Благословенный дар

Три дня. Именно столько у Юнги получается выторговать для себя и Чимина времени, чтобы подготовиться к переговорам с варварами. Нельзя сказать, что не будь этих трёх дней — он был бы не готов. Был бы. Как ни как, зиму посвятили трауру только внешне; внутри, помимо горячих ночей, полных любви, они продумывали стратегии. Пока что всё идёт как нельзя лучше. Юнги знал, что в дар принесут Чонгука — его и принесли. Юнги знал, что Кхан Голь болен — он болен. Юнги догадывался, что между отцом и сыном напряжённые отношения — это видно невооружённым взглядом. Он обязательно выкроит момент, чтобы поговорить с Кхан Дайном, но делать это следует только после первых официальных переговоров. На них... на них варвары будут просить новое благословение. И Чонгука дарят на свадьбу лишь формально; по факту его жаждут преподнести в дар именно Дракону, чтобы что? У Голя нет права на просьбу, он своё уже получил. Доверяет ли он сыну достаточно, чтобы отпустить его к Дракону? Юнги нервно постукивает пальцами по столу, анализируя всё, что уже успел увидеть. Скорее всего, отец не верит сыну и будет проситься пойти с ним для благословения. Этого допустить никак нельзя. Но тогда, скорее всего, прошение к Дракону будет отличаться. И Юнги надо знать просьбу заранее. Не сказать, что он вообще пустит хоть одного варвара к Дракону или примет дар, но информация о желаниях Дайна будет крайне полезна, потому что на этом будет строиться дальнейшая стратегия их переговоров. Кто знает, вдруг Дайн заинтересован сделать всех членов племени частью Империи? Это решило бы буквально все проблемы Юнги. Он скашивает взгляд на горящее золотом свечение. Клятва неумолимо напоминает о подкрадывающейся со спины смерти. Её холодное дыхание обжигает загривок, а костлявые руки практически смыкаются на шее. И всё же, умирать до тех пор, пока он не сделает наследника с Чимином, нельзя. А это не меньше восьми месяцев при самом лучшем раскладе. Всё же заставлять свою Императрицу зачать во второй раз спустя пару месяцев после первых родов — это близко к пытке. А причинять боль возлюбленному... Юнги и так сделал это слишком много раз, чтобы позволить свершиться ещё одному. В дверь кабинета раздаётся решительный стук, но разрешить или запретить незваному гостю зайти Юнги не успевает. Тэхён вламывается сам. — Грустишь, Император? — голова со скупой улыбкой и растрёпанной макушкой вваливается в проём первой, а за ней следует всё остальное тело. — Все только и судачат о том, что ты позволяешь варварам оставаться во дворце, развлекаясь в это время с Императрицей. — Что-то я не вижу тут Чимина, — Юнги обводит рукой пустой кабинет и поднимается с места, — как и не ощущаю счастья от необходимого нахождения в стенах дворца Кхан Голя с его людьми. — Знать понимает, — Тэхён плотно закрывает дверь, — слуги догадываются, особенно старшие, а вот народ... ну, впрочем, он никогда не отличался особым умом. Юнги невесело хмыкает. Жестом он приглашает Тэхёна последовать за ним на балкон. С этого места достаточно неплохо видно взлетевший в небесную высь новый дворец. Под его основанием, сжавшись в кольцо, плавно кружит дракон. Чёрно-золотистая чешуя поблёскивает на солнце, а длинные усы развеваются подобно тонким облакам. Они пока что так и не нашли способа позволить всем входить и выходить за пределы территории, используя портал. Чимин понимает, как именно создавать необходимые амулеты, но ему не хватает практики и времени. И даже этих несчастных трёх дней может оказаться недостаточно, потому что, несмотря ни на что, у них слишком много дел. — Как там слуги? — Тэхён кивает на дворец в небе. — Ещё не посходили с ума? — Чимин отправился к ним с самого утра, но пока что не вернулся, — Юнги переживает. Если что-то пойдёт не так, то он не будет рядом. Не сможет появиться и спасти, поддержать или укрыть щитом. Ладони невольно сжимаются в кулаки, тут же разжимаясь. Они загнаны в ловушку таким подарком, и одновременно с этим — одарены. Стоит разобраться с этими небольшими трудностями, и в руках правящего клана будет неприступная крепость. Она уже есть, остались лишь маленькие штришки. — Расскажи мне о Чонгуке, — Юнги кидает на Тэхёна острый, пронизывающий до самых костей, взгляд. — Ты посещаешь его уже несколько ночей подряд. — Мы общаемся, — брат не пытается увильнуть от ответа. Только смотрит так, странно. Со смесью сомнения и нерешительности. — Он... не такой, как Чимин. Не скажу по поводу всех остальных дьяволов, но в Чонгуке есть несгибаемая потребность идти до конца. Юнги готов спорить, но он прикусывает щеку изнутри. Когда Тэхён говорит таким задумчивым, глубоким голосом, взвешивая каждое слово — его не стоит перебивать. — Чимин не менее решительный, но Чонгук... — Тэхён