядом первокурсников, не успевших не только что-то сдать, но и не до конца изучивших строение и планировку школы. И, однако, не меняя тона она продолжила: — Итак, ежегодная поездка в Серьерхейм, — она позволила себе лёгкую улыбку, будто всё-таки вспомнив о когда-то царствующем лете, — заслужили. Она немного оживилась и уже напоминая самую обыкновенную Венери ля Дурмстранг, принялась по памяти начитывать технику безопасности. Уже в деревне ровный строй учеников стал скорее походить на рассыпанные на снегу красные конфетти. Синих плащей Венери видно не было — дамы сразу направились в восточную часть города — как раз там продавались всевозможные платья и шляпки. Фламма и Гласиас тоже разбрелись по лавочкам — со сладостями, магическими безделушками и нехитрыми артефактами. — Эй, Альбус, смотри! — стоя около прилавка Тревис помахал карманными часами. Альбус подошёл ближе. На циферблате не было цифр — только небольшие насечки, а стрелку заменял маленький бутон розы. Фестер покрутил заводной винт, и стрелка двинулась вперёд. Остановившись на двенадцатом часе, она распустилась прекрасным маленьким цветком, а циферблат заполнил мягкий розоватый свет. — Ну разве не чудно! — глаза Тревиса горели восхищением. К вечеру в городке поднялась метель, и на постоялом дворе, куда на ночь заселили учеников Дурмстранга, многие сидели в общей комнате у камина, отогревая замершие после прогулки руки и лицо. Альбус сидел в небольшой, отведённой ему с Тревисом комнате. Фестер предпочёл быть со всеми в общей комнате, а Дамблдор в кои-то веки захотел побыть один. Он неспешно разложил вещи и, закутавшись в плед, перечитывал письма, которые не так давно пришли из дома с совиной почтой. В гостиной было шумно, и Альбус мог слышать его даже несмотря на длинный коридор и несколько лестничных пролётов, отделяющих его от общего веселья. Время от времени кто-то проходился по коридору — шаги всегда отличались. Он всё ещё читал, когда за дверью кто-то остановился. По дереву постучали, скрипнула дверь, и в проёме появился Геллерт. — Так и будешь тут всё время торчать? Последний раз Альбус видел его, когда Гриндевальд спрыгнул с корабельного трапа и затерялся среди красных плащей Гласиаса. Дамблдор думал, что тот будет весь день носиться по Серьерхейму, пытаясь что-нибудь провернуть или выспросить про очередной зачарованный артефакт. — Только что все преподаватели ушли в лавку Ролана, — он, очевидно что-то узнав, заговорчески улыбнулся. И больше ничего не сказал. — Очередная теория заговора, — протянул Альбус, сделав уставший вид и шуточно закатив глаза. Он потянулся, отрываясь от книг и зевнул, пытаясь показаться безразличным. На самом деле ему было до ужаса интересно. Геллерт лукаво улыбнулся. — Тайна подземелья. Рассказать? К полуночи метель чуть стихла, оставив после себя ватные сугробы. Геллерт так и не удосужился рассказать, какую именно тайну они отправлялись разгадывать в этот раз. Альбус порывался было спросить, но морозный воздух кусал за щеки, если те не были предусмотрительно укутаны шерстяным шарфом. Через четверть часа они остановились перед небольшим зданием, окна которого лучились медным тёплым светом. Гриндевальд кивнул куда-то в сторону. Они обошли строение и, увидев лестницу, ведущую к черному входу в таверну, принялись подниматься. С усилием отворив массивную дверь, Альбус и Геллерт оказались внутри. Лавка Ролана была почти пустой. — А теперь собственно то, ради чего мы суда пришли, — Геллерт скинул с себя массивную красную накидку, снял колокольчик с пояса и тихонечко подошел к перилам. Внизу за тесно приставленными к друг другу стульями и столиками, по два-три человека расположились преподаватели. За прилавком Ролан начищал бокалы для вин, Дорри не было, зато