Ведьмино пророчество

      Урсула неслась по коридору нижнего этажа, где держали всех заключенных. Устроить маленький переполох в казарме не составило труда: навела морок на охранника, чтобы тот поднял тревогу, и все, включая охрану темницы, побежали в дальний корпус. Подчинить волю обычного охранника много ума не надо, однако она была осторожна и осмотрительна: творить колдовство в самом сердце дома Охотников слишком рискованно.              Поэтому Урсула выбрала самый удачный момент — Охотники почти всем составом были где-то на заданиях. А рекруты патрулировали улицы. Так что, по сути, в Цитадели остались лишь новобранцы и пару офицеров, что, пожалуй, было такой редкостью, что можно подумать, что Реджинальд Алонза слишком расслабился и поверил в себя.              Урсула усмехнулась: и правда поверил. Первая и последняя их встреча прошла быстро и без последствий: Реджинальд только лишь оглядел ее с ног до головы оценивающе-презрительным взглядом и сказал что-то Ричарду. Даже про бехонта забыл. Ну, наверное, хорошо, что так. Ничем не привлекла внимания. Лучше пусть смотрит как на обычную девку с кухни.              Собралась уже было на всей скорости повернуть направо в коридор для Ведьм, как услышала голоса и едва успела остановиться. Странно, почему не все вышли? Урсула отдышалась и поправила фартук. Откинув косу назад, уверенно вышла и направилась к охране.              — Стой! — отдал приказ один из охранников. — Кто такая?              — Помощница бехонта. — Урсула чуть присела. — Милорд попросил осмотреть девушек.              — Что их осматривать, — буркнул второй, с отвращением зыркнув в одну из камер. — Ведьмы они и есть Ведьмы. Сами себя вылечат.              — Вы, конечно, правы. — Урсула едва сдержалась, чтобы прямо тут не свернуть им шею. — Однако они такие же люди и имеют права на помощь. А если вы считаете иначе — будете объясняться с бехонтом. Лично.              — Но… герц…              Мужчины переглянулись. Бехонт, конечно, может повлиять на их дальнейшую службу, но ослушаться герцога Алонзу куда страшнее. Урсула цокнула и закатила глаза.              — Волкорис. — Она взмахнула рукой и скучающе смотрела, как оба с грохотом падали к ее ногам. — Надо сразу слушаться, мальчики. — Вздохнула и перешагнула тела.              Урсула сначала ускорилась, а потом перешла на бег. Очевидно, что Первую Ведьму они засунут в самую дальнюю камеру.              — Мэри! — не сдержалась она. — Мэри, ты слышишь меня? Мэрилин!              Добежав до дальней камеры, она схватилась за решетки в окошке двери. Завизжала с такой силой, что аж искры из глаз посыпались. Ладони горели: ожог от Мартума был похож на ожог от раскаленного металла. Кожа уже начала слезать, а от ладоней шел пар.              — Черт бы вас побрал! — прошипела она и подошла к двери. — Мэри. Мэри, милая, ты здесь?              — Вряд ли она ответит, — послышался голос справа. Урсула сощурилась: солнце с этой камеры слепило глаза. — Ее мучали дольше. Госпожа, прошу. — Измученная и грязная девушка вышла ближе к перилам.              — Джи? — удивилась Урсула. — Ты что здесь делаешь?              — Попалась. — Джи едва слышно усмехнулась.              Урсула огляделась. В каждой из восьми камер была ведьма. Все избитые и, возможно, изнасилованы. Она прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Чертовы Алонзы. Свиньи!              Джи явно мучали если не наравне с Мэрилин, то явно больше остальных, кто был в открытых камерах: узкие глаза заплыли от почти черных синяков, да и вообще, казалось, на лице нет живого места. Платье разорвано на груди. Бесчисленные синяки и ссадины по всему телу. Черные жесткие волосы испачканы то ли в рвоте, то ли в крови. То ли и в том, и в другом. Госпожа Ванг будет сильно недовольна, что члены ее ковена схвачены на чужой территории. Китайский ковен старался держаться особняком и не участвовать в распрях Барбаросс.              