Ведьмино пророчество

      — Что… Ч-что случилось? — спросила Маккензи, неуверенно качнув головой в сторону бабушки.       — Она узнала, что сделал Рауд в день ее рождения.       Макки поджала губы и громко сглотнула, уже сейчас предполагая, что будет. Гнев, страх и отказ разобраться никогда не приводили к чему-то хорошему. Нет, Маккензи не оправдывала Рауда. Конечно же, нет. Но и Валканэрис сейчас может натворить непоправимое. Хотя она и так была уверена: не может, а натворит…       Волканэрис вскочила с кровати и побежала к выходу, но боковым зрением наткнулась на свое отражение в воде. Она остановилась и несмело сделала шаг назад, опустив взгляд в деревянную плошку с водой. Прерывисто вздохнула и сглотнула. Свое отражение она не узнавала: на нее смотрело обезображенное огнем нечто…       Волканэрис дрожащими руками потянулась к лицу. Лишь небольшой участок кожи у левой скулы к виску не был изуродован. Не было и тех прекраснейших густых и кудрявых волос. Рыжие пряди уже не спадали идеальными волнами на грудь. Скудные остатки выцветших огненных волос выглядели безжизненными.       Она одновременно брезгливо и испуганно отшатнулась и ударилась спиной о стену, сползя на пол. Страх и омерзение смешались и сковали все тело. А ярость, гнев и ненависть к себе, Винзензу, отцу и даже к поселению только усиливались. Волканэрис не сразу заметила, что в руках скапливается огонь. Он не жег, не вредил, не причинял боли. Она опустила глаза и перебрала пальцами, зачаровано разглядывая маленькие язычки, перепрыгивающие с одного места на другой.       — Моли всех Богов, Винзенз, чтобы ты был мертв… — прошипела Волканэрис. — Иначе ты познаешь все страдания этого мира.       Она сжала руки, и огонь пропал. Поднялась с пола и почти бегом вылетела из дома. Маккензи поспешила за ней.       Стояла прекрасная солнечная погода. Пока позволяли последние теплые деньки, детвора резвилась, мешая мужчинам заниматься делами. Но стоило Волканэрис показаться меж домов, как дети уже побежали было к ней, но замерли и в ужасе попятились назад. Однако почти сразу детское любопытство взяло верх над страхом, и они кучками передвигались за ней, стараясь держаться на безопасном расстоянии.       Да и Волканэрис не замечала их. Куда важнее ей было найти Рауда и потребовать искать Винзенза. А уж с ним — отцом — разберется позже…       — Смотри, смотри! — шепотом перебивала друг друга малышня.       — Живая…       — Какая страшная…       — Как чудище из маминых сказок!..       Волканэрис остановилась, услышав эти слова. Да как они смеют?! Она спасла их всех! И какой ценой?! Она уже намеревалась повернуться к ним, но заставила себя успокоиться: это дети, что с них взять?       Однако ребятня и так почувствовала опасность и врассыпную бросилась как можно дальше. Волканэрис ядовито ухмыльнулась через плечо и пошла дальше. Даже взрослые сторонились ее, в стыде и страхе опуская глаза. С одной стороны, они брезговали смотреть — она и правда выглядела ужасно. А с другой — страх. Неподдельный животный страх. Пусть и прошло почти три месяца с момента той злополучной ночи, однако они все… все до единого помнили, что сделала Волканэрис. И этот животный страх перед неизвестной и нечеловеческой мощью никогда уже не искоренить.       Но и это меньше всего волновало Волканэрис. Она шла напролом. Ничто и никто не остановит ее. Не посмеют.       Отца нашла она в его любимом месте: в кузнице. Рауд был окружен преданными приспешниками и соратниками. Как и всегда. Они о чем-то говорили и по-доброму смеялись.       — Пропусти, — приказала Волканэрис, чуть ли не врезавшись в грудь одного из мужчин, что стоял на улице.       Мужчина сглотнул и ошарашенно уставился на нее: он явно не ожидал увидеть ее такой. Сам того не желая, всем видом показал, что побаивается ее. Да и не каждый сможет смотреть на обгоревшее тело без отвращения.       — В-Вал…       — Пропустить, я сказала, — процедила она и оттолкнула его, но тут же столкнулась лоб в лоб с отцом.       — Моя солнцеликая девочка, — прошептал Рауд и стиснул ее в объятиях. — Ты очнулась.       Рауд, кажется, был единственным, кто не видел ее обезображенной внешности. Остальные же не поднимали глаз. Волканэрис нелепо крякнула, смутившись такому проявлению чувств отца, и несмело обняла его в ответ. Не то чтобы Рауд редко демонстрировал любовь к дочери, просто при других он всегда сначала был Конаном, а потом отцом.       Волканэрис неловко дернулась, давая понять, что пора бы и отпустить ее. Рауд разжал руки и выпустил ее.       — Волканэрис, — воинственно обратился мужчина справа. Это был Аквид — самый преданный из всех приближенных отца и его лучший друг. — Рад, что ты жива.       — Валирия, — чуть ли не в один голос проговорили остальные, с почтением склоняя головы.       — Зачем ты встала? Почему не позвала меня? — спросил Рауд, держа ее за плечи.       — Ты нашел его? — Волканэрис отстранилась и отступила на пару шагов. Отец наклонил голову и вскинул брови. — Не притворяйся, что не понимаешь! Где он? Ты нашел его? Где Винзенз?!       — Почему ты спрашиваешь? — удивился Рауд. — Он будет наказан по зак…       — Где он?! — рявкнула Волканэрис, а небо разразило молнией. Да такой яркой, что на мгновение ослепила почти всех. Даже Маккензи прикрыла глаза тыльной стороной ладони.       Мужчины вздрогнули и слегка пригнулись, оглядываясь в страхе. Только Рауд стоял ровно и смотрел на дочь, словно его это нисколько не удивило и не напугало. Волканэрис ядовито усмехнулась и вскинула брови, мол, принимает правила игры. А еще она поняла, что Винзен найден. Он жив. И он где-то здесь.       Она смотрела на отца снизу вверх, прожигая взглядом. Сначала Рауд не понимал, почему она так смотрит, но через пару секунд ощутил тупую и глухую боль в висках. Боль усиливалась, становясь невыносимой. Он схватился за голову и застонал. Сквозь эту боль почувствовал, будто в голове что-то шевелится.       — Что она делает? — спросила Маккензи.       — Копается в его голове, — буднично ответила Адалинда. — Ищет, куда он спрятал Винзенза.       — Но как? — Макки удивленно вскинула брови и повернулась к бабушке. — Она же…       — Она просто знает, что может это сделать. Все. — Адалинда пожала плечами, словно объясняла простую истину. — Здесь не нужно искать ответов. Их нет. Она просто понимает и знает, что в ее руках заключена мощнейшая сила. Ее эмоции руководят ее же силой.       Рауд закричал и упал на колени. Волканэрис хмыкнула и прикрыла глаза. Боль в голове Рауда тут же прекратилась. Он упал на спину, пытаясь отдышаться. А она направилась к месту, где находился Винзенз.       — То есть она сейчас как я? — спросила Маккензи и устремилась за ней.       — Что ты имеешь в виду? — Адалинда шла рядом. Впрочем, судя по ее тону, она и так это поняла, однако решила, что внучка должна проговорить это сама, чтобы увидеть со стороны.       — Страх и гнев доминируют, поэтому Волканэрис думает, что это ничего не стоит, — с долей неуверенности ответила Маккензи. — Думает, что ее сила — само собой разумеющееся. А с холодной головой она не повторит и десятой части.       — Верно. — Адалинда кивнула. — Понятие «убить или навредить в состоянии аффекта» как нельзя кстати подходит. В состоянии аффекта можно сделать такое, что в трезвом уме никогда не помыслишь и не сделаешь.       А Волканэрис едва ли не летела к Винзензу. Она ощущала приятные мурашки по всему телу, перебирая все мыслимые и немыслимые варианты мести. Усмехнувшись, не веря своей же силе, она облизнула губы. Точнее то, что от них осталось.       Тучи сгущались. От солнечного неба не осталось и следа: темные, почти черные облака стягивались друг к другу, создавая тяжелую атмосферу. Взрослые разгоняли детей по домам, предчувствуя дождь и… опасность.       — Ты? — удивленно прохрипел Винзенз.       Его держали в самой дальней части поселения, у начала густого леса. Деревянная клетка висела над землей.       — Ну привет, мой хеласси, — вкрадчиво прощебетала Волканэрис, сделав пару медленных шагов. — Кажется, так твой народ называет своих возлюбленных?       — Пошла прочь! — Он заметался по клетке, забившись в угол. Уж он-то точно помнил, что сделал сам и что сделала она. — Прочь! Прочь! Уберите ее! Рауд!       — Винзенз… — мечтательно прикрыв глаза, смаковала его имя Волканэрис. — Ты же сам пришел за мной. Так в чем дело? — Она театрально надула губы, словно ее обижает его реакция. — Больше не хочешь меня взять?       За ее спиной собрались почти все жители. Волканэрис чувствовала их всех. Однако никто не подходил ближе. То ли они бессознательно подчинялись ее безмолвному приказу не приближаться, то ли страх не давал шелохнуться. Даже Рауд не мог или не хотел, но явно боялся сдвинуться с места.       — Смотрите!..       Кто-то из толпы завороженно прошептал и указал на нее пальцем. Маккензи проследила за жестом. Волканэрис прямо на глазах менялась: волосы стали чуть гуще и ярче, исчезло несколько ожогов.       — Что… Что происходит?       — Она питается их страхом, — пояснила Адалинда. — Это помогает ей восстановиться.       — Ты же помнишь, что я обещала тебе, Винзенз? — Волканэрис оскалилась и дернула рукой: дно клетки разнесло в щепки. Неожидавший Винзенз свалился на землю. — Я обещала, что ты все равно умрешь. — Она улыбнулась еще шире и более зловеще. — Как жаль, что ты не сдох в море, хеласси.       Винзенз испугано уставился на нее и в панике поднялся на ноги, а затем побежал в лес.       — Ты правда думаешь, что уйдешь от меня?       Волканэрис дернула рукой к себе, и он взлетел. На огромной скорости оказавшись у ее ног, Винзенз больно ударился всем телом.       — Волканэрис, прекрати! — прокричал Рауд и быстрым шагом двинулся к ней.       Однако и он одним взмахом руки был откинут к дереву. Рауд сильно ударился головой о ствол. Глухо застонал, но подняться сил не было. Для приближенных отца повторять не пришлось. Они поняли: любое движение — и велика вероятность попрощаться с жизнью. Да и сам Рауд дал отмашку: слабо мотая головой, он выставил руку, чтобы не подходили ближе.       — Не нужно было слушать сладкие речи торговцев, хеласси, — прошептала ему в лицо и снова оскалилась. — Красота бывает губительнее яда змеи.       Его тут же обвили по рукам и ногам корни и ветви деревьев, словно те самые ядовитые змеи, припечатав к стволу. Винзенз вырывался, что-то кричал, однако не понимал: чем больше он дергается, тем больнее будет. Как болото затягивает утопающих, в панике пытающихся выбраться, так и тоненькие веточки, похожие на лозу, скручивались вокруг Винзенза. Ломали кости, рвали кожу до мышц.       — Ты опорочил меня, унизил Конана этих земель, ты и твои люди убили невинных… — С каждым ее перечислением расстояние между ними сокращалось, а на его лице, груди и торсе появлялись новые и глубокие царапины. — Пришел как трус тогда, когда защитить нас было некому, — зловеще процедила она ему в лицо, почти касаясь его носа своим. — Надеялся, — Волканэрис слегка наклонила голову так, что их губы почти соприкоснулись, — что выйдешь отсюда победителем?..       Она отстранилась и так невинно улыбнулась, что на мгновение забылись ее истинные помыслы. Однако Волканэрис и не дала опомниться: почти сразу в презрении ощерилась и пустила огненный шар ему в грудь.       Винзенз истошно закричал. Нестерпимая боль пронзила все тело. Да и Волканэрис не давала передышек: все его тело было изранено в небольших, но глубоких царапинах, как если бы били плетью не меньше нескольких десятков раз, а ожогов было еще больше…       Маккензи потеряла счет времени: прошли минуты, часы, дни?.. Нечеловеческое истязание продолжалось, кажется, уже целую вечность. Волканэрис ни на минуту не прекращала свои пытки: жгла огнем, ломала уже и без того сломанные кости, заставляла захлебываться, закапывала заживо…       Стоило ему хотя бы на мгновение потерять сознание, как она возвращала его обратно. А может, Винзенз уже не раз умирал, а она воскрешала. Макки не понимала вообще ничего.       