
Автор оригинала
TomasNostradamus
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/23660332/chapters/56794702
Пэйринг и персонажи
Описание
Следующая неделя после того, как Гилберт и Энн признались друг другу в своих чувствах. Они наслаждаются своими новыми отношениями и пытаются сохранить их в тайне, что идет не совсем по плану.
Примечания
Продолжение "Здесь излияние души" https://ficbook.net/readfic/12162671
и "Всюду видится мне красота" https://ficbook.net/readfic/12466273
Можно читать отдельно.
Оригинальное название "Behold a secret", однако в адаптации замечательного Корнея Чуковского все предложение звучит, как "Вижу молчаливое, скрытое отвращение и ужас", так что я выбрала другую строфу.
Среда
15 января 2025, 07:54
В среду Гилберт решил пройтись в сторону Зеленых Крыш, чтобы встретиться с Энн. Она как раз выходила, когда юноша добрался до ворот. Девушка подбежала к нему, чтобы тому не пришлось ждать. Она улыбнулась и начала о чем-то рассказывать. Но Гилберт так и не услышал о чем именно.
— Гилберт? — она примолкла, ожидая ответа, которого так и не последовало. — Гилберт Блайт! Что-то не так?
— А... что?
— Я сказала, что Марилла не против того, чтобы я вечером научила тебя печь, а ты смотришь так, словно призрака увидел. Ты хорошо себя чувствуешь? Себастьян в порядке? А Дельфина?
Юноша откашлялся и слабо сказал:
— Я... эм... Прости, я... т-ты, — он запнулся и сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить, — У тебя распущены волосы, — сказал он, завороженно смотря на нее.
Энн недоуменно на него посмотрела. Она никогда не видела его таким немногословным. Что с ним не так?
— Да... я просто подумала, что стоит попробовать что-нибудь новое. Они чуть сильнее вьются с тех пор, как их пришлось состричь, так что я подумала, что будет выглядеть неплохо. Никто не смеялся с меня, когда я в прошлый раз так ходила. Ну конечно, они не настолько вьющиеся, как у остальных девочек, но я подумала, что так тоже будет неплохо, к тому же я немного опаздывала, — она пыталась оправдаться, пока Гилберт в прострации смотрел на нее и молчал. — О нет, неужели я была неправа? Выглядит ужасно? Я сейчас же сбегаю, возьму ленточки и заплету волосы по дороге в школу. Подождешь минутку? Я быстро.
Энн уже повернулась, когда услышала:
— Мысль ужасная, но дело твое.
— Прости?
— Единственная причина, по которой я мог бы согласиться на ленточки, это надежда на то, что так я смогу сконцентрироваться на занятиях.
— Я не понимаю.
— Ты в самом деле не осознаешь этого?
— Нет. Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Кажется, будто ты не можешь смотреть на меня без того, чтобы сразу отвести взгляд, — ее дыхание ускорялось. Энн впервые за много дней почувствовала волнение рядом с ним. — Неужели все настолько плохо?
Гилберт рассмеялся.
— Не смей смеяться надо мной, Гилберт Блайт! Ты обещал никогда не дразнить меня! — она попыталась обойти его, чтобы направиться в сторону школы.
— Энн, Энн, подожди, — сказал он, взяв ее за руку. — Я не дразню тебя. Ну, возможно, отчасти, но точно не из-за твоей внешности.
Она вырвала руку из его хватки.
— Тогда что смешного? Я же не смеюсь с тебя, когда твои брови скачут по всему лицу! Так чего ты смеешься надо мной?
— Просто меня забавляет, что умнейший человек, которого я знаю, совершенно не осознает насколько она красива!
— Это не смешно.
— Вообще-то ты права, это не смешно, а до невозможности печально – то, что, без сомнений, самая красивая девушка, которую я видел, считает, что именно ее неприглядный вид лишил меня дара речи.
— Что?
— Как же ты не поймешь? Хорошо, позволь мне объяснить. У меня не было слов, потому что я никогда не видел никого прекрасней тебя, твоей улыбки и развивающихся на ветру волос, когда ты бежала ко мне. У меня перехватило дыхание от тебя, и я ничего слышал, кроме стука моего сердца в ушах. Я все еще не знаю о чем ты говорила и не уверен, что смогу дойти до школы, ведь ноги меня совершенно не держат. И даже так у тебя хватило смелости предположить, что я так смотрю на тебя, потому что ты выглядишь плохо. Я много лет этим занимаюсь. И как мы уже выяснили... не потому что ты выглядишь плохо!
— Ты правда считаешь меня красивой?
— Да! Ты должна начать верить мне, Энн, потому что только эта тема не приносит мне удовольствия в наших спорах, — он взял ее за руку и повел обратно к ее дому.
— Гилберт, что ты делаешь? — спросила она, когда парень потянул ее за собой. Гилберт не ответил, так что девушка продолжила: — Нам пора в школу! Не думаю, что у Мисс Стейси хватит терпения после того, что случилось в понедельник и вторник!
Гилберт ворвался в дом.
— Доброе утро, Мисс Катберт, у вас есть большое зеркало?
— У Энн в комнате есть, — недоуменно ответила женщина. — Разве вы не опоздаете в школу?
— Опоздаем. Прошу прощения за то, что ворвался в ваш дом, мы всего на минуту и сразу пойдем.
