True-blue

      Измученный вид Ферайе разбивает сердце Фирузе. За прошедшие три дня из цветущей девушки Ферайе превратилась в тень себя. Исхудавшая до торчащих под кожей рёбер и ключиц; бледная настолько, что круги под глазами выглядят темнее неба самой безлунной ночью; лишившаяся света, всегда таившегося в глубине черных глаз. Фирузе не желала принимать сестру такой. Она не желала мириться с реальностью, которая лишили её младшую сестру всех сил и красок. — Ферайе, девочка моя, ты должна поесть, — просит её Фирузе, пододвигая к ней поднос с едой. — Прошу.       Ферайе не реагирует на её слова, лишь отворачивается от неё. Фирузе ненавидит себя. За то, что она не была рядом, когда Ферайе поддалась обману Ямана. За то, что скрывала правду о его истинном лице от своей семьи. За то, что не смогла защитить Ферайе от этого ублюдка. За то, что не уберегла невинного ребёнка. — Ферайе, пожалуйста. Ты сведешь себя в могилу, — умоляюще шепчет Фирузе. — Вот и хорошо. На том свете я встречусь с моей малышкой, — глухо отзывается Ферайе. — Не встретишься!       Фирузе вздрагивает от звонкого голоса Корая. Мужчина обходит кровать, чтобы посмотреть Ферайе в лицо. Его взгляд наполнен решимостью, когда он встает на колени, чтобы посмотреть в глаза Ферайе. — Наша малышка сейчас в раю. — Голос Корая дрожит от чувств. — Если ты заморишь себя голодом, то попадешь в ад, Ферайе. И наша малышка никогда не увидит свою маму. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы наша дочь осталась одна навсегда?       Фирузе радуется, что эти слова сказал Корай. Пожиравшая её изнутри вина не позволила бы ей сказать подобное Ферайе, но именно слова Корая заставляют её сестру оторваться от подушки. — Я не хочу, чтобы моя девочка была одна, — шепчет Ферайе, вцепившись бледными пальцами в руку Корая. — Ей будет одиноко и страшно. — Тогда возьми себя в руки и начни о себе заботиться. — Повелительным тоном произносит Корай. Он протягивает Ферайе тарелку с горячим супом и вручает ей в руку кусок хлеба. — Ты встретишься с малышкой, но только после того, как проживешь счастливую жизнь, ты меня поняла? — Как я смогу прожить счастливую жизнь после этого позора? — Какого позора? В этой истории опозорен только Яман. Ты — лишь одна из его жертв. — Но… — Никаких «но», моя черноокая лань. Народ поболтает и перестанет. А я уж позабочусь о том, чтобы каждая собака в этих местах знала о глубине падения господина Ямана.       Ферайе тяжело вздыхает и молча доедает суп. Фирузе забирает у неё посуду и вручает травяной чай, чтобы успокоить её расшатанные нервы. — А что же твоя семья? Как они переживут это? Они ведь думали, что ты женился на скромной девушке. А теперь только ленивый не ткнет их в то, что их племянник и внук взял «порченный» товар и получил такой удар в спину от жены, — убитым голосом произносит Ферайе. — Ферайе, моя семья не такая, как твоя. — Фирузе морщится, вспомнив реакцию отца и Четина, которые сокрушались из-за «позора», которым их покрыла Ферайе. — Мы не бросаем своих из-за того, что кто-то ошибся и оступился. Клянусь тебе памятью моих родителей, мои бабушка и дядя не испытывают к тебе ничего, кроме сочувствия. Они не приходят к нам лишь потому что я попросил их не беспокоить тебя некоторое время. Как только ты будешь готова, они будут рядом, чтобы поддержать нас. Только не позволяй боли утопить тебя, моя девочка.       