Хотя кого она обманывает — Ванги и Ачинги старались держать нейтралитет и не вступать в войну, хотя на словах поддерживали Барбаросс. А вот Рохасы вообще закрылись в своей Америке.              Хотя куда им еще и ведьминские войны. Вэра, вернувшись домой, создала огромнейший купол, который защищал оба континента от вторжения других народов. Но, к сожалению, с каждым веком купол слабел и лет тридцать-тридцать пять назад сошел на нет. Ведьмы из ковена Росахов не раз пробовали создать новый купол, но это были лишь жалкие попытки.С тех пор совершались мелкие набеги из соседних островов, а потом уже — Колумб и Веспуччи.              Так что Барбаросс всецело поддерживали только Орловы.              — Все клетки обработаны Мартумом?              Джи кивнула. Урсула рыкнула, думая, что делать. Честно говоря, она и не планировала вызволять сестру и, как выяснилось, всех остальных в этот раз, однако сейчас понимала, что другого шанса просто не будет: либо их поведут на плаху, либо замучают до смерти здесь же.              — Урсула? — послышался полуживой голос. — Господи, я брежу…              — Мэри! — Урсула чуть ли не врезалась в дверь. — Ты жива! Матушка с ума сойдет!              — Мы обе знаем, что наша матушка даже слезинки не проронит, если нас сожгут. — Мэри пыталась шутить, но голос был настолько слаб, у Урсулы сердце сжималось. — Есть только один способ отсюда выбраться. И тебе он не понравится.              — Нет, Мэри, — сразу поняла Урсула. — Я не буду питаться тобой, чтобы не чувствовать Мартум. Ты просто не выдержишь.              — Я могу, — уверенно отозвалась Джи. — Меня хватит.              Урсула думала недолго: времени просто нет, чтобы придумывать варианты получше. Она кивнула и приблизилась к камере Джи.              — Я постараюсь быстрее. Обещаю. — Для пущей уверенности она даже кивнула.              — Барбароссы — лучшие по избавлению из заточения. Это всем известно, госпожа. — Джи склонила голову, насколько позволяло побитое тело, и с благодарностью улыбнулась.              Урсула несколько смутилась от такого проявления уважения и почтения. А потом вспомнила, что Джи — Жертвенница. Почти все Жертвенницы готовы поклоняться Природным, словно божеству. И с чем это связано, никто не знал.              Урсула подошла к клетке вплотную. Джи несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Они почти одновременно схватились за прутья: только Джи за сами прутья, а Урсула — обхватила ее руки. Джи закричала. Урсула даже чувствовала ее боль: ладони жгло так, словно на них льют кипящее масло.              — Прости, — лишь губами проговорила она и сильнее сжала руки Джи. — Декаво́рф керра́тоис ис эль семп. Декаво́рф керра́тоис ис эль семп. Декаво́рф…              Урсула представляла, как двери каждой из камер срываются с петель. С грохотом и искореженные падают в кучу. Содрогается здание, сыплется крошка от камней, создавая облака пыли…              — Декаво́рф керра́тоис ис эль семп.              Скрежет и гул все усиливались. Двери одна за одной начинали трястись и вылетать из петель на середину помещения. Лязг металла закладывал уши. Дверь камеры Мэри, хоть и была деревянной, сопротивлялась больнее всех.              — Ну давай! — рявкнула Урсула. — Поддавайся!              Девушки одновременно закричали от боли. Руки жгло уже даже ей, а что с руками Джи, не хотелось даже представлять. Урсула отпустила Джи, а та беспомощно свалилась на пол, тяжело дыша.              — Я пробью тебя, старая развалюха… — прошипела Урсула и приложила руку к полу.              Трещина побежала по полу, а у самой двери ушла вглубь. Мгновение — и дверь разлетелась в щепки. Урсула пригнулась, прикрыв голову руками. Из плотного клубка дыма, пошатываясь, вышла Мэрилин. В каких-то помойных вещах, словно в мешке из-под репы. Грязная, избитая и слишком ослаблена. Видимо, ее буквально пичкали Мартумом несколько раз в день.              