Hassliebe

Импровизаторы (Импровизация)
Слэш
В процессе
NC-17
Hassliebe
автор
Описание
Антон не верил — никогда не верил в вампиров. Но когда чужие острые зубы вгрызаются в плечо, кричит так громко, что все собственные убеждения рушатся. 𓋹 вампир-au, в котором журналист Антон возвращается в родной город, чтобы найти пропавшую сестру, но находит кое-что пострашнее
Примечания
Вселенная вампиризма вдохновлена сериалом "Дневники вампира", но имеет свои, придуманные мной, отклонения. Работа придумалась после, конечно, вампирских выпусков пчк и моего негодования о том, что в жанре вампиризма слишком много "слабых" работ, хотя само понимание вампиризма отнюдь не романтичное, а тяжелое. И, как обычно, захотелось показать вам свое видение. В моем тг-канале, как и всегда, вы сможете найти больше подробностей и эстетики этой работы. Буду счастлива видеть вас там 🖤 tg: https://t.me/karrrikatttu "Карри за маком" ПБ открыта, так что буду благодарна за исправления. Да начнется новая эпопея, мои дорогие! приятного чтения!
Посвящение
Моей семье - любимым читателям
Содержание

VII глава.

Сон беспокойный и хлипкий — скорее всего, виной тому выпитый ночью вискарь. Никак не сумасшествие, которое происходит в его жизни, что вы. Конечно же он.   Антон мычит, переворачиваясь на подушках, и морщится. Хочется продолжить спать — сбегать от этого мира — но телефон, что валяется где-то в складках одеяла, бренчит уведомлением, и Антон открывает глаза.   Нашаривает смартфон, подносит к лицу — и вчитывается во всплывшее:   Арсений: Ты забыл у меня в машине кепку. 14:15   Антон промаргивается, смотрит в угол экрана на время — сообщение пришло только что.   Разум проясняется, почему-то, быстро — во-первых, нихера себе он поспал. Во-вторых — наверняка Артем вчера увозил Арсения на своей машине.   А это значит, что его машина — осталась у дома Антона.   Антон возвращается к сообщению взглядом.   Забыл кепку. В машине.   Антон не контролирует, как губы расползаются в улыбке.  

Антон: Она мне очень нужна.

Ты, случайно, не рядом?

14:17

 

Арсений: Как раз забираю машину от твоего дома) 14:18   Скобочка. Надо же. Интересно, Арсений в реальности — тоже улыбается?   Антон садится на кровати и облизывает губы — те со сна пересохли. Странное, давно забытое чувство в груди, похожее на волнение, он игнорирует — последствия выпитого, привычная уже тревожность, наверняка.  

Антон:

У меня, конечно, нет фильтра, но кофе я варю неплохой

14:18

 

Сообщение тут же оказывается прочитанным.  

Антон:

Обмен?)

14:18

 

