Vampires Will Never Hurt You

Каэдэхара сосредоточенно пялился в зеркало. На скуле сиреневым оттенком цвёл свежий синяк. Синяк был добротным. Ярким, большим и сочным как спелая слива. «Пиздец»— подумал Казуха, роясь в тумбочке в поисках тональника. Раны ранами, а в школу (даже с лейкемией) он ходит по расписанию. И никакие боевые отметины не спасут его от биологии с утра в субботу. Этот туалетный столик раньше принадлежал его матери. Здесь лежит куча хлама, но в самом уголке (между почтовыми открытками и журналами моды за прошлый век) прячется тюбик просроченного тональника. Выдавив каплю средства, Казуха подносит её к лицу. Со стороны послышался треск. Казуха поднял глаза и через зеркало увидел отца. — Д–доброе утро, — он резко повернулся спиной к раковине, прижимая руку к щеке. — Да видел я всё, — ответил Кагехару. Казуха медленно опустил руку. На лице остался жирный белый отпечаток. Отец подошёл ближе, в упор глядя на синяк, — Эти боевые отметины делают тебя мужчиной, а ты используешь косметику, чтобы прикрыть их. — Мне нужно в школу, — лишь сказал Казуха. — Смотри в глаза, когда отвечаешь мне. — Мне нужно в школу, — повторил Казуха, поворачиваясь к зеркалу. Он не намеревался оставлять синяк и прятать от отца уже было нечего. Да какое право Кагехару вообще имеет что-то говорить ему? Даже если для скрытия синяков Казуха использует тональник, это ещё ничего не значит. Знал бы отец сколько раз он прибегал к этому способу, когда стремился скрыть синяки от побоев ребят из школы. Но он не знал, потому что ему было всё равно. И даже сейчас — Казуха был уверен, — Кагехару всё равно на него, на его болезнь, на его смерть. Даже обзванивая врачей отец преследует лишь одну цель — избавиться от чувства вины. И видимо этого в их отношениях уже не исправить. До начала уроков оставалось полчаса.

***

— Какой же ты… у меня даже слов нет, — первое, что говорит Хейдзо при встрече. — Что? — спрашивает Казуха, после вечеринки у него жутчайше болит голова и скула, куда так удачно попал Чайльд. — Я хотел сказать, что ты настоящий предатель. — А… — единственное, что может выдать Каэдэхара. — Мне уже всё рассказали. Я… я не могу поверить, что ты пошёл на вечеринку и ни слова не сказал мне. — Кто рассказал? — Все говорят об этом. Все! — Хейдзо всплеснул руками, — У тебя появилась девушка и ты молчал об этом. Ты увёл девушку у Чайльда и даже не подумал рассказать мне! Своему другу, Каэдэхара! По крайней мере я думал, что мы друзья. А друзья доверяют друг другу. Но видимо это не твой случай, — с досадой говорил он, — Вот такие мы товарищи… — Я не успел сказать тебе. Стой. Блять… Сиканоин, — позвал Казуха, но Хейдзо уже скрылся за дверью кабинета. И тут же прозвенел звонок. — Сука… — прошептал Казуха. Он никак не думал, что его конфликт с Чайльдом выльется во всё это. Оглянувшись на пустые коридоры, парень поправил лямку сумки на плече и потащился на урок.