Гилберт потянул ее вверх по лестнице и остановился на самом верху.
— Где твоя комната?
Энн показала пальцем на нужную дверь и юноша провел ее по коридору. Он остановился и подтолкнул ее чуть вперед, прижав ее спиной к своей груди – теперь они четко стояли перед зеркалом.
— Посмотри в зеркало, Энн.
— Зачем? Нам нужно в школу!
— Это важнее, посмотри в зеркало, — Гилберт увидел стоящую в дверном проеме Мариллу, но девушка, кажется, ее не заметила.
— Что тебе кажется не красивым?
— Мы сейчас серьезно об этом говорим?
— Да. Скажи, что тебе не нравится.
— Мои веснушки.
— У Руби есть веснушки, но при этом ты постоянно говоришь о том, какая она красавица. У тебя общая черта с той, кого ты считаешь красивой с самого прибытия в Эвонли. Почему же ее веснушки красивы, а твои тебе не милы? К тому же, твои со временем поблекли. Только в твоем воображении они темнее, чем кажутся. Дальше.
— Моя кожа. Она слишком розовая.
— У нас у всех разные тона кожи, Энн. Иногда мне кажется, что я слишком желтый. Разве это меня делает непривлекательным? Ты никогда никого не судила по цвету кожи. Так чего судишь себя? В день свадьбы Мэри, ты назвала ее самой красивой женщиной, что когда-либо видела. Влиял ли цвет ее кожи на твое мнение?
— Нет. Она была великолепна. Она всегда была великолепной, ее естественная красота была под стать ее веселому характеру.
— Дальше.
— Мои губы. Однажды мне сказали, что они похожи на толстую гусеницу, как на ветке нашей ивы, и я полностью согласна. Я постоянно кусаю свою нижнюю губу, когда о чем-то думаю, поэтому она постоянно немного оттекшая.
Гилберт глубоко вздохнул, несчастно посмотрел на Мариллу и Мэттью, который только присоединился к ним. Ему тоже было любопытно, почему Гилберт потащил его дочь в дом.
— Так, ты не права. Уверяю тебя, что в твоих губах нет ничего непривлекательного. Однако, если ты и дальше будешь кусать их, могу предложить целебный бальзам. Дальше.
— Мои волосы. Знаю, ты говорил, что они нравятся тебе, но рыжий всю жизнь был моим бичом.
— Марилла, что вы думаете о волосах Энн? — девушка взглянула в сторону двери и удивилась тому, что они не одни.
— В толк не возьму, почему она так их не любит. Думаю, что имеем не храним, Энн. Мои волосы всегда были блеклыми, даже до того, как я поседела. Я была бы счастлива, если бы мои волосы были такими же яркими, как твои. Никогда не видела, чтобы волосы так явно отражали душу.
— Мэттью?
— Полагаю, что никогда не понимал, почему она так сильно их ненавидит. Рыжий хороший цвет. Когда я впервые ее увидел, она чуть ли не сразу сказала, что не любит их и что никогда не будет полностью счастливой из-за них. Осмелюсь сказать, что рыжий делает ее самой необычной и красивой девочкой на всем острове. Никогда не видел таких волос.
Гилберт выглянул из-за ее плеча, и девушка встретилась с ним взглядом.
— Энн, твои волосы не только красивые, но нет иного цвета, который был бы достойным тебя. Ты пыталась сделать их темнее, но в итоге, по твоим словам, стала похожа на ведьму. Возможно, тебе бы пошли светлые волосы, но зачем тебе сливаться с окружающими, если ты так упорно работаешь, чтобы выделиться? И кроме того, как я слышал, зеленый тебе тоже не пошел.
В ответ Энн тихо рассмеялась.
Гилберт развернул ее и поднял подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Ты идеальна, Энн. У каждого из нас есть черты, которые мы не любим, но помни, что в себе ты носишь черты своих родителей, и я считаю, что унаследовала ты от них лишь лучшее. Скажи мне, кто-нибудь еще, кроме тебя, в последнее время осуждал твою внешность?
Она задумалась.
— Я-я не помню, — сказала она, и от осознания у нее начали наворачиваться слезы. Неужели все это было в моей голове?
— Ты не помнишь, потому что никто так не считает, Энн. Думаешь Чарли написал бы записку для тебя, если бы считал тебя не красивой?
Она рассмеялась и подавилась слезами.
— Нет.
— Нет, он не настолько глуп. Он написал ее, потому что считает тебя хорошенькой. Когда я увидел тебя впервые в школе, то сразу сказал, что ты милая, и никто не сказал слова против – это был факт. Единственный человек, который считает тебя непривлекательной – ты. Знаю, я уже говорил об этом, но мне больно видеть, как ты видишь красоту во всем вокруг, но не замечаешь ее в себе. Ты не даришь себе доброту, которой одариваешь остальных. Ты приучила себя верить в ложь, — он вновь повернул ее заплаканное лицо к себе. — Посмотри на себя свежим взглядом и забудь о предвзятости к себе хотя бы на минуту. Ты прекрасна, и даже если бы я мог что-нибудь изменить в тебе, то не сделал бы этого. Но мое мнение не важно. Только твое. Мы лишены роскоши жизни в мире, где внешность не имеет значения, пускай мне бы и хотелось так сказать, но это будет ложью, а я обещал тебе правду. Ты, определенно, уникальная и потому абсолютно захватывающая. Однако люди чувствуют твою неуверенность и пользуются этим против тебя. Если они увидят, как сильно ты стыдишься своей внешности, некоторые могут воспользоваться этим, чтобы унизить тебя. Но если ты будешь уверенна в своей красоте, как и в разумности, тебя, Энн, будет не остановить. У тебя есть возможность стать совершенно неудержимой.