Люди тоже не двигались. Все, что смогли сделать оцепеневшие и промокшие до нитки мужчины и женщины, это прятать любопытных детей за спинами. Маккензи чувствовала каждого: животный страх перед Волканэрис был сильнее всего, однако было что-то еще… Она решила сконцентрироваться на людях, чтобы избавиться от приступа тошноты: наблюдать за пытками человека та еще… пытка. Но и люди не оправдали ее ожидания.       — Они что, — Макки сглотнула и скривилась, — наслаждаются этим и ждут, когда она убьет его? — Это было настолько неожиданно и противно, что она не сразу поняла, что повысила голос до писка.       — Людская натура такая, — с презрением выплюнула Адалинда, — с трепетом и вожделением наблюдать за болью.       — Я не понимаю. — Маккензи свела брови и потерла виски. — Да, он виноват. Да, он заслужил это, — попыталась понять она. Однако это было чувство справедливости, а не бесконтрольное желание упиваться страданиями другого. — Но…       — Виноват. — Адалинда кивнула в знак согласия. — И несмотря на то, что Винзенз заслужил каждую рану, его должны были судить по их законам. Да и мы больше говорим про поведение людей, а не про поступки Винзенза. Это ненормально, что каждый из них чуть ли не с детским восторгом наблюдает за пытками. Хоть и скрывает это под маской страха. Настоящего страха. Да, они хотят возмездия за нападение на поселение, но к тому самому возмездию это уже не имеет никакого отношения. И ты права в своих ощущениях, — она подбадривающе улыбнулась. — Должна быть справедливость. Справедливое наказание, а не неуправляемая пытка. Но что еще хуже: люди готовы смотреть на это, потому что хотят, чтобы он ощутил их боль.       — Почему ее никто не остановит? — спросила Макки и тут же с горечью усмехнулась, понимая, что ответ и так на поверхности. — Потому что трусы. У каждого их них в глазах плещется желание сделать с ним то же самое. Только сами боялись сделать и часть того, что делает Волканэрис. А она подпитывается их ненавистью и жестокостью. Только не понимает, что потом они же спустят на нее всех собак и обвинят в варварстве и зверстве. — Она замолчала, наблюдая, как Винзенз захлебывается кровью. — Хотя, наверное, ее меньше всего беспокоят обвинения. Если вообще беспокоят: она творит это не ради них, а ради себя.       Адалинда согласно поджала губы и кивнула. Макки понимала, что это в какой-то степени изменит ее, но она должна все это увидеть. Должна понять их природу и принять. Должна уметь чувствовать себя, свою силу. Должна понимать, что негативные эмоции могут сотворить ужасные и непоправимые последствия.       А Волканэрис продолжала «играться» с почти трупом. Винзенз уже даже не стонал. Он безвольно висел на ветках, пока огонь пожирал предплечье, пробираясь к костям.       — Больно? — прошептала ему в губы Волканэрис. Винзенз издал едва слышный хрип, поднимая на нее умоляющий взгляд закончить уже эти мучения. — Мне тоже было больно, когда ты брал меня силой на каких-то грязных тряпках в окружении кучи мертвецов.       — Волканэрис, хватит! — прокричал Рауд.       Не успела она среагировать, как Рауд оказался за ее спиной. Он обхватил ее левой рукой, а второй одним резким и точным движением полоснул по шее Винзенза от уха до уха. Он громко прохрипел, кинув последний короткий взгляд благодарности на Рауда и повис. Все…       — Не-е-ет! — прокричала Волканэрис. А вместе с ее криком мелькнула такая молния с оглушающим громом, что затряслась земля. Она вырвалась и вскинула рукой, а отца отбросило на пару метров от нее. — Ты убил его! Убил! Он не должен был умереть! Он должен был жить и страдать! Винзенз не достоин смерти!       