A costa de mi honor.

Я держался как мог. Внутри меня кипела настоящая ярость и клятая боль, грудь разрывало, меня мутило. Где… сука. Где он?! Аластор отказал. Сказал, что возвращаться ещё рано. Я прижимаюсь к стене, стараясь сфокусироваться на дыхании. Всем плевать, что посреди зала лежит тело. Всем плевать, что он умер. Вот так просто сдохни, а до тебя дела никакого не будет. Я ищу. Ищу взглядом Кристиана, мне так хочется схватить его за грудки и вытрясти всю эту дрянь, которую он в себе хранит. Так хочется вмазать ему кулаком, сильно, чтобы кровь забрызгала мне руки. Ничего опасного, да? Только перевозбуждение.. я вижу. К телу наконец-то подошли, только чтобы убрать его. Никто не будет разбираться, почему. Им нет дела. Мне слишком плохо, я не верю, что всё именно так, что это моя вина, моя, блядь, вина. Даже дыхание, сука, не спасает. Я ухожу, куда глаза глядят, туда, где нет столько народу, где я могу побыть один. Это только кабина в уборной. Там я запираюсь. Падаю на колени перед унитазом блядь. Смотрю в пустоту, думаю, как так всё вышло. Рвотный рефлекс появляется сам по себе, благо, именно здесь, а не в людном месте. Содержимое моего желудка быстро вырывается наружу с характерным звуком. Я задыхаюсь, грудь сжимает сильно, так, что вдохнуть не получается. Меня снова мутит, снова головой к унитазу, а потом опять, и так несколько раз. Я не так много ел, чтобы так много рвать. Сука. Держаться. Не ради себя, ради Ала. Он меня попросил, я должен быть здесь. Но у меня не получается, ничего не выходит, никак не могу успокоиться. Вокруг темно. Я уже ничего не вижу, всё, что слышу – собственное сердцебиение вперемешку с гулом. Мне хочется посмотреть, как я выгляжу со стороны. Наверное, жалко. Понимать. Нужно понимать где я, но не выходит. К горлу снова подкатывает рвота. Уже не видя, по памяти я наклоняюсь снова. Живот болит. Очень болит. Но куда сильнее болит что-то внутри, там, где расположено сердце. У меня болит душа. Мне ужасно противно, от себя, от своего вида, от того, на что подписался, мне противно от этого понимания. Я воздействую последние остатки самообладания чтобы просто встать на ноги, опираясь о стену кабины. Слух начинает возвращаться, я зажмуриваю глаза, ощущая сильную головную боль. Это невозможно. Он соврал. Он обрёк человека на смерть, но это сделано от моей руки. Я убил его, не он. Это сделал я. Почему-то в голове возник образ разорванного на части демона в переулке. Почему тогда я не ощущал такой вины? Разве.. стоп. Нет. Нет! Нет, я не убийца. Я не убивал намеренно, я не убийца. «Но ты убивал намеренно», – шепчет мне моё подсознание. – «Убивал, Каин. Ангелов ты убивал намеренно, разве нет?» Чёрт. Все слёзы, которые я так отчаянно пытался контролировать, полились вниз, точно рекой. Я не убивал их. Нет, не убивал, я подстреливал их. Меня сдавило желание хорошенько проораться, но я не мог. Не мог, это было бы неправильно, мне нельзя быть услышанным. Поэтому я стиснул своё предплечье зубами, впиваясь в руку с такой силой, что ощутил как её хватает судорога. Не помогало. Совершенно не помогало. И я всхлипнул. Моё лицо так сильно горело, словно я нырял в кипяток. Почувствовал металлический привкус во рту, но не разжал хватку зубов. Я всхлипнул ещё раз. Потом ещё. И даже не заметил, как начал выть, подобно волку, желая провалиться сквозь землю, сдохнуть, ровно также, как тот демон, проклиная себя за то, что так просто согласился подлить это зелье. Так просто, словно не знал Кристиана Дэйва лично. Словно забыл, на что он был способен. Словно это не имело значения, если пью зелье не я. Я слышу, как в уборную заходят, резко затыкаясь. Нос забитый, мне так тяжело дышать, а глубокие вздохи мне как раз нужны. Человек ненадолго останавливается, но быстро переходит в движение, встав прямо напротив моей кабины. Боже, ну почему всё именно так? – Занято, – выдавливаю из себя я, стараясь держать голос идеально ровно, и не обращать внимание на то, что он осип. Повисает тишина. Не ломится, тогда отлично. Сейчас уйдет. Чужое присутствие подействовало лучше любого успокоительного. Желание рыдать, а тем более выть, полностью отбило, оставив на моей душе неприятный наждачный осадок. – Я могу всё объяснить, – слышу я голос Кристиана. Меня накрывает мелкая дрожь, подступает совершенно необузданная ярость, и я даже не понимаю, как с грохотом открываю, нет, чуть ли не срываю с петель дверцу, накидываясь на Кристиана с кулаками. Неправильно? Я так не считаю. Невоспитанно? Определенно. Я бы посмотрел на стиснутые в полоску губы Евы и её голубые глаза, наполненные осуждением. Я проезжаю кулаком ему прямо по носу, отчего он сдавленно мычит. По моим кулакам растекается его теплая кровь, но, Боже, мне так на это плевать. Хочется вмазать ещё разок. И я это делаю, ничем не сдерживаемый, бью куда-то в бровь, рассекая её. Картина открывается отличная. Только кровь у него отчего то алая, но плевать. Я сломал ему переносицу. Бровь рассечённая, с неё струями вытекает кровь, видно даже частицы тканей. Но взгляд фиолетовых глаз совершенно спокойный, чуток насмешливый. И меня посещает вопрос: «почему я это делаю?». Почему позволяю себе распускать руки? И почему он такой спокойный? Чёрт. Секунда. У меня была секунда, чтобы понять, почему. Ладонь скручивает сильнейшая боль, такая, которую я уже ощущал. Всю правую руку хватает судорога, а кожа медленно, тягуче прорезается на месте шрама. Порез уходит всё глубже, мне кажется, моя клятва, которую я не сдержал, режет мне кость. Больно. Остатки его крови на моих руках быстро мешаются с моей собственной. В глазах, конечно, вновь темнеет. Лечу на пол? Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, как мне больно. Знаю, что тот мужчина мёртв. Мне так хочется сфокусироваться на своём дыхании, которое я не слышу. Грудную клетку сильно сдавило вместе с животом, корсет очень мешает. Голова готова взорваться, а рука, клятая ладонь, кровит и болит, по ощущениям словно её насквозь вскрывают ножом. Раз за разом, исцеляя, а потом опять режут. Почему-то в голове застывает такая картина. Как мою руку ровно по линии шрама вскрывает тот самый Клятвенный кинжал, как медленно он рассекает эпителий, переходя к мелким тканями, прорезается глубже, к тому моменту он был бы уже полностью окровавленный, прямо к костям. Он мог бы отрезать мне пальцы, по фалангам, но клятву на пальцах я не давал. Кинжал утыкается прямо в хорошо видимые пястные кости, прорезает их. Я даже ощущаю фантомное давление, уже не обращая внимания на острую боль. Кроме этой чудной картины, в голове вертелось только одно слово: «ненавижу». Ненавижу себя. Потому-что то, в чём я погряз – моя вина. Только моя. Я сам себя обрёк. И уверен – мой выбор понесёт очень много страданий, не только моих. Я сдавленно промычал, по ощущениям боль стала куда сильнее. Боже. Мне так хотелось кричать, но я не мог себе позволить. Только не сейчас. Держаться было сложно, также, как и думать об этом. Каждая мысль – желание закричать. Желание закричать – попытка побороть. Понимание, что нельзя. И так по кругу. Я лежу на полу, или всё ещё стою на ногах? Не знаю. Не понимаю, не получается осязать. Все нервные окончания словно в момент притупились, и только клятая ладонь давала мне понять что я не в отключке. Только боль. Боль. Сколько длится, когда закончится – не понимаю. И почему-то среди мыслей о том, что мне нельзя кричать, проступает одна, единственная с отличием, и до жути тихая: «Ты дал ему повод». А за ней проступили громкие, подобные: «Ты знал, на что идёшь, не так ли?» «Почему удар, забыл о клятве?» «Может, тебе стоило держать себя в руках?» Нет. Лучше думать о боли, лучше её чувствовать, чем это. Но боль как назло начала отступать, разрешая мыслям пробивать мне черепную коробку. «Отправиться сюда было огромной ошибкой» «В будущем ты пожалеешь о своём решении куда сильнее, чем сейчас» «Сидел бы в Раю, и жизнь бы оставалась такой же спокойной» Я не хочу этого слышать. Не хочу, нет, не хочу об этом думать. «Ты пожалеешь о том, что решил помочь им» «Пожалеешь, ибо ничего полезного ты так и не сделал» Нет. Хватит. Я не могу это слушать. Прошу. Боль окончательно отступила. Я находился совершенно один. Один в пустой уборной, слушая собственное сбитое дыхание и полу сфокусированным взглядом наблюдая, как кровоточащая рана медленно затягивается в более привычный мне шрам. От самого себя убежать довольно тяжело. Приходить в себя долго не пришлось. Наконец-то подступило окончательное осознание того, где я нахожусь. Я потянулся руками назад, к корсету, и благополучно распутал крепко завязанные шелковые нитки. Дышать стало в разы проще. На ватных после истерики и испытания болью ногах я прошел к раковине, чтобы умыться и смыть кровь. В зеркале я увидел себя. Другого себя. Не такого, каким я наблюдал себя ранее. Более потрепанного, слегка убитого. До этого момента я считал, что мои глаза были потухшими. Как оказалось, потухли они именно сегодня. – А я думал, здесь будет легче, – усмехнулся я собственному отражению, касаясь кончиками пальцев слегка онемевшей ладони. – Ты вроде такой взрослый, но ведёшь себя как подросток, – почему-то вырвалось само по себе. Мудрые и созревшие люди бы так не паниковали. Они бы не шли на риски, на которые пошел я. Они бы думали. Думать. Нужно было думать. Восемьдесят лет назад мне нужно было закончить всё это. Нужно было, чтобы больше не мучаться. Затянув корсет обратно, я всё же смог выбраться из уборной, постаравшись натянуть на себя маску безразличия. Выходило достаточно плохо. Не успел я найти взглядом Ала, как он сам схватил меня за запястье, оглядывая сверху-вниз. Почему-то его касание будто бы обожгло мою руку. Скорее всего, от неожиданности. Конечно, я её отдернул. – Ты чего делаешь? – тихо спросил я, потирая место, к которому он коснулся. – У меня так разрыв сердца будет. – Ангел, почему так долго? – на удивление достаточно серьезно спросил он, отчего я на секунду застыл. – Носик пудрил, – хмыкнул я, стараясь этим разогнать напряжение в моём теле. – Ал, серьёзно? Он прищурился, явно пытаясь разглядеть во мне то, о чём я не мог ему сказать. Я старался сохранять зрительный контакт, не отводя взгляда, и одновременно с этим держать лицо невозмутимо-вопросительным. Понять, что у этого демона на уме было невозможно. Глаза у него не читаемые. Но, хочу сказать, красивые. Рубиновые. Не люблю я долго смотреть людям в глаза. Аластор, как назло, совершенно не пытался отвести взгляд, явно выжидая от меня каких-либо действий. Я почувствовал, как моя маска начинает расползаться по швам, а в груди начала закипать нервозность. – Долго ты ещё смотреть на меня будешь? – «невзначай» поинтересовался я. Ал, подождав несколько секунд, наконец-то прикрыл глаза. – Ангел, иногда тебя тяжело понять, – хмыкнул он, смахивая с себя невидимую пыль. – Ты пропустил отличное шоу. – Я даже догадываюсь о чём ты. Если-бы я увидел это, клянусь Адамом, ты бы вынес отсюда моё мёртвое тело, – улыбнулся я уголками губ. Даже это действие показалось мне очень трудным. Сдерживать себя, показывать то, чего на самом деле нет – достаточно тяжело. И как Ал вообще может улыбаться просто постоянно? Он когда спит тоже улыбается? Я совершенно ничего о нём не знаю. – И это мне вещает ангел, который убивал себе подобных, – хмыкнул Аластор, снова напомнив мне о том, чего я так сильно пытался избежать. Напомнил мне о мыслях, которые и без того сильно роились в моей голове, а после смерти того мистера… нет, вернее.. после того, как я его убил, они стали слишком громкими. Я ощущал, как каждая клеточка моего тела напряглась, в особенности лицо. Мне так не хотелось показать свою слабость, одновременно с этим я хотел, нет, желал до содрогания своей души: рассказать, высказаться, как-то намекнуть на то, что со мной что-то не так, кричать, умолять о помощи. Мне так не хватало понимания. Я не хотел, но желал. Я оставался невозмутимым снаружи, но мне так сильно хотелось, чтобы он заметил хоть что-то, хоть какой-то намёк, мне хотелось, чтобы он спросил. И я бы непременно