Либерти сидела с пивной кружкой в компании незнакомого Альбусу мужчины. Уолтер и Кёрт что-то обсуждали у окна. Хотя скорее Николс размеренно и усыпляюще что-то говорил, а преподаватель темных искусств только кивал время от времени в ответ. За барной стойкой, рядом с Роланом, расположились Мёрнер и Йоль. Геллерт кивнул в их сторону: — А теперь наша задача услышать, о чем они говорят, — с озорной ухмылкой он встал на перила, и подтянувшись к невысоким потолочным балкам, забрался на них. — Зачем? — Альбусу было до жути смешно и одновременно до жути интересно. Поэтому, не дождавшись ответа, он последовал за Гриндевальдом. — Слышал, как по дороге в Серерхейм они говорили про подземелье, — Геллерт помог Дамблдору подняться и, медленно передвигаясь, пошёл по потолочной балке. — А тебе оно непременно нужно? — Дамблдор улыбнулся. Геллерт, не оборачиваясь, театрально фыркнул: — Естественно. Когда Альбус и Геллерт наконец расположились под потолком. Гриндевальд ловко зацепился ногой за перекладину и, нисколько не боясь упасть, дрыгал другой ногой время от времени. Альбус посмотрел на него и тоже свесил ноги. Никому и в голову бы не пришло смотреть прямо под потолок. Однако, подслушивание оказалось той ещё задачкой. В трактире было шумно и в гомоне голосов, казалось, что Мёрнер и Йоль беззвучно открывают рты. Геллерт поджал губы. — Мда, — сказал он через время, — с таким же успехом можно было пытаться подслушивать их прямо из Дурмстранга. Гриндевальд потянулся и откуда-то из-за спины извлёк палочку. Думая, он покрутил её в руках. Геллерт открыл рот, словно собирался что-то сказать или вот-вот готов был произнести заклинание, но тут же остановился. Он вновь поджал губы, сдвинул брови и принялся что-то внимательно высматривать внизу. Альбусу оставалось лишь выжидающе ждать. Спустя время от не вполне уверенно махнул палочной и что-то шепнул. Альбус сразу понял, что это была Левиоса, понял, потому что с нижнего этажа к ним плыли два железных стакана. Удивлённый Дамблдор даже охнул. — Смотрел когда-нибудь магловские фильмы? — Геллерт вновь вернул себе озорной настрой, — моя тетушка была от них просто без ума. Он словил стаканы и, немного повертев их, хитрым движением палочки сделал в доньях отверстия. Альбус недоумённо вскинул брови, а затем заметил, что конец палочки едва заметно светится алым. Геллерт проследил его взгляд и молча улыбнулся, зная, что Дамблдор всё понял. Он вдруг стал развязывать шнуровку рубашки, а затем и вовсе стал вытягивать ту из петель; ловко продел в стаканы, наскоро завязал узлы и стал спускать его с перекладины. Альбус, чувствуя себя причастным к авантюре, поспешил наложить на стакан отводящие внимание чары. Когда стакан повис над барной стойкой, Геллерт наконец-то сделал Альбусу знак подвинуться. Рубашка без шнуровки теперь свободно болталась на нём, оголяя ключицы, и Дамблдор, придвинувшись отвел взгляд. На мгновение ему стало неловко. Геллерт тоже подвинулся ближе и расположил второй стакан между ними — так, чтобы они оба наконец могли слышать. — …ство, ну это совсем никуда не годиться, — долетела да них фраза Мёрнера, который не преминул глотнуть после этих слов из бокала с вином. В это время Роллан, закончив протирать бокалы, подошёл к преподавателям, буднично-вежливо уточнив: — Что-нибудь ещё? — Хватит нам на сегодня вина — сидр, будьте добры, — Мёрнер посмотрел на Йоля, который никак не мог допить свой бокал с вином. — Мне одному, пожалуй. Подтверждая, что не будет, Йоль помахал головой. — Вот правда, сколько я не пытался, но Венери понять не могу, — Мёрнер, помолчав, неспешно декламировал:

И где сокрыт ночной простор,

Стоит Дурмстранг средь ясных гор.

В далеком веке Вертер твёрдою рукой

Очистил земли, скованные мглой.

