Нам нет места под солнцем

Роулинг Джоан «Гарри Поттер» Гарри Поттер Фантастические твари
Гет
В процессе
NC-17
Нам нет места под солнцем
автор
Описание
1016 год. Сорокалетний Салазар покидает Хогвартс, запечатав перед этим Тайную комнату. Меропа хоронит мужа и возвращается под крыло любимого брата. Нагайна, сенешаль особняка Слизеринов, продолжает служить Салазару, что спас её и приютил у себя. В один из спокойных дней домой из долгого пребывания во Франции приезжает Том Реддл вместе со своим лучшим другом Николасом Фламелем, с которым они работали над созданием Философского камня. И всё шло бы спокойно, если бы Том не узнал о крестражах.
Содержание

Глава 1. Омовение

Особняк Слизеринов, величественный и строгий, просыпался медленно. Нагайна, облачённая в элегантное, но простое тёмно-зелёное платье, шла по коридорам, как тень — невесомо, но её присутствие ощущалось в каждой комнате. Она внимательно осматривала всё, что попадалось на глаза. Запах лаванды и пчелиного воска витал в воздухе, но её тонкое чутьё подсказывало, что кое-где уборка была выполнена не идеально. В дальнем углу большого холла она заметила пару молодых слуг, которые, казалось, больше интересовались тихой беседой, чем полировкой мебели. — Что это вы тут делаете? — её голос прозвучал неожиданно, словно гроза раскатилась в ясный день. Слуги вздрогнули, их лица побледнели, когда они увидели, как Нагайна смотрит на них. — Вы считаете, что господа будут довольны, если найдут здесь пыль? — она скрестила руки на груди, её взгляд был холодным и проницательным. — Прости… Простите, госпожа Нагайна, — пробормотал один из них, спешно хватаясь за тряпку. — Без «простите». Работайте, и убедитесь, что всё сверкает, прежде чем я вернусь, — её голос оставался ровным, но от него веяло сталью. Когда она пошла дальше, молодые слуги переглянулись и с удвоенной энергией принялись за работу.

***

Нагайна направлялась к следующему крылу дома, когда за её спиной послышались шаги. Она остановилась, слегка обернув голову, и увидела камергера, который, как всегда, держался с безупречной осанкой, его лицо было спокойно, но что-то в его глазах выдавало необычность его визита. — Госпожа, — он остановился в шаге от неё, склонив голову. — Молодой господин желает принять ванну. Нагайна кивнула, её голос был, как обычно, деловитым. — Хорошо. Я позову купальщиц. Пусть подготовят всё. Камергер остался стоять на месте. На мгновение между ними повисла тишина. Затем он посмотрел ей прямо в глаза. — Молодой господин изъявил желание, чтобы его… омовением занялись лично вы, госпожа Нагайна. Эти слова прозвучали неожиданно, как удар молнии в тихую ночь. На её лице не дрогнул ни один мускул, но внутри у неё сердце рухнуло в пятки. Она никогда не занималась омовением, как и не видела обнажённых мужчин. — Я? — переспросила она, её голос остался ровным, но чуть ниже обычного. Камергер кивнул, его взгляд был безмятежным. — Это его желание. Он ничего больше не добавил и, как только донёс весть, отступил и ушёл, оставив Нагайну одну. Она ещё несколько мгновений стояла неподвижно, обдумывая услышанное. Это был неожиданный поворот, даже для Тома. Но она знала его — его природа требовала власти, контроля, и, возможно, в этом желании было нечто большее, чем простой каприз. Собравшись, Нагайна направилась к купальне, готовясь к встрече, которая обещала стать куда сложнее, чем любая другая её обязанность.