Арсений: ) 14:19   Больше ничего от Арсения не приходит — только эта треклятая скобочка, которую Антон гипнотизирует взглядом. И улыбается снова.   Осознает это, кажется, только сейчас — и опускает телефон, тут же расслабляя губы.   Так, стоп. Это плохой звоночек. Очень плохой.   А потом косится на дверь комнаты и поспешно встает с кровати, чтобы одеться.   Он подумает об этом потом. Или — не подумает вовсе.   Звонок раздается через несколько минут — Антон как раз успевает выпить вербену и сразу идет к входной двери, морщась то ли от этого противного вкуса, то ли от остатков головной боли. Только по пути понимает — ну и дерьмо, он же только проснулся; выглядит сейчас наверняка просто ужасно…   За дверью предсказуемо оказывается Арсений — уже не бледный, без следов крови; в новом темном пальто, с уложенными волосами и слегка прищуренным взглядом. Выглядит свежим и бодрым — будто вчера ничего не было.   Он медленно поднимает руку — на пальце покачивается антонова кепка. И едва заметно улыбается — видимо, пародируя ту самую «скобочку».   — Привет, — усмехается Антон, протягивая руку. Арсений ему кепку передает, но никаких других движений не делает; мельком смотрит на порог, словно не может его перешагнуть. — Так и будешь стоять снаружи?   — Ты уверен, Антон? — спрашивает он, и Антон только сейчас замечает — за его внешним спокойствием, в глубине голубых глаз, едва заметно волнуется тревога.    Неужели для вампиров действительно настолько важно, если их зовут в дом?   — Ты здесь уже был, — напоминает Антон. — Я тебя приглашал.   Взгляд Арсения становится серьезнее — и в нем снова мелькает что-то, похожее на вину.   — Вчера это было вынужденно.   — Да, Арс, я уверен.   Антон показательно отходит на шаг. Арсений смотрит ему в глаза как-то тяжело — в сомнениях и растерянности — а потом делает шаг и заходит в квартиру.   — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Антон тут же, мажа взглядом по уже чистой, без укуса, шее вампира; потому что срочно нужно заполнить чем-то пространство — осознание Арсения в собственной, пусть и съемной, квартире, неожиданно сбивает.   Потому что они, вроде как, вчера так странно разошлись — и Антон даже успел подумать, что Арсений не вернется. Только вот вернулся — нашел глупый повод и вешает сейчас свое пальто на крючок, снимает обувь; двигается ровно и плавно, заметно в том, что чувствует себя намного лучше вчерашнего.   А его ведь — почти убили вчера.   — Отлично, — подтверждает он, поворачиваясь. Тяжесть в его взгляде постепенно спадает. — Я тебя разбудил?   — Да, если честно, — Антон закидывает кепку на другой крючок и кивает в сторону кухни. — Подождешь буквально минут десять? Я бы в душ сгонял, а то чувствую себя овощем.    — Без проблем.   Антон действительно моется быстро — вроде как, неприлично оставлять гостя одного надолго, все дела. Зато теперь от него не несет перегаром и потом — у вампиров же, вроде, чуткое обоняние? Не то чтобы Антона это прямо-таки волнует — совсем не волнует, если быть честным, да и Арсению дела до этого быть не должно, — просто самому приятнее чувствовать себя адекватно, да и душ помогает освежить мысли и голову.   Поэтому на кухню Антон возвращается уже куда более бодрым — мокрые волосы роняют капли на шею и футболку, слегка холодя, и он ведет плечами, перехватывая взгляд Арсения, что сидит за столом.   Взгляд Арсения, что задерживается на каплях — и скользит ниже по телу, по прилипшей к влажной коже футболке и серым спортивным штанам. Всего секундой — но Антон этот взгляд замечает, и едва сдерживается от того, чтобы самодовольно не хмыкнуть.   Он такие взгляды знает, и это… льстит.   — Кофе? — уточняет, подходя к кухонному гарнитуру. — У меня гейзерная кофеварка. Удивительно, что она тут была.   — Звучит хорошо, — судя по звукам, Арсений елозит на стуле, усаживаясь удобнее. Антон прямо-таки чувствует прожигающий спину взгляд.   Но голос у Арсения уже окончательно спокойный — без теней сомнений и тяжести — и это успокаивает тоже. Антон раскручивает кофеварку, достает кофе, и, пока возится с напитком, слышит голос Арсения:   — Ты пробовал кофе на песке?   — Нет. Но всегда хотел, — Антон ставит кофеварку на конфорку и поворачивается, опираясь поясницей о гарнитур. Складывает руки на груди и слегка склоняет голову. — Похоже на гейзерный кофе?   — Чем-то. И чем-то — на горячий песок, — Арсений улыбается уголком губ. — Я попробовал его в Турции. Мне понравилась мысль о том, чтобы уделять время тому, что любишь, даже если это просто приготовление кофе.   — А потом ты сел раскурить кальян и написал об этом философскую книгу? — Антон усмехается, видя, как Арсений непонимающе вскидывает брови. — Очень по-философски сейчас сказал.   — А, — Арсений улыбается. — Нет, писать книги — твоя работа.   — Я журналист. Журналисты не пишут книги.   — Правда? — Арсений картинно удивляется, даже прикладывает ладошки ко рту. — Ох, черт… Только не говори, что и стихи — тоже не ваше…   Кофеварка на плите начинает шипеть — кофе почти готов. Антон отворачивается к ней и заглядывает под крышку, так удачно скрывая собственную улыбку.   Шастун разливает кофе по чашкам и садится напротив Арсения за стол, придвигая одну к нему. От кружек поднимается пар, постепенно заполняющий кухню приятным кофейным ароматом.   Антон вдыхает его и выдыхает так облегченно, словно один этот глоток воздуха вылечил разом все его недуги. Кофе по утрам — это спасение, определенно.   — Мы обсудим то, что произошло вчера? — спрашивает спокойно, открывая глаза и не сводя взгляда с Арсения.   Тот на этот вопрос тяжело вздыхает — словно не хотел. Поджимает губы, к кофе тоже принюхивается — они пока не пробуют, слишком горячий.   — То, о чем я говорил, — говорит медленно. — Молодые вампиры… Скорее всего, от Зайца тебе подарок.   — Отвратительно ухаживает, — фыркает Антон, и Арсений усмехается тихо. — Они могут перемещаться только в темноте? Как это вообще работает? Я думал, все вампиры боятся света.   — Живые организмы ко всему привыкают и адаптируются, — Арсений задумчиво крутит чашку за ручку, опустив в нее взгляд. — Вампиризм — это, своего рода… мутация организма. Непереносимость света — одна из последствий. Но со временем вампиры догадались начать закалять себя солнцем и смогли выработать к нему иммунитет. Это занимает время, иногда — годы.   — А с цветом глаз? Вы тоже это контролируете? — Антон вспоминает лицо сестры в темноте улицы и морщится. — Это занимает меньше времени?   — Да, контролируем. Намного меньше, — Арсений, видимо, замечает беспокойный взгляд, и он догадывается. — У Лизы был свой цвет, да?   — Да… — Антон вздыхает и делает глоток. Кофе как раз достаточно остывает. — Если считать, что ее обратили после последнего разговора с Димой… около двух месяцев.   — Да, вполне реально, — подтверждает Арсений. Делает глоток тоже и мычит, на мгновение прикрывая глаза. — М-м.. Хорошо.   Он забавный — как-то так супит нос, что становится похож на ежа. Всего на мгновение. А потом открывает глаза и смотрит своими голубыми глазами прямо на Антона — словно бы в душу.   