Волканэрис упала рядом с телом на колени и заплакала. Она считала, что должна была сохранить жизнь Винзензу. Должна была изувечить и измучить так, что остаток жизни он бы провел в страданиях и боли. Физической и душевной. Должен был видеть, как растет его ребенок — а в том, что она беременна, Волнканэрис не сомневалась — и ненавидит отца до скрежетания зубов. Должна была превратить его жизнь в сущий кошмар.       — Волканэрис, остановись! — устало проговорил Рауд. — Он не заслужил таких мучений! Он бы понес свое наказ…       — Тебе ли говорить, кто и что заслужил, отец. — Она поднялась с колен и тихо рассмеялась. Это звучало так зловеще, что каждый ощутил холодок по спине. — Ты и за меньшее мучил, правда?       — О чем она говорит?..       — Рауд всегда справедливо наказывал!       — Да-да! По закону!       Люди перешептывались, но боялись говорить громче, чтобы не попасть под ее гнев. А Волканэрис все ближе подходила к отцу, сжимая кулаки. Рауд начал задыхаться и упал на колени. Он хватался за шею, стараясь вздохнуть как можно глубже. Однако чем больше он пытался, тем больше задыхался.       — Или сожжение мертвых, чтобы обелить себя, уже не мучения, папочка?       Она наклонила голову и улыбнулась. Уже хотела было оставить порез на щеке отца, как ее окликнул Аквид.       — Волканэрис, довольно! — Он вышел вперед и невольно положил ладонь на рукоять меча. — Твоя сила не дает тебе права ставить себя выше остальных! Валирии не престало себя так вести! Ты дочь Конана! Самого справедливого и честного Конанов Севера!       — Сила?..       — Откуда?..       — Конан говорил, что какая-то неведомая сила сама наказывала Винзенза руками Волканэрис!       Послышались шепотки, но тут же прекратились: Аквид достаточно грозно окинул всех взглядом. Рауд собирался сначала поговорить с дочерью. Но вышло все скверно. Сквернее некуда…       — Так вот как он объяснил людям? — Маккензи тихо рассмеялась. — Хотя что еще ему оставалось? Только наврать. Снова. Всем.       Макки вдруг поняла, что истинным злом был… Рауд! Во всяком случае, для нее точно. Скрыл процесс рождения Волканэрис, его последствия, всю жизнь скрывал от нее и всех, что и кто на самом деле его дочь, не обезопасил поселение во время своего похода.       Не разразился праведным гневом, когда Винзенз появился у берега…       — Честный? — Волканэрис презрительно усмехнулась, но почти сразу усмешка переросла в угрожающий и жуткий смех, который даже заглушал ливень. — То есть хладнокровно перерезать глотки повитухам — честно?       — Ч-что? — прошептал Аквид. — Что ты говоришь такое? — Он сделал несколько неуверенных и коротких шагов назад, словно его что-то легонько толкнуло, а затем решительно двинулся на Конана. — О чем она говорит, Рауд?       Волканэрис перекрыла ему дорогу, не дав пройти к отцу. Аквид перевел на нее взгляд. Смотреть на нее было еще трудно: часть лица небольшими участками еще было в ожогах. Поэтому когда она улыбнулась, Аквид едва ли отпрянул от нее. Правая обожженная часть рта оголила зубы, что создавало ощущение, будто смотришь на труп. А серый цвет лица усиливал этот эффект.       Он едва заметно сглотнул и все же сделал короткий шаг назад.       — Что, уже не такая красивая, Аквид? — Волканэрис ухмыльнулась, еще сильнее обнажая правый угол рта. — Уже не ровня твоему сыну?       — Рауд? — Аквид проигнорировал ее вопрос, переводя взгляд на Конана. — О чем она говорит?       — Все было не так, — успел сказать Рауд и снова начал задыхаться.       — Врешь! — Волканэрис сжала кулак так сильно, что руку затрясло. — Врешь, отец! — Она наклонилась к нему и прошипела в лицо: — Мне и себе врешь!       — Ты убил их? — спросил Аквид. Рауд хватал воздух ртом, не в силах не вымолвить и слова. А она все сжимала руку, наслаждаясь, как мучается отец. — Волканэрис, пожалуйста!       