Урсула сморгнула слезы и побежала к сестре. Перекинув ее руку через плечо, придерживала за талию.              — Мы уходим, — приказала она. — Идти сможешь? — обратилась к Джи. Та закивала, держась за стену. — Спасибо.              Ведьмы выходили из клеток напуганные и неуверенные. А точно ли можно уходить? Если Охотники все это провернули, только бы наказать их сильнее, то лучше остаться на месте. Урсула чувствовала сомнения.              — Вас больше не тронут, — заверила она. — Я выведу вас.              Девушки вышли из подвала. Урсула передала Мэри в руки Джи или наоборот — было неясно, кому помощь была нужнее, а сама вышла чуть вперед, чтобы просматривать путь.              Все было тихо. Уже на выходе во двор она остановилась и посмотрела в небольшую щелочку, сжав руку в кулак за спиной, чтобы все остановились. Новобранцы носились по тренировочному полю. Вряд ли переполох из-за Ведьм, но что-то точно случилось. Как только они скрылись, Урсула разжала руку и открыла дверь.              Выйти из Цитадели получилось куда проще, чем она думала. Главные ворота были открыты. Буквально открыты — заходи кто хочешь. Урсула медлить не стала. Чуть ли не бегом двинулась сама и подгоняла остальных.              К слову, все же переполох был из-за них. Видимо, они бежали в оружейную, потому что перед воротами столпились новобранцы с оружием. Урсула сглотнула.              — Бегите! — прокричала она, и все ведьмы побежали врассыпную.              Джи с Мэри едва могли передвигаться быстро, поэтому они свернули в небольшой парк перед самыми стенами Цитадели. Урсула привлекла все внимание на себя, чтобы отвлечь новобранцев. Особенно от сестры.              Она подняла большое облако дорожной пыли. Парни закашлялись, но пытались не потерять ее из виду. Однако марево было настолько плотным, словно туман, внутри которого не видно на расстоянии вытянутой руки.              — Бу! — рявкнула Урсула.              Новобранцы закричали, испугавшись истинной сущности. Урсула зловеще рассмеялась и побежала в сторону площади. Она знала, что даже эти сопливые мальчишки не стерпят подобного унижения и обязательно начнут преследование. Поэтому затеряться в толпе — лучшее решение.              Больше дюжины мужчин неслись за ней одной. На ходу сменила образ: дорожное черное платье, плетеная корзинка для овощей с ярмарки и шляпка. И перчатки — ладони еще не совсем зажили.              Урсула взмахнула рукой — и по всей площади пронесся страх среди женщин. Все одновременно замельтешили, побросали свои корзинки и побежали кто куда. Суматоха отвлекла новобранцев: они уже не знали, кого хватать. Паника среди женщин усиливалась. Ситуация выходила из-под контроля.              Раздался странный писк, и она упала, ударившись головой.                     … Урсула испуганно подскочила, когда ее окатили ледяной водой. Сердце зашлось в бешеном ритме, и нечем было дышать.              — Поднимаемся, красавица! — гаркнул в лицо какой-то офицер. — Сейчас вас проверять будут!              Она сглотнула и прикрылась руками, хоть и была в том же дорожном платье, словно ее раздеваться заставят.              — Что значит «п-проверять»? — пролепетала она, заправляя мокрые пряди волос за уши. Огляделась. Еще около двадцати девушек. — Я не позволю меня…              — Что тут происходит? — послышался голос Ричарда.              Урсула обрадовалась и в то же время испугалась. Все сошлось. Будут проверять, ведьмы они или нет. Она опустила глаза, притворившись, что не узнала его.              — Да вот, — вальяжно начал офицер, хотя Урсула услышала нотки страха в голосе. — Поймали всех девок на площади, кто от свистка свалился без чувств.              Свисток? Это что еще такое?! Урсула едва сдержалась, чтобы не заставить его проглотить язык.              — И как? — спросил Ричард. — Работает?              — А то, капитан! — Офицер рассмеялся. — Собаки и те так не реагируют.              Ясно. Значит, они использовали специальные свистки для гончих. Обычный свисток, который слышат все, однако на слух Ведьмы действует не самым хорошим способом: в лучшем случае, ведьма потеряет сознание. А в худшем… Пожалуй, боль от него немного меньше, чем от Мартума.              С чем это связано, непонятно. Однако всем известно, что Ведьмы имеют такой же чувствительный слух, как у животных. А порой даже куда лучше. Но на некоторых людей свисток так же действует. Так что назвать ту или иную женщину, упавшую без чувств от свистка, однозначно Ведьмой не имел права даже Реджинальд.              — Ну что ж, — как-то без энтузиазма начал Ричард, — начнем проверку.              — Милорд! — воскликнула Урсула, понимая, что он уходит в конец помещения. — Я не понима…. Ричард?              — Урсула? — удивился он и обернулся. — Ты что тут делаешь?              — Не знаю, Ричард. Помоги! — запричитала она, начав плакать. — Эти шакалы раздевать меня собирались! — Она поднялась с колен и кинулась ему на шею. — Что это за жестокость и унижение?              Урсула уже и сама поверила в свой спектакль. Так не плакала она еще никогда. Ричард растерянно смотрел на офицера и только и мог, что беспомощно моргать, пока она нападала на офицера, обвиняя его в прелюбодеянии. Несмело положил руку на ее поясницу и ждал, когда она престанет плакать.              Вскоре Урсула начала успокаиваться. Уткнувшись в шею, она для пущей убедительности пару раз прерывисто вздохнула, чтобы точно поверил, как сильно она напугана.              — Ричард, это моя чес…              — Я понимаю. — Он вытер ей щеки. — Никто не посмеет запятнать твою честь, Урсула.              — Обещаешь? — посмотрела она снизу вверх.              — Конечно. Обещаю. — Ричард улыбнулся. — Мои люди осмотрят только руки на предмет ожогов.              — А что случилось? — удивилась она. — Кто-то сбежал? — прошептала Урсула, словно произнесешь громче — и тебе отрубят голову за тяжкое преступление.              — Ведьмы сбежали, — так же прошептал Ричард. — Уверен, что освободительница не тут. Это была явно Природная. Жертвенница и уж тем более Грешница на это не способны.              Урсула коротко усмехнулась и снова приняла удивленно-напуганное выражение лица: конечно, не смогут! Вырваны все двери. Даже не каждая Природная способна!              — Но, может, хотя бы Грешниц вернем.              Урсула огляделась: и правда, две Грешницы не оторвались от новобранцев. Ну, значит, такова судьба. Их никто не заставлял принимать силу, а значит — никто не заставлял попадаться. А значит — уже за вторую поимку ответственны сами.              — Ну, я пойду? — осторожно спросила Урсула. — У вас работы — непочатый край.              — Погоди. — Ричард подошел ближе. — Покажи руки до локтя и будешь свободна.              Урсула закусила губу. Ожоги должны были уже зажить, но вдруг нет? Тут же ее и схватят. Конечно, предприятие было опасным, но попасться на таком простом!..              — Конечно. — Она широко улыбнулась.              — Убери свои руки, паскуда! — прокричала девушка.              Урсула подняла глаза. Это была одна из Грешниц, которая дралась с офицером: вырывала руки и махала кистями. Пару раз даже попала ему по лицу.              — Ладно. — Ричард неловко улыбнулся. — Можешь идти. Бехонт меня и так убьет за то, что его помощница попала под раздачу.              — Благодарю, милорд. — Урсула присела и склонила голову. — Я замолвлю за тебя словечко перед Габбелоном. — И кокетливо подмигнула.              Уже в дверях она обернулась и благодарно кивнула ведьме. Выйдя из помещения, она закрыла дверь и прижалась к ней спиной, лихорадочно снимая перчатки. Удовлетворенно прикрыла глаза: ладони были чисты.              Ухмыльнувшись через плечо, Урсула пошла прочь из допросных.       