всё ему рассказал. Было так тяжело преодолеть самого себя, заставить себя взять невозмутимый тон, когда горло буквально разрывало изнутри. – Не путай самозащиту со слу.. – я оборвал себя на полуслове, на секунду забыв, о чём шла речь. – со зрелищем. – Тогда ты тоже, ангел, на строй из себя храбреца, коли таковым не являешься, – достаточно убедительно сказал он, причём сделал это снова без своего радио-голоса. Он это контролирует, или оно выходит у него само по себе? – Ал, я побоялся женщину, когда ты первый раз привёл меня в город Каннибалов.. вроде не строю из себя храбреца, – я почти сразу нашел, как откинуть разговор немного в другое русло, не зацикливаясь на моей «храбрости». Аластор как-то странно наклонил голову, словно в раздумьях, а после снова бросил на меня свой взгляд, на секунду в рубинах промелькнула мелкая заинтересованность. – Женщины очень умны и могущественны, друг мой, – я даже не заметил, как с его лица сполз этот оскал. Теперь его улыбка выглядела более естественно, чем расположила меня к нему, заставив достаточно серьёзно воспринять его слова. Но я заметил ещё кое-что. Аластор знал, что я перевожу тему, это было слишком очевидно, но он позволил мне это сделать. Он позволил мне провести эту мелкую манипуляцию. – Не стану отрицать, – кивнул я. Перед глазами встал образ Евы. Яркие, голубые лисьи глаза и чёрные, как смоль, кудрявые густые волосы до таза. Её черты лица, такие мягкие, но в то же время строгие. Она только своим видом показывала своё могущество. Многие люди, которые знали нас обоих, часто говорили мне, что я – мужской образ Евы. Я правда был на неё сильно похож. Не характером, внешностью, даже после смерти. Только мои глаза были другого цвета. И, как выяснилось, похожи мы не только внешностью. Хотя, не знаю, убивала ли кого-то Ева. – А что думаешь о мужчинах? – поинтересовался я, стараясь убежать от своих мыслей. – Они глупые, ангел. До невозможности глупые. Ими также легко манипулировать, они продажные, – даже толком не задумываясь, ответил Аластор. Мне бы очень не хотелось брать это на свой счёт, но я всё равно делал это. Я ведь, между прочим, тоже мужчина! Может, и глупый, но… не продажный так точно! Хотя, с чем-то я был согласен. У меня не счету целых три конченных идиотов, которые причинили мне боль: Адам, учитель, Кристиан. Ненавижу всех одинаково, но, кажется, Кристиан скоро будет на первом месте. – Ты ведь тоже мужского пола, – заметил я, стараясь не злится по этому поводу. – Или я чего-то не знаю? – тут же вылетело из меня продолжение, которое я не хотел озвучивать. Конечно, сто раз отругал себя в голове за эту глупость. Во-первых, это уже какое-то нарушение личных границ, а во-вторых, если не нарушение, то бестактность. Тем более с Алом нужно быть поаккуратнее, он изучен мною только на 4 процента. Не то, чтобы это меня как-то злило… и звучит, если честно, не очень. Он же не вещь какая. – Я мужчина, ангел, ты прав, – закатил глаза он на мой вопрос. – Но я исключение из правил. Мне захотелось сказать ему что-то в роде «очень самовлюбленно», но я тут же прикусил губу. Конечно, это же Аластор. – Теперь я знаю кем ты меня считаешь, – хмыкнул я, уже без обиды на душе. Это такой пустяк. – Но, так как я ангел, обижаться не буду, так уж и быть. Хотя, поделюсь фактом, ангелы на самом деле очень обидчивые, – я покосился на место, где ранее упал намертво демон. Он, скорее всего, переродился. Это же не ангельская сталь, в конце концов. Он появится снова, просто без прошлого облика и всего нажитого здесь, правда? Пожалуйста, лишь бы это было так. – Ты исключение. А если переродился, о чём он думает? Если он поймет, что это сделал я, и захочет отомстить – я не буду злиться. Оно понятно. А если не переродился? Если это изначально было задумка Кристиана? Это в его интересах. Зелье, которое убьёт без перерождения. Зелье без шанса на жизнь. Его мотивы это желание быть на вершине, я более чем уверен. Абсолютное подчинение. Когда я понял, что во мне прожигают дыру, я повернулся обратно, заглянув в красные глаза собеседника. – Ты что-то говорил? Я задумался, прости, – немного потерянно проговорил я. Ал прищурившись покачал головой, в знак отрицания. – Но ты ведь говорил, – вскинув бровь, немного озадаченным тоном сказал я, а после махнул рукой сам себе. Это же Аластор. Правда я ни черта о нём не знаю, но это не помешает мне говорить о том, что это всё он.. такой. Резко ранее упомянутый широко распахнул глаза, издав при этой невероятно громкий звук помех, и устремил взгляд куда-то назад. Его «улыбка» теперь была совершенно другой, а широко раскрытые глаза, на дне которых начали плясать чертики, вызывали у меня неприятные мурашки. За секунду так изменился. – Ангел, – резко достаточно серьёзно обратился ко мне он, теперь я испытал настоящий микс из удивления, мелкого страха и непонимания. – Тебе стоит быть аккуратнее. – Что? – переспросил я, чтобы он объяснил мне почему. К слову, Аластор делать этого не собирался. – Ал? – потерянно произнес я, неловко ухватившись за край рукава Аластора. Знаю же, что ему не нравится, но машинально снова поворачиваю это. Почему? Да чтобы он обратил на меня внимание, которое теперь было сосредоточено на каком-то странном типе с телевизором вместо головы. Таких я ещё не встречал, если честно. Экран вместо головы.. что-то новенькое. Мне нужно быть осторожнее с этим мужчиной? Аластор мельком взглянул на меня, даже не отдергивая руку, явно о чем-то размышляя. А потом его улыбка натянулась, точно до ушей. Только тогда он как-то аккуратно отцепил мои пальцы со своей одежды. – Не понимаю, чего он здесь забыл, – хищно прошипел Ал, всё ещё глядя немигающим взглядом на того мистера. – А кто он? – поинтересовался я, не до конца уверенный в том, что Аластор меня услышит. Но, вопреки моим сомнениям, он наградил меня быстрым взглядом. – Ангел, ты не перестаешь меня удивлять. Как можно манипулировать мною человеком, которого ты даже не видел? – вопросом на вопрос пошел Аластор. – Подожди ка, когда это я тобой