Энн развернулась, зарылась лицом в грудь Гилберта и расплакалась, пока юноша обнимал ее. Мэттью и Марилла дали им немного времени побыть наедине, и оба были как никогда уверенны, что у Гилберта были самые благочестивые намерения насчет их девочки.
В конце концов Энн успокоилась, выпуталась их объятий и повернулась к миске с водой.
— Можешь, пожалуйста подержать мои волосы, пока я умоюсь?
Гилберт улыбнулся.
— Конечно.
Умывшись и на сухо вытерев лицо, она передала ему полотенце, что бы парень повесил его на место.
— Мы очень сильно опоздаем, — сказала она, решительно смотря в зеркало. Гилберт прямо видел, как девушка пыталась изменить отношение к себе.
Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
— Это стоило того.
— Соглашусь, Гилберт Блайт, — она повернулась к нему и улыбнулась. — Спасибо.
***
Они опаздывали. Очень сильно опаздывали. Прогулка к школе прошла быстро, и достаточно приятно, насколько можно после всего, что произошло, но легкость минувших дней исчезла. Прежде чем они бы поднялись по ступеням, Гилберт попытался уладить оставшиеся недопонимания между ними. — Энн, надеюсь, я никак не обидел тебя, не в том была моя цель. Просто я был так огорчен. Прошу, прости, если мои слова были чересчур грубыми. — Я не злюсь на тебя, Гилберт, но твои слова заставили меня задуматься. Я понимаю твое огорчение, но я... ты же понимаешь, что я не специально все усложняю? Просто я искренне не понимала, почему ты так на меня смотрел. — Знаю, и ты ничего не усложняешь. Мне трудно помнить, что несмотря на твой богатый ум, есть вещи которым тебя неправильно учили, так что мне нужно быть терпеливым. — Я это очень ценю. И я попытаюсь слушать тебя и других, кто так считает, вместо того чтобы каждый раз предполагать наихудшее. — Спасибо, — вздохнул он. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? — Знаю. И я тебя люблю, но нам пора. Мисс Стейси нас убьет, — она поцеловала его в щеку, и Гилберт открыл для нее двери. — Энн. Гилберт. Рада, что вы решили присоединиться к нам. — Мне ужасно жаль, Мисс Стейси. Этого больше не повториться, — Энн густо покраснела, поскольку уже третий день под ряд извинялась перед своим учителем. — Могу я узнать, что вас задержало? — Мисс Стейси осознавала, что вопрос был потенциально опасным, но опоздание на ее уроки было недопустимым, и они оба это знали. — У нас возникло недопонимание: Энн накричала на меня, и мне пришлось двадцать минут доказывать свою точку зрения. Господь милосердный, этот мальчик начал наглеть с тех пор, как начал ухаживать за Энн. — Значит, ничего нового. Прошу, займите свои места. Мы уже начали разбирать новую тему, но я уверена вы быстро усвоите новые геометрические формулы. Провинившиеся ученики сели под шепотки и смешки своих одноклассников. — Энн, что произошло? — прошептала Диана, заметив, что глаза подруги были красными. Диана тут же тихо, но гневно начала ее допрашивать: — Он обидел тебя? Клянусь, этот мальчишка еще пожалеет, что вообще посмотрел в твою сторону! — Он назвал меня красивой. — И? — И я не согласилась. — И? — И он двадцать минут доказывал, что это не так.***
Гилберт и Энн необычно тихо вели себя на занятиях. Они намеревались уважительно отнестись к своему учителю, но в итоге казалось, что они вовсе были ко всему равнодушны. Они вместе провели ланч, Гилберт объяснял Энн то, что они успели пропустить на уроке геометрии. Ему нравилось учить ее чему-то новому. И он в самом деле считал, что она умнее его, но когда девушка согласилась с тем, что ей нужна была помощь, он почувствовал себя чуть более полезным, поскольку Энн редко принимала помощь, а в этот раз даже не расстроилась, что оказалась не самой лучшей в чем-то. Энн быстро поняла суть урока, как только Гилберт сообразил, как в геометрию приплести природу. Энн счастливо улыбнулась и поблагодарила его за то, что он так старался ради нее. — Возможно, тебе стоит стать учителем. — Не думаю, что преподавание мне подходит. — О чем ты говоришь? Ты чудесно мне все объяснил. — Дело в том, что я тебя хорошо знаю и лично заинтересован в твоем успехе. Мою преданность твоему образованию вряд ли можно использовать в отношении других. — Я думаю, ты недооцениваешь себя. Он горделиво улыбнулся ей. — Уверяю тебя, дело не в этом.***