***

      — Да кого принесла нелегкая! — ругалась Адалинда. — Да иду я!              Открыв дверь лавки, она тут же хлопнула ею обратно. Не может быть такого! На пороге стоял Ричард Алонза. Адалинда сглотнула: и как он нашел ее? Неужели опять истек срок действия «Плутовки»?!              — Адалинда, открой. — Ричард тихо постучал рядом с косяком. — Ты же знаешь, я не наврежу. — Дверь открылась.              — И что нужно великому пятьсотлетнему трупу от злой и ужасной Ведьмы?              Адалинда цокнула языком и пропустила его внутрь, не забыв проверить улицу. Вдруг привел своих щенят. Но все было чисто. Она никогда не сомневалась в честности и чести Ричарда, однако осмотрительность важнее его какой-то там чести.              — А я думал, для женщины разговоры о возрасте — больная тема. — Ричард усмехнулся.              — Как здорово, что ты не женщина, Рич. — Она скрестила руки. — Что хотел? Если за поздравлениями для щенка — зря тащил свою старую задницу. Я не…              — Я не жду поздравлений, Адалинда, — без шуток перебил он. — Ты меня знаешь, я не буду иронизировать и злорадствовать. И поздравлять с чем? Что убийца твоей внучки определился окончательно?! И да. Эрик уже не щенок. — Ричард как-то ехидно ухмыльнулся, и она поняла, что за глаза он называл их так же.              — Пока эти дети не вкусят крови, щенками и останутся, и ты это знаешь. — Адалинда вальяжно прошла к стойке и облокотилась о нее. — И вообще — я на своей территории, поэтому называю как хочу. Так что пришел?              — Даже не спросишь, как я тебя нашел? — Ричард стоял на месте.              — Мне плевать, — вполне честно ответила Адалинда. Да, ее волновало, как он ее нашел, но это было обычное любопытство. — Маккензи здесь нет, так что скрываться мне нет смысла. Так и?              — Есть кое-что, что беспокоит меня и заинтересует тебя.              Адалинда заметно оживилась. Что-то подсказывало, что Ричард пришел с очень неожиданными вопросами. Она молча кивнула в сторону второй комнаты. Усадила его за стол и поставила чайник. Ричард слегка напрягся.              — Да успокойся. — Адалинда тихо и как-то зловеще хихикнула. — Тебя все равно не убьешь.              — Об этом и речь.              Она выронила из рук керамический чайничек для заварки, который разлетелся на осколки по всей комнате. Что, простите?! Быть того не может.              — Прости. — Ричард извиняюще и неловко скривился. — Давай веник.              — Ушам не верю. — Адалинда махнула рукой в угол, где стояли метелка с совком, и взяла другой — чугунный заварник.              Пока заваривался чай, а пол подметался от осколков, Ричард рассказал о своих мыслях и подозрениях.              — Ну давай пригласим твоего щенка и рубанем голову. И дело с концом. — Адалинда широко улыбнулась, взяв чашку с чаем.              — Если бы я хотел услышать это, даже не пришел бы к тебе. — Ричард улыбнулся в ответ, как бы намекая, что именно такое предложение от Адалинды — слишком предсказуемо.              — То есть именно Эрик может нанести урон, но если он просто рядом, то все как обычно. Так я понимаю? — В ответ Ричард кивнул. — Я даже и не знаю, что это может значить. А ты хочешь… — Адалинда поджала губы, намекая на смерть.              — Да пора бы уже. — Ричард постно рассмеялся. — И так слишком долго видел, как меняется этот мир.              — Однако одно остается и останется неизменным. — Адалинда отхлебнула чай.              — К сожалению, Адалинда. К великому сожалению. — Ричард вздохнул. — Ты же знаешь, что я никогда бы не…              — Что толку об этом говорить. — Адалинда сморщилась, ясно давая понять, что эта тема ее раздражает. — Мы все под колпаком. Тут даже дело не в Аиде и не в Урсуле. Мы сами выбираем свою судьбу.              — Просто знай, что я никогда не хотел, чтобы наши дети несли ответственность за наши ошибки.              Адалинда фыркнула и допила чай. Ну, конечно! Легко говорить с высоты прожитых чертовых пятисот лет. Никто не хочет, чтобы дети несли ответственность за своих предков. Но таковы правила баланса.              — Ладно. Тогда я пойду. Извини, что отвлек. — Ричард решил, что ему пора: по виду Адалинды было очевидно, что она не на шутку разгневана.              — Я попробую что-нибудь найти. В книгах или поспрашиваю аккуратно. Идет? — предложила Адалинда, провожая его к двери. — Ты же сам знаешь, что у нас это впервые.              Несмотря на то, что Ведьмы и Охотники воюют уже почти тысячу лет, Ричард — и только он один — вызывал не только уважение, но и доверие. Адалинда, даже с учетом ее скверного характера и бесконечного желания язвить, только с Ричардом могла чувствовать себя спокойно, если брать общество Охотников. Так что ее гнев сменился на милость почти сразу.              — Хорошо, что не пошел к Патриции. — Ричард вышел за порог и развернулся. — Эта старая су… Извини.              — Все нормально. — Адалинда усмехнулась. — Моя мать и правда старая сука. Только не смей говорить об этом со мной при ком-то еще. Ты же понимаешь, что не будь я сейчас одна, я бы, как минимум, сломала бы тебе челюсть. — Она наклонила голову и улыбнулась. — Статус не позволяет промолчать. И да. Не волнуйся. Из моих никто не узнает, что ты приходил ко мне. И, я надеюсь, из твоих не узнают тоже.              — Безусловно.              Ричард протянул руку, словно заключал сделку, не рассчитывая на взаимность. Однако Адалинда ответила на жест и слегка дернула за руку, заставляя подойти ближе.              — И если я узнаю, что ты кому-то сказал про Маккензи, — прошептала Адалинда с улыбкой на лице, но уловила в его взгляде, что Ричард понял — это не любезность, а угроза, — я вырву твой язык. И щенку в первую очередь.              Ричард натянул улыбку и сглотнул. О да. Пусть он и молчал, но Адалинда знала, что Ричард вполне отдает себе отчет, о чем конкретно идет речь. Он перестал улыбаться и одернул руку, едва заметно скривившись. Видимо, ладонь болела так, словно с нее наживую снимали кожу.              — Рада, что мы поняли друг друга.              — Пока, Адалинда.              Ричард кивнул и поспешил в машину.       