манипулировал? – я недоуменно проморгался, пытаясь вспомнить хоть какой-то похожий момент. – Так же, как я заметил, у тебя сильные проблемы с памятью, – хмыкнул он. – Когда я тратил своё драгоценное время на рассказы демонам о том, как можно спасти жалкую жизнь, – начал было объяснять Ал, но у меня в голове словно щёлкнула лампочка. Я вспомнил тот момент, именно поэтому нахально перебил собеседника: – Вокс? Прости. Ответом был мне лёгкий кивок. Интересно, как я так запомнил его имя? Может, потому что оно созвучно с лисицей? Аластор прав, с памятью у меня действительно немалые проблемы, видимо, старею. Раньше я помнил чуть ли не каждую ненужную книгу в Семейной библиотеке, а сейчас… А сейчас я убиваю. Снова возвращаюсь туда, откуда начал, к этим мыслям. Мне нужен Авель. Я хочу ему рассказать, хочу обсудить. Мне нужно с ним посоветоваться. Но как? Только ночью. Достаточно занятным является тот факт, что в Аду и Раю один часовой пояс. Обычно Авель приходил ко мне во снах, потому что это достаточно тяжелая практика. Нужно засыпать, продумывая всё до мельчайших подробностей, каждую деталь, и, самое важное, не забывать о человеке, сон которого нужно посетить. Это очень сложно, в особенности когда ты начинаешь засыпать. Все мысли, как правило, вмиг приглушаются, остаётся только пустая голова, здесь же так быть не должно, иначе всё прогорит. Нужно цепляться за мысли о месте, человеке и внешнем виде территории. Будь то даже сплошная темнота, как было с Авелем. Это не значит, что он не думал о месте. Если быть в бесконечной темноте – это значит указывать пространство, но не вдаваться в подробности о его виде, цвете или зрелище. В общем, не знаю, выйдет ли у меня это. Я снова посмотрел на Аластора, после чего повернулся в сторону Вокса, наткнувшись на его взгляд. На секунду я застыл, но быстро вернул себя в чувства, медленно развернувшись обратно, словно мне не было до него никакого дела. – Он не должен быть здесь, да? – спросил я, затылком ощущая прожигающий взгляд. – Не должен, – подтвердил Ал. – Это не его мероприятие. Вокс крайне редко появляется на собраниях, но это не удивительно, с его то похабностью, – достаточно едко протянул он. – К этому месту он тем более не имеет никакого дела, интересно лишь то, как его пропустили. – Может… он здесь из-за тебя? – предположил я. За два последних месяца я был наслышан о их взаимной неприязни и открытой ненависти со стороны Вокса к Аластору. Не знаю уж, чего они там не поделили. Но история о том, что Ал просто не захотел вступать к нему в свиту, казалась какой-то незаконченной, урезанной. Будто её хорошенько откорректировали, оставили нужное, а то, что могло бы помешать, откинули куда-то в сторону. Ну не может же Вокс испытывать такой открытой ненависти только из-за этого. – Скорее из-за тебя, ангел, – поправил меня Аластор, и, не дождавшись моего ответа, продолжил: – Ты, как я и говорил ранее, стал достаточно интересной личностью для жителей столицы. Твои поступки во время Зачистки могли не привлечь должного внимания, если-бы твоё происхождение не раскрыли. Вышло достаточно занимательное шоу: Каин, сбежавший из Рая, его брат Авель и отец Адам, пытающиеся его вернуть, а ангел, вместо того, чтобы вернутся обратно в Рай, где, по мнению демонов, царит гармония и покой, решил остаться здесь: в своре бесконечных криков и насилия, в месте, где нет счастливого конца, – Ал говорил, а его рассказ будто был не обо мне. Несомненно, Аластор умел притягивать, и я даже неосознанно подошел к нему поближе. Конечно, вести радиопередачи значит уметь красиво всё рассказать. – Ангел, публике интересна твоя жизнь и то, что с ней случится, ведь что бы ты не делал – ты навсегда останешься чистым из-за своего поступка, встав за демонов против истребителей. Последние слова вообще ввели меня в ступор. Что значит «чистым»? – Поэтому, друг мой, не раскрывай всех карт, если вдруг тебя поймают с жалкими расспросами. Иначе узнав всё, что их интересовало, тебя попытаются свалить вниз, просто потому-что ты.. – Ангел, да? – как-то обречённо спросил я. Ал только кивнул. – Ох, простите меня, мистер, но я вынужден ненадолго отойти с вашим спутником, вы не против? – Послышался сзади смутно знакомый голос. Я резко обернулся, приглушив желание подпрыгнуть от неожиданности. Сзади выжидающе стоял мужчина, которого я и ранее замечал рядом с Аластором. – Конечно, – обронил я, проследив за тем, как они начали отходить в другой конец зала. Мимо меня снова прошел мужчина с подносом бокалов на руке. Я мелко вздрогнул, вспомнив, что я сделал примерно час назад, держа в руках такой же поднос. Убил. Убил. Убил. Убил. Убил. Я знал. Знал, в глубине души понимал, что произойдёт. Я, блядь, понимал. Но всё равно сделал. Усомнился в своей рассудительности, или просто не захотел слушать себя? Мне правда нужно было оставаться в Раю. Там было бы проще. Мне жаль. Я не хочу здесь находиться. Здесь тяжело. Я постоянно смотрю на то место, постоянно прокручиваю в голове воспоминания. А если-бы я ничего не предпринял? Если-бы просто наплевал на слова Кристиана? Что, если-бы я выпил это зелье сам? Тогда он бы был жив. Это так банально, но я снова сожалею о том, что не могу вернуть время вспять. Прямо до заключения сделки. Я бы не согласился. Какие бы он условия не выдвигал. Мне всё время кажется, что согласие дал не я, но это просто невозможно. Это был я. И как же трудно находится здесь, в этом помещении, насколько тяжело держать себя в руках, с этими жалкими попытками не развалиться к чертям. Здесь меня держит лишь честное слово. Мне просто необходим сон, необходимо одиночество, мне нужно всё обдумать, нужно время. Но нет. Нет ни одиночества, ни времени, ничего. Есть только проблема, которая требует незамедлительное решение. А для незамедлительного решения нужны размышления. Здесь опять тупик. Ни сегодня, ни завтра проблема не решится. Досадно только, что хочется всё и сразу. Почему-то мысли оставить всё как есть и плыть по течению, промелькнувшие на секунду, после утонувшие