— Это тоже что-то из её творчества, — казалось Йоль не слишком заинтересован в обсуждении директрисы. — Не самое худшее, что мне доводилось слышать. А что это? — Йоль, отпив из своего бокала, сонно повернулся к зельевару. — История магии. И упаси Мерлин, чтобы этот её «учебник» дошёл до министерства. Дети с ума сойдут. Они и так не слишком жалуют историю магии. — А почему стихами? — иронически хмыкнул трансфигурант. — А ты не знаешь Венери? У неё всё стихами, — Мёрнер покачал бокал из стороны в сторону. — А этот учебник что, и правда существует? И там от и до — стихи? — это же дневники Венери. Никогда не слышал? Это стало практически целой легендой. В ответ Йоль слегка покачал головой и, посмотрев с неким пренебрежением на бокал, словно и вовсе не хотел пить, всё-таки сделал глоток. — Говорят, когда Венери появилась в Дурмстранге, все вокруг сразу заметили её наклонность к сочинительству стихов. — Трудно не заметить, — Йоль хмыкнул. Мёрнер тоже улыбнулся. — Кто-то даже в шутку предложил написать ей историю Дурмстранга. Однако тогда Венери приняла иронию за чистую монету и в самом деле принялась записывать стихами всё происходящее. И прошлое тоже. Йоль, не меняя выражения лица, глотком допил вино, и, чуть понизив голос, сказал: — Ей бы в министерство истории или литераторы, если такое, разумеется, есть. Тогда и наша плата за преподавание не было бы метафорической… — Даже если бы нам и платили золотом, — Мёрнер откинулся на спинке своего стула, — плата всё равно была бы метафорически низкой. Digitus dei est hic. Альбус, до сих пор не понимая зачем они, вместо того, чтобы пить горячий шоколад вместе со всеми на вечернем сборе, так долго шпионили за профессорами и ещё дольше сидели подслушивая. Затихший было Геллерт вдруг вскинул на Альбуса глаза. Они светились. Он что-то понял — что-то, что ускользнуло от Альбуса. Гриндевальд, ничего не объяснив, сунул Дамблдору стакан. Он, стараясь не спешить, встал, немного потянулся, размял ноги насколько это могла позволить узкая деревяшка, на которой они сидели, и затем кивнул в сторону балкона. Встал и пошёл, балансируя на потолочных балках. От долгого сидения конечности Дамблдора порядком онемели, и теперь он не решался подняться, думая, что тут упадёт вниз. Прямо к преподавателям. Поэтому, аккуратно вытащив из-под балки, он принялся вращать ступнями. Тем временем зельевар не говорил ничего, лишь наблюдая за профессорами, сидящими за другими столиками. А Йоль, с уставшим видом крутивший в руке пустой стакан, казалось в этот момент думал лишь о том, как бы не уснуть прямо на барной стойке. — Эй, Йоль, — Мёрнер явно не собирался оставить преподавателя в покое. — Может ты в этот раз наконец мне ответишь — почему Йоль? У тебя же есть полное имя. Что за чудачество называться как праздник? Ты знаешь, как тебя за глаза зовут ученики? — Во-первых, это — фамилия, — оживившись, раздраженно бросил трансфигурант, — а во-вторых, Йоль — это Йоль, а я — это я, — преподаватель явно не хотел отвечать или был уже слишком пьян, чтобы связно говорить. С чего ты взял, что у моего имени есть более полная форма? Понятия не имею, что ты хочешь от меня. — А я слышал от Венери, — Мёрнер уже понял, что Йоль ничего не ответит, однако продолжал злить его, параллельно потягивая вино и улыбаясь в бокал. — Ты же мне не будешь доказывать, что немецкому министру магии теперь нельзя называться Сильвестром? — Буркнул Йоль и положил голову на стол. — Я же не говорю, что нельзя, — я просто замечаю, что у этого будут свои последствия, — Мёрнер допил вино и размышляя посмотрел на бармена. — А потом появляются шуточки, потом появляются глупые заголовки в магических газетах. Потом эти шутки выливаются в слухи, а те — в сплетни. Ты же знаешь. А сплетни не нужны никому, особенно если ты — министр магии. Но Йоль его не слушал. Он уже давно спал.

