Young Love is Hard Bite

Смотреть на люстру, на потолок, на соединяющие его со стенами обрамления… разве вообще могло возникнуть ощущение неловкости или некомфортности «глазеть» на них дольше одной минуты? Сразу мысли наводятся сами за того, кто пытался сложить их в последовательном порядке, запутывая ещё больше. Не то несколько странный интерес, будто сверху, на таком близком верху можно было разглядеть нечто ранее незаметное в своей или чужой, но очень хорошо знакомой квартире… и, конечно, спальне. Не то прострация с момента расслабленности, что бы для этого ни было использовано — легальное, сомнительное для употребления или запрещённое, когда последние два в основном одно и то же, если не вспоминать про вызывающие привыкание медикаменты, которые не конфетки. А может, всего навсего усталость и ничего более, и потому зачем выдумывать то, чего на самом деле нет и что сейчас не происходит. Но если то она и была, то Порша бы стала медленно засыпать, и ничто бы не остановило её сделать это. Даже папочка, который поначалу заставлял бы мигом собираться на ночной концерт в самом популярном подпольном клубе, видя, что его девочке всё-таки плохо от истощения сил, за час отменил бы всё без объяснений. Потерял бы кучу денег, и была бы противная пометка у его «творения», что с такой, как она, следует договариваться о даче концертов с осторожностью из-за их срывов в последний момент — что давало бы организаторам информацию, что поп-звезда Порша Кристал неорганизована и сливает шансы делать своё имя ещё более знаменитым по всему миру. Потому она держалась и исполняла все договоренности, стоило такому случиться один раз… особенно читая комментарии в том числе ей по почте по этому поводу. Справедливо ли получать «красноречивые» слова в свой адрес, когда она не особо-то была виновна в этом… могло быть явно хуже, выйди она на сцену нетрезвой, перебравшей с веществами, или потому слегшей на огромную постельку с запоя, мощь которого не выдержала. Она смотрела в обвешенный золотыми племенными узорчиками потолок. Глядела на эту винтажную люстру с тремя ярусами, над которой, похоже, совсем не властны года или даже века. Что до окрашенных серебром плинтусов, то на них обращала внимание меньше, чем на остальное… явно меньше, чем на яркие, зоркие глаза своего любовника на сегодня, пока ей очень хотелось быть с ним чаще. И всё же что заставляло её не проронить ни слова хотя бы лишь для того, чтобы он, как только услышал её голос, слушал бы его без внимания к тому, что бы она ни говорила. — Дорогой, пепельница рядом, нет? А то я тут заметила, что паровозный дым от вейпа совсем смазывает и растворяет этот твой безумно красивый верх. Конечно же, быть влюбленным в её сдержанно высокие ноты при обычном произношении слов и не внимать им не выйдет, чтобы она, его яркая звезда в этом мире, не обижалась с чепухи, которую посчитает важной для своей самооценки. Расстройство принцессы было чревато чем угодно, особенно не касаясь никого, кроме двух влюбленных. Особенно если она являлась звездой для миллионов зверей по всему миру, но в целом только к одному приблизилась максимально близко, насколько это возможно, и насколько она желала греть кого-либо своими лучами обаяния, как бы не несло её характер в разные дебри. Он подвинул ей то, что она попросила, кажется, не беспокоясь о слишком расслабленном тоне, которым она произнесла свой вопрос. Был уверен, что вряд ли ей стало худо до невозможности, и если что, безусловно, вылечит не только сексом, но и врачебной рецептурой. А пока же они оба, довольные собой, друг другом и сложившейся атмосферой убаюкивания на грани сна и бодрствования в этот поздний вечер при искусственном свете, зажгли друг другу по очереди — дамы вперёд, вскруженные одним их видом «безвольные олухи» следом. Затянулись, выпустили лёгкий пар из длинных пастей подобно собачьим, и начали дышать друг другу согревающим дыхание в том числе из носа. Не торопясь целовать в губы и лизать их и щёки языком, хоть и давным-давно оценили их проворство и половую жажду друг у друга. Да даже в эти часы они успели вспомнить, сколь он натренирован у каждого из этой пары. Которой не должно было образоваться, но она есть и не собирается быть разрушенной, предположительно, навсегда — с разницей в целых двадцать лет между вот-вот оканчивающей школу и учителем платных курсов, ещё больше прибавившим в чувственной импозантности и разборчивости в мужских духах со всех их давних многочисленных встреч. Не развод и свобода от разрушительных отношений поспособствовали его расцвету почти с чистого листа… он бы сам про себя назвал бесчестьем своего имени этот вывод, пока души не чаял в своих детях, с которыми продолжал видеться беспрепятственно. — Сладкая, как же я изнывал тут без тебя… бес ударил окончательно влиться в вечерние сеансы за порно, чтобы мастурбировать, подобно поведению школьников. Как же сильно ты отличаешься от таких типичных типажей, не сочти, прошу, за грубость все эти слова… В лучшую сторону, зая в шкуре грозной изящной хищницы. Видеться-то виделся учитель-наёмник Анриэль Боровски с частичками своей вложенной души в их создание — конечно, не как у проекту или творениям, но