Замечает, наверное, как у того падает настроение, и поэтому взглядом указывает на руку.   — Как твое плечо?   — Заживает. Хотя то, что его постоянно нужно обрабатывать, уже заебало. Мне бы вашу вампирскую регенерацию, — хмыкает честно, устало.   — Ну-у… — тянет Арсений, задумываясь, и ловит взгляд Антона. — Вообще, я могу помочь, но… Вряд ли ты согласишься.   — О чем ты?   — Регенерация у нас в крови, Антон, — объясняет спокойно. Наблюдает внимательно за мыслительным процессом на чужом лице и, уловив напряжение, усмехается. — Да, то, о чем ты подумал.   — То есть… Если выпить кровь вампира, то… — Арсений кивает; Антон морщится, представляя это в своей голове. — Нет. Нет, точно нет. Само заживет.   Арсений усмехается и, пожав плечами, делает еще глоток кофе. Антон на мгновение представляет, как Арсений отдает ему свою кровь — интересно, порезал бы запястье?.. или нужно бы было кусать?.. бред какой, у Антона же нет клыков…   На моменте того, как перед глазами мелькает картинка чужой шеи, Антон видения перед глазами настойчиво прогоняет.   – А ты ведь, ну… — говорит, вновь перехватывая чужой взгляд. — Чувствуешь? Что я ранен?   — Шестым чувством, да, — усмехается эта скотина. Антон цокает и закатывает глаза. — Да, Антон, я чувствую запах крови. И почувствую за десятки метров. Это как… м-м… у вас с запахом шашлыка.   — Что?   — Ну, запах. Вот представь, ты идешь по парку — и в нем жарят шашлык. И ты чувствуешь запах, даже если он далеко. У нас так же, — Арсения, кажется, веселит удивление на чужом лице. Он складывает ногу на ногу и отпивает кофе, прищуриваясь. — Что тебя удивляет?   — То есть, вы не сходите с ума, если чувствуете рядом кровь?   — Ну вы же не бросаетесь на чужой шашлык, даже если голодны? Разве что новообращенные. Им может быть тяжело. Но те, кто постарше — нет. Если мимо пройдет женщина с месячными, я почувствую, но мне не снесет голову.   — Арсений! — осуждающе выдыхает Антон, показательно морщась.   Арсений посмеивается — отпивает снова из чашки, а Антон пытается вместить в голову тот факт, что почему-то даже такое из уст Арсения звучит… все равно приемлемо.   — Ты ужасен, — считает нужным сообщить он.   — Спасибо, — Арсений улыбается так широко, что Шастун фыркает и отводит взгляд.   Так кстати попадает им на лежащую на столе пачку.   — Я покурю, ты не против? — почему-то уточняет, хотя квартира-то его.   — Если я скажу, что не очень люблю запах сигарет, тебя это остановит? — приподнимает бровь Арсений, перехватывая его взгляд.   Антон задумывается — всерьез. С одной стороны, курить хочется жутко — долгие годы зависимости, первая утренняя сигарета под кофе. С другой — он адекватно относится к тому, чтобы не мешать дымом тем, кто его не переносит, но…   Он слегка щурится, отвечая на внимательный взгляд Арсения. И вдруг понимает — тот ведь дым вполне себе переносит, и даже не потому, что Антон рядом с ним уже курил, пусть то и происходило на улице; Арсений у него же сигарету забирал, там, у клуба.   И сейчас, судя по взгляду — это даже не просто провокация, а прощупывание границ.   — Остановило бы, — Антон дергает уголком губ, показывая, что разгадал чужую игру. Показательно тянется к пачке и достает сигарету. — Если бы ты уже не курил при мне.   — Черт, — вполне искренне вздыхает Арсений. Усмехается в ответ и, развернувшись, опирается о стену спиной, поглядывая на Антона в пол-оборота. — Ладно, подловил. Но запах сигарет я правда не люблю. По крайней мере, в России. Там и табака-то нет, — он кивает на сигарету Антона.   — За границей все лучше, мсье?   — Tout va mieux sauf les hommes, — Арсений опять говорит на французском, пробегаясь долгим взглядом по всему Антону, пока тот хмурится. И, видимо, переводит: — Сигареты — уж точно. А уж сигары и трубки…   Антон хмыкает и встает. Отходит к плите, включает вытяжку — и уже под ней поджигает сигарету, разворачиваясь к Арсению.   Дым под жужжание вытяжки медленно утягивается в нее, а Антон с удовольствием делает свою первую затяжку.   А что — вполне себе компромисс.   Арсений усмехается, опускает взгляд на руку, что держит сигарету — Антон в этот момент уводит взгляд в окно. Дым приятно обжигает горло, насыщает первым за день никотином — внутри становится привычно горячо и будто бы пыльно. Перед глазами немного рябит — или это за окном слишком ярко?..   — Антон, — зовет Арсений, и в этот раз голос его неожиданно звучит обеспокоенно.   Шастун переводит на него взгляд тут же — а Арсений не сводит взгляда с его пальцев, которыми он держит у губ сигарету.   — Ты как себя чувствуешь?   Антон хмурится и, в попытке понять, о чем он, тоже смотрит на свои пальцы.   Те дрожат. Он даже не заметил.   А.   Оу.   — Нормально, — он желчно усмехается, делая еще одну затяжку. Промаргивается, теперь понимая, откуда блики перед глазами. — Поесть просто надо.   Тушит сигарету в пепельнице, доходит до холодильника — и присвистывает, когда открывает его.   На полках ожидаемо оказывается одно грустное яйцо и сгнивший томат.   — Антон, — а вот теперь голос за спиной почему-то звучит угрожающе. — А когда ты в последний раз ел?   Шастун вздыхает, закрывая холодильник и поворачиваясь к требовательному взгляду.   — М-м.. Вчера утром? — судя по взгляду Арсения, тот не верит. — Ну, или не утром. Или не вчера… А виски считается? В нем есть калории, — взгляд голубых глаз становится темнее, и Антон поднимает руки. — Ладно-ладно, я понял, просто… Я, так-то, даже в магазин не могу выйти, — намекает Антон на вчерашнее нападение. —  А доставок здесь нет. Тупо… забыл.   Не забыл, — шепчет противно подсознание, — ничего не забыл.   — Ну да… — тянет тихо Арсений, не отводя пристального взгляда, под которым Антону становится уже не очень комфортно.   Такие взгляды — противные; когда тебя будто видят насквозь.   — Пошли.   Антон вскидывает бровь, наблюдая за тем, как Арсений уходит в коридор. Медлит минуту — и выходит следом, заставая Попова уже у дверей.   — Куда?   — В магазин, — ожидаемо говорит Арсений, накидывая на плечи пальто. Поднимает взгляд на Шастуна, что недоверчиво осматривает его, но с места не двигается. — Я могу сходить сам, конечно.   И смотрит так — зная, что этим Антона цепляет. Потому что того намеки на слабость и собственную немощь раздражают — и Арсений очень точно это улавливает и на этом играет, осознавая прекрасно, что перекладывать на него эту просьбу Антон не захочет.   — Откармливаешь, чтобы сожрать? — фыркает недовольно он и тоже идет к вешалке.   — А если и так?   – Не стоит, — набрасывает куртку и открывает дверь. — Я гнилой человек, тебе не понравится.   Арсений под боком усмехается и выходит первым, потому что Антон пропускает.   Когда они выходят на улицу, Антон замирает у подъездной двери — неверяще осматривает улицу и ближайшие метры асфальта, которые выглядят совершенно обычно. Абсолютно никаких следов вчерашнего — нет даже крови.   Воспоминания проходят легким холодом по загривку.   — Можем доехать, — предлагает Арсений, замечая чужой ступор. — До ближайшего нормального магазина тут минут пятнадцать пешком.   