шумно вздыхает и, сжав ладонь в кулак, постукивает ею по перилам. — Речь именно об отчаянье. О том, с каким воин идёт на последний бой. О том, с которым мать защищает ребёнка. О том, с которым брат готов на всё, чтобы спасти часть своей семьи. Он не верит, что доживёт до конца переговоров, как и не верит в положительный исход для себя. — И к какому концу он идёт? — Не рассказывает, — Тэхён невесело ухмыляется, встряхивая головой. Только сейчас Юнги замечает, что в брате что-то поменялось. Не во внешности, а в поведении. В небольших неосознанных реакциях. — Сложно, знаешь ли, сблизиться за несколько дней, чтобы человек раскрыл свою душу. У него есть какой-то план — это читается во взгляде. Но какой? — Лишь бы он не испортил наш, — недовольно цокает Юнги, понимая, что необходимо просчитать ещё и этот момент. Поможет ли ему Чимин? Как сильно изменился Чонгук, чтобы по старым воспоминаниям можно было предполагать погрешность в положительную сторону? — Мы начнём завтра. Попробуй до этого времени узнать всё, что сможешь. Даже самая незначительная информация может оказаться полезной. — Я знаю. Тэхён как-то невесело хмыкает. Вся его фигура полна неясного для Юнги смятения. Это не страх, не та нервозность, с которой скрывают нечто важное. Это какое-то новое чувство, тлеющее в сердце его брата, стремящееся диктовать условия и вести вперёд. Неужели и Тэхён попал под чары дьявола? Посмотрел в круглые, медовые глаза и решил, что хочет быть с ним. Они знают друг друга так долго, что в любых невербальных жестах, при желании и внимательности, можно прочитать ответ. Юнги пытается найти его сейчас. Прокручивает в голове возможные слова, оценивает их вес конкретно под этот момент. Не может понять — стоит ли спрашивать? С одной стороны, кажется, что это не его дело. Ни как Императора, ни как брата. С другой же... Тэхён хотел покинуть дворец при первой же возможности, а сейчас отправляет сообщение в гильдию, что задержится тут. Конечно, не в последнюю очередь именно из-за варваров, но, может быть, есть и иная, более личная причина? — Что ты думаешь о Чонгуке? — Я же уже рассказал, — Тэхён ускользает от прямого ответа и внимательного взгляда, — он стремится защитить брата и... — Нет, — перебивает Юнги, — что ты думаешь о нём? Как о маленьком дьяволе, как о человеке — не важно. Что крутится в твоей голове, стоит тебе услышать это имя — Чонгук. Тэхён замирает. Застывает. Кажется, даже перестаёт дышать. Можно ли влюбиться за две? Три встречи? Юнги слышал о подобном, пусть и не верил. Ему самому потребовался не один месяц, чтобы подпустить Чимина к себе. И не одна ночь, чтобы растопить скованное цепями страха пламенное сердце его пташки. Но ведь Тэхён не такой. Никогда не был таким. Он легко прощал в детстве любые обиды, всегда свободно находил общий язык с новыми людьми. Его брат открытый и искренний, пусть с годами и обзавёлся каменной бронёй. — Я думаю... — Тэхён неловко поджимает губы, — думаю, что он сломленный, пусть и не показывает этого. И очень сильно нуждается в тепле. Что у него было дома? Оккупированный город. Устрашения со стороны варваров. Его использовали и будут продолжать использовать. Даже мы, Юнги. — Все люди используют друг друга. Вопрос лишь в том, насколько взаимовыгодно, — Юнги складывает руки на груди и опирается бедром о перила, — тут он получит свободу. С него снимут кандалы. И как брат Чимина, он ни в чём не будет нуждаться. Но я не понимаю, к чему ты? — Я... Смятение Тэхёна можно пощупать руками. Таким Юнги его никогда не видел. Раньше он бы продолжил давить. Раньше, цинично и жестко разобрал на составляющие пользу от присутствия Чонгука во дворце. Сейчас же он, пусть и помедлив, протягивает руку вперёд, касаясь плеча брата. Сейчас говорит: — Давай попробую я, — Юнги ждёт, когда Тэхён поднимет голову, и их взгляды пересекаются, — он тебе понравился. Может, в чуть более романтичном смысле, чем я могу предполагать, а может, это лишь платоническая симпатия. Это не имеет значения, потому что так или иначе я настроен сделать всё, чтобы Чонгук выжил и остался у нас. — Потому что он брат Чимина? — Да, — Юнги нет смысла отрицать очевидное, — но будь на его месте кто-то другой, его не оставили бы выживать в одиночестве, взяв только самое полезное. Любого другого дьявола я бы устроил в городе, помог обустроиться в новом доме и, скорее всего, отправил бы в подчинение Намджуну. — Чонгука тоже можно, — с неуверенной улыбкой поддерживает идею Тэхён, — он силён и всегда планировал стать бойцом. Тренировался дома, пока никто не видел, а когда его раскрыли, то варвары начали ставить его для развлечений на бои против своих людей. Юнги кивает. Так вот почему Голь хотел, чтобы Чонгук подрался на свадьбе. Планировал