***

Каникулы закончились также быстро, как и начались. Геллерт так и не потрудился объяснить, зачем им так необходимо было так сильно изворачиваться, чтобы только узнать про школьные сплетни. Он вообще имел привычку исчезать, ничего не объяснив. Иногда складывалось впечатление, что Гриндевальд знает что-то, что скрыто от глаз остальных, и смотрит на несколько шагов вперёд. Альбус лежал на кровати. Тревис, увлечённый проектом по травологии, опять пропадал в теплицах вместе с Дорри Гесс. Дамблдор порой удивлялся, откуда в тихом Фестере столько буйства. Казалось, что Дурмстранг благотворно подействовал на Тревиса и необщительный юноша расцвел среди людей. Был тяжелый учебный день и Альбус до сих пор не мог прийти в себя. Расписание поменялось и теперь к привычным заклинаниям, защите от темных искусств и травологии, добавились прорицания. Лекции Кёрта были весьма необычны. Николс по натуре был очень мечтающей личностью, и это было заметно невооружённым взглядом. — Будущее — оно туманно, — говорил он, смотря на чернеющий лес из просторного окна аудитории. Складывалось впечатление, будто он беседовал сам с собой, не замечая студентов. Затем он медленно отходил от окон, шёл к преподавательскому столу и слегка опирался на него. — Если вы мне, предположим скажете, — обращался он уже к ученикам, — что видите в отражении шара то, чего не вижу я — я не посмею сказать, что вы неправы. Ибо способность предвидения у магов различна, и кто знает, быть может вы — новый Мерлин нашего времени. Внешность профессора тоже была необычной, хотя и весьма соответствовала ему, как преподавателю прорицаний. Из длинных серебрянно-седых волос он по обыкновению заплетал длинную косу и украшал её бусинами, серебряными нитями, а иногда и ракушками. Зачем он всё это делал — Альбус не мог понять. В Дурмстранге нагрузка увеличивалась постепенно, но Дамблдору всегда казалось, что порой занятий слишком много. Они могли до вечера слушать лекции и под ночной треск камина сидеть с рефератами и домашними заданиями. Витая в мыслях, Альбус задремал. Разбудил его странный звук — будто кто-то не то стучал, не то странно скрёбся в дверь. Он приподнялся на локтях и увидел в проёме светлую макушку Геллерта. Тот смотрел с любопытством и, увидев, что Дамблдор не спит, зашёл в комнату. Альбус молча посмотрел на Гриндевальда, слегка приподняв брови. — Ну и где ты пропадал? — Почему пропадал? — Геллерт всё ещё оставался у двери; стоял, засунув руки в карманы драного кожаного пиджака. — Как же. Ты смылся сразу, как мы вернулись из лавки. Смылся и почти ничего не сказал, ничего не объяснил, хотя обещал. Гриндевальд даже не успел ответить[A1]. — И потом пропал ещё две недели. Где ты был? Даже в трапезной тебя ни разу не видел. — В лазарете, что-то подхватил, — недовольно буркнул Геллерт. Было очевидно, что он чего-то не договаривал. — Ну да, конечно, — Альбус недовольно хмыкнул и скрестил руки на груди. — Если знал бы — не пошёл бы тогда. Геллерт примирительно вскинул руки. — Прости, — немного стушевавшись, сказал он. — И ты всё ещё не словом не обмолвился про тайну подземелья, — в заключение уже не так злобно буркнул Дамблдор. — Ладно, справедливо, спрашивай, — Геллерт взъерошил волосы и прислонился плечом к стене. Альбус тут же придвинулся к краю кровати и выпалил: — Подземелье. — Ты ещё не слышал эту школьную байку? Альбус покачал головой. Он уже не удивлялся тому, что Геллерт знал едва ли не больше легенд об этом месте, чем все преподаватели вместе взятые. — Ходят слухи, что Мёрнер, закончив обучение в Дурмстранге, принялся за нелегальный поиск и продажу древних артефактов за рубежом. Таких людей ещё часто называют контрабандистами. Так вот, знаешь, как он вновь оказался в Дурмстранге? Альбус вновь заинтересованно покачал головой. — Говорят, что однажды его поймали прямо на границе и уже собирались отправить в тюрьму. Однако внезапно объявилась его крёстная тётя, которая на тот момент возглавляла Дурмстранг, и какими-то неимоверными усилиями уговорила всех закрыть глаза на его деяния. — Никогда бы не подумал, — удивлённо охнул