Тени божественности / Shadows of divinity

      Сумерки постепенно сгущались, неся вместе с темнотой прохладный ветерок, что гулял меж зданий и спутывал мои волосы, застилая ими глаза, которые и так уже были затуманены слезами. Очередной день бесцельно брожу по малолюдным улицам, пытаясь спросить у того самого ветерка, что мне делать. У меня есть семья, друзья, работа, но почему каждый день я просыпаюсь с чувством, что чего-то не хватает? Чего же?       Ответ очевиден — свободы. Я работаю для того, чтобы не зависеть от родителей, и в то же время помогать им, сама отдаляюсь от друзей и семьи, ведь так хочется побыть наедине и подумать о своей жизни. Не хватает простой тишины, чтобы никто не рассказывал о своих тягостях, напоминая о том, что они у меня тоже есть. Хочу забыть о них, хочу просто бродить по улицам и думать лишь о том, как мне хорошо и свободно, без суеты взрослой жизни и навязанной самой себе ответственности за всё.       Возможно, я занимаю детскую позицию, искренне надеясь, что найдётся человек, который сможет сделать всё за меня, и иногда я даже думаю о том, что лучше бы вернулось время, когда людей интересовало лишь то, как защититься от хищников и добыть себе пропитание, но в то же время осознаю, что не смогу жить без того, что окружает меня сейчас, и это вечная дилемма моего разума и сердца.       Во время каждой своей прогулки я прихожу к одним и тем же мыслям, и сколько ещё раз мне нужно будет подумать об этом, прежде чем кто-нибудь меня услышит? А может, я сама не хочу слышать себя, либо же у меня нет сил что-то поменять.       — Голова уже от этого болит… — глухо шепчу под нос и включаю музыку в наушниках, да погромче, дабы заглушить торнадо мыслей, которое крутится в моей голове с самого пробуждения до засыпания. Я не удивлюсь, даже если во сне продолжаю думать о всём плохом, что есть в моей жизни, и это отражается в гиперболизированных снах, от которых я иногда просыпаюсь в поту и с колотящимся сердцем посреди ночи, осознавая, что я глубоко погрязла в тревожности и пока не могу найти сил, чтобы справиться с этим.       Медленно поворачиваю у до боли знакомого и родного здания — я хожу тут со времён средней школы после переезда. Всё та же единственная дорога домой, и такое ощущение, что даже закрыв глаза, я найду этот путь, ведь не очень интересовалась какими-либо другими дорогами, истоптав привычный маршрут разными темпами множество раз. Было больно расставаться с прежним домом, там у меня были самые близкие друзья, которых я не смогла найти здесь до сих пор. Но, гуляя под солнцем в новом месте, шаг за шагом боль превращается в спокойствие, и даже потеряв общение с прежними друзьями, я смогла найти понимание в самой себе, будучи в уединении и одиночестве всё свободное время, которого было не так много, как хотелось.       Грустно улыбаясь собственным мыслям, я не сразу замечаю, как подошла ближе к дому, увидев на пороге отца и ещё одну незнакомую фигуру. Не могу припомнить такого человека, значит, точно вижу его впервые, и почему-то внутри меня появилось чувство, что что-то здесь не так. Я подошла чуть ближе, чтобы узнать, о чём ведётся беседа, стараясь держаться в тени соседнего здания.       — …Вы несёте какой-то бред, понимаете? Как это может быть правдой? — отец был явно встревожен, он нервно поправлял свои очки и смотрел куда угодно, но не на незваного гостя, словно не мог противостоять его сильной ауре.       — Прошу Вас проявить благосклонность и просто согласиться с моими условиями, — мужчина явно держался спокойно, в отличие от моего отца, говоря глубоким монотонным голосом, не замечая странности в смысле своих слов. — Вижу, как Вам тяжело даётся выживание, так начните жить с теми ресурсами, которые я предлагаю Вам в обмен на ваше дитя.       Тут моё сердце пропустило удар, и я даже сняла наушники, чтобы понять, правильно ли всё услышала. Этот мужчина не был похож на шутника, да и кто бы стал шутить о подобном? Но беспокойство уже поселилось в моей груди, стуча громче сердца.       — Слушайте, — отец тяжело вздохнул, проведя рукой по редким волосам. Было видно, как он борется внутри себя с сомнениями и противоречиями, но всё равно старался держать голос ровным. — Пожалуйста, уходите, пока я не позвонил в полицию.       — Я могу покинуть Вас сегодня, но вернусь завтра и силой заберу то, за чем пришёл, — слова незнакомца словно обрели тёмную мощь, ведь он излагал свои намерения весьма прямо и без компромиссов, поэтому сомневаться не получалось, и это пугало ещё больше.       — Здравствуйте, Вам что-то нужно? — нарочито громко сказав это, я медленно подхожу к мужчинам, переводя взгляд с одного на другого, ощущая кожей возрастающее напряжение атмосферы, как в преддверии грозы. Пока я решила сделать вид, что не слышала этого странного диалога, да и избегание прямого решения проблемы всегда присутствовало в моём характере.       — Здравствуй, — незнакомец пристально рассматривал меня около минуты с лёгкой ухмылкой на губах, от чего у меня побежал мороз по коже.       Он выглядит довольно статно: высокий рост, элегантные одеяния, как из викторианской эпохи, длинные и переливающиеся поседевшими прядями тёмные волосы, собранные в низкий хвост, тонкие золотые очки с цепочкой, приличного размера перстень на правой руке, который выглядел как фамильный, и ожерелье, тонкая цепочка которого ниспадала с его тонких пальцев, а украшал его драгоценный камень в виде капли, что мягко светился красным цветом.       Признаюсь, это заворожило меня на несколько секунд, но я нашла в себе силы отвести взгляд и взглянуть на отца, чувствуя, что мне становится всё труднее сохранять невозмутимость.       — Пойдём домой? — мой голос стал тихим, словно шелест травы, а взгляд, обращённый на отца, наполнился молчаливой мольбой поскорее зайти в спасительные стены. Рассматривая его черты, я заметила, как он напряжён буквально всем телом, брови хмуро изогнуты, а кулаки сжаты так, будто он отчаянно удерживает последнюю возможность на что-то.       — Да, иди вперёд, я за тобой, — буркнул, даже не взглянув на меня, хотя я думала, что сейчас ему будет важна поддержка близкого человека рядом. Поникнув, я зашла в дом и прямиком направилась в свою комнату, ведь это было единственное место в мире, где я могла чувствовать себя в полной безопасности, но влияние этого незнакомого мужчины будто могло достать меня и здесь, из-за чего сказанные им слова продолжали крутиться у меня в голове.       Лёжа на кровати, я сверлила взглядом потолок, проводя им из одного угла в другой, стараясь усмирить всколыхнувшуюся в груди панику, и в купе со счётом от одного до десяти в мыслях я смогла справиться с наваждением, но от этого стало легче лишь на каплю, в то время как булыжник всё ещё продолжал теплиться на груди, выдавливая весь воздух из лёгких.       В относительном спокойствии мне удалось провести лишь полчаса, после чего я услышала тихий стук в дверь.       — Роза, нам нужно поговорить с тобой, — голос мамы неуверенно прозвучал в самую щель между дверью и стеной, словно ей самой стоило немалых усилий держать себя в руках. Неужели сейчас мне расскажут о том странном мужчине и не менее странной цели его визита? Только в этом случае я готова была собрать остатки своих сил и выйти из убежища.       Выходя из комнаты, я уже представляла себе множество путей развития событий и не могла отвязаться от этого, пока не дошла до кухни, где уже ждали родители. Видимо, позже снова придётся медитировать, чтобы окончательно душой не развалиться в щепки.       — Присядь, — безжизненный голос отца тяжёлой волной прокатился от каждой стены комнаты. Его лицо было бледнее мела, мама не отличалась ни на тон от него. — Нам нужно рассказать тебе кое-что.       Хотелось поскорее узнать это «кое-что», поэтому я нетерпеливо села на стул напротив них, положив руки на стол и слегка царапая ногтем древесину, не теряя времени на лишние разговоры.       — Ты… Ты же знаешь, что нам сейчас тяжело? — наконец-то голос подала мама, хоть её и было еле слышно, ибо слова вырывались из её груди прерывистыми вздохами. — Мы ни в коем случае не виним тебя, ты помогаешь нам, и мы очень ценим твоё участие, но, — тут она закашлялась, явно пытаясь за эти секунды придумать достойную причину для объяснения чего-то пока непонятного мне.       — Тот мужчина, ты видела его когда-нибудь прежде? — отец решил задать отвлечённый вопрос нарочито твёрдым голосом, но от моего внимания сейчас ничего не ускользало, ни одна их реакция. В голове сразу всплыл образ того незнакомца, который выглядел так, будто пришёл из какого-то средневекового романа, такого даже на косплей-вечеринках редко можно встретить, а тут в спальном районе небольшого городка.       — Нет, никогда, — встревоженный взгляд отца в ответ на мои слова пугал сильнее шторма. Нет, он сам сейчас внутри превратился в шторм эмоций и чувств, хоть и старался это скрыть, сжимая губы в тонкую полоску.       — Те долги, о которых мы тебе рассказывали, они куда больше, чем ты думаешь, — приведя себя в порядок, слово вновь взяла мама. Изредка она нервно поправляла волосы, выбившиеся из небрежного пучка, но это не помогало скрыть её дрожащие руки. — И даже с твоей помощью мы не сможем выплатить всё в обусловленный срок. Нам придётся заложить дом, всё имущество, что у нас есть, и даже этого будет недостаточно! Нам некуда идти, все наши знакомые и друзья, которых мы просили о помощи, отказывали нам после того, как узнавали, кому мы должны! — надолго её не хватило, голос начал срываться от накатывающей истерики, а глаза, полные слёз, не выдерживали такого давления, и уже в следующую секунду мама начала рыдать, пряча лицо в руках, попутно вытираясь однотонным серым платком.       Отец вздохнул и прикрыл глаза, серьёзно думая над тем, что он должен сказать, пока я пыталась вообразить масштаб тех проблем, которые родители несли на себе долгие годы, скрывая всё от меня, и это заставляло грудь сжиматься ещё больше, ведь получается так, что все усилия и жертвы были напрасны.       — Помоги нам ещё раз, Амброзия, — я вздрогнула, когда уставший голос отца произнёс это. Если меня называли полным именем, значит, говорили серьёзно, без шуток, но я ненавидела сочетание этих букв, звучащих скорее как научное название цветка, а не имя человека. — Тот мужчина пришёл с предложением закрыть все наши долги в обмен… На тебя.       Всё вокруг в один миг затихло, будто я оказалась в вакууме. Я? Обменять меня на деньги? Первые секунды я отказывалась принимать смысл сказанного, и слова эхом повторялись у меня в голове, пока нервный смешок не вырвался из моего рта.       — Неужели долг настолько велик, что мы не сможем взяться за него вместе и закрыть? Я буду работать ещё больше, могу без выходных, этого правда будет недостаточно? — пытаясь сдержать себя и не переходить на крик, я схватилась за край своей кофты, сжимая его до побеления костяшек, но сердце лихорадочно забилось, а разум не собирался так легко верить в сказанную иррациональность.       — Нет, мы не сможем! Поверь, мы хотим так же позаботиться и о тебе! Тот человек, которому мы должны огромную, просто непомерную сумму денег, очень опасен, — голос отца стал громче и отчаяннее, от чего мурашки ужаса пробежали по моей коже, а мама зарыдала ещё сильнее, и, не выдержав напоминания об «этом человеке», резко встала из-за стола и ушла к себе в комнату. Отец проследил за ней тяжёлым взглядом, а я смотрела в одну точку, пытаясь собрать кусочки паззла воедино, но получалась неправильная и несуразная картина.       — То есть, вы продаёте меня в рабство? — я тяжело сглотнула, вспоминая все тру-крайм истории, которые я читала, и в данный момент я и корила, и благодарила себя за это, ведь, несмотря на страх, я хоть представляю с чем могу столкнуться.       — Боже, нет! Этот мужчина сказал, что позаботится о тебе… Я говорю как конченный дурак, прости меня, — он закрыл лицо руками, из последних сил справляясь с эмоциями, которые разрушали его, после чего положил их на стол и скрестил пальцы, сильно сжимая их из-за переполняющего напряжения, отчего казалось, что обручальное кольцо вот-вот треснет. — Он пообещал, что с тобой всё будет в порядке, ты будешь жива и здорова… Хоть мы больше тебя никогда и не увидим.       — И вы просто поверили ему на слово? Это правда, папа? — мой голос дрожал и глаза застлала пелена слёз, но я пыталась выглядеть собранной. Я нечасто называла его так, потому что из-за постоянной работы мы видимся настолько редко, что между нами возникла тёмная пропасть, будто мы разные друг другу люди, но сейчас возникло чувство, что маленькая девочка внутри меня проснулась и отчаянно нуждалась в поддержке и защите от самых близких и родных людей.       — Да… Пожалуйста, прости меня, я не знаю, что мне ещё сказать, чтобы ты поняла, что мы хотим тебе только лучшего. Этот мужчина выглядит достойно, он точно сможет обеспечить тебе лучший уровень жизни, чем мы, — голос отца звучал неуверенно, от чего он даже нервно усмехнулся, наверняка осознавая, какие глупости он говорит, но он продолжал искренне верить в то, что принимает это решение только из-за желания уберечь меня от, пока эфемерной для меня, опасности в лице человека, которому наша семья задолжала.       — Да как ему можно верить?! Что, если он серийный маньяк, или продаст меня на органы? Это же совершенно незнакомый мужчина с улицы, и вы от безысходности хотите обменять меня на деньги?! — сама того не замечая, я перешла на повышенный эмоциональный тон, но у меня уже не получалось вразумить отца словами, поэтому я выкрикивала их, надеясь, что он наконец-то услышит меня и передумает, но понимания в его глазах я не нашла, лишь отчаяние и сожаление.       Не могу больше слушать этот бред. Резко встав из-за стола, я пулей побежала в свою комнату, закрыв за собой дверь на замок, чтобы никто не добрался до меня, ни родители, ни ужасающая правда, которая звучала настолько глупо и нереалистично, что спустя пару минут я решила для себя, что это просто глупая шутка и завтра всё будет как прежде, словно никакого загадочного незнакомца и не было, как и огромных долгов.       Я медленно села на кровать и устремила пустой взгляд в окно. Никогда ещё луна не выглядела для меня настолько зловеще, как сейчас: острые углы серпа будто норовились вонзиться в меня, не оставляя шанса на выживание и затягивая в пучину беспросветной ночной мглы, заставляя ощущать это кровоточащую рану в груди так долго, чтобы можно было сойти с ума.       Из сухих фактов я имею то, что меня продали какому-то подозрительному мужчине, и это звучит слишком сюрреалистично, чтобы быть правдой. Родители никогда не заставляли меня сомневаться в том, что они любят меня, но сейчас… Я просто не знала, что и думать. Кто угодно, но только не они! И я поверить не могла, что родители погрязли в настолько огромных долгах, ведь я даже не могу припомнить, чтобы у кого-то из них были планы на бизнес или сильные зависимости, что требовало большого количества денег. Возможно, что я автоматически не обращала на подобное внимания, чтобы продолжать думать, что моя семья идеальна и благополучна.       Одинокая слеза скатилась по моей щеке, открывая дорогу всем чувствам, которые я старалась держать в себе во время нашего тяжёлого разговора, и вскоре подушка пропиталась моими переживаниями, страхами и опасениями.       Несправедливо. Непонятно. Необъяснимо.

***

      Обжигающие лучи солнца пробудили моё сознание от выматывающего сна, и я с усилием разлепила распухшие веки, слегка потерев глаза. Голова болела от долгих рыданий в поисках разумного ответа на бесконечные вопросы, хоть и знала, что это бы не помогло, и всё осталось таким же туманным, как и моё зрение сейчас.       Сегодня у меня должна была быть смена на работе, которую я впервые уже практически проспала. Позвонив начальнику и сказав, что заболела, я отложила телефон подальше, не особо вслушиваясь в то, что он сказал о том, что нужно будет отработать пропуск, и решила пойти поесть, старясь сбежать от навязчивых тревожных мыслей из-за того, что не пошла на смену. Сейчас, в таком состоянии, только и буду делать, что ошибаться, поэтому стоило заглушить вину, кричащую в самом сердце, да и я настолько устала от всего, что на самом деле мне было всё равно, и все испытываемые переживания лишь пытались заставить меня что-то почувствовать и вернуть к жизни.       Умывание заняло слишком много времени — я рассматривала опухшее лицо в отражении, находя в глубине остекленевших глаз лишь новые возникающие вопросы, которые въедались в подкорку мозга.       Дома не было никого, кроме меня. К счастью, родители работают изо дня в день, и сегодня настал тот, когда я рада, что это так, ибо родные ли они мне после того, на что решились, даже не спросив меня? А может, всё это всё же было шуткой, они придут и скажут, что я глупая и вручат мне моё любимое мороженое? Несуразица, ведь последний раз такое было много лет назад, и отношения между нами стали настолько прохладными, что проявления любви практически сошли на нет.       