показать силу раба, а потом сообщить, что он не выиграл ни одного боя против его людей. Довольно ловкий ход для такого необразованного человека. — Я подумал, что ты хотел бы взять его в гильдию? — Это не самая удачная мысль, — Тэхён хлопает Юнги по тыльной стороне ладони, давая понять, что можно отпускать, — в гильдиях много простого люда, и не все смогут принять кого-то из страшных сказок. Имперская же армия подчиняется твоим приказам. — Тогда ты останешься? — на пробу говорит Юнги. Он не особо верит в положительный ответ, поэтому приятно удивляется, когда не следует моментального отказа. Тэхён думает, и это красочней любого «да». Подавив самодовольную ухмылку, он добавляет: — Раз не прозвучало «нет», тогда подумай ещё немного. Этот дворец и твой дом. — А в новый пустите? — Как только Чимин разберётся, как нам самим туда попасть, — посмеивается Юнги, окончательно развеивая ту мрачную атмосферу, которая была между ними, — ты будешь первым после меня. Обещаю. — Слово Императора закон, — на лице Тэхёна расцветает искренняя тёплая улыбка. Одна из тех, что Юнги не видел уже давненько. Не давая чёрным мыслям захватить разум, Юнги уводит Тэхёна обратно в кабинет и вовлекает в рассуждения о переговорах. С какой стороны им подойти к варварам, какие вопросы поднять сначала, а какие — под конец. Незамыленный взгляд со стороны помогает подсветить несколько важных моментов. Когда на улице начинает темнеть, они спохватываются, что пора бы уже вернуться к своим дьяволам. Юнги — в спальню, а Тэхён… во временную темницу.

***

Юнги не успевает сказать и слова, когда Чимин утягивает его на постель, стоит им помыться и переодеться. Маленький дрожащий птенчик прижимается столь тепло и уютно, что глаза сами по себе закрываются, но в голове вспыхивает вопрос: — Боишься? — Нет, — Чимин охотно отзывается, не меняя своего положения, — может, немного. Сегодня в новом дворце меня окружили со всех сторон, засыпали вопросами, а я… — Растерялся? — Юнги нежно ведёт ладонью вдоль голой спинки, принимаясь утешать. Он так и не привык, что лопатки больше не сходятся от колебаний крыльев, а между ними нет россыпи чешуек. — Поначалу, — он тяжело вздыхает, — но быстро собрался. Там достаточно еды, чтобы слуги не нуждались. Многим понравилось то, что они теперь ограждены от проблем снизу. Но были и те, кто паниковал. Я как мог успокоил всех и пообещал, что решу вопрос. И, думаю, я почти понял, как это сделать. Надо просто… немного времени. Времени, которого им ужасно не хватает. С самой свадьбы всё понеслось так стремительно и быстро, что даже какие-то особенно долгие моменты ощущались поразительно сжатыми. Словно сама судьба проверяет их на прочность. Вынуждает действовать не привычными схемами, а создавать новые, неожиданные и хрупкие. — Завтра начнёте? — Чимин нехотя приподнимается, чтобы заглянуть в глаза. — Да, — Юнги поджимает губы, прокручивая в голове их с Тэхёном разговор, — я собрал только тех, кому доверяю. И буду оттягивать момент решения так долго, как смогу. — Им это не понравится. — Это не нравится и мне, — Юнги проводит ладонью по лицу, прикрывая глаза, — правильно было бы… Правильно было бы убить Кхан Голя и объявить войну. Правильно было бы отправить Чимина в Небесный Дворец и не выпускать его, пока всё не закончится. Правильно было бы забрать Чонгука и спасти оставшуюся семью его Императрицы. Много что было бы правильно, вот только ничего из этого не подвластно ему прямо сейчас. Слова застревают в горле. Неприятный комок скручивается на корне языка, двигаясь то вверх, то вниз, не давая шанса подобрать правильное продолжение. Юнги открывает и тут же захлопывает рот, не готовый сказать, что с завтра начнётся отсчёт его последних дней. Магия не убивает моментально. Она не пронзает как молния, не останавливает сердце тонкой иглой. Она постепенно отравляет изнутри, подтачивая здоровье и ясность разума. Подобно болезни, проклятье растекается под кожей, забирая всё, что Юнги дорого. Он хмурится: а не по этой ли причине Кхан Голю сейчас плохо? Хороший вопрос на ночь перед судьбоносной встречей. Юнги убирает руку и склоняет голову набок. Смотрит на заинтересованную мордашку Чимина, запоминая каждую черту, каждую любимую деталь. Нежно ведёт кончиками пальцев по румяным щекам и утягивает в поцелуй. Это именно то, чего не хватало весь полный нервного ожидания неизбежного день. — Давай спать, птичка, — Юнги нехотя укладывается с Чимином обратно, — завтра будет сложный день. — Последнее время у нас других и не бывает. Юнги засыпает с этими словами в голове и после — они вспыхивают, как туманное воспоминание, когда в Императорский зал входят варвары. На их лицах написана решимость идти до конца, и больше всего на свете Юнги жаждет её сломать.