***

      Маккензи поставила кружку пива на стойку и вытерла руки. Время давно перешагнуло за полночь. Вечер в баре в самом разгаре. Гости веселились и отдыхали. Шум волн океана гармонично сочетался с реггетонской музыкой.              Народу было так много, что проходить приходилось только боком: столы, стойка и проходы были забиты людьми. Но они все еще как-то умудрялись танцевать.              — Сегодня прям аншлаг, — сказала Макки, завязывая волосы на затылке платком.              — Я бы сказала, полная банка шпрот, — рассмеялась Габби. — Пятница. И этим все сказано. Люси, на завтра свяжись с поставщиками…              Габриэла ушла к Люси, чтобы обсудить поставки. Маккензи налила себе стакан воды и выпила залпом. Несмотря на то, что они, по сути, были на открытой местности, было душновато. Даже ветер с океана не спасал.              — Будь начеку, — прошептала Габби.              Маккензи вздрогнула: не слышала, как тетя подкралась со спины.              — Что случилось?              — Ищейка. — Габриэла едва заметно кивнула в другой конец стойки.              Макки чуть прищурилась. На самом краю сидел чернокожий мужчина в светлой льняной рубашке, ворот которой был поднят, однако татуировка волка — метка Ищеек — на шее не шибко-то и скрывалась.              — Он же не станет нападать при людях? — прошептала Маккензи. Ответа не последовало. Габби сверлила его взглядом. — Не станет же? — зашипела она.              — Не знаю я! — прошипела Габриэла в ответ. — У этих придурков ума хватит!              — И что делать? — Маккензи коротко улыбнулась и передала коктейль девушке.              — Работаем как работали, — отрезала Габби. — Если он заметит, что мы заметили, будет плохо.              — Легко сказать, — истерично буркнула Макки.              Прошло минут двадцать. Маккензи то и дело косилось на Охотника, а вот Габриэла вела себя как в ни в чем не бывало: общалась и смеялась с гостями. Люси, к слову, тоже. Хоть она и не имела никакого отношения к Ведьмам, однако знала обо всем: кто Габриэла, кто Маккензи, что и кто такие Ведьмы и Охотники.              Не так давно Макки узнала, что Люси умоляла сделать Габриэлу подписать договор. Но тетя смогла убедить ее не становиться Грешницей: как-то Люси увидела, что происходит с теми, кто принимает силу из обычных женщин, и сама наотрез отказалась становиться такой.              И хорошо. Маккензи категорически отказывалась понимать женщин, кто соглашался на такое. Если Жертвенниц еще можно — родиться с силой в крови, но не иметь возможностей ею управлять, те еще чувства, — то Грешниц понять и даже принять невозможно.              Макки совсем не заметила, как пролетело еще полчаса. Иногда и правда полезно зарыться в мыслях. Отвлек ее мужской голос.              — Э-э-эй, старичок! — рассмеялся мужчина, подхватывая того самого Охотника. — Ну нельзя же столько пить!              Мужчина вывел Охотника. Люди проводили их взглядами и вернулись к своим делам: пить и танцевать. Маккензи уже тоже было отвернулась, как на предплечье заметила такую же татуировку волка.              Две Ищейки?! Невозможно! Неужели они выследили ее? Неужели Эрик… Макки не отказывалась верить, что он мог ее предать таким гнусным способом. И не успела она переварить мысль о двух Охотиках, как Габриэла вышла следом.              Это уже перебор. Что-то явно происходит. И Макки поспешила за ними.              На улице никого не было. Она огляделась и прислушалась. Какие-то копошения у черного входа. Почти бегом направилась туда. Макки резко остановилась, когда Габриэла помогала запихивать чернокожего на заднее сиденье тонированного внедорожника. Они о чем-то переговаривались на… русском?..              — Что ты здесь делаешь? — окликнула ее Маккензи. Та вздрогнула и едва слышно взвизгнула. — Я жду.              