Последний урок был довольно коротким, но Мисс Стейси надеялась, что смогла произвести нужное впечатление. — Хорошо, класс. Убеждение. Кто скажет мне, что это значит? Слушаю, Чарли? — Менять чье-то мнение. — Правильно. У кого-то есть еще варианты? Джейн. — Твердый взгляд или мнение. — Спасибо, Джейн. Сегодня мы сосредоточимся на втором значении: твердое мнение. Класс, я сделала все возможное, чтобы подготовить вас к будущему и экзаменам – тех, кто к ним готовится – и вы все прекрасно справляетесь. Я с восторгом буду наблюдать, как вы будете шагать по миру и достигать его вершин. Однако, будет упущением сказать, что знания, которые вы получили в школе – это все, что нужно для успеха. Даже все академические знания мира не принесут вам никакой пользы, если вам не хватает знаний о себе. Молчание и недоумение царило в рядах учеников. — Большинство из вас на пороге вступления во взрослую жизнь. Некоторые из вас будут далеко от Эвонли а, кто-то будет один, без ваших старых друзей, — она посмотрела на Гилберта. — Без сомнений, будут люди, которые попытаются воспользоваться вами, особенно я говорю о наших дамах. Но говорю я вам это не для того, чтобы напугать, а подготовить. Вы станете более сильными и лучшими версиями самих себя, как только поймете кто вы и во что верите. У кого-то из вас жизнь была труднее. Ваш путь был тернист, но вы преодолели его. У других была проще, и я думаю, что это упражнение будет вам чуть труднее выполнить. Прошу, достаньте грифельные доски. Ученики достали упомянутые доски. — Задача номер один: напишите что-то, во что вы верите. Задача номер два: напишите что-то, во что вам было трудно поверить. Задача номер три: напишите что-то, за что бы вы боролись, даже если бы остальные отвернулись от вас. Загвоздка в том, что на все три задачи ответ один. В классе раздалось коллективное «что?». — Я записала эти вопросы на доске. У вас несколько минут на то, чтобы написать ответ. Увидев, что все закончили, Мисс Стейси продолжила: — Теперь, вторая часть нашего упражнения – объясните как вы нашли в себе силы бороться за то, что написали. Энн уже дрожала от восторга. Она любила писать эссе и была так уверена в своем ответе, что легко могла бы написать несколько страниц. — Ваш ответ должен составить максимум десять слов. — Что? — возмущенно вскрикнула Энн, после чего прикрыла рот и извинилась. Гилберт тоже прикрыл рот, но только для того, чтобы не рассмеяться. У него не вышло, так что пришлось положить голову на изгиб локтя, чтобы скрыть лицо. Вот это моя девочка. Такая страстная. Люблю это в ней. — Убеждение сильнее всего проявляется в краткости и емкости. Вам не нужно эссе, чтобы объяснить свою позицию, если вы понимаете, что именно пытаетесь сказать. — Но Мисс Стейси... — начала было Энн. — Таково задание, Энн. Уверена, ты справишься, — она продолжила, обращаясь к классу. — Далее каждый поделиться своим ответом. Вы должны уметь отстаивать свое мнение. Если вы не можете сделать этого перед друзьями, то как сможете перед незнакомцами? У вас десять минут. Когда время истекло, все поделились ответами. Лишь четыре из них были более глубокими, нежели остальные. — Я, — сказала Энн. — Если я не верю в себя, то никто не будет. — Бог, — тихо сказал Муди. — Я верю в теорию эволюции, но она не объясняет чудес и красоты мира. — Независимость, — решительно ответила Диана. — Я хозяйка своей жизни, и не позволю сдерживать себя. — Любовь, — сказал Гилберт. — Поиск семьи и любви, когда надежды нет, — после его слов все замолчали. Никто не ожидал такого ответа. — Надеюсь, никто из вас не нервничал, когда делился своим ответом. Вы все потрясающе справились и надеюсь, подчерпнули что-нибудь новое. Возможно, вы стали лучше понимать себя. Возможно, стали лучше понимать своих друзей и одноклассников. Помните, нет ничего плохого в том кто вы есть и во что верите, пока вы открыты тому, что не все, с кем вы встретитесь, будут согласны с вами. — Мисс Стейси, а как же рабство и телесные наказания для детей? — спросила Диана. — Хороший вопрос, лично я считаю, что оба этих явления неправильны, наравне с теми, что порицаются законом. Тем не менее, я обнаружила, что закон иногда идет в разрез с тем, во что вы верите сердцем и душой – иногда к лучшему, иногда к худшему. Я пытаюсь подготовить вас к окружающему миру так, чтобы вы уважали каждого в нем человека. Держитесь своих убеждений, но будьте открыты новому. Ваши убеждения могу измениться, и это нормально до тех пор, пока вы честны с собой и не подвержены влиянию других. Если у вас нет вопросов, то на сегодня все свободны. Группа подготовки к Куинсу, у вас перерыв пять минут.***
