Мы те, кто мы есть.

Галадриэль задыхалась и содрогалась в объятиях Саурона от горьких рыданий и не могла остановиться ни на секунду. У неё не было никаких сил для того, чтобы контролировать свои эмоции. Ей пришлось констатировать одно: от сопротивления Саурону не осталось и следа — всё полетело к чёрту. Безусловно, было неимоверно сложно принять тот факт, что её возлюбленный, который так искусно выдавал себя за смертного мужа, который смотрел на неё с такой теплотой и нежностью, оказался всего-лишь навсего оборотнем. Лжецом. Тёмной падалью. Правой рукой ни абы кого, а самого, мать его, Моргота. То, что сейчас происходило с Галадриэль, всё больше и больше походило на самый страшный ночной кошмар, чем на настоящую реальность. Внутри эльфийки всё плавилось от горького сожаления. Она попыталась закрыть глаза и открыть их заново, чтобы как можно быстрее проснуться. Только вот проснуться у неё совсем не получалось. И никогда не получится по понятным причинам — это вовсе не сон. Так странно... ещё вчера он был Халбрандом, а уже сегодня превратился в Саурона: в дикого зверя, жестокого и беспощадного, подчинённого лишь жажде крови, власти и зову тьмы. Их любовь тоже цинично сменила радость на проклятие. Но это проклятие, к удивлению самой Галадриэль, оказалось во сто крат желаннее и слаще простого земного счастья. Все ощущения Галадриэль наполнились одним сплошным страданием. Саурон больше не был для неё безликим и бесформенным врагом, несмотря на тщетные попытки убедить саму себя в обратном. И больше не казался ей чудовищем, которое она мечтала уничтожить раз и навсегда. Иногда быть честной с самой собой — это настоящий подвиг. Иногда — непозволительная роскошь. Иногда и то, и другое... вместе. Саурон прижимал Галадриэль к себе всё сильнее и сильнее, стараясь успокоить её дрожащее тело. Он нежно провёл пальцами по её мокрым щекам, вытирая дорожки от слёз, и ласково прошептал: — Не плачь. Помнишь, ты говорила мне, что прошлое ничтожно в сравнении с нашим будущим? Так и есть. Давай начнем всё с чистого листа. Вдвоём. Галадриэль неуверенно попыталась отстраниться, отпихнуть от себя лживого майа, но руки Саурона держали её так крепко, словно на ней были железные кандалы. Кожа Галадриэль вспыхнула ликующим пламенем от этой близости и от той решительности, с которой Саурон стискивал её. Внутренне Галадриэль хотела именно этого — согласиться с тем, что она будет принадлежать только ему на навеки вечные. Она хотела беспрекословно подчиниться его твёрдой воле быть с ней, без остатка и слепо отдаться порыву невероятного безумия, слиться в одно целое с волнующим тёмным притяжением. Она подняла глаза, наполненные слезами и кричащими сомнениями, а затем посмотрела прямо Саурону в лицо. В его медовом взгляде, который всё ещё был родным, эльфийка ясно рассмотрела ту же боль, что испытывала и сама. — Я не могу быть с тобой. У нас нет будущего... — сказала Галадриэль и сказанное было скорее похоже на мольбу, чем на отказ. Саурон медленно наклонился к эльфийке и коснулся своими губами её губ, всем своим видом возражая против того, что только что услышал. Поцелуй был невероятно нежным, как первый луч солнца после долгой и холодной зимы, и вместе с тем настойчивым, полным противоречий, как и ситуация, в которой они оба имели неудовольствие очутиться. — Ты можешь, — произнёс Саурон, едва оторвавшись от губ Галадриэль — А ещё ты можешь не врать самой себе. Ты выбрала меня тогда, когда не знала, кто я такой. И ты выбрала сейчас. Теперь мы должны идти вместе до конца. Скажи, что мы должны. — Я люблю тебя, — неожиданно вырвалось у Галадриэль, и эти слова прозвучали как признание в ужасном преступлении. Она сама была поражена тем, как много искренности могло уместиться в три совершенно обычных слова. Саурон замер, услышав эти слова. Никто и никогда не говорил ему таких вещей. Никто и никогда раньше не признавался ему в любви, учитывая, кем он является на самом деле. Его фэа, давно привыкшая к одиночеству и холоду, вдруг ощутила невиданно сильное тепло, которого она не знала за всё своё ужасно долгое бессмертное существование. Он нежно прижал Галадриэль ещё крепче, наслаждаясь моментом. Он не смел и мечтать о таком. — Я тоже люблю тебя, — ответил Саурон, хотя сам не до конца понимал, что означает эта фраза. Такая любовь для него всегда была чуждой, слишком приземлённой, свойственной существам гораздо более низшим, в отличие от него самого, но сейчас всё изменилось. Теперь любовь для Саурона стала самой главной исцеляющей силой на всём белом свете, способной вернуть к жизни даже то, что казалось бы, безвозвратно мертво, необратимо искалечено, бессердечно уничтожено злым роком или чередой ошибок прошлого. Любовь Галадриэль была способна вернуть к жизни... его. И пока