***

Сводчатый потолок купальни нависал над деревянной бадьёй, из которой поднимался тонкий пар. Каменные стены, украшенные замысловатыми узорами, создавали чувство уединения и тайны. Факелы и свечи отбрасывали мягкие блики на воду, в которой плавали лепестки роз и травы. В воздухе витал аромат лаванды и шалфея — успокаивающий, расслабляющий. Нагайна стояла у бадьи, поправляя разложенные полотенца и глиняные кувшины с подогретой водой. Её движения были точными, но в них сквозило напряжение. Она никогда не выполняла подобные обязанности сама, но на этот раз распоряжение молодого господина не оставляло ей выбора. Дверь тихо открылась, и Том вошёл в купальню. Его фигура, освещённая приглушённым светом, выглядела почти скульптурной: высокая, прямая, с осанкой человека, привыкшего к власти. На нём была тёмная мантия, которая слегка колыхалась при каждом его шаге. — Вы подготовили всё, как я просил? — спросил он, остановившись в нескольких шагах от неё. — Разумеется, господин, — ответила Нагайна, не поднимая глаз. Том подошёл ближе, изучая купальню и её оформление. Он провёл пальцами по резной кромке бадьи, будто проверяя качество работы мастеров. — Хорошо, — произнёс он наконец. Он остановился перед ней, предоставляя ей возможность приступить к своей работе. Нагайна сделала шаг вперёд, ощущая, как кончики пальцев, несмотря на внешнее спокойствие, предательски дрожат. Она начала с его мантии, медленно расстёгивая серебряные застёжки, инкрустированные мерцающими зелёными камнями. Каждый щелчок отзывался тихим эхом в тишине комнаты, усиливая напряжение между ними. — Ты нервничаешь, Нагайна, — заметил Том, его взгляд скользил по её лицу, задерживаясь на губах. — Нет, господин, — прошептала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но предательская дрожь в голосе выдала её волнение. — Ты не умеешь лгать, — усмехнулся он, и эта усмешка тронула только уголки его губ, не достигая глаз, которые смотрели на неё с пристальным, изучающим интересом. Он позволил ей снять с него мантию, и ткань скользнула по его плечам, обнажая часть шеи. Нагайна аккуратно повесила мантию на стоящую рядом вешалку, стараясь не смотреть на Тома, но её взгляд всё равно невольно возвращался к нему, притягиваемый словно магнитом. Она повернулась к нему снова, и её взгляд задержался на его груди, прикрытой тонкой туникой. Её пальцы коснулись края ткани, и она медленно потянула её вверх, обнажая торс своего господина. Тёплый свет камина играл на его коже, подчёркивая каждый изгиб его сильного тела, каждую линию мускулов, проступающих под тканью. В воздухе повисло напряжение, наполненное невысказанными желаниями. — Ты могла бы отказаться, сказать, что у тебя много дел, чтобы заниматься моим омовением, и позвать купальщиц, — прошептал он, глядя на неё сверху вниз с едва заметной усмешкой. — Это ведь не так сложно, правда? — Моё место — исполнять ваш приказ, господин, даже несмотря на другие обязанности, — ответила она, её голос был тихим, но в нём звучала не только покорность, но и вызов. Том слегка склонил голову, словно обдумывая её слова, его взгляд стал более пристальным. — Ты говоришь о долге так, будто это что-то холодное и безжизненное. Но ты, Нагайна, — живой инструмент. Чувственный инструмент. Могущественный инструмент. Её пальцы тем временем едва коснулись завязок его брэ, словно обжигаясь исходящим от него жаром, и она тут же отступила на шаг, её дыхание участилось. — Я думаю… вы можете справиться с этим сами, господин, — прошептала она, опуская глаза, но в этот раз в её голосе звучала не только покорность, но и едва сдерживаемое волнение. — Ты так предсказуема, — заметил он, его голос стал ниже, а в улыбке, коснувшейся его губ, промелькнуло что-то похожее на… предвкушение. Он медленно развязал завязки своего брэ, и ткань скользнула вниз, упав к его ногам бесшумной змеёй. Теперь он стоял перед ней полностью обнажённый, в свете мерцающих свечей и факелов, каждая линия его тела была видна отчётливо, словно высеченная из камня. Нагайна резко отвела взгляд, словно её обожгло. Сердце заколотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она никогда прежде не видела мужчину обнажённым. В её культуре, строгой и сдержанной, подобные зрелища были