Ферайе заливается слезами и прячется в объятьях мужа. Фирузе чувствует себя неловко, наблюдая за чем-то столь интимным, и, поймав взгляд Корая, кивает и выходит из комнаты. Она вызывает такси и возвращается домой. — Как Ферайе? — Тут же спрашивает её отец. — Надо было этим вопросом задаваться, когда эта девочка настолько утонула в одиночестве, что стала жертвой обмана Гюльсоя. — Огрызается Фирузе, не сумев скрыть раздражения по отношению к отцу. — Если бы не возводил её на пьедестал, называя её своей идеальной дочерью, может, всего этого удалось бы избежать! — Не надо перекладывать вину на отца! — Возмущается Четин. — Кто ж виноват, что Ферайе так глупо повелась на слова Ямана? — Вы все и виноваты! — Взрывается Фирузе. — Пока я зубами выгрызала себе место в Стамбуле, чтобы обеспечивать вас всех деньгами, вы совсем забыли о Ферайе. Вы решили, что она уже взрослая, и может сама о себе позаботиться. А она была лишь наивной девочкой, которая хотела, чтобы кто-то мог её выслушать и поддержать. Вот и подвернулся этот подлец, который воспользовался её слабостью, а затем, наигравшись, бросил ради её сводной сестры. Если бы вы уделяли ей больше внимания, а не прикрывали её похождения, — на этих словах Несрин виновато опускает глаза, — то всего этого не было бы. — И что с нами теперь будет? — Интересуется Четин. — Господин Корай разведется с нашей глупой Ферайе, и наш род покроет такой позор, что даже мои правнуки будут ощущать его отголоски. — Не стоит судить всех по себе, братец. — Отвечает Фирузе. — Корай не собирается разводиться с Ферайе. Если бы он хотел этого, стал бы он портить отношения с Гюльсоями, избив Ямана до полусмерти? Стал бы защищать репутацию Ферайе перед всеми, кто словно голодный шакал готов наброситься на беззащитную девушку? Он любит и ценит свою жену, и не собирается оставлять её одну. Хотя бы с мужем ей повезло, в отличие от семьи.       Высказав всё, Фирузе уходит в свою комнату, игнорируя ругательства старшего брата. Она зарывается в бумаги компании, чтобы отвлечься от раздирающих голову мыслей. Ей это слабо удается, поэтому она решает написать Атешу. Но она почти сразу вспоминает, что он уехал из города на несколько дней, чтобы проверить фабрики и цеха компании, разбросанные по всей Каппадокии. Она решает не беспокоить его по пустякам и вновь возвращается к изучению документов. Фирузе проводит за этим занятием несколько часов. Лишь когда цифры начинают скакать перед её взглядом, она решает прекратить. Звук входящего сообщения отвлекает её как раз вовремя. Она надеется, что это Атеш. «Баде», высветившееся в графе «отправитель», разочаровывает.       «Только что в моём доме произошло что-то странное. У тебя есть время, чтобы поговорить? Давай встретимся в кафе у центрального рынка», — гласит сообщение от Баде.       Фирузе удивляется содержанию сообщения, но тут же начинает собираться. Последние несколько дней их сблизили. Фирузе была благодарна Баде за то, что она оказалась рядом, когда она узнала об этой страшной новости. А еще Баде пресекала любые сплетни о Ферайе и Ямане, не позволяя им обрастать неправдоподобными подробностями. За одно это Фирузе была готова расцеловать её.       Спустя полчаса, Фирузе заходит в кафе. Она замечает Баде за самым дальним столиком у окна и направляется к ней. — Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, чтобы отвлекать тебя от Ферайе, но мне показалось, что тебе это будет интересно, — вместо приветствия говорит Баде. — Ферайе всё равно от меня мало пользы. — Пожимает плечами Фирузе. — Тем более рядом с ней Корай. — Как она? Всё еще отказывается от еды? — Нет. Корай уговорил её поесть. — Это хорошо. Я думаю, он сумеет вытащить её из этой пучины безысходности. — Я молюсь об этом каждый день.       Девушки замолкают, когда официант приносит меню. Фирузе заказывает что-то непритязательное и внимательно смотрит на Баде, ожидая от неё ответов. — Сегодня к нам домой приходила госпожа Гюльфем. — Баде ловит её вопрошающий взгляд и начинает рассказ. — Она сразу начала начала разговор с угроз. — А ты, получается, подслушивала? — Уточняет Фирузе. — Я бы не подслушивала, если бы госпожа Гюльфем не сказала о какой-то тайне, связанной со мной. — Что за тайна? — Не знаю. Она ничего не объяснила. Я поняла только, что она требовала от отца держаться подальше от её детей, особенно от Атеша. Клялась, что расскажет мне какую-то страшную правду, если отец посмеет причинить Атешу вред. — А что твой отец? — Ничего. Лишь посмеялся