Антон оглядывается по сторонам — и кивает, потому что перед глазами снова начинает рябить.   Да чтоб его.   Кажется, только выйдя на улицу Антон осознает — ему и правда херово. Голову ведет то ли головокружением, то ли болью, все внутри скручивает так противно, мелко и почти незаметно, но тягуче. Когда он ел в последний раз? Кажется, и правда позавчера… Или нет?..   И правда ведь думал, что все это — похмелье. Что ж.   Передумал.   В немом бессилии на тупой организм, которому требуется еда, проходит относительно быстрая дорога — до магазина они доезжают минут за пять. Антон бы, если честно, с удовольствием остался в машине — мало того, что ему совершенно не хочется двигаться, так еще и день сегодня на удивление яркий; пусть небо и затянуто в очередной раз серым, но вокруг все равно противно светло.   Но позволить себе показать слабость перед Арсением он не может — и поэтому первый заходит в магазин, без интереса осматриваясь вокруг и сжимая в руке корзинку. Супермаркет, конечно, не шибко большой — но всяко больше ларька за углом.   — Что хочешь? — вырывает из мыслей голос рядом, и Антон оборачивается на Арсения, щурясь.   В магазине тоже, сука, светло.   — Ничего, — говорит сразу же. Арсений вскидывает бровь, и Антон цокает, пока они идут меж стеллажей вперед. — Блять, да серьезно. Просто… не хочется есть. Вообще.   Он не врет — несмотря на то, что организм явно сигнализирует о том, что ему нужна энергия, аппетита нет вовсе. И ни одна из ярких упаковок вокруг не прельщает — Антона от еды почти что воротит, и он, видимо, кривится слишком заметно, потому что слышит рядом тяжелый вздох.   — Тогда на мой вкус, — корзинку из руки вытягивают так быстро, что Антон даже не успевает возмутиться.   Впрочем, и не особо хочется — темноволосая макушка уже скрывается за углом, не услышав в свою сторону недовольное шипение с едва слышным «заебешь».   Или услышав, но не обратив внимания — у вампиров ведь чуткий слух?   Уже привычное раздражение проходит по телу стайкой мурашек — Антону не нравится, что Арсений все это делает.   Слишком заботливо. Схуяли вообще?   Антон понимает, что его задевает именно то, что Арсений видит его таким — слабым и жалким, не способным даже на то, чтобы позаботиться о своем здоровье, уже не говоря о какой-то защите и тому подобном. Антону в целом не нравится чувствовать себя так, особенно перед кем-либо, — он, блять, вообще-то взрослый самодостаточный человек, — а уж перед вампиром, перед которым и так априори находится в более слабом положении…   Остатки нормального настроения, которые были утром, пока они были дома, улетучиваются окончательно, потому что Антон понимает, насколько он сейчас жалок, и становится гадко.   Кем он вообще — Арсению видится? Сплошная проблема, которую вечно нужно спасать. А ведь обычно это Антон — спасает, это он — помогает.   Ну да, блять, извините, что в данный момент его жизнь катится по пизде. Подумаешь. Антон вообще не должен не перед кем оправдываться за свой образ жизни.   Да и почему его вообще должно волновать, что о нем подумает этот вампир? Не должно. Ну и все, разговоров-то было.   В немом монологе Антон обнаруживает себя в алкогольном отделе не неожиданно — вполне себе закономерно. Хмыкает и берет бутылку виски, заодно отмечая, что всколыхнувшиеся эмоции, что то нарастают, то бесследно блекнут, скорее всего, тоже последствие его глупой голодовки.   Он еще какое-то время плутает по отделам, накинув на голову капюшон, чтобы немного остыть. Арсения находит снова в начале магазина, в отделе с овощами — тот смотрится до карикатурного забавно, складывая в корзинку пакет картошки, в этом своем симпатичном темном пальто и с графскими чертами лица.   — Ты переоцениваешь мою способность жрать, Арс, — удивляется Антон, когда подходит ближе и кладет в корзину свой виски; там уже лежат овощи, несколько стейков, разные крупы, яйца, молоко и еще одна бутылка… — Вино?   — Я его пью, — спокойно отвечает Арсений, игнорируя возмущение на количество продуктов. — Маленький ритуал во время готовки.   — Ты собрался готовить?   — Нет, выкинуть все это, как только зайдем в квартиру, — в голубых глазах откровенная насмешка, и Антон закатывает глаза, забирая корзинку из чужих рук.   С Арсения станется ведь — попытаться на кассе заплатить.   Антон закатывает глаза снова, когда расплачивается под брошенный на ухо шепот: «опять меня угощаешь»; тот, видимо, имеет в виду свое вино, которое Антон пробивает в чек.   В машине Арсений требовательным взглядом заставляет его сожрать какую-то булку, чтобы «не помер с голоду, пока будет готова нормальная еда». Удивительно, но перед глазами рябить начинает поменьше.   Уже дома, раскладывая по шкафчикам и холодильнику продукты, Антон жует губы и думает о том, что ему и правда надо бы взять себя в руки. Банально жрать хотя бы раз в день — иначе просто не доживет до того момента, как представится случай поговорить с Лизой.   Он ведь здесь — ради этого. И не может сдаваться — как бы не было плохо.   — Я не бытовой инвалид, если что, — почему-то считает нужным сообщить Антон, когда садится за стол. Арсений в этот момент моет овощи, и Антон рассматривает его спину, не понимая, что чувствовать к этой картинке.   Арсений оборачивается через плечо — ловит его взгляд и, видимо, что-то в нем рассматривает. Откладывает овощи, достает из шкафа бокалы — ахиреть, у Антона тут есть бокалы, — и, открыв бутылку, разливает вино, тут же протягивая один Антону.   Тот хмыкает и, переняв, чокается.   — Я так не считаю, — очень спокойно и тихо произносит Арсений, покачивая бокал в пальцах. Подносит его к носу, вдыхая аромат, и, сделав глоток, отворачивается обратно, доставая из упаковки мясо. — Я не думаю, что ты слабый, Антон. У всех нас… бывают тяжелые периоды. Так что не думай об этом.   Антон сжимает губы, опуская взгляд — да блять.   Но в голосе Арсения нет осуждения, нет печали или других оттенков чувств — лишь в меру равнодушное понимание; просто мысль, обычная, человеческая, как то же самое чувство, которое может случиться со всеми — бессилие.   Наверное, все дело в том, что Антон все-таки съел ту булку — сейчас нервозность отступает, и возникает ощущение, будто бы… будто бы и правда — они оба на одном уровне, пусть один и априори сильнее вампирской природой.   Или дело не в булке — а в том, что так ставит Арсений: «я — не тот, кто станет тебя осуждать».   Наверное, это и правда глупо — думать сверх меры о том, что происходит сейчас. В его положении Антону мало что остается — разве что сдаться потоку и не накручивать себя самого сверх меры в том, где можно от себя отъебаться.   Он делает глоток вина и облизывает губы — танинно и хорошо. Вкусы в вине у них сходятся тоже.    — Хорошее вино, — говорит он в чужую спину, поднимаясь и оставляя бокал на столике. Улыбается уголком губ, подходя ближе. — Чем помочь?   Кажется, Арсений едва заметно улыбается тоже — но Антон за его плечом не видит, лишь слышит по голосу:   — Можешь порезать овощи.  