табу. Она знала о мужском теле лишь по обрывочным рассказам и редким изображениям, но реальность оказалась совершенно иной. Она была ошеломлена, смущена и… заворожена. — Ты не смотришь на меня, — прошептал Том, сделав шаг ближе. Его голос звучал так тихо, что она едва расслышала его сквозь стук собственного сердца. — Ты же не впервые видишь… голого мужчину. Или я ошибаюсь? Она молчала, не поднимая глаз, чувствуя, как краска заливает её щеки. Вопрос Тома, произнесённый с лёгкой усмешкой, заставил её почувствовать себя ещё более неловко. Она понимала, что он заметил её реакцию, её замешательство. — Ответь мне, Нагайна, — его голос стал тверже, в нём прозвучал оттенок требования. Она медленно подняла взгляд, и её глаза встретились с его. В его взгляде не было ни насмешки, ни презрения — только внимательное изучение, словно он пытался прочесть её мысли. — Я… — начала она, но запнулась, не зная, как подобрать слова. — Я… никогда… — Никогда? — переспросил он, приподняв бровь. — Никогда не видела мужчину… таким? Она молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. — Интересно, — прошептал он, сокращая расстояние между ними ещё на один шаг. Теперь она чувствовала исходящее от него тепло, ощущала запах его кожи, смешанный с ароматом трав из бадьи. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже. — Ты боишься? — прошептал он, его пальцы коснулись её подбородка, заставляя её снова поднять глаза. Она снова отвела взгляд, закусив губу. — Нет, господин, — прошептала она, но в голосе не было прежней уверенности. — Опять лжёшь, — выдохнул он, его пальцы скользнули по её шее, опускаясь ниже, к ключицам. Она затаила дыхание, чувствуя, как по телу пробегает дрожь. — Ты боишься… того, что чувствуешь. Ты видишь меня. По-настоящему видишь, Нагайна. И это… пугает тебя. Но это же… так естественно. После этих слов он, словно и не касался её мгновение назад, отошёл и залез в бадью. Тёплая вода окутала его тело, а Том, закрыв глаза, откинул голову назад. — Нагайна, — позвал он, его голос был тихим, но властным. Она подошла ближе, взяв губку и сосуд с мылом. — Ты помнишь, что я говорил о нашем будущем? — спросил он, когда её руки начали омывать его плечи. — Конечно, господин, — ответила она, не встречая его взгляда, всё ещё смущëнная. — Философский камень, — продолжил он, его голос стал чуть мягче, — это ключ к бессмертию, к истинной власти. Её движения замедлились, она сосредоточилась на его спине, чтобы избежать ответа. — Ты понимаешь, что я приближаюсь к завершению этой работы? — его голос стал настойчивее. — Я понимаю, — тихо ответила она. Он повернул голову, глядя на неё через плечо. — Мне нужен твой дар, Нагайна. Твой яд. Её руки замерли, губка выпала в воду, создавая небольшой всплеск. Она подняла глаза, встречаясь с его взглядом. — Мой дар, господин, — это не просто магия. Это проклятие. Вы играете с огнём. — А ты боишься, что я обожгусь? — спросил он, слегка улыбнувшись. — Я боюсь, что вы потеряете себя, — ответила она, её голос был твёрдым, но в нём звучала нотка боли. Он откинулся назад, снова закрыв глаза. — Ты драматизируешь, Нагайна. Великие достижения требуют жертв. Это закон. — Иногда эти жертвы слишком велики, — прошептала она, но её слова утонули в тишине купальни. Нагайна продолжала медленно водить губкой по его коже, её движения были механическими, но внутри неё бушевала буря. Слова Тома эхом звучали в её голове, и каждое из них резонировало с её страхами. Она знала, что Том привык добиваться своего, его воля была непоколебимой, как камень. Но сейчас, когда он говорил о её яде, о том, чтобы взять у неё то, что, по сути, было частью её проклятия, она чувствовала, что перед ней стоит не просто амбициозный маг. В его словах сквозила опасность. Она замедлила движения, руки на мгновение замерли. Губка вновь упала в воду, вызвав лёгкий всплеск, который, казалось, нарушил тишину в купальне. Том, почувствовав её паузу, приоткрыл глаза, его взгляд впился в её лицо. — Почему молчишь, Нагайна? — тихо спросил он, его голос был мягким, но в нём звучал скрытый вызов. Она подняла на него глаза, встретив его взгляд. На мгновение между ними возникла напряжённая тишина, словно невидимая битва, где никто не собирался отступать. — Я