— Энн, Гилберт, на два слова, — сказала Мисс Стейси, когда остальные ученики вышли. — Не знаю суть вашего утреннего спора, но вы должны приходить в школу вовремя. — Хорошо, Мисс Стейси, — ответили ребята хором. — Спор хотя бы был академического характера? — Ну, не совсем, но соответствующий вашей сегодняшней теме, — уверенно заявил Гилберт. — Мы только говорили о влиянии других людей на наши жизни, Гилберт! И судя по словам Мисс Стейси на уроке, я тебя слушать не должна! — Я не влияю на тебя. Я же прямо сказал, что мое мнение не имеет значения, твердо и четко. Я не пытался заставить тебя поверить моему мнению, но факту. — Это не факт! А субъективная точка зрения! — Широко распространенная точка зрения с готовностью считается фактом! — Прошу успокойтесь оба. Гилберт, что ты пытался доказать Энн утром? — неохотно спросила Мисс Стейси. Гилберт покраснел, не веря, что собирается поделиться этим со своей учительницей. — Я сказал Энн, что она красивая, а она... не согласилась. Поэтому я попросил ее рассказать мне, что ей не нравиться в своей внешности и доказал, что она не права. — Вообще-то, беря во внимание урок Мисс Стейси, ты высказывал свое мнение, — поправила его Энн сквозь стиснутые зубы. — Что за глупость, — сказала Мисс Стейси, уже собираясь уйти. — Вы оба нелепы. Энн, ты красивая, слушай Гилберта и перестань упрямиться. Гилберт, а ты слышал выражение «не дразни гусей»? — Слышал, но я просто не удержался, — вздохнул он, оперевшись на парту. — Вы должны найти компромисс. Оба. Думаю, раз уж остальные ушли, можете насладиться прогулкой до дома, — женщина повернулась, собираясь выйти. — Погодите, вы что, задержали нас, чтобы мы вместе пошли домой? — спросил Гилберт. — Официально, нет. Я задержала вас, чтобы попросить приходить в класс вовремя. Пожалуйста. — Спасибо! — крикнула Энн, когда Мисс Стейси вышла. — Что же, это было неожиданно, — она, выглядя приятно удивленной, посмотрела на Гилберта. — Иди сюда, — довольно сказал он, притягивая ее ближе. Они оказались рядом с той самой партой, где Энн впервые представилась перед классом много лет назад. — Что ты делаешь? — Просто подойди и поцелуй меня. Она засмеялась. — Зачем? — За тем, что я люблю тебя и мечтал об этом, ну, наверное всегда. И кто знает, когда у нас еще будет время побыть наедине. Она оказалась тотчас на месте, прежде чем его губы прижались к ее. Но несмотря на его усилия, романтический поцелуй то и дело прерывался улыбками. В конце-концов, Энн снова засмеялась. — Прекрати смеяться, Энн, ты рушишь мои мечту. Девушка тут же посерьезнела и слегка отпрянула от него. — Не смей мне приказывать, Гилберт Блайт! — Идеально.***
После приятной прогулки к дому Гилберта, Энн сразу перешла к делу. — Так, Гилберт. Бисквиты. Расскажи мне, как обычно ты их готовишь. Парень закатал рукава. — Обычно я смешиваю все ингредиенты, нарезаю небольшими кусочками и запекаю в печи. — Хорошо... А какие ингредиенты ты используешь? Он положил оные перед ней. — А сахар? — В кладовой. — Давай перефразирую. Прошу, принеси сахар, он нужен нам, если ты хочешь вкусных бисквитов. — Серьезно? — Нет, я это придумала, — пошутила она. — Да, серьезно. Гилберт ушел за сахаром. — Хорошо, Гилберт, ты не можешь просто «смешивать» их. Я сама разберусь с грамовками, а ты комбинируй, внимательно смотри за тем, сколько граммов я беру и запоминай. Уже после смешивания сухих ингредиентов, ты добавляешь масло, а потом кефир. — Разве так важно делать это пошагово? — Судя по качеству твоих бисквитов, я считаю, что это необходимо, и сахар нам в этом точно поможет. Несколько минут они тихо готовили. — Хорошо, ингредиенты смешали, и я записал граммовки для удобства. — Хорошая идея. Ладно, когда будешь добавлять масло, нужно сначала нарезать его маленькими кусочками, можно просто вилкой, вот так, — он внимательно наблюдал за ее движениями, прежде чем она протянула ему вилку. — Попробуй. Он повторил, сначала неуверенно, но к концу уже более умело. — Теперь добавь кусочки масла к остальной смеси и перемешай до однородной массы, — спустя несколько минут она сказала: — Выглядит неплохо, хватит. Теперь сделай в центре теста углубление, вот так, — показала она ему. — Затем влей сюда кефир, для удобства можешь вилкой немного помешивать, и когда все впитается, можешь начинать месить тесто руками. Потом раскатывай и режь на куски. — Не знаю, что я делал до этого. Так интересно узнавать новое, хотя я немного разочарован, — он вытащил тесто из чаши на стол. — Гилберт, прекрати тыкать в него, что ты делаешь? — рассмеялась она. — Мешу тесто. — Месят не так! Он взял тесто и бросил его на стол, как Мэри, когда он наблюдал за ней. И широко усмехнулся. — Прекрати! Тебе же не убить его нужно! — сильнее захохотала Энн. — Дай, я покажу тебе. Возьми немного муки в руки, чтобы тесто не липло, да вот так. Для хлебного теста нужно месить сильно. Знаю, что Мэри иногда подбрасывала его, но, честно говоря, мне кажется она так делала, только когда злилась на тебя или Себастьяна, и вымещала злость на тесте. — Эй! — Но с этим нужно быть нежнее. Ты правильно делал, но тыкать в него плохая идея. Разровняй немного, посыпь мукой, затем