𓋹 𓋹

  Оказывается, Арсений умеет готовить. По крайней мере, именно так это и выглядит — потому что кухня заполняется невозможно приятным ароматом жареного мяса, а вопрос про прожарку стейка и вовсе помечает в голове Антона галочку «домашний шеф-повар». На удивленное «ты тоже будешь есть?» Арсений оскорбленно обвиняет Антона в эгоизме и напоминает, что уже рассказывал о том, что вампиры тоже могут пить и питаться.   — Пусть и не испытывают чувство голода, да-да, я помню, — фыркает Антон, пригубливая из бокала и опираясь поясницей о подоконник.   Слегка склоняет голову, внимательно наблюдая за Арсением — тот переворачивает их стейки, сразу же за этим снимая со сковороды свой; ожидаемая прожарка поменьше, чтобы побольше крови. Неподалеку стоит миска с салатом, который накрошил Антон — да-да, у него тоже руки не из жопы растут — и бокал Арсения, на который тот иногда отвлекается, делая маленькие глотки.   Тот оказывается прав — что-то в том, чтобы готовить под вино, все-таки есть. Или в том, чтобы готовить с кем-то — Антон не делал этого долго, так долго, что уже и забыл, как это может неожиданно увлекать. В бессмысленных разговорах, едва заметных толканиях плечами, когда тянешься за чем-то нужным, постепенно опускающемся за окном закатным солнцем, что окрашивает кухню в очень теплый, приятный полумрак.   Хорошо. На жалкие минуты — и правда отвлекает от всей черни, что скрывается за дверью квартиры.   — Любишь готовить, Арсений?   — Временами, — шкварчание сковороды слегка приглушает голос. — Когда есть настроение. Похоже на медитацию…   Антон скользит взглядом по чужим чертам, раскатывая на языке вино — рассматривает блики света на чужих ресницах, спадающую к бровям темную челку, сосредоточенный взгляд. Слушает тихий голос — Арсений говорит спокойно, ровно, будто бы сказочник — рассказывает о том, что раньше готовил чаще, погружался в разные кухни, когда путешествовал, потому что это слишком важный элемент культуры любой страны и показывает о ней очень многое.   Когда Антон подходит ближе, чтобы налить в чужой бокал вино — протягивает руку над чужими, что орудуют со сковородой, попадая горлышком бутылки идеально над бокалом — Арсений поднимает взгляд, замолкая на мгновение.   Взгляд сам падает на чужие глаза — и это той самой ошибкой, что позволяет проскользнуть зудящей в голове мысли.   Арсений — красивый.   — Но для кого-то готовить всегда приятнее, — тихо произносит он и улыбается самым уголком губ.   Близко.   Антон делает шаг назад, уводя взгляд — и сам не осознает, зачем встал рядом настолько, только, судя по чужой этой улыбке и взгляду, Арсений не был против.   Он подливает вино и себе и, сложив руки на груди, молча наблюдает за тем, как Арсений, хмыкнув чему-то своему, перекладывает и стейк Антона на тарелку. Переносит на стол, захватывая и миску с салатом, и свой бокал, и кивает на накрытый ужин — или поздний обед? — так, будто ничего только что не случилось.   — Приятного аппетита.   Впрочем, и правда ведь — ничего не случилось.   Антон садится за стол и уже не думает — аромат забивается в легкие, и он не ждет, только сейчас, кажется, осознавая, насколько на самом деле был голоден.   — М-м-м, боже, — стонет от удовольствия, едва проглотив первый кусок.   — Можно просто Арсений, — усмехается Попов и, словив чужой взгляд, который пытается казаться недовольным, но из-за наслаждения становится лишь пародией, делает глоток из бокала. — Наслаждайтесь, Антон Андреевич. Наслаждайтесь.   Арсений и правда умеет готовить.   А стейки с вином — отличное сочетание. И, кажется, Антон бы съел еще таких парочку — настолько вкусно выходит, и по телу расходится приятное сытое тепло, а голова только сейчас, как оказывается, начинает работать всецело адекватно и ясно.   — Ты восхитительно готовишь, — не стесняется похвалить, отодвигая от себя тарелку и смачивая губы последним глотком вина.   На мгновение Арсений замирает — опускает взгляд, закусывает улыбку, — будто неожиданный комплимент его смущает. Но уже в следующий миг поднимает взгляд и ухмыляется широко, привычно для себя — снова играет.   — Путь к сердцу журналиста лежит через желудок? — вкрадчиво и шкодливо.   Антон закатывает глаза и усмехается, поднимаясь с места и прихватывая уже пустую посуду, чтобы переложить ее в раковину.   Останавливается у нее и включает воду. Бросает через плечо:   — Не флиртуй со мной, Арсений.   Хорошо — шум воды перекрывает повисшую в кухне тишину. Не неловкую — мягкую и растянувшуюся, словно резинка — вот-вот ее отпустят и та сорвется обратно со звучным хлопком.   Интригующую.   Антон слышит — Арсений встает и, кажется, замирает в паре шагах за его спиной.   — Почему нет?   Или не в паре — голос звучит близко, почти у самого уха; насмешливый, хитрый.   Антон выключает воду и плавно поворачивается — Арсений, действительно, замирает напротив него нос к носу. Смотрит, прищурившись, внимательно — с озорными бликами в глазах, и можно было бы скинуть это на красное сухое, да только вот выпили они едва ли по два бокала.   Играет — и Антону эта игра тоже нравится, поэтому он ухмыляется в ответ, отвечая на пристальный взгляд.   А потом подается вперед — Арсений отходит на шаг, и, кажется, теряется всего на секунду, а потому позволяет чужой руке скользнуть между его талией и рукой; назад, к столу.   К столу, чтобы забрать пустой бокал из-под вина и, словив чужое дыхание и потерянный взгляд, приподнять бокал меж их телами.   — Не завожу интрижки с вампирами, — подмигивает, тут же отворачиваясь к раковине обратно и включая воду вновь.   Чтобы — помыть бокал.   За спиной слышится громкий выдох, смешанный со смешком — кажется, Арсений оценивает. Антон закусывает собственную усмешку и отставляет уже чистый бокал в сторону, слыша, как Арсений возвращается за стол.   Вновь вытаскивает из пачки сигарету и, включив вытяжку, размещается под ней, поворачиваясь — тишина вновь становится обычной, спокойной, как минимум потому, что ее перекрывает шум вытяжки; хотя озорные искры, что появились сами собой, до сих пор покалывают на кончиках пальцев.   По взгляду Арсения читается явное, смешанное с чем-то, похожим на восхищение: «один-один».   — Что ты планируешь делать? — спрашивает Антон то, что, в целом, стоило бы спросить сразу. Взглядом указывает на улицу, намекая на вчерашнюю встречу. — С… ними.   За стеклом солнце окончательно скрывается за серостью туч — на город постепенно опускаются сумерки, а их разговор возвращается в привычное, серьезное русло так органично, будто не было только что на этой кухне какой-то глупой пародии на романтический ужин.   — Мы патрулируем город каждую ночь, — Арсений облизывает губы, отводя взгляд; задумывается. — Новообращенные иногда вылезают, нападают на горожан… До этого мы просто шугали их, но сейчас, — он возвращает мелькнувший сталью взгляд к Антону, — будем уничтожать.   Антон вспоминает — Зайца ведь Арсений тоже тогда, в первый раз, «шуганул». Шастун мельком потирает погрызенное плечо и затягивается снова — шумным выдохом выпускает из губ дым и прослеживает, как тот утекает в вытяжку.   — Я могу помочь чем-то?   Арсений задумчиво обводит Антона взглядом.   — Пока что — нет. Выставить тебя как мишень… мы еще успеем. По крайней мере, когда подчистим их ряды и выведем на агрессию. Думаю, если ты не будешь высовываться из дома, а количество новообращенных начнет уменьшаться, Заяц нарвется сам. Пока что он вряд ли полезет.   — Ты хочешь попытаться узнать, где они прячутся, да? — Антон возвращает взгляд к чужим глазам и по вскинутой надменно брови и дрогнувшей улыбке понимает, что угадал. — Через пойманных новообращенных? Глупо было бы просто их убивать.   — О, да вы стратег, Антон Андреевич, — тянет Арсений издевательски; Антон цокает. — Да, ты прав, — Арсений опускает взгляд, и тот вновь меркнет в задумчивости. — Этот город настолько маленький, но я… я все равно не могу понять, где они прячутся.   — Возможно, на самом виду? — пожимает плечами Антон; тушит сигарету в пепельнице, выдыхая последний дым и облизывая горькие от табака губы. — Это было бы логично.   — Хочешь сказать, банально снимают квартиры в жилых домах?   — Почему нет?   — Их должно быть больше, — качает головой Арсений. — Какое-то место, где было бы удобно за всеми следить… Не уверен. В любом случае, я узнаю, — поднимает он уже более уверенный взгляд.   Он хочет сказать что-то еще — но разговор прерывает звонок мобильного. Антон морщится — давно уже пора поменять этот дурацкий рингтон, — и достает из кармана смартфон, отчего морщится снова, видя на экране знакомое имя.   Вздыхает и, взглядом извинившись перед Арсением, прикладывает телефон в уху:   — Да, Стас, слушаю.  