в океане из других, совсем непохожих, не вызвали у меня никакого отторжения, только чувство слабой тревоги. Оставшийся вечер прошел как в тумане. В какой-то момент меня выловила Рози, но я толком не запомнил что она мне говорила, что спрашивала, и каковы были мои ответы. Что мне теперь делать? Что следует предпринять? На замену разъедающей изнутри меня вины пришла сильная ненависть к себе. Мне хотелось причинить себе боль, наказать, хотелось выпить то клятое зелье, мне просто хотелось сделать хоть что-то во вред себе. Именно поэтому сквозь перчатки я впивался ногтями в предплечье, с ненормальным желанием ожидая ощутить теплую влагу своей крови. Стоял я где-то поодаль от всего движа, отсчитывая секунды до десяти часов вечера. Как только огромные часы в зале указали ранее упомянутое время я пошел к выходу, уже совершенно не заботясь о том, что скажет или подумает Аластор. Если мы в городе Каннибалов, я найду путь на главную улицу, а там уже пойду пешком обратно к отелю. Долго идти придется, но оно того стоило. Мне было слишком душно, слишком тяжело находится в этом зале, на этом мероприятии, в окружении демонов. Шел я не спеша, несколько волнуясь привлечь к себе нежелательное внимание Аластора или Рози, а может, кого-то ещё. Меня совсем немного интересовал вопрос резкого появления и исчезновения Вокса, ибо после того, как Ала позвал к себе неизвестный мне сэр, он испарился. Когда я вышел на улицу и вздохнул полной грудью, мне даже стало как-то легче. Мысли прояснились, тяжесть в грудной клетке немного ослабла. Я уставился на огромный спутник, что-то наподобие ангельской Луны, только он был красным и невероятно большим. Я даже никогда не интересовался, как его здесь называют. Красиво. Красный цвет. Цвет любви, страсти, отваги. Крови. Почему ангельская кровь так сильно отличается по цвету от человеческой? От крови демонов? Когда-то мне сказали, что наша кровь чиста, а золотого цвета она, потому что бесценна. Раньше эти слова не казались мне странными. А сейчас… Я снял перчатки, и ногтем надавил себе на кожу предплечья. Боль встретил, как старого друга, совершенно не пытаясь прекратить эти издевательства над своим телом. Да и разве это издевательства? Это наказание, также как и проверка ради интереса. Жгучая боль со временем начала надоедать, но я продолжал давить, подковыривать ногтем кожу, раз за разом, по ощущениям, придавливая вену к кости, у меня она даже заболела, непонятно только, была ли эта боль фантомной. Наконец-то я добился чего хотел. Мой ноготь скользнул по коже из-за теплой влаги. Я прошёлся подушечкой пальца по ранке и поднёс палец к небу, разглядывая как кровь на подушечках поблескивает от игры света. Крест ненавязчиво потеплел, согревая, по ощущениям, не только мою кожу, но и мою душу. Сейчас моя кровь ничем не отличается от крови других, разве что только цветом. Исключительно цветом. – Ангелок, куда ты уже потопал? Я медленно опустил руку, не оборачиваясь на голос, и продолжил разглядывать небо. – Хочу вернуться, – тихо ответил я, потянувшись к кресту и несильно сжав его в ладони. Он всё ещё был теплым. – Я устал. – Ангел, ничего не бывает понапрасну, я не думаю, что ты зря провёл время здесь, – спокойной проговорил Аластор когда подошел ко мне. Говорил он так, словно имел ввиду не совсем это мероприятие. На самом деле я сам не думал, что мои слова были по поводу этого. Я озвучил свои мысли, удалив большинство слов. – Да, наверное это так. Спасибо, – на секунду я прикрыл глаза, по-наивному полагаясь на то, что это всего лишь сон. – Ал, какое название этого спутника? Я резко вспомнил о своих мыслях несколькими минутами ранее. Аластор тихо хмыкнул. – Луна. Луна. Я хихикнул. Да уж, что ангелы, что демоны сильной оригинальностью не отличаются. – А человеческая Луна… какая она? – поинтересовался я, ощущая странный комфорт. Это чувство.. после всего, что произошло сегодня являлось странной отдушиной. Я просто почувствовал себя в какой-то степени свободным. – В ней нет ничего особенного, всего лишь спутник планеты Земля, она может отражать яркий свет, который в ночи слепит, а может быть достаточно тусклой. Ангел, это забывается. Я уже многого не помню, – пожал плечами Аластор, и ввел меня в ступор своими словами. Он будто бы изменился. Говорил по-другому, словно снял с себя навязанную грань в диалоге. Аластор казался живым. – Я никогда не интересовался, и это, наверное, не моё дело, но каким ты был в прошлой жизни? – вылетело из меня прежде, чем я успел проконтролировать свод речь. Повисло молчание. Я не мог сказать и слова, странным образом разволновавшись своему порыву, именно поэтому виновато наклонил голову вниз, пытаясь показать этим своё сожаление, когда отошел от Аластора на несколько шагов вперёд. Ал молчал, но я чувствовал на себе его взгляд и ощущал его ауру, которая со временем в угнетающей тишине начала на меня неимоверно давить. – Прости, – только и смог сказать я, неуверенно оборачиваясь назад. И, о чудо, Аластор совершенно не выглядел озлобленным или задетым, на его лице наоборот застыло какое-то спокойствие, прищуренные глаза цвета рубина выдавали яркие эмоции, чего раньше я никогда в них не видел. – Ты заставил меня вернутся в то время, – через несколько секунд наших гляделок он снова вернул на свое лицо маску безразличия. Договаривать начатое Аластор не собирался, и я, недолго думая, снова попросил его вернуть меня обратно. – Ты такой нетерпеливый, ангел, я уже несколько раз пожалел о своем выборе, – выдохнул Ал, при этом он не выглядел огорченным. – В этом весь я, – пожав плечами, ответил я, в который раз забывая о ране. Она и не думала заживать, постоянно ныла и даже при самом мелком движении плеча начинала кровить. В этом вся суть ангельской стали. Интересно, если бы не эта мазь, насколько хуже было бы состояние моего плеча? Высокая температура, мелкие судороги? Абсурдно, но, как по мне, с таким самочувствием мне было бы легче. Я бы попросту не мог думать о чем-то, кроме плохого самочувствия. Хочется сейчас напиться.