Дамблдор. Геллерт разомкнул руки, засунул их в карманы и вальяжно подошёл к кровати. — Хочешь удивлю ещё больше? Альбус, даже не успел ответить. — Венери — его двоюродная сестра. Глаза Дамблдора тут же округлились, и он с заминкой пробормотал: — Что?! Гриндевальд рассмеялся и весело плюхнулся на кровать рядом с Альбусом. — Я тоже не сразу поверил, но слухи не врут, — он лукаво посмотрел на Дамблдора. — Что ж, — Гриндевальд потянулся, расползаясь кляксой на кровати и заставляя Дамблдора подвинуться, — говорят, у него много интересных вещиц осталось с прошлых времен. А ему, как главному зельевару, выделено несколько комнат в подземелье. Ну ты знаешь, — добавил он, — для хранения зелий, редких ингредиентов, запасных книг и котлов. И где, по-твоему, как не среди всего этого барахла, можно спрятать действительно ценные вещи? — То есть ты хочешь что-то стащить, — Альбус ошарашено отпрянул. — Ну почему стащить? — Геллерт медленно повернул к нему голову, скаля зубы в чеширской ухмылке. — Это же не его собственные вещи. Однажды он их точно таким же образом стащил. — С таким же успехом ты мог бы подойти к нему и сказать: «Господин Мёрнер, я бы хотел стать вашим приемником. И начну я, пожалуй, с того, что вынесу из ваших закромов всё ваши ценные вещи». Геллерт рассмеялся и добавил: — А потом бы сказал: «Господин Мёрнер, у меня нет волшебной феи крёсной, пожалуйста, поручитесь за меня». Теперь уже оба согнулись от хохота. Дверь тихо скрипнула, и Альбус с Геллертом тут же подняли глаза. На породе стоял Тревис и немного вопросительно поглядывал на Гриндевальда. — О, ты вернулся, — выпалил Дамблдор первое, что пришло в голову, будто испугавшись, что Фестер мог ненароком подслушать их с Геллертом разговор. — Вижу, что не я один, — Тревис всё ещё смотрел на Гриндевальда из-под чёлки. Из-за его спины вдруг показалась рыжая девичья макушка. — Привет, — рыжеволосая посмотрела на Альбуса и улыбнулась. Геллерт поднялся с кровати, посмотрел на Альбуса и кивнул ему в сторону выхода: — Пойдём, я думаю, мы здесь лишние. Дамблдор тоже встал с кровати, понимая, что история Геллерта ещё не окончена. Коридоры пустовали. Никому кроме них, по всей видимости, не взбрело в голову так поздно шастать по замку. Все были обеспокоены подготовкой к завтрашнему дню или сборами к ужину. Тем не менее, они старались идти по коридору как можно тише, насколько это, конечно было возможно, при их непрерывающемся диалоге. — Ты же не просто так пришёл, да? — спросил Альбус, когда они немного отошли от комнаты, — у тебя наверняка какая-нибудь очередная авантюра Геллерт молчал, но Дамблдор мог поклясться, что он улыбнулся в темноте. — Я же ещё не всё самое интересное рассказал про подземелье, — ушёл он вопроса. На этот раз промолчал уже Альбус и лишь выжидающе посмотрел на Гриндевальда. — Говорят, что в подземелье обитает какая-то тварь. — Что, — Дамблдор даже остановился. — Если слухи, конечно, не врут. — И ты хочешь это проверить? Гриндавальд тоже остановился и, прищурившись, посмотрел на Дамблдора. — А ты разве нет? Альбус ответил вопросом на вопрос: — Хорошо, и как ты собираешься туда попасть? Сомневаюсь, что это легко. — Пока это единственное, что останавливает меня от того, чтобы просто так наведаться в закрома к Мёрнеру. Поэтому именно сейчас я и пытаюсь выяснить как можно больше. — И куда мы, в таком случае, идём? — уточнил Альбус, заметив, что они уходят из северно-западной части замка, где были гостиные всех факультетов. — Искать настоящую историю этого места. — Думаешь, что она будет высечена длинным манускриптом на какой-нибудь стене? — Разве что в мужской кабинке туалета, — фыркнул Гриндевальд. — Есть более надёжные источники. Помнишь, как Мёрнер обсуждал с Йолем дневники Венери? Альбус кивнул. — Одно время я думал, что эти истории — пустые слухи, а теперь… — И чем это тебе поможет? — поинтересовался Дамблдор. — Вот скажи, если бы ты писал историю, то скажи — с чего бы ты начал? — Ну, наверное, с начала, — несерьёзно сказал Альбус, а потом засмеялся. — А именно? — не унимался на удивление посерьезневший Геллерт. — Написал