Включив телевизор, чтобы шум новостей перекрыл гул моих собственных мыслей, я принялась готовить завтрак, проходя от шкафчика к шкафчику словно призрак. Снова крутили рекламу той дорамы, которую мы с мамой вместе смотрели по выходным, и следующим кадром показывают ту самую удочку, о которой отец мечтает очень давно. Я откладывала деньги, чтобы подарить её ему на день рождения, но в этом явно уже нет смысла.       Решение выключить телевизор и избавить себя от бесконечных размышлений о выцепленных из контекста словах было, как мне показалось, самым полезным действием за всё утро. Еда тяжёлыми камнями падала в желудок, но я понимала, что это необходимо, иначе слабость будет обеспечена на весь день, и я продолжала есть, хоть и не чувствовала вкуса.       Сутки проходили как в тумане, едва помню как читала книгу, поливала цветы и просто смотрела в окно на проходящих мимо людей, гадая, тяжело ли кому-то настолько, как мне сейчас, или же во всём мире я была такая одна — одинокая и потерянная.       Я до последнего надеялась, что всё, что происходит со мной, — шутка, но надежды развеялись, когда вечером, пока город постепенно покрывало тяжёлыми сумерками, во входную дверь неспешно постучали. Ни отец, ни мама не стучали, а сразу открывали ключами, значит, это он. Сначала я будто приросла к кровати, словно всё было лишь сонным параличом, который должен развеяться, но, к моему большому сожалению, тяжёлое топтание по ту сторону двери развевало отрицание реальности.       — Хватит жалеть себя, Роза, — хлопок по щекам и очередная попытка приободрить себя, — если не остаётся другого выбора, нужно принять его достойно. Может, этот странный тип не такой страшный, как я думаю.       Собрав волю в кулак и успокоив себя пустыми и наивными словами, я подошла ко входной двери, медленно открывая её, надеясь, что он ушёл.       Но нет.       Всё в том же костюме, с тем же достоинством и величием, он стоял и смотрел на меня, и мне показалось, что в его взгляде было больше жизни и блеска, чем в моих.       — Здравствуй, — от одного произнесённого глубоким голосом слова у меня затряслись руки, и в горле пересохло, будто я не пила несколько дней, а на его лице не дрогнул ни один мускул, он оставался серьёзным и спокойным. — Я пришёл за тем, что мне нужно, как и говорил.       — Подождите… Скажите мне, зачем я Вам нужна? — каждый звук вылетал из меня с содроганием, и тишина вокруг будто делала мой голос громче, чем обычно, от чего хотелось сжаться в комочек и не говорить ничего, лишь спрятаться и стараться не дышать.       — Ты — необходимость, — в его выражении лица не читалось никакой угрозы, лишь уверенность и даже некое ликование, будто у меня действительно есть что-то, что он так долго искал.       — В каком смысле? Вы же не убьёте меня, правда? — мой инстинкт самозащиты переключился на автопилот, поэтому вопросы о сохранности жизни вылетали совершенно непроизвольно, и только после того, как я их произносила, понимала, насколько они глупо и жалко звучат, словно я опустилась на самое дно своей души.       — Дитя, у тебя слишком ценная кровь, чтобы просто позволить тебе умереть, — он тихо усмехнулся, смерив меня насмешливым взглядом, а я лишь сильнее запуталась. Моя кровь? Он что, вампир? С каждым часом моя жизнь всё больше превращается в написанный кем-то бредовый сценарий, на который я даже не подписывалась.       — Вы доктор какой-нибудь донорской клиники? — тихо прошептав, я так отчаянно хотела найти разумное зерно в этой ситуации, что зацепилась за этот вариант всеми руками и ногами, но в ответ получила лишь очередной тихий смешок, после которого лицо мужчины приобрело более жёсткое выражение, что говорило о том, что сейчас не время для шуток, и мне стало ещё тревожнее.       — Думай так, как твоей душе угодно, дабы тебе было спокойнее, но обо всём ты узнаешь уже в твоём новом доме, дитя, — после этих внушающих страх властных слов у меня потемнело в глазах, а дальше — только пустота, которая поглотила мой разум за считанные секунды, затаскивая в небытие.       Могла ли я просто умереть в этот момент, чтобы кошмар закончился? Я молилась, чтобы это было так.