сложи слоями. Процесс повторить нужно несколько раз, если хочешь, чтобы бисквит был легким и воздушным. Попробуй. — Вот так? — Хорошо, уже лучше. Теперь раскатаем его, нужно чтобы толщина теста была примерно три сантиметра. Окажешь честь? — спросила она, протягивая ему формочку для бисквитов, которую принесла из дома. Гилберт усмехнулся. — Спасибо, — он взял формочку, а Энн подпрыгнула и села на стол. — Продолжай, пока не закончиться тесто, — десять минут он этим занимался. Старательно вырезанные бисквиты лежали на противне. — А теперь что? — Запекаем их где двадцать минут. Гилберт Блайт! Противень бери полотенцем! — Почему? — Потому что можешь обжечься! Беспокойство девушки лишь рассмешило его. — Энн, посмотри на мои руки, — он протянул оные и стал между ее свисающих ног. Она взяла его руки, играючи с каждым пальцем и массируя его ладони. — Я видела твои руки, Гилберт. — Но смотрела ли ты на них? Я фермер, который работал на пароходе. Мои руки в шрамах и мозолях, тепло печи вряд ли навредит мне. Обещаю, когда буду вытаскивать бисквиты, то возьму полотенце. Иногда мне кажется, что мои руки вообще ничего не чувствуют. Энн нежно поцеловала каждую ладонь. — Но это я почувствовал, — тихо сказал он. — У меня были такие же руки, когда я работала в семьях. Кажется, они сейчас стали чуть нежнее. Но не думаю, что они полностью восстановятся после всех тех ожогов. Ты думаешь что это повлияет на твою карьеру врача? — Нет, они все еще годны для работы, и не то чтобы я хочу стать хирургом. Я буду в порядке, — он понимающе посмотрел на нее. — Сейчас мне кажется, что я способен на все. — Почему? Потому что смог приготовить бисквиты? — рассмеялась она. — Ты даже еще не попробовал их. — Нет, не поэтому, — тоже засмеялся парень, — но даже так я уверен, что они будут чудесными. Знаешь, ты станешь прекрасной учительницей, Энн, — сказал он, смотря в ее глаза и взяв за руки, которые лежали на коленях. — Думаешь? — обнадеживающе спросила девушка. — Определенно. Ты всего пару раз посмеялась надо мной, а я уверен, что тебе хотелось намного чаще. — Мне нравится дразнить тебя, но желание улучшить свои навыки само по себе похвально. Ты мужчина, в обществе ожидают, что ты лучше купишь или воспользуешься чьей-то безвозмездной помощью, чем сам попробуешь приготовить что-то. — Ну, меня учили не так. Разумеется, у нас была Миссис Кинканнон, но ее услуги были нужны, чтобы я успевал ходить в школу и присматривать за своим больным отцом. Но до этого мы были весьма независимыми. Отец и я, мы сами заботились друг о друге. Все делали вместе – не существует истинно мужской или женской работы. Мы делали то, что должно. — Он никогда не думал найти себе новую жену? — Не думаю. Хотя теперь мне любопытно, думал ли он о Марилле, когда мы вернулись. Но мне кажется, он просто не хотел рисковать потерять кого-то еще. — Думаю, что Марилле он бы очень сильно помог. Когда я только приехала, то пыталась ее убедить, что могу работать на ферме, но она даже не собиралась рассматривать это как вариант. Когда Катберты решили, что я могу остаться, они наняли Джерри, чтобы он делал то, что, как предполагалось, я не могу. — Но... если бы мой отец и Марилла были вместе, я бы ухаживал за садом и Зелеными Крышами, а тебя бы, возможно, вообще здесь не было. Энн посмотрела на их переплетенные руки у нее на коленях. — Ты думал об этом? Гилберт поднес руку к ее голове, направляя взгляд на себя. — Да, Морковка, я думал о мириадах выборов, которые совершили наши родные, и которые привели тебя ко мне. И я каждый день благодарю Бога за это. Она ярко улыбнулась ему. — Я тоже.***
— Муди! — сказала пораженная Руби, резко остановившись на дороге, ведущей к дому Гилберта. — Что ты здесь делаешь? — тон высокий, а речь быстрая, что выдавало взволнованность. — Добрый вечер, Руби, — тот попытался выглядеть уверенно, но внезапно парень почувствовал себя еще более взволнованным, чем она. Его голос стал почти таким же писклявым. Муди откашлялся, и попытался нормально сказать: — Я хотел поговорить с Гилбертом о... кое о чем. Но сначала он опоздал, потом во время обеда был занят, потом у нас были дополнительные занятия, и Мисс Стейси вызвала его и Энн к себе. Как понимаешь, шанса так и не представилось. А что ты здесь делаешь? — Я хотела поговорить с Энн. Я только что была в Зеленых Крышах, и Мисс Катберт сказала, что она собиралась научить Гилберта печь бисквиты. — Бисквиты? — Да, видимо он совершенно не умеет их печь. И Мэри больше нет. Полагаю, нет ничего необычного в том, что им нужна небольшая помощь. — Разумеется. Ну, — он протянул руку в стороны тропы перед ними: — пойдем? — Да. Спасибо, — прогулка была до болезненного