***

— А, доброе утро, Каэдэхара. Вижу Вы не спешите к нам, — сказал мистер Дотторе, смотря на него поверх очков. От этого взгляда Казухе стало неуютно, если быть конкретнее, он почувствовал себя распластанный на хирургическом столе насекомым, — Понимаю, лечиться от рака очень сложно, но не стоит пренебрегать нормами приличия. — Извините, — промямлил Каэдэхара, опустив глаза. — Я принимаю Ваши извинения. Садитесь на свободное место, — бросил Дотторе, возвращаясь к занятию. Обведя взглядом класс, Казуха направился к единственному свободному месту рядом с Люмин. — Привет, — шепотом поздоровалась девушка, — Ты сегодня прям посвежее выглядишь. Нет ощущения, что ты вот-вот грохнешься в обморок. И синяка нет. — Не поверишь какие чудеса творит мамина косметика, — хмуро ответил парень, — Какая тема? — Артерии. Кровеносная система человека. — Опять? — Мне кажется у него гиперфиксация на этой теме, — усмехнулась Люмин, покусывая колпачок ручки. — Ага… — невесело сказал Казуха, прикрывая глаза. Голос Дотторе странно убаюкивал его. А засыпать было нельзя. Он занимался всем, кроме биологии: смотрел в окно, грыз ручку, а потом принялся за рисование маленьких вампирят на полях тетради.«Нужно будет показать Хейдзо»,— мельком подумал парень, —«А… точно. Хейдзо обижен на него». Наверное стоило извиниться… Наверное не стоило идти на эту дурацкую вечеринку. Почему всякий раз, когда Казуха начинает действовать, а не плыть по течению, происходит какая-то хуйня? Беспокойные мысли прервал звонок. Стоило Дотторе зайти в лаборантскую, как Каэдэхара вскочил с места и принялся собирать вещи. — Куда ты? — спросила Люмин. — Мне нужно извиниться перед одним человеком. Кажется я его сильно расстроил, — бросил Казуха, уже на полпути к выходу. — Извиниться перед… Хейдзо? — Да, перед ним, — ответил он, быстрым шагом спеша к нужному кабинету. Но Хейдзо там уже не было. Нервно дёрнув лямку, Казуха отправился на его поиски. Он обошёл всё здание школы, но друга так и не встретил. Хейдзо не появился ни второй, ни на третьей перемене. Стало очевидно — Каэдэхару избегали. — Всё так плохо? — спросила Люмин. — Похоже на то… — грустно ответил Казуха. На обеденном перерыве они вместе отправляются в столовую. Хейдзо сидит один, уткнувшись носом в свой любимый чёрный блокнот. Мельком глянув на вошедших, он почти сразу опускает глаза. Даже не думая об обеде, Казуха сразу направляется к другу. — Привет, — говорит он, отодвигая стул, — Прости. — Привет, — так же здоровается Люмин, но Сиканоин краснеет и делает вид, что не замечает её. — Привет, — говорит он, закрывая блокнот, — Что ты от меня хочешь? Чтовыот меня хотите? — Я хочу, чтобы ты перестал на меня дуться и… стал прежним, — Казуха умоляюще улыбается, — Я… я понимаю, что сильно проебался. И ещё раз прости. Ты очень многое для меня значишь. — Я то понятно, — говорит Хейдзо, и его голос немного, но теплеет, — А она? Ты начал встречаться с девушкой за моей спиной, в чём была проблема рассказать мне? Доверять мне? Ты слышал что-нибудь о доверии? — Мы… — краем глаза Казуха посмотрел на Люмин, — Мы не встречаемся. — Ага… так и поверил. И здесь в разговор вмешалась Люмин. — Мы не встречаемся, — сказала она, — Казуха говорит правду. Это я распространила слухи об этом. Я не знала, что это может стать причиной ссоры между вами. Прости. Хейдзо с удивлением посмотрел на девушку. — Вау… — с толикой сарказма выдохнул он, — Серьёзно? — И мне тоже хотелось бы найти способ загладить свою вину, — кивнула Люмин. Сиканоин неспеша наколол картошку на вилку, повертел ею в воздухе, поместил в рот и медленно пережевал. — Есть одна вещь… — с расстановкой произнёс он. В пятницу на роллердроме было не протолкнуться. В зале царило настоящее безумие. По мерное диско на«танцполе»кружили парочки. Но новоиспечённый триумвират не был в их числе. Люмин, Казуха и Хейдзо сидели на трибуне, запивая одиночество фирменным клубничным коктейлем. Хейдзо прикусил трубочку зубами и продолжил расписывать свой план: — Для проекта на научную конференцию нужно трое человек, — говорил он, — Минимум трое! Понимаешь, Люмин, у меня есть только один друг и он в предсмертном состоянии! — Спасибо, — буркнул Казуха. — Каэдехара не обижайся! — друг махнул рукой, а потом вновь обратился к девушке, — Так ты согласна? — Вау… — Люмин подняла глаза, — Это самое ахуенное предложение за всю мою жизнь. Ты так много знаешь… — в её взгляде не было ничего кроме восхищения, — И каков твой план? Писк. Головная боль. Казуха поднял голову и увидел нечто знакомое. На другой стороне зала мелькнула кожаная куртка. Парень