***

В отель вернулись мы почти сразу после моей просьбы. Я не был настроен на что-либо, кроме своей постели, поэтому как только оказался в номере, тут же улёгся на кровать и просил всё, что только можно чтобы Авель на данный момент спал. Я пытался концентрироваться на нём и на месте, в котором мне бы хотелось находится, но мысли постоянно ускользали и менялись, зацепиться за что-то одно совершенно не получалось. Как только сон начал брать свое, держаться стало ещё труднее. Да, в голове больше не было убитого демона, не было Кристиана, но зато появился Даниэль, появилась Чарли, и меня начало нести в сторону своего собственного безразличия по отношению к ним, ибо Чарли я так и не позвонил, а перед Даниэлем не извинился. Мысли метнулись обратно к Авелю. Он мне действительно очень сильно помог. Он переступил через себя, свои убеждения, подставился под риск, и всё это ради меня. Как он там? Всё ли с ним нормально, и что ему сказал Адам? Сегодня я обязательно обо всём узнаю. Я запоздало ощутил, как моё тело расслабилось, а сознание начало плыть. Кажется, перед самой отключкой я подумал о том, что хочу сейчас вступить в осознанный сон с компанией Авеля. Я приоткрыл глаза, не понимая, проснулся ли я в реальном мире, или же нахожусь там, где хотел. Меня окружала полная темнота, и я облегчённо выдохнул, понимая, что всё сработало. Правда, это не то место, которое я бы хотел, но уже лучше, чем ничего. Авеля я не увидел. Поэтому, как полагается мне, уселся прямиком на пол. А может, это вообще стена. Или потолок. В общем, уселся. Здесь меня не преследовали переживания, навязчивые мысли и странные люди. На душе было до странности спокойно. Авель появился достаточно быстро, прямо передо мной. Он взглянул на меня своими золотыми глазами, совсем не похожими на глаза Адама, и тепло улыбнулся. Я сделал точно также, довольно быстро вскочив на ноги, и обнял его со всеми силами, которые были мне присущие. Я не мог говорить, в горле стоял ком, и я очень надеялся, что брат поймёт, ощутит всю мою благодарность за то, что он провернул. Уткнулся носом куда-то ему в шею, расстраиваясь тому, что во сне я не могу почувствовать такой родной запах. Всё равно чего-то сильно не хватало. Реальности. Руки Авеля сжались на моих лопатках, он уткнулся носом мне в волосы. Сейчас я понял, насколько сильно скучаю по нему. Я хотел вот так простоять всю вечность, остаться здесь и больше никогда не просыпаться, хотел быть рядом. Потому что роднее него у меня никого нет. – Ин, – первым заговорил Авель, отстраняясь и заглядывая мне в глаза. – У тебя получилось, поздравляю с первым созданным тобою осознанном сне! – Он похлопал ладонями, и я тихо прыснул. – Merci, – только и произнёс я, на автомате переходя на французский рядом с Авелем. Иногда у меня не получается сдерживать эти порывы, хотя прошло уже около 90 лет с тех пор, как мы говорили на французском друг с другом. Мы его выучили специально, для того чтобы разговаривать между собой без официального уровня, или о своих переживаниях , проблемах в присутствии Адама, Евы, или кого-либо ещё, кто требовал от нас другого. Конечно, иногда первые очень бесились, так как не понимали о чём мы говорили, но это наоборот было как бальзам на душу. – Авель, – в груди прыгало невероятное счастье вперемешку с сильной благодарностью, и я снова вцепился в него. – Я просто люблю тебя. – Пожалуйста, всегда пожалуйста, – посмеялся он, прижимаясь ко мне в ответ. – Ты изменился, во всех смыслах, – добавил Авель, заставив меня вздернуть бровь. – Ну и как? – Это ты мне расскажи, – прищурившись, сказал брат, отступив от меня на пару шагов. Мне так хотелось выговориться до этого, но прямо сейчас, в эту секунду, горло сдавил спазм, стоило мне лишь подумать о Кристиане. – Что именно тебя интересует? – несмотря на эти ужасные ощущения, деловито спросил я, не отводя взгляда от глаз Авеля. – Начнём с самого простого. Почему остриг волосы? – Они мешались, – незамедлительно ответил я, не совсем соврав, всего-навсего отделив от правды малую часть. – Ин, – покачал головой Авель. – Мы оба знаем, что значили для тебя эти волосы. После смерти… его ты отрезал их, но очень сильно жалел, просто потому что не смог отпустить. Сейчас, скажи мне, ты отпустил? – он подбирал слова, стараясь не причинить мне боли, и смотрел так… прямо в душу. – Я хочу его отпустить, Авель. Хочу, но не могу, у меня не получается, даже спустя 79 лет я всё ещё слышу его голос, – вздохнув полной грудью, ответил я, стараясь пропустить старые воспоминания, которые начали всплывать у меня в голове. – Я убрал длину, сделал первый шаг к этому, и постараюсь продолжать, но.. с недавних пор, если честно, я всё чаще его вспоминаю, – «из-за появления Кристиана» – осталось не озвученным. Кристиан связан со всеми теми событиями, и как бы мне не хотелось отпустить у меня этого не выйдет пока он, Крис, находится рядом. – Всё нормально, Ин, всё в порядке, это не твоя вина, ты ведь.. – Авель замолкает, видимо, раздумывая, нужно ли ему говорить то, что вертеться у него на языке. Я на подсознательном уровне догадываюсь, что это. – Ты ведь так его любил. Тебе всегда будет его нехватать, но я прошу тебя, не делай прошлых ошибок, если вдруг твой смысл вновь исчезнет, – его голос звучит так горько, что я прямиком на себе снова ощущаю тот растерянный взгляд жёлтых глаз, когда он нашел меня сидящим на полу в ванной комнате, такого безразличного ко всему и всем, наверняка зная, что происходило пять минут назад. – Я не буду. Больше нет. Да и, давай честно, твой подарок не позволит мне, – я попытался настроить позитивную обстановку, но брат улыбаться не спешил. – Знаешь, Ин, я так жалею, что был недостаточно