тихой. Оба надеялись, что кто-то первый что-то скажет. В конце-концов, они пришли к дому Гилберта. Они тихо подошли ко входной двери, которая вела на кухню. Муди уже собирался постучать, когда глаза Руби расширились, и вся она побледнела. Она схватила его за руку и потащила его вниз, под окна рядом с дверью. — Что? — спросил он, прежде чем Руби прижала руку к его губам, чтобы тот замолчал. Она безумно замотала головой. — Шшшшш! Там Гилберт и Энн! — резко прошептала девушка. — Да, это я и так знаю, — Муди был сбит с толку, но тоже шептал, чтобы успокоить Руби. — Гилберт здесь живет, а ты сказала, что Энн собиралась научить его печь бисквиты. — Нет. Энн и Гилберт там вместе. — Да, думаю, они... — Муди! Глаза раскрой! Они там не бисквиты пекут! — она вытащила его из-под окна, что бы показать: руки Гилберта накрыли щеки Энн. Сквозь полупрозрачную занавеску было видно, как он что-то говорил ей, а та в ответ сияла. Она что-то ему ответила, после чего они секунду смотрели друг на друга, прежде чем Энн схватила его за рубашку и резко притянула для поцелуя. Озадаченные Муди и Руби наблюдали за ними несколько минут – челюсти ребят попадали. Когда Муди все же пришел в себя, он взял девушку за руку и потащил подальше от дома. Сделав несколько шагов, он отпустил ее руку, и они вместе побежали в лес. Оказавшись достаточно далеко, они замедлились и продолжили идти в сторону своих домов. — Кажется, записки Гилберта дали свои плоды, — задумчиво сказал он. — Они были от Гилберта? Для Энн? — пискнула Руби. — А кто бы мог их написать? Разве хоть кто-то понял о чем они были? Руби, немного расслабившись, хихикнула. — Ты тоже не понял? — Нет. Ни капельки. Написаны они были красиво, но я ничего не понял. Девушка рассмеялась более искренне. — Я тоже! Мне они показались такими романтичными, но Энн пришлось объяснить. Полагаю, я должна была догадаться. Ох, Муди! Знаю, шпионить плохо, но как чудесно было увидеть начало их отношений! — Эм, не думаю, что это было начало, — осторожно сказал Муди. — Но ведь это сразу понятно! — воскликнула Руби. — Если он оставлял записки в понедельник и вторник, значит сегодня был их первый поцелуй! — Руби, не думаю, что это их первый. — Откуда ты можешь знать это? — Ну, эм, не было похоже, что они нервничали. Мне казалось, что человек волнуется во время настоящего первого поцелуя. Я знаю, я... и они выглядели... — Муди чувствовал себя неловко, обсуждая отношения своих друзей, особенно учитывая, что в одного из них была влюблена Руби. — Как они выглядели? — Как те, кто знают, что делают. Я конечно не эксперт, но мне не кажется, что это был простой поцелуй. — Ох, — Руби задумалась над словами юноши. — Ты врешь! У тебя уже был первый поцелуй! Когда мы играли в «бутылочку», и ты поцеловал Диану. — Не думаю, что это считается. Это же была просто игра. То есть, надеюсь, что это не считается, потому что тогда, получается, что я потратил его в пустую. — В пустую? Но это же Диана! — Руби была оскорблена. Как смеет он так говорить о моей подруге! — Нет-нет, я не это имел ввиду. Просто я хотел, чтобы мой настоящий первый поцелуй значил что-нибудь. Что бы он был с той, к кому у меня есть чувства, и которая, надеюсь, будет чувствовать тоже самое. Не из-за какой-то игры, в которую мне даже не хотелось играть. — О нет! — Что? Я сказал что-то не то? — Мы увидим их завтра! Что нам делать? Сделаем вид, что ничего не знаем? Или признаемся, что шпионили за ними? Можем просто сказать, что увидели, как они делают бисквиты – учитывая, что, кажется, так и было. — Но если так, то почему мы не постучались? — Не знаю! У тебя есть идеи? — Не думаю, что нас это касается. Гилберт много лет был влюблен в Энн. Я рад за него. — Много лет? — Да, прости, на секунду я забыл, с кем говорю. Ты в порядке? — В порядке, у меня больше нет чувств к нему. Удивлена, какой слепой я была. Значит, ты просто будешь делать вид, что ничего не знаешь? — Нет, наверное, я просто скажу что-то вроде «Привет, Гилберт, я вчера вечером пришел к тебе домой, но увидел, что вы были заняты и решил не тревожить. Рад за тебя.» — Прямо так. — Прямо так. А что будешь делать ты? — Понятия не имею. Наверное, просто взорвусь.***