Она скрестила руки, давая понять, что настроена серьезно и отбрехаться не получится. Крепкий мужчина на вид лет сорока-сорока пяти внимательно смотрел на нее. Светлые глаза выделялись на фоне черных волос. Однако шрам через все лицо привлекал внимание еще больше.              — Что ж, ладно. — Габриэла подперла руки в бока и выдохнула. — Знакомься. Петр Островский. Бывший Охотник и нынешний супруг моей русской подруги Алисы Бариновой.              Габби, когда знакомила ее с родами Ведьм и Охотников, рассказывала, что Орловы сменили фамилию на Бариновых почти сразу после смерти Урсулы. Кто-то предал их и рассказал Охотникам, что князь Орлов не однофамилица с Ведьмами. И чтобы прекратить все притеснения и не порочить имя перед великим князем Василием третьем, Ведьмы были вынуждены изменить фамилию и разорвать все связи с Орловыми. Тем более это помогло долгое время оставаться в тени и скрывать ребенка Урсулы.              — Маккензи. — Петр кивнул. — Рад встрече.              — А дружочек-то твой заботливый. — Габби с издевкой ухмыльнулась. — Охрану тебе подослал! — И кивнула на Петра.              — К-какой друж-жочек? — начала заикаться Макки.              — Ой, ну хватит играть недотрогу. — Габриэла закатила глаза. — Щенок Алонзов попросил приглядывать за тобой.              — Он больше не щенок. — Петр улыбнулся. — Эрик прошел Каррамирацию.              — Способный какой, — съязвила она. — Виктор обоссытся от радости.              — Габби!              — Что? — Габриэла смотрела на него так, словно ничего и не сказала. — Если уже не обоссался прямо на инициации.              — И как долго вы тут, Петр Островский? — недоверчиво спросила Маккензи. — Почему я вас не видела раньше?              — Да еще б ты его видела! — усмехнулась Габриэла. — Петя один из лучших в умении следить за ведьмами. Я и сама его проглядела. А он почти с самого твоего прилета тут.              Петя, значит… Макки кусала губу: наверное, это какое-то ласковое обращение. Габби никогда не стала бы обращаться так к человеку, которому не доверяет. А доверяет она ему, судя по всему, очень хорошо.              — И вас попросил Эрик? — продолжила допрос Маккензи. Хотя это была жалкая пародия на допрос.              — Да, Эрик попросил меня помочь, — уверенно отвечал Петр. — Мальчик беспокоился, что Виктор в обход приказов Ричарда отправит людей искать тебя. И не ошибся. А так как я — бывший Ищейка, так сказать, неучтенка, могу передвигаться по миру как и куда угодно.              — И этот черный прилетел сюда по мою душу? — не унималась Макки.              — Фу, как по-расистски. — Габриэла явно подшучивала над ней. Однако это ничуть не поднимало настроение, а только все больше злило. — Ладно. Все. Да, он прилетел, чтобы по-тихому убрать тебя. Виктор не угомонится, пока сам не огребет. И Ричард его уже отмазать не сможет.              — Виктор и правда нарывается на проблемы, — согласился Петр. — Однако мне кажется, что он просто провоцирует вас на открытые действия, чтобы привлечь к ответственности.              — Придержи этого Охотника у себя. — Габриэла обеспокоено оглядела Макки. — Я буду поднимать этот вопрос в Ковене. И этот Ищейка пригодится нам для дачи показаний.              — Но…              — Что? — Габби снисходительно посмотрела на нее. — Я не в Ковене? Мать в Ковене. И пусть она капает на мозги старой идиотке. Но это уже точка невозврата. И Виктор либо придет, наконец, в себя. Либо я лично откушу его бестолковую голову. — Она на пару секунд задумалась. — Давай в машину. Мы едем домой. Я скажу Люси, чтобы закрывалась одна. Спасибо, Петь. — Габриэла обняла его.              — Будьте осторожны, девочки. — Петр обнял в ответ и сел в свою машину.