𓋹 𓋹

 

Арсений молчит — с интересом наблюдает за тем, как Шастун закатывает глаза и достает из пачки новую сигарету.   — Нет, еще не готова. Да, я помню, что сегодня вторник, — прерывается, чтобы поджечь сигарету, и вместе с дымом выдыхает жестко, раздраженно: — Я помню, Стас. Я ради этого здесь.   То, как меняется тон чужого голоса — удивляет. Самую малость. Вот еще секунду назад — уже, казалось бы, знакомый Антон, но сейчас — то, какой твердый у него взгляд, как голос становится холоднее, а тон увереннее:   — Нет, я пока не вернусь. Здесь есть дела, — он мельком смотрит на Арсения, затягиваясь. Дергает бровями, и в голос пробивается ядовитая усмешка: — Я — что? Подвожу? Пф-ф, — он закатывает глаза, выслушивая собеседника. — М-м. Ага. Да понял я, понял. В течение пары дней. Нет, Стас, — хрипло, почти что сталью. — Я пока не вернусь. Оформи там отпуск, не знаю. Да хоть за свой счет, похер, — уже раздраженнее, с новой затяжкой. — Все, блять, давай. Я услышал.   Он сбрасывает сам — устало, вымученно вздыхает, откладывая телефон на столешницу. Протирает лицо рукой и затягивается снова, возвращая взгляд к Арсению — все блики раздражения и стали уже исчезают, зелень взгляда вновь меркнет привычно устало.   — Работа? — догадывается Арсений, почему-то с интересом откладывая в голову картинку того, каким еще Антон может быть.   — Будь она проклята, — фыркает тот. Тушит сигарету в пепельнице и садится обратно за стол, напротив, чтобы с усмешкой взглянуть в ответ. — Я должен написать статью, если помнишь.   — Надеюсь, что у тебя хорошая фантазия, — дергает уголками губ Арсений, разворачиваясь в пол-оборота и опираясь макушкой о стену, но взгляда не уводит.   Впрочем, и так понятно — о вампирах Антон писать не собирается, чему служит и его очередное фырканье и уставший вздох.   — Придется импровизировать, — он кидает взгляд на настенные часы, но говорит без особого энтузиазма.   Арсений понимает — не сдалась Шастуну эта статья от слова совсем. Какая, к черту, работа — когда самая важная проблема даже не в том, что за ним тут разворачивается настоящая вампирская охота, а в том, что его сестра стала одной из тех, про кого он изначально должен был написать.   И почему-то в том, что обращение близкого человека для Антона важнее собственной безопасности, Арсений уверен.   — Тебе нужно работать? — спрашивает Арсений, потому что вроде как должен.   Антон смотрит на него и слегка склоняет голову.   — Не к спеху, — отвечает то, что Арсений и хочет услышать. — Ночью займусь. Если честно, ценность работы и переживания за свое место как-то падают на фоне… всего, — он красноречиво обводит кухню взглядом, имея в виду, видимо, свою жизнь.   Арсений понимающе усмехается и, поднявшись, берет со столешницы бутылку с остатками вина. Наливает в бокал, что стоит рядом с Антоном, и возвращается за стол, забирая его себе — наблюдает внимательно за тем, как чужой взгляд приковывается к тонкому стеклу, а после мельком стреляет в сторону раковины.   — Ты забрал мой бокал, — настороженно.   — Нет, — Арсений ухмыляется, — свой ты помыл.   Антон возмущенно выдыхает, но дрогнувшие уголки губ выдают — засчитано.   Только вот тянется через стол и забирает бокал раньше, чем Арсений успевает его задержать — делает глоток, облизывает губы издевательски, не отводя взгляда:   — Спасибо, что подлил.   И это Арсений-то флиртует?   Он насмешливо фыркает, но перестает играться, хотя это определенно интригует — встает снова, берет тот самый помытый бокал и вновь наливает вино уже для себя.   Они молчаливо чокаются, едва заметно улыбаясь, и удовольствие в зеленых глазах от этой ребячливости внезапно доставляет Арсению тоже.   Лишь бы — не чувствовать, лишь бы — не думать.   Впрочем, скользящее периодами напряжение и эти искры — определенно Арсению нравятся. Добавляет — немного — красок на их черном, отчаянном фоне вихрей вокруг.   Антон, кажется, тоже не против — пусть и в формате шутки и не переходя грани; Арсений ведь ловит вполне себе ясное «не пытайся» с первого раза. Вампир, не вампир… Разве есть разница?   Антон на него реагирует — и пусть это ожидаемо, в конце концов, Арсений живет не первый век и свое влияние на других знает прекрасно, — но поизучать чужую реакцию все равно кажется интересным.   Мысли о том, что и сам Арсений тоже отчего-то реагирует, тот отбрасывает, смачивая губы алым.   — Что думаешь писать в статье? — спрашивает, продолжая этот странный вечер. И правда, им сюда только свечей не хватает — но с Антоном общаться действительно, вопреки всему, интересно.   — Налью воды, — пожимает плечами Антон. — Включу интервью главреда местной газеты.   — Интервью? Главреда? — теряется Арсений. — Воли?.. Он разве тебе…   Антон смешливо фыркает и делает еще один глоток.   — Придумаю, — объясняет довольно, — расслабься. Вряд ли он будет против, да? — выжидающе смотрит.   Арсений хмыкает и склоняет свой бокал, чтобы чокнуться с чужим — ставит себе мысленную пометку попросить Артема внушить Павлу тот факт, будто интервью он давал.   — Только дашь прочитать мне, ладно? — уточняет на всякий случай; почему не ставит фактом — не ясно.   — У меня есть выбор? — вскидывает бровь Антон, но кивает. — Дам. Конечно дам.   Только было Арсений растягивает губы в ухмылке, сдерживая очередную шутку — собственный телефон пиликает уведомлением, и это отвлекает. Наверное, к лучшему.   С экрана смартфона внезапное:   Катя: Арс, а ты где? 19:17   И сразу следом — звонок. В этот раз взглядом извиняется Арсений и, вздохнув, прикладывает смартфон к уху.   — Да, моя хорошая?   — Арсе-ений, — нараспев на том конце провода не слишком довольный голос. — Ты где и почему без меня, а-а?   — Я уже в городе, — Арсений оценивает, с каким вниманием после его слов концентрируется на звонке Антон, и хмыкает. Ну да, специально — а почему нет? — Было жалко будить тебя утром.   — А заваливаться домой с порванной шеей и пугать меня до смерти не жалко, — кисло ворчит Варнава. — Утром? Ты что там делаешь все это время?   — Машину забирал, — почти мурчит Арсений, с наслаждением наблюдая, как Антон отводит взгляд и слишком пристально рассматривает шкафчики напротив, будто не слушает. — Все еще… забираю. Так что можем встретиться уже здесь.   В трубке на пару мгновений повисает молчание — а потом чужой голос охватывает подозрительность:   — А ты с кем там, пупсик, а?   — Да так, — усмехается, уже осознавая, что Катя наверняка поняла; но трепать нервы — врожденное Арсово удовольствие. — Напиши, как приедешь. Пока-пока-а.   — Арсений, я не договори-!..   Но Арс уже сбрасывает вызов и, пригубливая вина, смотрит на Антона, который явно сдерживает себя от вопросов, хотя очень хочет.   — Тебе пора, да? — спрашивает он, кажется, наименее интересующий, и все-таки поворачивается.   — Скоро, — не видит смысла скрывать, хотя, на самом деле, внезапно хочется остаться. — Катя звонила. На кровавые разборки вызвалась первой.   — М-м, — Антон поджимает губы и отводит взгляд. Молчит какое-то время, прежде чем равнодушно спросить: — Вместе живете?   Но не так уж и равнодушно — Арсений слышит проскользнувшее в голосе напряжение, и все в нем неожиданно ликует.   — Угу.   Он в полной мере наслаждается тем, как Антон не возвращает к нему взгляд — смотрит по-прежнему в ящики, поднимает бокал, вращая его в пальцах.   