Себастьян был в саду с Дельфин, но голодная малышка начала капризничать, и честно говоря, Баш разделял ее капризы. Зная, что Гилберт и Энн сейчас на кухне одни, тринидадец с малышкой тихо зашли через другую дверь и так же тихо пробрались на кухню, где Гилберт страстно целовал сидящую на столе Энн. Идеально. Я несколько лет ждал такого шанса. Он улыбнулся, когда подошел к столу и резко закричал: — Привет детишки! Энн была так поражена, что рефлекторно укусила Гилберта за нижнюю губу и оттолкнула его. — Ааа! — закричал парень от боли и прикрыл рот рукой, при этом пытаясь не тронуть печь. — Баш! — Эй, — сказал тот, подняв руки, — ты сказал, что вы собираетесь печь бисквиты. Я просто волновался, что процесс запекания затянется. Доброго вечера, Энн. — Привет, Себастьян, как у тебя дела? — Не так хорошо, как у тебя, очевидно, — поддразнил он ее. — У меня кровь идет, сейчас вернусь, — поморщился Гилберт. — Прости! — Ты не виновата, Энн! — Он прав, это его вина. Должен был знать, что следует себя вести подобающе. — Он не сделал ничего такого, чего бы я не хотела. — Только смотри, чтобы Катберты не узнали. — А зачем по-твоему я предложила заняться выпечкой здесь? — Знаешь, мне кажется, что Гилберт плохо на тебя влияет. Вы двое опорочите мое доброе имя и репутацию нашего славного дома. Хочу, чтобы вы знали, что как уважаемый сопровождающий, я, официально, не одобряю такое поведение. — А неофициально? — Я его брат, а не отец. Так что – действуй. Энн расхохоталась. — Значит, ты не веришь в то, что он идеальный джентльмен? В городе считают напротив. Большинство сказало бы, что это я развращаю идеального Гилберта Блайта. Себастьян громко расхохотался. — Черт возьми, нет. Прости, Энн, просто я с ним провел почти год на корабле. Он ни разу не идеальный джентльмен. Гилберт вернулся – к его губе было прижато полотенце. — Эй, Баш, Энн по-прежнему хорошего мнения обо мне, и я бы хотел, чтобы так и оставалось. Оставь, пожалуйста, свои истории при себе? — Вроде тех, когда напивался и без умолку говорил об Энн? Гилберт густо покраснел. — Такого не было! Энн, это не правда. — Я вот помню целых три таких случая. А ты их не помнишь, потому что не умеешь пить. — Пить-то я умею, только не знаю, когда нужно остановиться. Агх, я еще пожалею об этом. Что именно я говорил? — Я всеми руками за то, чтобы смущать тебя, Блайт, но я не буду говорить такое при Энн. — Все было настолько плохо? Энн, мне так жаль, — извинился парень, уже собираясь достать бисквиты из печи. — Гилберт, мы даже не знаем, что именно ты говорил, не стоит извиняться. Себастьян, разве так ли сильно мне стоит волноваться об этом? — Королева Энн, могу сказать – будь уверена, этот дурак был твоим с самого начала и ничто не могло остановить его. — Эй! Теперь они выглядят, как настоящие бисквиты! — сказал Гилберт, вытащив оные из печи. — Пусть они немного остынут. Мед? — Да? — дерзко ответил парень, и Себастьян хлопнул его по руке, разочарованный настолько плохой шуткой. — Ты нелепый. Мед где? — Вот, — он открыл шкаф, — здесь. Кажется, у нас заканчиваются запасы, но думаю, на сегодня хватит. — Ооо! Можно я с тобой соберу? — Эм, конечно? Сегодня мы не сможем, но если хочешь, то думаю, мой старый комбинезон будет тебе впору. — Чудесно! Только когда? — В любой день, когда будет теплее всего. Я скажу, когда будет подходящий. — Замечательно. Спасибо! Себастьян откусил кусок бисквита, и его глаза налились слезами. Такие же, как у Мэри. Он отложил выпечку, подошел к Энн и до боли крепко обнял ее. — Спасибо, Энн. Ты вернула мне мою Мэри. — Пожалуйста, Себастьян. Мне это только в радость. После перекуса, Гилберт отвел Энн домой, а когда вернулся, то спросил своего брата о том, что его все это время тревожило. — Баш... те три раза, я же не сказал ничего... неприличного, нет? — То есть ты признаешь, что думаешь о неприличных вещах? — Ну конечно, ты же видел ее? Она же словно воплощение мечты. Себастьян рассмеялся. — Честно говоря, я совершенно не помню, что говорил об Энн, когда пил. Что я сказал? — Все на самом деле было не так плохо. Просто я посчитал, что вечер и так был достаточно неловким. В основном ты говорил о том, какая она умная, страстная и красивая. Обо всем этом мы и так знаем. Еще у тебя явно какая-то нездоровая одержимость ее волосами. Сначала я подумал, что ты больной, но теперь я понял, что ты не преувеличивал. Гилберт облегченно вздохнул. — И все? — Было еще кое-что, но я так и не понял о чем речь: когда засыпал, ты бормотал что-то про верхний левый угол черного ящика. Гилберт улыбнулся и захихикал. Он понятливо кивнул и развернулся, направившись в свою комнату. — Что? Что это значит? Блайт! Не уходи молча! — Это место, где я храню кольцо своей матери, — крикнул он. — Не смей делать сейчас этой девочке предложение! Ей только шестнадцать! — Я не идиот, Баш! — Еще какой! Гилберт вернулся к Башу. Кричать через весь дом ему уже надоело. — Я не собираюсь так сразу делать ей предложение. Она все равно сказала, что выйдет за меня. Мне просто нужно подождать, когда она будет готова. — А ты сможешь? — Не думаю, что у меня есть выбор. Но да, я буду ждать ее. С радостью. И столько, сколько потребуется.