Волканэрис выпрямилась, и, закатив глаза, разжала кулак. Рауд уперся руками в грязь и закашлялся.       — Я… — Снова приступ кашля. — Я не понима-а-аю-ю-ю! — взвыл Рауд, почувствовать острую режущую боль на левой щеке: Волканэрис провела по воздуху рукой, а на его лице появились глубокие царапины.       — Ты убил их, — спокойно проговорила она и села на корточки напротив. — Ну же. Признайся.       — Я почти не помню тот день, и ты… — Снова резкая боль.       Волканэрис с напускным сожалением поджала губы и встала, ударив ногой в лицо. Рауд ни разу не чувствовал себя настолько униженным. Никто и никогда не ставил его на колени. И уж тем более никто не бил в таком положении.       Маккензи на пару мгновений стало его жаль. Всего на пару: она чувствовала, что Рауд врал. Да, Король унижен и оскорблен при его же людях, однако это унижение — следствие его же лжи. Да, никто не заслуживал таких истязаний, однако было заметно невооруженным глазом, что Рауд вертится как уж на сковородке, пытаясь выкрутиться.       Волканэрис дернула рукой, и Рауда потащило по грязи прямо к оцепеневшей толпе. В глазах поселения уже не было того желания наблюдать за пытками, как смотрела на Винзенза.       — Ба… — через плечо обратилась Маккензи. — Они… боятся? — неуверенно спросила она. — Боятся потому, что Волканэрис может увидеть и их прошлое?       — Ага, — буднично ответила Адалинда, словно речь шла о чем-то повседневном. — Эти людишки уже поняли, что если она говорит правду о Рауде, — а она говорит правду — то может увидеть и их грешки. И наказать.       — Ну давай! — Волканэрис схватила его за волосы и подняла, чтобы он встал на колени. Держала так, чтобы он смотрел на свой народ снизу вверх. — Давай! Расскажи Иде, как ты убил ее мать! — Она дернула его и развернула лицом к Аквиду. — Расскажи ему, как убил Ладу! А ведь ему пришлось взять воспитывать сына своей сестры!       — Я испугался! — в панике завертел головой Рауд. — За тебя испугался, Луна моя!       — Ты убил их? — Волканэрис дернула рукой на себя, смотря отцу в глаза.       — Они хотели убить тебя!       — Ты убил их?!       — Они называли тебя чудовищем! Я не мог допусти…       — Убил?! — рявкнула она ему в лицо, а голос эхом раздался по всей округе. Рауд сглотнул и медленно закивал. — Вслух скажи! — И с презрением отпустила его волосы.       Рауд потерял равновесие и упал. Но почти сразу же поднялся на ноги и гордо окинул взглядом всех, словно и не было того страха минуту назад.       — Да. Я убил Ладу и Иду! — Его голос прогремел вместе с громом, а лицо во мраке осветилось молнией. Аквид разочарованно прикрыл глаза. — Они угрожали убить Волканэрис, называя ее чудовищем. Либо они, либо моя дочь! И я сделал этот выбор!       — Конан убил Иду и Ладу…       — Он должен ответить…       — Все равны перед законом…       — Он недостоин быть Кон…       — Громче! — прокричал он. — Давайте! Смелее! — Рауд сделал пару шагов в толпу. — Я недостоин быть Конаном? А кто достоин? — Он выдернул меч из ножен и обхватил за лезвие. Да так сильно, что кровь почти сразу выступила кровь. — Вы все знаете, как это делается! Если хотите стать Конаном, сначала нужно меня убить! Я всех вас оберегал и защищал! От врагов и самих себя! А вы сможете так же? М-м-м? — Рауд шел от одного к другому и протягивал меч. — Может, ты хочешь? Нет? А ты? Ну же! Бери! — Он зло оглядел всех и вышел к центру. — Кто достоин стать Конаном?! — И кинул меч к людям.       — Может, все же стоило позволить им это сделать? — с театральной наивностью сказала Волканэрис, привлекая к себе внимание. — Может, я и правда чудовище?       Она вскинула брови, качнув головой, и пожала плечами, словно спрашивала его «что скажешь?». Но в следующую секунду выхватила меч у рядом стоящего воина и закричала, полоснув отца по шее. Кровь брызнула в разные стороны, залив Волканэрис все лицо.       