Впрочем, тут главное не переиграть — и Арсений, скрывая улыбку бокалом, бросает легко:   — Вся наша семья живет вместе. Нас с Катей связывают… сугубо семейные узы, — он ловит внимательный взгляд Антона.   — Мне-то какое дело, — пожимает плечами и делает глоток. Арсений по голосу ничего не слышит — но в следующий миг этот паршивец щурится и ухмыляется. — Хотя хорошо смотритесь вместе.   — Предпочитаю мужчин.   Антон вскидывает брови — а Арсений взгляда не отводит, снова делая глоток. Прямо и резко — выбивает из колеи, просто потому что это забавно, потешно.   — Артем тоже ничего, — тут же отвечает; балансирует, играет.   «Молодец», — не может не подумать Арсений.   — Не мой вкус, — вполне честно отвечает.   Антон уже было открывает рот — Арсений почти что слышит это непроизнесенное «а кто — твой?», — но сам себя обрывает, закрывая обратно. Опускает взгляд, фыркает смешливо, едва заметно покачивая головой, и поднимает искрящийся взгляд на Арсения.   — Разве вампиры спят?   В этот раз брови вскидывает уже Арсений — этой неожиданной перемене темы — и Антон, насладившись чужой потерянностью, объясняет:   — Ты сказал, что не хотел будить Катю.   — А. — Арсений промаргивается и, в очередной раз отметив чужой ход в своей голове, отвечает: — Да… Да, спят. Нам не требуется это физически, и мы можем хоть всю жизнь прожить без сна, чисто теоретически, но… Это достаточно утомительно. Если для людей сон — это необходимость организма, то для нас — необходимость рассудка.   — В каком смысле? — заинтересованно склоняет голову Антон.   Ну точно — напишет ведь книгу когда-нибудь. Арсений готов поставить.   — Иначе сойдем с ума, — пожимает плечами он, последним глотком допивая вино. Но не подливает, хотя в бутылке еще осталось. — Мы тоже перегружаемся информацией, и иногда необходимо поставить себя на паузу — то есть поспать. В этом плане нам легче — мы сами отключаем сознание и сами решаем, сколько именно проведем во сне. Такие небольшие перезагрузки, тоже отдых, по сути. Просто по выбору, а не по необходимости.   — Удобно, — говорит Антон задумчиво. — Есть ради удовольствия, спать — тоже. Без привязок… Да и регенерация… У тебя так быстро все зажило, еще вчера, — Антон опускает взгляд на чужую шею, видимо, вспоминая.   — Плюсов достаточно, — Арсений слегка прищуривается. — А что… заинтересован?   Антон тут же поднимает взгляд обратно к глазам — и хмурится.   — Нет, — говорит так четко, что сомнений не возникает. — Ни за что, Арсений. Даже не думай об этом.   Они снова встают на скользкую дорожку — Арсений ведь помнит реакции Антона на все, что связано с вампиризмом, — и, пусть и интересно узнать и дожать, Арсений себя останавливает.   Отворачивается, глотает вопрос — пока Антон встает снова и, вытащив сигарету, вновь встает под вытяжку, которую так кстати не выключил.   Сколько же он курит?   — Вы, наверное, думаете, что все люди, — говорит хрипло, почти неслышно, — дай им возможность, захотят стать вампирами, да?   Арсений возвращает к Антону взгляд — тот сейчас выглядит будто бы меньше; снова — потухший, ссутулившийся, с блеском тьмы и сожалений в глазах.   Но — не злится; не в этот раз.   — Скорее, да, — честно, осторожно отвечает Арсений. Антон смотрит ему в глаза и хмыкает, глубоко затягиваясь, и почему-то тянет объяснить. — Все люди, с которыми я… общался. Были такими. Если узнавали.   — Ради тебя? — кажется, искренне интересуется Антон, видимо, вспоминая их разговор в машине про отношения.   Арсений тут же опускает взгляд, поджимая губы.   Когда-то он думал, что да.   — Нет, — глухо отвечает, и остатки ран рекошетят внутри; но плевать, он это уже пережил, поэтому поднимает голову, скрывая во взгляде давно отболевшее. — Ради нашей природы и… всех этих бенефитсов.   — Ого, какие слова ты знаешь, — Антон дергает уголком губ, выводя все это на шутку; кажется, замечает что-то во взгляде, и Арсений благодарно кривит губы в улыбке.   — Я не дед, Антон. Я знаю нынешний слэнг.   — Верю, — тот поднимает руки, и сигарета, сделав круг вновь до губ, создает причудливое дымовое кольцо. — А про твой вопрос… Не знаю, — он вновь смотрит на Арсения, задумываясь о чем-то; будто взвешивает в голове. — Наверное, вы думаете, что все люди одинаковые, но… — он осекается, подбирает слова, опустив взгляд и затянувшись. — Для меня это ужасно, Арсений. Несмотря ни на что. Добровольно решиться стать… убийцей.   — Вампирам сейчас…   — Не обязательно убивать, да-да, — Антон морщится; вновь его взгляд затягивает пеленой — так же, как и кухня будто бы темнеет в вечерних сумерках. — Но это, так или иначе, ваша природа. И я сомневаюсь, — он изломленно усмехается, горько, видимо, вспоминая сестру, и поднимает взгляд; Арсений почему-то чувствует мурашки на шее. — Сомневаюсь, что есть хоть один вампир, который никого не убил.   Арсений опускает взгляд тут же — и этим отвечает.   Антон, к сожалению, прав.   На кухне вновь повисает молчание — глухое, мрачное, разрезанное шумом вытяжки и тлением сигареты в чужих вновь подрагивающих пальцах.    Глупость — какая же все это глупость.   Очередной пощечиной, напоминанием.   Антон ведь — и его, Арсения, считает убийцей.   И, в целом, правильно делает.   — Я пойду, — говорит Арсений, поднимаясь из-за стола.   Антон просто молча кивает — провожает до двери, и в коридоре намного темнее, потому что вечернего света из окна до сюда не хватает. Наверное, к лучшему — чтобы лишний раз не пытаться рассматривать что-то во взглядах друг друга.   Эмоциональные горки, скачущие целый день — Арсению уже давно не знакомо понятие физической усталости, но сейчас почему-то кажется, будто он чувствует именно это. Так кстати на телефон приходит смс Кати — «я в городе» — и Арс обувается и накидывает на плечи куртку, чувствуя на себе, в темноте, взгляд.   — Арсений, — зовет Антон, и тот поднимает голову, замирая у двери.   Но не говорит ничего больше — и Арсений молча протягивает руку, показывая, что исчезать, обидевшись, не намерен.   Антон его руку пожимает — кажется, будто бы облегченно, — и закрывает за ним дверь.   Арсений, пока спускается по лестнице, встряхивает головой, прочищая мысли.   Ну и куда он влез, а?   На улице — предсказуемо, скрестив руки на груди и опасно ухмыляясь, стоит она.   — Так-так-так, — тянет Варнава, подходя ближе. — Ничего серьезного, значит? Почему я не удивилась, что ты именно у него, Попов?   — Потому что моя машина осталась здесь? — вскидывает брови Арсений, улыбаясь невинно.   Катя шипит и замахивается, а он тихо смеется и отбегает на пару шагов.   — Ага, — фыркает Катя, но, конечно, злится не искренне. — Ты бы еще побольше со мной полебезил. Ну как, проверятель ревности, м? Сработала тактика?   Арсений вздыхает и закатывает глаза. Тянет Катю на себя, хотя та что-то верещит, и, обхватив за плечо, другой рукой ерошит волосы, тихо смеясь.   — Попов! — кричит она недовольно, но в светлых глазах знакомое тепло.   — Пошли работать, любовь моя, — он удерживает Варнаву у бока, продолжая держать за плечо; улыбка сникает. — Нас ждет сегодня долгая ночь.   Катя замолкает тут же — позволяет себя вести. Поджимает губы и слегка сжимает его плечо в немой поддержке.   — Долгая ночь, — соглашается тихо.   Этой ночью они убьют пять вампиров.  