над ней и сказал, что не родился еще на свет человек, который посмел бы ему указывать. Госпожа Гюльфем вновь повторила свои угрозы и ушла. А отец закрылся в своём кабинете и стал звонить каким-то непонятным людям. Мне показалось это странным, поэтому я решила тебе написать. Подумала, может Атеш рассказывал тебе что-то обо мне. Что-то, что знала его мать. — Нет, Атеш никогда ничего не рассказывал о твоей семье, Баде. — Фирузе чувствует укол вины, когда надежда гаснет во взгляде Баде. — Но я обещаю, как только он вернётся, я постараюсь аккуратно расспросить его об этом. Может, он поговорит с госпожой Гюльфем и расскажет тебе то, о чём он узнал. — Спасибо, — улыбается Баде. — Сама бы я не стала говорить с Атешем на такие темы, да и у тебя явно лучше получится его разговорить. — Пока не за что. — Отвечает Фирузе. — Но я правда попробую узнать об этом как можно больше.       Остаток вечера они проводят за разговорами о работе и махинациях, которые проворачивали через фирму господин Омер и Вурал. Фирузе прощается с Баде и возвращается домой. Почему-то разговор не выходит у неё из головы. Она пытается понять, что связывало госпожу Гюльфем и такого человека, как Вурал Бакырджи.       «Какое прошлое у этих двоих, если она без страха ворвалась в дом этого преступника и стала ему угрожать?» — Размышляет Фирузе.       Память услужливо подбрасывает ей воспоминания, в которых госпожа Гюльфем вполне уютно чувствовала себя в компании такого отморозка, как Вурал. Он был вхож в дом Гюльсоев еще тогда, когда Фирузе еще не уехала в Стамбул. И на ночи хны Ферайе они постоянно находились рядом.       «Ночь хны Ферайе… Господин Омер, который перепутал меня с мамой, а Атеша назвал Вуралом», — неожиданно вспоминает Фирузе.       Эти мысли заставляют её сесть на кровати. Её кожа покрывается холодными мурашками. Фирузе вспоминает день, когда Яман чуть не убился в аварии, и они с Атешем примчались в больницу. Тогда господин Омер тоже назвал Атеша Вуралом. И он сделал это снова в тот день, когда Атеш рассказал всю правду о поступках Ямана своей семье.       «Атеш сказал, что это был уже третий раз. И его дед в каждый из приступов своей болезни называл его Вуралом…»       Страшная догадка пронзает её. Перед мысленным взором Фирузе предстают две картинки. Вурал Бакырджи и Атеш Гюльсой. Фирузе представляет их лица настолько детально, насколько это возможно. И поражённо выдыхает.       «Аллах, как я была слепа», — думает она. — «Те же тёмные глаза, тот же горящий пламенем взгляд, те же стать и походка. У них ведь даже голоса похожи! Неужели это правда?»       Фирузе вскакивает с постели и начинает расхаживать по комнате, чтобы стряхнуть напряжение. Её совсем не удивляет то, что ей плевать на то, что её возлюбленный может оказаться сыном столь ужасного человека.       «Атеш совсем на него не похож. Атеш — воплощение чести, верности и достоинства. Даже если Вурал действительно его отец, мне всё равно!» — Раз и навсегда решает для себя Фирузе.       Едва выдохнув от облегчения, Фирузе вновь замирает. Если это окажется правдой, то Атеша вновь ждет удар. И от кого? Снова от матери, которая уже раз разбила ему сердце, воспользовавшись его добротой. — Нет… — Шепчет Фирузе. — Нет. Нет!       Она зажимает рот, сдерживая возгласы, рвущиеся из груди. Боль и обида за любимого наполняют её, грозясь вырваться наружу слезами обиды и отчаяния.       «Как я ему расскажу об этом? Разве сможет он выдержать очередной удар? Он ведь так гордился тем, что он Гюльсой. Он столько сил вложил в то, чтобы защитить свою семью. Вернулся из Америки, бросив спокойную жизнь. И что теперь? Как он вынесет то, что он не Гюльсой, а Бакырджи? Как переживет еще одно предательство матери?»       На мгновение Фирузе хочется скрыть от Атеша страшную правду. Но она тут же вспоминает тот ужас, в который превратилась её жизнь после короткого расставания с Атешем, и тут же отметает эту мысль.       «Я не стану обманывать его. Лгущих ему людей и без меня достаточно. Я просто буду рядом с ним и помогу ему пережить эту боль. Только так и никак иначе», — решает Фирузе.       Это немного успокаивает её. Она решает дождаться Атеша и спокойно поговорить с ним.       «Он не будет проходить через это один. Я всегда буду рядом», — обещает себе Фирузе, без сил падая на кровать.       Звонок от Баде заставляет её сердце сжаться от страха. — Фирузе? — Да, Баде. — Прости, что поздно, но мне кажется, что происходит что-то странное. — Не тяни резину, Баде, говори!       Сердце Фирузе колотится где-то в горле, пока она ожидает ответа от Баде. — Из нашего дома около часа назад ушёл мужчина, которого отец нанимал для того, чтобы избавиться от неугодных ему людей. Я не сумела подслушать весь разговор, но я почти уверена, что отец говорил об Атеше. Я звонила Атешу, но его телефон недоступен. Поэтому я позвонила тебе. — Держи меня в курсе.       Фирузе отключает телефон. Она принимает решение почти мгновенно. Она натягивает на себя первую попавшуюся кофту и бежит к особняку Гюльсоев. По пути она несколько раз набирает номер Атеша, но в ответ слышит лишь короткие гудки. Страх ледяной лапой сжимает её сердце, когда она врывается в особняк. К её удивлению, в доме оказывается лишь госпожа Гюльфем. Она оглядывает её недовольным взглядом, поджав губы. — Девиц Йылмазов совсем не учат манерам? — Цокает она. — Кто тебе дал право так врываться в мой дом. — Вурал хочет избавиться от Атеша, — на одном дыхании произносит Фирузе. — Что? — Удивленно хлопает ресницами женщина. — Что слышали! — Взрывается Фирузе. — Из-за того, что ваши глупые сыновья заварили всю эту кашу с Борой, Атеш оказался в опасности! — Это всё из-за тебя! — Визжит Гюльфем, указывая на неё пальцем. — Если бы не ты, он бы не ввязался в конфликт с Вуралом! — Мне плевать, кто в этом виноват! Но вы сейчас же должны пойти к Вуралу и остановить его. — Аллах, что же мне делать?       Гюльфем возводит глаза к небу, будто ожидая, что решение само свалится ей на голову. — Даже Вурал не столь кровожаден, чтобы убить своего сына.       Фирузе внимательно наблюдает за реакцией женщины, и она её не подводит. Гюльфем вздрагивает и впивается в неё безумным взглядом. — Что ты сказала? — Нервно переспрашивает она. — Я сказала, что даже Вурал не столь кровожаден, чтобы убить своего сына. — Повторяет Фирузе. — Атеш ведь его сын, не так ли? — Откуда… Никто ведь не знал… — Какая разница, откуда я это узнала?! Атеш в опасности, и только вы можете повлиять на Вурала и спасти вашего сына! — Да… Да, я должна защитить Атеша. Аллах, помоги мне!       Гюльфем накидывает на себя куртку и, схватив первые попавшиеся ключи, выбегает на улицу. Фирузе едва поспевает за ней. Ей очень хочется запрыгнуть в машину и поехать с ней. Но она вспоминает об обещании, данном Атешу. Она поклялась, что ни за что не окажется рядом ни с одним из мужчин Бакырджи.       «Они знают, что ты — моя главная слабость. Только через тебя они смогут со мной что-то сделать. Прошу, держись от них как можно дальше», — сказал ей Атеш на следующее утро после того, как он освободил её от Боры. — Спасите Атеша, госпожа Гюльфем. Я умоляю вас, — едва сдерживая слёзы, просит женщину Фирузе. — Я спасу своего сына, — обещает ей Гюльфем и, заведя машину, срывается с места.       Фирузе провожает машину взглядом до тех пор, пока она не скрывается за поворотом.       «Аллах, не лишай меня его. Забери мою душу, мою жизнь, только спаси Атеша», — единственная мысль, которая бьется в её голове, пока она медленно возвращается домой.       Мысли её настолько отвлечены от реальности, что она не обращает внимания на черную машину, которая стремительно едет в её сторону. Когда Фирузе, наконец, её замечает, уже слишком поздно. К её рту прижимают какую-то тряпку, смоченную странной жидкостью. Последнее, что она слышит перед тем, как провалиться в беспамятство, это довольный смех Боры.