хорошим братом тогда, – внезапно начал Авель. Почему он это говорит? Это ведь не так. Он был рядом столько, сколько мог, и я это понимал как и ценил. – Авель, ты являлся и являешься хорошим братом, – ласково, насколько это возможно, проговорил я Авелю, но был прерван взмахом его руки. – Нет, Каин, послушай меня пожалуйста. Я многое в твоей жизни пропустил из-за запрета отца, хотя был взрослым человеком, я мог бы просто не слушать его, забить на него болт, но не смог. Я был так охвачен властью, которая была у меня, когда я слушал его, делал всё, что отцу бы хотелось, что даже не попытался обойти эти правила, и мне… – Но мы же выучили французский, – перебил я, тут же морщась от своей несдержанности. – Это не то, Ин, ты сам это прекрасно понимаешь. Я столько всего потерял, не зная где ты, что ты, с кем общаешься и кто тебе нравится! Я совершенно не имел даже малейшего представления о твоей жизни, о Са.. нём узнал только за год до… просто потому что ты мне рассказал на одном из мероприятий, а я бы даже не поинтересовался, понимаешь? – он вздохнул полной грудью, и, замешкавшись, продолжил. – Я виню себя сильнее чем кого-либо, ведь считаю, что мог бы уберечь тебя от всего этого, знай я больше, понимаешь? Я каждый Божий день об этом размышляю, меня это гложет с того самого дня, когда я впервые увидел тебя настолько разбитым. Я так хочу забрать тебя из Ада, хочу уберечь, чтобы ты не укололся вновь, мне так хочется чтобы с тобой всё было в порядке, Ин. Я так ненавижу себя за свою невнимательность, когда ты впал в тысячелетний период сна, ведь были такие жирные намёки, на то, что что-то определенно не так, – в конце губы Авеля сложились в тонкую нить, а меня накрыло сильное желание просто обнять его. – А потом, Ин? После всего этого я снова от тебя отдалился, и что произошло? Теперь ты не просто где-то в другом конце региона, ты в зоне недосягаемости! В его глазах плескалось так много сожаления и раскаяния, что я так и остался стоять столбом, не в силах вымолвить ни слова. Я и не подозревал, правда. Понимал, что Авель волнуется, но… чтобы всё было настолько ужасно? Я никогда не задумывался даже, что он может чувствовать себя в чём-то виноватым, ведь это совершенно не так! Игра на публику – не его вина, это то, что было навязано. Я ведь это всегда понимал, ровно так же, как понимал и его занятость! Слышать эти слова от Авеля казалось какой-то невыносимой пыткой, мне было так обидно за него. – Авель, – наконец, я смог отойти, и произвести хоть слово. – Ты не виноват. У тебя не было другого выбора, ты не видел важности, я бы тоже не заметил. Я никогда тебя не винил. Если винил кого-то, то всех, но не тебя, слышишь? – я сделал шаг к нему, разглядывая черты лица, которые постепенно смягчились. – Ты делал то, что было в твоих силах. Я резко вспомнил о Даниэле. Авель прислал его в Ад, но сам прийти не смог. Не знаю, с чем это связано, но он прислал ведь! Не забил на меня, совершенно наоборот! – А самое главное, ты смог меня понять. И ты смог отпустить, – всего секунда мне понадобилось для того, чтобы прочитать его эмоции, и я смог немного отойти, отвлечь его, задав очень волнующий меня вопрос. – Что сделал Адам? Авель несколько секунд помолчал, видимо, взвешивания все «за» и «против», а после ответил: – Он просто отстранил меня от рядов Истребителей, сделав мне выговор, – пожал плечами Авель. – Думал, всё будет куда ужасней, но нет. В этот момент от моей души почти окончательно отлегло, и я на долю секунды опустил веки. В этот момент Авель аккуратно взял меня за правую ладонь, поворачивая её к своему взору. Моё спокойствие продолжалось недолго. Вырвать руку? Нет, тогда слова которые прозвучат после не будут иметь никакого смысла. Я ведь хотел ему рассказать, да? Хотел, но… после слов Авеля я просто не смогу. Не хочу сделать ему больнее. Но с другой стороны ему будет куда больнее, когда он узнаёт об этом, я не смогу скрывать это постоянно даже при факте того, что он не рядом со мной. Дэль это тоже рано или поздно поймёт, он и так поглядывает на мою ладонь. – Порезался? – совсем тихо спросил Авель, поглаживая участок шрама пальцем. Все его жесты, мимика говорили о том, что он уже всё понял, только надеется на… что? На мою ложь? Или наоборот? Я аккуратно убрал руку от его хватки, упрямо глядя в пол. В горле пересохло, ощущения были настолько ужасны, что мне показалось: вот-вот, и я проснусь. Честно, мне так хотелось просто сбежать от этого разговора, от темы Кристиана и всего этого дерьма, что я даже на секунду реально планировал уход из осознанного сна, вот только… я этим снова всё разрушу. – Нет, – после некоторого молчания всё же ответил я. Сколько же мне потребовалось на это сил. Со временем лгать стало куда проще, чем говорить правду, хотя раньше я никогда не лгал. Умалчивал – да, но когда спрашивали о чём-то на-прямую я отвечал правдой, какой бы она не была. – Тогда что это? Это ведь… – Я, – и почти сразу на меня накатил ступор. Скажи, прошу, скажи ему правду, он на неё заслуживает. – Я заключил сделку, – вылетело очень быстро, быстрее, чем я бы успел себя заткнуть. – С Кристианом, – намного тише добавил я, это прозвучало почти что шепотом, но было отлично слышно, ведь Авель перестал дышать, отпустив мою руку. Он беззвучно, с немым ужасом смотрел на меня, и я буквально мог видеть каждую мысль, которая проскакивала у него в голове. А потом Авель сжал руки в кулаки, схватил меня за грудки и хорошенько встряхнул, а потом ещё раз, и ещё… Я не смел сопротивляться, просто стоял безжизненной куклой и принимал его действия, мне было так противно от самого себя, всепоглощающего факта того, что это моя вина, каждое действие которое