сщурил глаза, пытаясь понять не ошибся ли он в своих предположениях. Скарамуш был окружён стайкой девчонок из школы. Каэдэхара не различал их разговора, но догадывался о содержании. Он подумал, что хорошо бы подойти поговорить с ним, но это было невозможно. Казуха не хотел навязываться, а сам Скарамуш вряд ли помнит его с прошлой вечеринки. — Сначала нам нужно лучше изучить вампиров, потом мы должны будем узнать больше информации об убитых животных и прогуляться в поисках улик, — тем временем говорил Хейдзо. Внезапно он встрепенулся, — О! Моя любимая песня! — заиграла Tainted life Мэрилина Мэнсона, — Идём кататься? — Идите, — сказал Казуха, — Я хочу посидеть. И пара друзей упорхнула на сцену роллердрома. Со стороны это выглядело довольно комично: Люмин была заметно выше Хейдзо. «Take my tears and that's not nearly all» — надрывались динамики. Казуха подошёл ближе и положил локти на стенки роллердрома, наблюдая за толпой. — Привет, — послышалось за спиной. — Привет, — ответил Казуха, продолжая созерцать. Но потом он поднял взгляд, и, — Оу… — пришедшим оказался Скарамуш. — Как ты? — спросил он, — Сильно задело на вчерашней вечеринке? — Да так… — Казуха неловко пожал плечами. Разговаривать со Скарамушем было так волнительно, что он не мог подобрать слов. — Чайльд так тебя подбил, что я думал без синяка не обойдётся… — Оно и не обошлось, — Казуха улыбнулся, — И я всё замазал тональником… И… тишина. Блять что он только что сказал? Нет, не стоило это говорить. Он со страхом оглянулся на Скарамуша, но тот никак не отреагировал. Парень достал фляжку и сделал глоток. Дёрнулся кадык. Песня кончилась, но Люмин и Хейдзо остались на роллердроме. — Может… покурим? — сделал попытку Казуха. — Ты думал я назову тебя геем из-за тональника? — Скарамуш слегла приподнял уголки губ, после глотка из фляжки он стал немного более добрым и… более дёрганым? — Я тоже иногда крашусь. Люблю подводить глаза. Знаешь, большинство худшей части человечества не выкупает как это кайф… Видеть своё изменённое лицо. Косметика иногда необходима. Да и вообще если ты красишься это ещё не означает что ты гей. Многие музыканты красились. Дэвид Боуи, Мик Джаггер, даже Фреди Меркьюри. Наличие губной помады никак не влияет на ориентацию. Одежда никак не влияет на ориентацию. Когда я был маленьким, то я часто мерил шмотки своей матери, но это не означает, что я гей. — Я тоже, — ответил Казуха. — Правда? — Это было немного проблематично, потому что у меня нет матери, но да. Знаешь, когда она умерла, то я ещё не мог спать один. Так что я заматывался в её халат и засыпал. Отец долго пытался отучить меня от этой привычки. Он… знаешь… за мужественность. — Хорошо, что у меня нет отца, — усмехнулся Скарамуш — У тебя только мама? — У меня только мама и… кхм… — парень прочистил горло, — Её любовный интерес. — Отчим? — Ну почти, — уклончиво ответил Скарамуш, — Твоя мама была хорошим человеком? — Да. — Это самое главное. Нужно быть хорошим человеком и действительнопроживатьсвою жизнь. Тогда тебе не будет страшно умирать. — Я не думаю, что она сама понимала насколько она прекрасна… — Многие люди не могут понять этого даже после смерти… — Скарамуш снова улыбнулся. Его бледное лицо ярко выделялось в окружающем мраке. Он был костлявый и как-будто невыспавшийся. Дёрганый, с кругами под ярко фиалковыми глазами. Ещё одна тяжка. Вот бы сигарета никогда не кончалась… «Тук-тук-тук»,— раздалось сзади. У витрины, отделяющей улицу от роллердрома, стоял Хейдзо и что-то яростно пытался сказать. — Я пойду, — сказал Скарамуш, бросая окурок в лужу, — Было приятно с тобой пообщаться. — Мне тоже, — ответил Казуха уже готовясь зайти внутрь здания. — Стой! — Казуха обернулся. Скарамуш что-то быстро черкал в маленьком блокноте (видимо он его использовал для подработки в кафе), — Это мой номер. Звони в любое время. Вам наверняка понадобится помощь в вампирском расследовании. — Что? — Каэдэхара нерешительно взял листок. Он хотел спросить откуда Скарамуш вообще знает об этом, но тот будто испарился. Какая помощь им может понадобиться? На трибуне оставался недопитый коктейль. — И что он хотел? — спросила Люмин. — Да так… Мне просто поговорили, — Казуха пожал плечами. — Поговорили? — Ну да. — Скарамуш никогда не говорит «просто», — Люмин подняла брови, — Скажи честно, что он хотел? — Ничего… — Ничего? — Ничего. — Пусть будет так, — девушка заколола волосы, — Возвращаемся к проекту? На роллердроме продолжали кружить парочки и компании друзей, однако теперь в Казухе дрожало некое чувство недосказанности. Что это вообще могло значить?