𓋹 𓋹

  Этой ночью они убивают пять вампиров — хотя раньше столько встречали разве что за неделю.   Арсений тяжело дышит, сидя прямо на поребрике, уже на рассвете — прямо перед ним медленно темнеет, готовясь рассыпаться пеплом, вампирское тело.   Варнава стоит в паре метрах — пафосно раскуривает длинную вишневую сигарету, щурясь на поднимающееся солнце. Приятная утренняя прохлада ерошит их, запятнаные в чужой крови, волосы и полы пальто — у Кати тоже, как и у Арсения, длинное, темное.   Как не удивительно, что всех этих вампиров они нашли в районе Антона.   Как не удивительно, что они их в целом нашли — значит, где-то очередной подвох.   Арсений ведь пообещал Сереже — он убьет всех.   И тот даже не попытался их спрятать — выпустил на улицы, позволяя подставиться под удар. Или это Заяц? Действует ли он вне приказов Сережи, расставляя сети новообращенных для Шастуна? Или Матвиенко вообще не посчитал нужным как-либо ограничивать своих, Арсения не боясь?   Если не боится за них — значит, на это есть повод. Значит, их достаточно много.   — Черт… — шепчет он, стирая небрежно со скулы подтек крови.   Ни один из вампиров, конечно, ничего не сказал им.   Арсений терпеть не может пытки — терпеть не может чертову кровь. Кровь, что льется насилием, его прошлым, ошибками — но сейчас он должен, ему приходится, и даже несмотря на все это…   Это все бесполезно.   — Почему они молчат? — почти что отчаянно говорит он, когда Катя садится рядом.   Та молча пожимает плечами; протягивает Арсению сигарету, но тот качает головой.   — Может, они не знают, Арс, — спустя пару минут отвечает.   Не знают, где сами скрываются — звучит как бред.   Но если… если их и правда выпускают на охоту — все кажется еще страшнее.   Если у кого и узнавать информацию — то у тех, кто за них отвечает.   — Надо словить Зайца, — очень ясно осознает Арсений.   — Он не дурак, — качает головой Катя. — Вряд ли вылезет. Даже если ты своего Антона на блюдечке посреди города положишь.   — Он не мой, — на автомате отвечает, на что Катя лишь хмыкает, игнорируя. — Тогда проследим за ними. За новообращенными. Сегодня ночью. Должны же они куда-то вернуться.   Катя поджимает губы, кажется, предчувствуя, что у них ничего не выйдет.   Но кивает — конечно, кивает.

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.