бы про основателей, про историю места, даже не знаю. — Вот уже ближе. Любая история школы невозможна без описания самой школы. Руку готов дать на отсечение — там будет много всего интересного. В особенности про подземелье. Альбус задумался. Слова Гриндевальда казалось были недалеко от истины, хотя его всё ещё удивляло, как Геллерт умудрился связать между собой все эти разрозненные ниточки. Кроме того его разрывало от любопытства — какая тварь могла затаиться в подземелье. — Ну так что? Идём? — Геллерт выжидающе посмотрел на Дамблдора и замедлил шаг. — Ну и авантюры у тебя, — усмехнулся Альбус, — Идём, конечно. В восточной директорской части замка было до непривычного темно. Дамблдор с опаской переступал по огромным каменным плитам, подозревая, что в полу могут быть ловушки. После всего, что рассказал Гриндевальд, он бы, наверное даже бы не удивился, хотя и порядком бы испугался. Геллерт жеказался на удивление уверенным и, ни о чём не думая, молча шёл. Так, петляя по замку, они наконец оказались перед директорским кабинетом. Геллерт подошёл к двери, мучительно слушая около двух минут — не нарушается ли чем-нибудь тишина внутри; затем постучал и дёрнул ручку. Оказалось, что дверь не заперта. Они юркнули внутрь, и как можно тише закрыв дверь, Альбус поинтересовался: — И сколько у нас времени? Геллерт, не оборачиваясь бросил: — Как повезёт, — сказал он, остановившись, осматривая комнату. В кабинете было уютно. Широкое окно, зеленые шторы; два кресла — одно за директорским столом, другое — прямо напротив; две картины — с морем и тропическим лесом, маленький шкаф с книгами и небольшой диван. Гриндевальд сразу пошёл к стенам и стал водить по ним рукой. Ничего не обнаружив, он заглянул под картины, проверил шкаф с книгами, перетряхнул страницы. На его лице начинало проступать отчаяние. — Гел, а ты не думал, что логичнее хранить дневник в более надежном месте? Я думаю Венери достаточно скрытна, чтобы упрятать дневник в своих покоях? На это Геллерт ничего не ответил и молча подошёл к столу. На нём немного хаотично были смешаны свитки, сургуч, печати, пергамент — в относительном порядке были только рядами сложенные перья и пухлая стопка бумаги. Гриндевальд осмотрел всё это, кивнул на стопку листков, констатировав: — По крайней мере у нас теперь будут листки, на которых писала Венери, — и открыл ящики стола. Дамблдору было до сих пор неловко, что они ворошат чужой кабинет. Он подошёл книгам и принялся разглядывать корешки — казалось, тут было много всего интересного, но не успел он пробежать глазами и двух полок, как услышал хлопок. Оказалось, это Геллерт вдруг хлопнул себя по лбу. — Ну какой дурак, ну какой же я дурак, Альбус! Дамблдор озадаченно глянул на Гриндевальда, который непонятно по какой причине решил начать самобичевание. Он сидел у раскрытого нижнего ящика стола и смотрел на что-то в эго недрах. Он бережно что-то подвинул внутри и немного дрожащими пальцами выудил объёмное нечто, похожее на потрёпанную книгу для записей, которую много-много раз подклеивали. — Всё-таки в кабинете, — с лица Гриндевальда не сходила глупая удивлённая улыбка. Альбус подошёл поближе и стал наблюдать как Геллерт листает страницы, вдоль и поперк испещрённые стихами и кляксами. Вдруг Дамблдору показалось, что он услышал едва различимые шаги в коридоре. Геллерт тоже насторожился и поднял взгляд на дверь. — Идут, — сказал Гриндевальд, — надо спешить. Он выхвалил из стопки листков исписанный пергамент, наставил на него палочку и произнёс что-то несвязное. Геллерт припечатал его столу и теперь наставил палочку уже на дневник. Он медленно, словно и не было слышно никаких шагов в коридоре, вёл палочкой вниз — страница за страницей — и что-то тихо-тихо шептал. Вот шаги стали всë громче, стало слышно весёлый голос Венери. Директор была не одна, а Геллерт не пролистал и трети дневника. Альбус напряжённо выдохнул. — Ну же, Гелл! — Он крепко сжал костяшки пальцев одной руки и обхватил другой, словно ему вдруг стало холодно. Холодно от страха. Гриндевальд не ответил и только быстрее стал что-то шептать. Альбус