к тем своим маленьким людям, у которых будет свой выбор. Его задачей останется лишь помочь им с ним, указывая на плюсы того, что он желал своим двоим сыновьям — чтобы они не стремились к исполнениям его утерянных желаний и упущенных мечтаний из нужды в его уважении и тому, по какой причине он бы гордился ими больше всего. Он, в милейшей тихой компании его принцессы всех волчиц, голый светло-рыжий динго с кремовой грудью и туловищем до паха, продолжал убеждаться, что подумает не одну сотню раз, как устроить своим не жившим с ним мальчикам такую жизнь, чтобы они не сомневались в своих твердых решениях. Тогда как вопрос ориентации не стоял на повестке их жизни, как-то, что следовало бы обдумывать — если захотят сменить пол или стать бесполыми, то у него хватало денег на подобное доброе дело после подробного разговора. — Ох и умеешь же ты, Анри… всё больше кажется, что на идеальный подбор твоих слов реагирую с восхищением только я. Ну пусть остальные слышат то, что хотят, как и я тоже, м-да? Так пытаешься вызвать во мне ещё больше причин, чтоб я была без ума от тебя только с одних твоих слов ко мне? Лучше гладь меня т-т-там, г-говоря их мне… блядь, ох и жарят твои пальцы! Выбор без пару месяцев совершеннолетней прекрасной талантливой дочери своего отца останавливался на эмоциях, испытываемых ей от тесного интима руками, пальцами, ладонями и прижиманием бёдер обоих столь разных любовников… которым достаточно быть едиными душой и потребностями друг в друге. Порша также лежала на спине полностью голая, никогда не желавшая быть столь открытой перед собой или кем-то, как в моменты с когда-то обучавшим её всем обезурживающим слушателя вокальным приёмам. Совсем без орального способа достижения нужного результата в любой укромной комнатке, так как ей тогда было чуть больше десяти лет… Сейчас пожалуйста, но явно не тогда, пока и он считал эти насыщенные искры чудовищными, терпеливо ожидая её полностью зрелой и осознанной взаимности, точно не надеясь, испытывала ли она её к нему когда-либо. — Разве ты не хотела бы так и дальше? Разве это не успех для мужчины, когда женщина не ждёт его члена, давая последний шанс… а сгорает с его присутствия, когда он даже не разогрелся! Если словами возбуждаю тебя, Порши, то понимаю, что ты точно согласна быть моей… я ни разу не принуждал тебя, всё ещё считаю такое свинством. Услышав последние слова, Порша как минимум поняла, что пока ещё была ясна умом, хоть вдыхала вокруг себя дым и успела отпить бокал красного вина. И в итоге хотела было легонько оттолкнуть изнежившегося на ней Анриэля, истрогавшего её мокрый от пота низ с пояса своим напрягшимся членом. Вот только никак не могла «противостоять» тому, как волшебно он водил пальцами правой руки по её промежности и вовнутрь. Пока левой гладил девичью грудь среди великолепной на ощупь приятного несколько синего цвета шубки, затем шею, щёки и скулы, убеждая её в отсутствии необходимости сдерживаться, чтобы взять и пропасть в долгом поцелуе по её переполненной чувств инициативе на его постели… ничего не выясняя и тем более не объясняя! — А-а-ах, как же ты… подлый, совсем меня растопил! Наколдовал, сука, пальцами внутри меня, за что ты так! — Для моей королевы, о которой я мечтал без надежд, что она бы желала меня подобно наркотику… для вас всё, что угодно, ваше величество современной музыки. Молодая, красивая, подтянутая, просто сексуальная для своего продолжающего созревание возраста при уже множественных пробах на себе всего на свете… Слишком уж тянувшаяся ко всему запретному, что побуждало гореть внутри её огню любопытства и азарта, который можно было затушить, но насовсем, и только болью со страданиями… Она после докуренной сигаретки с персиковым ароматом хотела было отвесить медленную шутливую пощечину любимому, чтобы он не нагнетал на себя и не расстраивал её любыми разговорными нотами самобичевания. Но сама себя отговорила от этого, только приготовившись и всё же коснувшись пальцами его щёк, пока его пальцы продолжали с большим успехом натягивать её влажные струны сказочно сочных ощущений для той, которая только начинает жить! Да и он без доли серьезности чуточку увернулся, чтобы смутить слишком долгожданную гостью его вечера. После чего резко следом пленил её поцелуем, приподнимая шейку гладившей соски и щёки рукой. О да, как и мечтал допустить его здесь, у себя, с той, без которой было больно тяжко коротать сутки! Пожалуй, так будет и дальше, пока любимая не станет самостоятельной и отколется от опеки так, что будет способна на тот самый будущий момент управлять своим бизнесом. — Т-так, слуш-ка, только не оправдывайся, это мало кого красит… только тех, кто по жизни идёт с этим, но такое со стороны смотрится совсем уж неоднозначно. А вообще из твоих слов всё… правда. И я давно заметила за собой, что согласилась бы с подобными словами от тебя. Камера ловит наши чувства, выскажи благодарность тем, кто снимает нас. Они через неё наводят фокус и захватывают нас крупным планом. Никто не расходится, все смотрят только нас… Ты взволновал меня, развернул на все сто восемьдесят. Я вся наэлектризована… Получай моё благословение, ты же ждал его… иначе зачем всё это?