Рауд застыл с широко раскрытыми глазами и захрипел. Он уже начал было падать, как Волканэрис поймала его и пронзила в живот насквозь. Он перевел на нее недоумевающий взгляд, хватаясь за ее плечо.       — Ты приговорен к смерти, Конан Рауд Рыжая Борода. — И вытащила меч.       Сначала Рауд упал на колени, а потом с грохотом повалился в намешанную грязь. Волканэрис отшатнулась и прерывисто вздохнула. Смешанные чувства одолели ее: вроде скорбь и боль по родному человеку, но в то же время и воодушевление с трепетом.       Сверкнула молния, осветив ее лицо. Живое и полностью восстановившееся. Густые курчавые волосы напитались цветом и стали еще ярче. Маккензи поймала себя на мысли, что она стала еще красивее. Однако также не отпускала навязчивая мысль, что грядет что-то плохое…       Раскатистый гром прогремел по всей округе вместе с ее смехом. С криками и визгами люди кинулись врассыпную.       Волканэрис обернулась и тут же остановилась. Воины во главе с Аквидом стояли треугольником с мечами наготове.       — Убьешь меня, что ли? — спросила Волканэрис, состроив невинную и наивную физиономию. — А как же наш обещанный союз? Пустые обещания? — Она наклонилась, чтобы видеть сына Аквида. — А-а-а, Эсмонд?       Эсмонд сглотнул, а во взгляде отчетливо читалось отвращение вперемежку с ненавистью и страхом. И если его страх был понятен, но… отвращение и ненависть? Маккензи не понимала. Однако стоило посмотреть в его глаза, и она все поняла.       — Ба?.. — неуверенно позвала Макки. — Он правда отказался от нее из-за того, что она… из-за того, что Винзенз?.. — В ответ Адалинда кивнула. — О боже… — Она прикрыла глаза и закрыла руками лицо. — Свинья.       И в то же мгновение поняла, что и Волканэрис уже это знала. И это не сулило ничего хорошего…       — Эсмонд? — Волканэрис сделала пару шагов, и послышался шорох: воины вставали в боевую стойку, реагируя на ее движения. Однако она их игнорировала и шла дальше. — Почему же ты больше не смотришь на меня? Посмотри! — Она подошла ближе. — Моя красота вернулась.       Волканэрис наклонила голову и взглянула в его глаза. А через секунду картинки замелькали в ее голове. А также в голове Маккензи.       Эсмонд лежал на шкурах, нависая над красивой блондинкой. Девушка томно улыбнулась и потянулась к нему за поцелуем. Он жадно впился в ее губы и навалился сверху…       Волканэрис смотрела в глаза и видела, как ее возлюбленный наслаждается другой девушкой. Пока она была на волоске от смерти, Эсмонд вкушал ласки другой…       — Что же теперь делать? — спросила девушка, положив голову ему плечо. — Волканэрис не заслужила такого. Это предательство, Эсмонд… — Она подняла на него глаза, а во взгляде читалось, что она прямо умоляет убедить ее в правильности решения. — Она всех спасла.       — Мы же уже все решили, Санна. — Эсмонд слегка повернулся и провел пальцами по ее щеке. — Я больше не могу обманывать отца и Рауда. Они давно договорились о нашем союзе. Но я не люблю ее. Никогда не любил. А сказать, что она испорчена Винзензом — самый удобный способ закончить все это…       — Ублюдок, — выплюнула Маккензи и скривилась в презрительной гримасе. — Это даже хуже поступка Винзенза. И с кем? С близкой подругой?! Хороша девка…       Откуда-то Макки знала, что Санна — не последний человек в жизни Волканэрис. И от этого становилось паршивее. Все ее предали: отец, любимый, жители… Никто не заступился. Ни тогда с Винзензом, ни после.       Волканэрис встряхнула головой и отшатнулась. Она сглотнула и подняла на него глаза, полные слез.       — Санна, значит? — прошептала Волканэрис и отошла еще на несколько шагов. — Почему, Эсмонд? — Она упала на колени и всхлипнула. — Что я сделала?..       Все застыли. Сложилось впечатление, что на мгновение все и забыли о страхе. Сейчас она выглядела еще больше разбитой, преданной и потерянной. И уязвимой…       — Эсмонд? — окликнул его Аквид. — О чем она говорит? Что ты сделал?       — Я… Я… Мне… Я…       — Не бойся, Эсмонд. — Волканэрис улыбнулась, будто и не плакала только что, и наклонила голову. — В постели с Санной ты был куда смелее. — Она сделала пару шагов к нему. — Не боялся говорить, что я испорчена. Правда?       — Эсмонд!..       — Она все врет! — завопил Эсмонд, пятясь назад. — Все врет! Посмотрите, что она сделала! Убийца! Ты чудовище! Думаешь, сможешь запугать меня? Запугать отца и остальных? Ты…       — Эсмонд, о чем она говорит? — повторил вопрос Аквид.       — Видишь ли, Аквид, — начала Волканэрис, вальяжно прохаживаясь рядом, — твой сын трус. Он испугался признаться, что любит другую. Испугался, что ты и Рауд заставите жениться на мне. И нашел прекрасный способ избавиться от данного обещания — оболгать меня и растоптать. Он хотел отказаться от меня, потому что Винзенз взял меня силой.       — Не верь ей, отец! Не верь! — закричал он. — Она поверила в себя, поверила, что может все! Поверила, что может пугать нас, тем самым врать и уничтожать нас по одному!       — Эсмонд…       — Мы должны выгнать ее! Изгнать! Изгнать из наших земель! Она…       — Он уже очень давно бегает по ночам к Санне и предается ласкам с ней. Правда, Эсмонд?       — А-а-а!!! — закричал Эсмонд, выпустив в нее стрелу. И еще одну. И еще.       Волканэрис едва успела прикрыться щитом, который валялся недалеко от нее.       — Замолчи! — кричал Эсмонд. — Замолчи! Замолчи!!! — Он приблизился почти вплотную к ней, выстрелив еще раз. — Не смей ее трогать! Ты недостойна, чтобы тебя любили! Ты чудовище! Зло, которое уничтожит все на своем пути! Тебе не место среди нас!       — Я — Валирия Волканэрис, — властно проговорила она, отбросив щит, и взмахнула рукой, от чего Эсмонд слегка отлетел, ударившись о землю. — Дочь Конана Рауда. Я росла со многими из вас. Мы были соседями, друзьями. В детстве мы играли вместе. Так что изменилось сейчас? Чем я стала хуже? Тем, что расправилась с Винзензом? Так он заслужил все эти страдания! Вам всем нужно напомнить, что сделал он и его люди? Напомнить?! Или, может, ваш Конан умер без причины? Он без толики сомнения убил двух женщин! Я вам не враг. Не враг…       — Нет, враг, — успел сказать Эсмонд и выпустил последнюю стрелу.       Волканэрис перехватила ее у самого лба. Она усмехнулась и отбросила ее, а затем сжала кулак. Эсмонд оторвался от земли, выронив лук.       — Ты не лучше Винзенза, Эсмонд… — Волканэрис приблизила его, смотря на него снизу вверх. — Ты предал меня и унизил. Ты мог прийти и поговорить. Но ты решил, что уничтожить меня будет правильнее для тебя. Для достоинства Санны. Ты жалок, Эсмонд! Трусливый подлец.       Она оскалилась в презрительной гримасе и уже собиралась швырнуть его, как послышался визг.       — Нет! — Санна бежала к ним. Упав на колени, она заплакала. — Волканэрис, умоляю тебя. Сохрани ему жизнь. Пожалуйста! Я так виновата перед тобой. Я не должна была предавать нашу дружбу. Но не пачкай руки в крови. Пожалуйста, ради нашей дружбы. Ради меня, прошу, Волканэрис. Ради…       — Постой… — с воодушевлением прошептала она. — Так ты беременна! Боже, какое же это счастье! — Волканэрис захлопала в ладоши, а Эсмонд мешком свалился на землю. — Помнишь, как мы мечтали, что вместе будем беременны, вместе воспитанием наших деток? Помнишь? — Она так по-детски рассмеялась, что на мгновение показалось, что она и правда рада. — А ведь так и случилось, Санна! — Волканэрис продолжала смеяться, а потом замолкла. А вместе с ней и дождь с лесом. Только черное небо с непросветными облаками напоминали, что это только затишье перед еще более ужасной бурей. — Только ты получила это по любви, а я…       Волканэрис резко развела ладони, и послышался звук разрывающейся плоти.       Все произошло слишком быстро. Маккензи только и успела вскрикнуть и зажмуриться. Ей даже показалось, что кровь окропила ее лицо. Хотя это был всего лишь заново начавшийся дождь…