думаю, — начала она, тщательно подбирая слова, — что порой цена, которую мы платим за свои амбиции, оказывается выше, чем мы можем позволить. Том не ответил сразу. Он медленно выпрямился в бадье, его волосы слегка блестели от влажности, а вода стекала по его обнажённым плечам. Его взгляд оставался неподвижным, но в нём читалось что-то, чего Нагайна не могла до конца понять. — Великие достижения требуют великих жертв, — произнёс он наконец, его голос стал чуть ниже, но в нём звучала уверенность, которая заставила воздух в купальне стать тяжелее. — Ты это знаешь лучше других. Ты ведь сама платила. Она стиснула губы, но не отвела взгляд. — Плата, господин, не всегда окупается, — ответила она. Том слегка наклонил голову, его улыбка была едва заметной, но от неё веяло ледяным спокойствием. — Иногда мы узнаём это только тогда, когда уже слишком поздно, — сказал он, и в его словах было что-то угрожающее, но притягательное, словно заклинание. Он снова откинулся назад, закрывая глаза, и голос его стал мягче, почти успокаивающим: — Подумай, Нагайна. Мы оба связаны этим домом, этой судьбой. И ты знаешь, что я никогда не попрошу того, в чём не уверен. Её руки снова начали двигаться, но её мысли теперь витали далеко отсюда. Она не могла понять, что больше тревожило её: решимость Тома или то, что, несмотря на её страхи, его слова всё равно находили отклик в её душе. Воздух в купальне был пропитан влажностью, ароматом трав и напряжением, которое, казалось, можно было потрогать. Омовение продолжалось, но между ними уже не было тишины — только громкие отголоски не сказанных слов. Нагайна осторожно взяла небольшой сосуд с мыльным раствором, из которого поднимался тонкий аромат лаванды и эвкалипта. Том сидел в бадье, откинувшись назад, с закрытыми глазами, его лицо было сосредоточенным, но спокойным. Она наклонилась ближе, взяв его волосы в ладони, которые, несмотря на уверенность её движений, слегка дрожали. — Позвольте, господин, я вымою вам голову, — произнесла она мягко, почти шёпотом. Том не ответил, лишь едва заметно кивнул, позволяя ей продолжить. Она медленно вылила мыльный раствор на его тёмные волосы, пальцы мягко массировали кожу головы, проникая в каждую прядь. Пена постепенно начала стекать вниз — по шее, затем по напряжённым плечам, очерчивая их линию, и дальше — по его груди, растворяясь в воде. Мягкий шелест пузырьков смешивался с её размеренными движениями. Её пальцы скользили по его голове, а дыхание замедлилось. Несмотря на их недавний разговор, который оставил в её душе след тревоги, эта работа стала для неё неожиданно успокаивающей. — Ты удивляешь меня, Нагайна, — внезапно произнёс Том, не открывая глаз. Его голос прозвучал тихо, но от этого не менее властно. — Чем, господин? — спросила она, продолжая движения, стараясь сохранить нейтральный тон. — Ты так искусно скрываешь свои мысли, но твои руки рассказывают больше, чем слова. Её пальцы на мгновение замерли, но затем она продолжила, будто ничего не произошло. — Вам показалось, господин, — ответила она, но внутри почувствовала, как кровь приливает к лицу. Том слегка улыбнулся, но ничего больше не сказал. Когда она закончила мыть его голову, её руки скользнули вниз, к его плечам, чтобы смыть остатки пены. Том перехватил её движение, его пальцы на мгновение сжали её запястье. — Подожди, — прошептал он, медленно открывая глаза и встречаясь с её взглядом. В его зрачках плясали отблески пламени, придавая им странную глубину. — Помассируй мои плечи. Они напряжены после долгих часов, проведённых в попытках обуздать строптивые формулы. Она замерла, её дыхание на мгновение сбилось. Его голос, тихий и бархатный, контрастировал с воспоминаниями о его холодном расчёте, когда он говорил о её яде. Что-то изменилось в его взгляде, что-то, что заставило её сердце биться чаще. — Конечно, господин, — прошептала она, стараясь скрыть волнение за маской спокойствия. Её руки, чуть дрожа, легли на его плечи. Кончики пальцев осторожно начали разминать напряжённые мышцы, чувствуя под тонкой кожей жар его тела. Она ощущала, как под её прикосновениями твёрдые, словно камень, мышцы постепенно расслабляются. Том закрыл глаза, запрокинув голову, и его дыхание стало глубже, прерывистее. — Это… именно то, чего не хватает моей формуле, — пробормотал он, его голос звучал приглушённо, словно он говорил сам с собой. Нагайна продолжала массировать его плечи, чувствуя, как под её пальцами разливается приятное тепло. Она не могла удержаться от вопроса, который сам собой сорвался с губ: — О чём вы, господин? — О балансе, — ответил он, его веки оставались закрытыми. — Между силой и тонкостью. Как в этом… прикосновении. Ты делаешь достаточно, чтобы расслабить напряжение, но не переступаешь грань, за которой начинается боль. Это… искусство. Её пальцы на мгновение замерли, словно потеряв опору. Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. — Ваши формулы, господин, тоже… искусство, — прошептала она, её голос звучал тихо и хрипло. — Но вы слишком… поглощены их совершенством. Уголок его губ слегка дёрнулся в едва заметной усмешке, но он не открыл глаз. — А ты, как всегда, права, — пробормотал он. — Но разве стремление к совершенству… не то, что делает нас… сильнее? Она не ответила сразу. Её движения замедлились, стали более чувственными, словно она исследовала каждый изгиб его тела под своими пальцами. Она медленно опустила руки, закончив массаж, и её пальцы задержались на его коже на мгновение дольше, чем следовало. — Иногда стремление к совершенству может… разрушить то… что делает нас… людьми, — прошептала она, её дыхание коснулось его лба, когда она убирала с него прядь влажных волос. В этот момент между ними повисло напряжённое молчание, полное невысказанных желаний и скрытых смыслов. Том открыл глаза и посмотрел на неё. Его взгляд был тяжёлым, но не лишённым интереса. — Ты думаешь, я иду по ложному пути? — Я думаю, что у каждого пути есть своя цена, — ответила она, опустив глаза. На мгновение в купальне воцарилась тишина. Том откинулся назад, позволяя воде окружить его. — Интересно, сколько ещё стоит заплатить, чтобы найти истину, — тихо сказал он, закрывая глаза. Когда омовение близилось к концу, вода в бадье уже слегка остыла, а ароматы трав и масел растворились в тишине купальни. Том, сидя в ванне, казалось, полностью расслабился. Его глаза были закрыты, а дыхание — ровным, словно он находился в состоянии полного покоя. Нагайна, стараясь не выдать своего напряжения, убрала использованные губки и приготовила полотенца. — Ваше омовение завершено, господин, — сказала она тихо, делая шаг назад, чтобы дать ему возможность подняться. Том медленно поднялся из бадьи. Капли воды, словно жидкое серебро, стекали по его телу, подчëркивая каждый изгиб, каждую мышцу. В свете мерцающих свечей его кожа казалась бронзовой, а пар, что поднялся от горячей воды и ещё не осел, окутывал его фигуру дымкой, придавая ему вид античной статуи, ожившей на мгновение. Нагайна невольно задержала дыхание. Вид обнажённого Тома, пусть и уже знакомый, снова вызвал в ней волну смущения и… чего-то ещë, более глубокого и сложного, что она не могла до конца осознать. — Прекрасно, — пронёс он, его голос звучал низко и спокойно, но в нём чувствовалась скрытая сила. — Но я не закончил. Нагайна вопросительно вскинула брови. — Я хочу, чтобы ты меня вытерла, — пояснил он, его взгляд задержался на её лице, изучая её реакцию. — Везде. Внутри у Нагайны что-то дрогнуло. Это была просьба, облаченная в форму приказа, и она знала, что не может ослушаться. Но мысль о том, чтобы прикоснуться к нему, к его обнажённому телу, вызывала в ней целую бурю противоречивых чувств. — Как прикажете, господин, — прошептала она, стараясь скрыть волнение за внешней покорностью. Она взяла большое льняное полотенце, висевшее на резном держателе, и медленно приблизилась к Тому. Он стоял неподвижно, позволяя ей подойти. Нагайна начала с его плеч, осторожно промакивая влажную кожу. Под её пальцами чувствовалась упругость мышц, тепло его тела. Она старалась не смотреть ему в глаза, сосредоточившись на своей задаче, но периферическим зрением видела, как он наблюдает за ней с лёгкой полуулыбкой на губах. Постепенно она спустилась ниже, к его груди, проводя полотенцем по гладкой коже, стараясь не задерживаться надолго ни на одном участке. Но каждое прикосновение отзывалось в ней странным, волнующим эхом. Она чувствовала, как её щёки слегка порозовели, а дыхание стало более частым. — Не бойся, — прошептал