уже не разбирал слов. Оставалась половина. Раздался щелчок. Венери, всë так же весело щебеча себе под нос, впорхнула в кабинет. Затем послышались шаги — лёгкие, но уверенные. И ещё кто-то третий зашёл в кабинет, прислонившись к стене спиной. — И вот я говорю, — Венери продолжала говорить, подходя к столу, — каким образом это вписывается в учебный план. М? — лица её не было видно, но по интонации, как по отражению в зеркале, можно было различить поднятые брови. — Я понимаю, понимаю — часы. Время лекций, — она остановилась, — но ведь нужно уметь расставлять приоритеты. Вот к примеру, успеваемость. Заслуги школы в конце-то концов. О Мерлин… — взяв со стола ту самую стопку бумаг, из которой Геллерт по-свойски стащил уже исписанный листок, она развернулась к выходу. — Идёмте. Совещание ещё впереди. Стоявший у стены оттолкнулся и спокойным голосом Мëрнера произнес: — Так, а что в итоге с турниром? Венери какое-то время молчала, перестав щебетать. — Постараемся не опозориться, как четыре года назад. Ещё не хватало, чтобы Дурмстранг опозорился Сейчас, — интонацией она выделила последнее слово. — Из-за такой глупости, ещё и… — в этот момент кабинет двери хлопнул, и троица скрылась за пределами кабинета. А какой именно глупости шла речь оставалось только гадать — тайна осталось за стенами кабинета Ещё около минуты в кабинете царила тишина. Скоро невнятные голоса в коридоре стали совсем тихими. — Боже… — Альбус выкатился из-под мантии невидимки, — мог бы и предупредить. Рука и голова Геллерта показались в воздухе. — Не поймали же, — он самодовольно улыбнулся. — Откуда она у тебя? — Дамблдор кивнул на мантия-невидимку. — Погоди… Неужели… Так вот, почему ты про Барда Бидля спрашивал… Повисло неловкое молчание, а затем Гриндевальд рассмеялся. — Дурень, — он всё продолжал хохотать. Вытирая слезы от смеха от пихнул Альбуса в бок: — Нет конечно, разве будь она настоящей — показал бы я её тебе, — он лукаво ухмыльнулся. — Выменял у старшекурсников на кое-какие книги из запретной секции. Они как раз баловались созданием диковин на досуге. Да, вещь временная и легко обнаружимая — и всё же. — Ну ты… Профессор Нолькельн будет просто в ярости, если узнает, не думаешь? — Дамблдор наконец успокоился и тоже, прищурив глаза, посмотрел на Геллерта. Тот беззаботно отодвинул ящик стола, так же неаккуратно бросив туда дневник. И помахал точно таким же. — Но она же не узнает, да? — он вскинул глаза на Альбуса, улыбнувшись. Пока они сидели под мантией, он успел что-то сотворить с дневником… Откуда-то достав ещё один. Такой же. Альбус, ничего не говоря лишь вопросительно вскинул бровь. — Услышал про заклинание повторения и узнал, как применять — в обмен на те же книги. Азы трансфигурации. Это не видоизменение — что-то вроде иллюзии, поэтому и нужно так много времени и магии, — он замолчал. — Нужно было что-то что обязательно писала Венери, надеюсь, она не заметит пропажи листа из той кучи. Геллерт встал и открыл нижний ящик стола. Он ещё немного повертел двойника дневника в руках и аккуратно убрал его под низ бумаг. — И кто будет хранить личный дневник в таком очевидном месте. — Ты же слышал — это история школы, — Альбус улыбнулся, — пускай и всеми позабытая. — Главное, чтобы Венери про это самую историю школы в ближайшее время не вспомнила. Или не решила написать что-нибудь новое. Если она посмотрит внимательно — поймёт, что это — подделка, так что, как закончим, настоящий нужно будет вернуть. Геллерт развернулся и поспешил к выходу. — Будем надеяться, что она не станет брать его в руки ближайшие пару дней, — сказал он без капли волнения в голосе — так, будто говорил о погоде, а не о потенциальном отчислении. Дамблдор фыркнул. Уже закрыв с дверь обратной стороны кабинета Гриндевальд оглянулся на Альбуса и, словно что-то вспомнив, ухмыльнулся. — Подумать только, мантия-невидимка в руках первокурсника Гласиаса. Артефакт, за которым гоняется едва ли не большая часть волшебного мира. Трепещите смертные! — он засмеялся и, скорчив рожицу, — Особенно Фламма, — подмигнув, добавил он и зашагал прочь по коридору.