Галадриэль позволяла быть с собой, будущее виделось как нечто привлекательное и манящее, а не как запутанный клубок из непроглядной тьмы. Всё перевернулось с ног на голову. Саурон мысленно поклялся Эру, что отдаст свою жизнь, лишь бы искупить всё то, что он натворил, лишь бы ещё один день прожить бок о бок с Галадриэль. Клялся он крайне неумело и наивно, но со всей страстью и жертвенностью, предлагая своё бессмертие и фэа в обмен на прощение и радость, познанную им во взаимной любви. Но где-то глубоко внутри себя Саурон прекрасно знал, что Эру совершенно нет дела до бессмертия и до чьей-то истерзанной фэа. Бог не играет в кости. Бог не заключает сделок. — Элронд отправится к Гиль-Галаду и всё ему расскажет, — взволнованно пробормотала Галадриэль, чуть успокоившись — Они рано или поздно поймут, кто ты на самом деле... И тогда на мне будет… — Клеймо моей союзницы, — мрачно завершил за неё Саурон, пристально глядя ей в глаза. — Но я не допущу, чтобы они навредили тебе. Ты мне веришь? — Саурон... — начала Галадриэль, но майа резко оборвал её на полуслове. — Нет, не называй меня так, — с негодованием и горечью возразил мужчина — Я Халбранд. Теперь я всегда буду Халбрандом. Сейчас мы вернёмся в реальность и решим, что нам делать дальше. Договорились? Галадриэль кивнула. В следующее мгновение её сознание окутала тьма, а затем реальность начала стремительно возвращаться. Окружающий мир становился чётким и обретал очертания, да так резко, словно всё пространство пронзили яркие вспышки молний. Иллюзия Саурона бесследно рассеялась и Галадриэль обнаружила, что в реальном мире уже наступила ночь. Ночь была необычайно восхитительна: в пруду лениво колыхались отражения первых бледных звёзд, луна робко выглядывала из-за облаков, рассыпая серебряный свет по гладкой поверхности воды. Царила глубокая тишина, которую изредка нарушали лишь редкие всплески рыбы и шёпот ветерка, игриво пробегающего между зарослями тростника. Но ничто не могло сравниться, даже самая прекрасная ночь как эта, с осознанием того, что Галадриэль стояла рядом с Халбрандом — с тем, кого любила до дрожи, с тем, кто был для неё самым драгоценным и важным существом на всём свете. Всё остальное меркло перед этим сильным чувством — чувством чистой и бесконечной любви. Саурон молниеносно преодолел разделявшее их расстояние и мягко притянул Галадриэль к себе, поглаживая по волосам. — У нас есть два пути, Галадриэль, — твёрдо заявил он — Либо мы сбежим сегодня, либо отправимся вместе к Гиль-Галаду. Если он решит изгнать нас, значит, так тому и быть. Но я не позволю ему отправить тебя в темницу. И не позволю ему сомневаться в том, мы любим друг друга. Не для того я страдал целую вечность, чтобы так легко потерять тебя. Галадриэль задумалась и сделала вывод, что оба варианта, мягко говоря, не сулили ничего хорошего. Жизнь в постоянном страхе и бегстве вряд ли могла быть счастливой. А сама мысль о том, что их разлучат, казалась мучительной и невыносимой. — Я не хочу бежать до конца времён,— с тяжестью в голосе произнесла Галадриэль — Идти к Гиль-Галаду вдвоём — это безумие. Нас наверняка бросят под стражу. Я пойду одна и попробую с ним объясниться. Но как можно убедить верховного короля в том, что произошло между светлой эльфийкой и падшим майа? Как доказать, что это истинная любовь, а не тёмные чары известного на всё Средиземье колдуна? Это полное и безоговорочное слияние душ, когда невозможно различить, где заканчивается одно существо и начинается другое, а не очередная иллюзия. Ответа у Галадриэль не было. Было лишь чувство, что случилось что-то непоправимое, что она находится в самом эпицентре бури, которую уже нереально остановить и предотвратить напрасные жертвы. — Нет, Галадриэль! Я ни за что не отпущу тебя одну! — яростно воскликнул Халбранд, но затем его тон наполнился привычной для Галадриэль лаской — Я знаю твоих собратьев-эльфов. Они подумают, что я обманом очаровал тебя. Ведь это они прозвали меня Сауроном. Они ненавидят меня... Саурон замолчал и посмотрел дикими, пылающими глазами на Галадриэль, в ожидании её окончательного ответа. — Вот поэтому тебе нельзя там появляться, Халбранд. Я отправлюсь туда одна и всё решу. Ты мне веришь? — повторила эльфийка его слова, сказанные им не так давно. Халбранд верил Галадриэль, но совершенно не верил Элронду и Гиль-Галаду. Его накрыло с головой неприятное предчувствие надвигающейся катастрофы. — В таком случае, позволь мне заглядывать в твой разум, Галадриэль, чтобы я был спокоен, что с тобой всё в порядке, — неохотно смирился с решением возлюбленной Саурон — Возвращайся как можно скорее. Я буду ждать тебя. Над совместным будущим Галадриэль и Саурона снова нависла пелена густого тумана. И никто из них не знал, чем всё это закончится...