Том, заметив её смущение. — Я не кусаюсь. Его слова, сказанные с лёгкой иронией, заставили её невольно поднять на него взгляд. В его глазах не было ни насмешки, ни высокомерия, лишь… что-то похожее на интерес. Когда она достигла его ног, её пальцы на мгновение задержались, не решаясь коснуться. Она глубоко вдохнула и медленно, с предельной осторожностью, решила начать сначала вытирать его ступни. Закончив со ступнями, она медленно поднялась, её взгляд невольно скользнул выше по его телу. Она быстро отвела глаза, но уже было поздно. В её памяти отчетливо запечатлелись очертания его бёдер, линия живота, едва заметная полоска тёмных волос на лобке, спускающаяся ниже… Она почувствовала, как кровь прилила к лицу, а сердце забилось с удвоенной силой. Собравшись с духом, она продолжила, вытирая его бёдра и низ живота. Её движения стали более быстрыми, почти нервными, она старалась как можно скорее закончить эту часть процедуры. Но каждое прикосновение, даже сквозь тонкую ткань полотенца, отзывалось в ней волной жара. Она чувствовала, как под её пальцами напрягаются мышцы. Наконец, она закончила и отступила на шаг назад, чувствуя себя совершенно измотанной. Её взгляд был опущен, она не смела поднять глаза на Тома. — Благодарю, Нагайна, — сказал он, его голос звучал мягче, чем обычно. Он взял полотенце из её рук и начал вытирать оставшиеся капли воды, которые она не осмелилась тронуть. — Ты была… весьма… тщательна.Теперь можешь идти. Я закончу сам. Нагайна кивнула, не поднимая глаз. Она чувствовала, как жар всё ещё пылает на её щеках, и спешила покинуть купальню, пока он не заметил её смущения. Она развернулась и направилась к двери, стараясь сохранить достоинство в каждом шаге, хотя внутри всё ещё бушевала буря. — Нагайна, — окликнул её Том, когда она уже почти достигла выхода. Она остановилась, не оборачиваясь. — Да, господин? — Не думай, что это… что-то значит, — произнёс он, его голос снова стал холодным и отстранённым, как и прежде. — Всё это… лишь подготовка. Нагайна медленно повернулась к нему. Он стоял, обернутый полотенцем, его взгляд был сосредоточен на ней, но в нём не было и следа той теплоты, которая проскальзывала мгновениями ранее. Теперь это был снова тот самый Том, которого она знала — расчётливый, властный, целеустремлённый. — Я понимаю, господин, — ответила она, её голос звучал ровно и бесстрастно. — Хорошо, — коротко бросил он. — Теперь можешь идти. Нагайна кивнула и вышла из купальни, тихо прикрыв за собой дверь. Оказавшись в коридоре, она прислонилась спиной к стене, закрыв глаза. Сердце всё ещё билось учащённо, но теперь к волнению примешалось горькое разочарование. Она поняла, что все его слова, все эти взгляды и прикосновения — всё это было лишь способом добиться своего. Ему не было дела до неё, до её чувств. Ему нужен был только её яд. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. В памяти всплыли его слова: «Всё это… лишь подготовка». Подготовка к чему? К тому моменту, когда он сможет использовать её, выжать из неё всё, что ему нужно, а затем отбросить, как ненужную вещь? Нагайна открыла глаза и посмотрела на свои руки. Она всё ещё чувствовала на них тепло его тела, но теперь это тепло казалось ей обжигающим, словно яд, медленно проникающий под кожу. Она сжала кулаки, пытаясь избавиться от этого ощущения, но безуспешно. Она оттолкнулась от стены и медленно пошла по коридору, стараясь собраться с мыслями. Ей нужно было принять эту новую реальность. Том никогда не будет смотреть на неё как на женщину. Она для него лишь инструмент, средство для достижения его целей. И она должна быть готова выполнить свою роль, какой бы болезненной она ни была. Она остановилась у окна, посмотрев на тёмное небо, усыпанное звёздами. Вдалеке виднелись очертания леса, погружённого в ночную тишину. Нагайна закрыла глаза, пытаясь заглушить боль в сердце. Она знала, что ей предстоит долгий и трудный путь. Путь, на котором ей придётся бороться не только с внешними врагами, но и с самой собой, со своими чувствами, со своим растущим… страхом. Страхом перед тем, что Том, в своей неутолимой жажде власти, может потерять не только себя, но и её. А вместе с этим – и всё вокруг.

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.