происходило от меня было лишь моим решением, до жути глупым, что, казалось, его принял ребёнок. – Ты… Каин, ты… О, Боже, – от шока Авель не мог связать и двух слов, он всё смотрел мне в глаза, надеясь увидеть там хоть какой-то намёк на неудачную шутку, но его там точно быть не могло. – Я не верю, нет, ты не мог. – Я сделал это, – в противовес его словам тихо ответил я. – Я сам выбрал этот вариант. Авель снова замолчал, наконец-то отпустив меня, я отошел на несколько шагов назад. Нужно было промолчать. Я не хотел видеть его… таким. Собравшись с силами, я проговорил: – Прости. Брат взглянул на меня по-новому, каким-то затравленным, но осознанным взглядом. – Это ты-то извиняешься? – спросил он меня охрипшим голосом. – Я снова не уследил за тобой, я опять… – Я не маленький ребёнок, за мной не нужно смотреть, Авель. Здесь твоей вины быть не может, – возразил я, но мгновенно стушевался перед его взглядом. Он мне показался очень знакомым, но вместе с тем совершенно чужим. Такой взгляд свойственный Адаму, когда он упирается в своё мнение, и уж точно не собирается кого-то слушать. – Ты не понимаешь, да? – он протер глаза кулаками, и снова схватил меня за руку, с очевидной болью разглядывая немного кривой шрам. – Я люблю тебя. Мне плевать, взрослый ты или нет, какой у тебя характер и мировоззрение, я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Я буду идти на риски, если это будет иметь для тебя смысл. Потому что любить – значит защищать, оберегать, делать всё, лишь бы ты… – он ощутимо сжал мою ладонь в своей, не произнося просьбы, но дав намёк: «слушай внимательно». – Был в безопасности. Ты мой брат. Никто и ничто не заставит меня поменять своё мнение, не вырвет с корнем мою любовь. И когда ты говоришь мне… послушай, я слишком много упустил, и не хочу повторять прошлых ошибок. Я так боюсь тебя потерять, так боюсь того, что может с тобой случится там, где ты сейчас, а здесь сделка… ты не мог согласиться, ты же… блядь, – я выдохнул, прекрасно понимая его эмоции, внутри меня также разрасталась тупая боль. Я шагнул вперёд и обнял Авеля, он зарылся носом мне в макушку, и окончательно дал волю своим эмоциям. – Я не хочу однажды услышать, что крест деактивировался, Ин. Не хочу жить в тишине от тебя, не хочу принимать твою смерть, я не хочу, не хочу об этом, сука, думать, но думаю каждый клятый день, каждый, Ин! Я не знал как ты, где ты, из-за этого мне пришлось… мне страшно за тебя, – в конце он рвано выдохнул, сжимая меня в объятиях так, что у меня захрустели кости. Повисло молчание. Я обдумывал каждое слово, повторял про себя, думал, думал, думал… Что говорить? Как поддержать? Почему всегда из-за меня? Что мне делать? Что мне, сука, делать? Последним вопросом я задаюсь настолько часто, что он давно ко мне приелся. Я не знаю. Ничего не знаю. Даже понятия не имею. Это настолько глухой и темный угол, тупик, единственный выход – вернутся назад, к старту, чтобы попробовать снова, запомнив свои ошибки, но это невозможно. Я ощущаю влагу на своих волосах. Что мне нужно сказать? Проще ничего не говорить. Но хоть что-то сказать, что-то такое… – Мне жаль, что всё так вышло, – единственное, что получается из себя выдавить. Больше говорить нечего. Брат это прекрасно понимает. – Мне тоже. Тишина. Мне хочется исчезнуть, чтобы обо мне все забыли, словно меня никогда и не существовало, но… но. Всегда есть «но». – Скажи, как это случилось? – всё же спрашивает Авель. Я громко выдыхаю, улыбаюсь краями губ. – Невероятно глупо. – Кристиан это… – Он. Это он. – Но как, это же… – Вот так. Тема Кристиана ковыряет и так раскрытию рану, напоминает о событиях которые произошли совсем недавно. – Ин, – немного рассеянно просит Авель. Он не виноват. Он не заслужил таких ответов. Он не заслужил ощущать на себе это гадкое чувство вины. – Я думаю, он сбежал сюда после… того происшествия. Не знаю, как, это очень трудно понять, но он здесь находится явно не первый год, – переборов сильное нежелание рассказал я. – Как ты согласился на сделку? – снова тот же вопрос. – Я не знаю, Авель. Не знаю, что на меня нашло, словно… это был не я, понимаешь? Но это глупо, я просто пытаюсь скинуть ответственность. – Всё нормально, мы что-то придумаем. – Что, например? Убьём его? Ты знаешь, как это работает, Авель, убей его, умру и я, – я невесело хмыкнул. Сделка на Клятвенном кинжале такая продуманная вещь… просто невероятно. Согласился на условия – живи с этим всю оставшуюся жизнь. Убить своими руками не можешь? Попроси кого-то, человек, с которым ты заключил сделку умрёт от руки другого человека, которого ты попросил и что? Ты умрёшь вместе с ним. Ведь ты попросил. А если не просил, но какой-то добродетель захотел твоего освобождения, ты всё равно умрёшь вместе со своим «союзником», думаю, понятно, по какой причине. Другое дело несчастный случай. Когда действительно случайно, незапланированно, да, тогда ты будешь свободным. Ну, и живым, соответственно. Авель на мой выпад только обречённо вздыхает. – Я придумаю, что с этим можно сделать, – перефразировал свои слова Авель. – Мы, хорошо, – покачал головой я. – Прости, Ин, я знаю, что тебе нужна поддержка, но… мне нужно всё обдумать, – тихо сказал брат, потрепав мои волосы. – Я всё понимаю, можешь идти, – уловив намёк, почти сразу ответил я. Ничего страшного, с меня не убудет. А ему действительно нужно всё обдумать.

***

Вода маленькими каплями капает в наполненную ванную. Не знаю, сколько времени я сижу в этой странной, болезненной прострации. Вода совершенно холодная. Я поджимаю под себя ноги, прохлада на мокрой коже вызывает неприятные мурашки. Я так не могу. Уже прошло полгода. Полгода после его смерти. Грудь режет наждачкой. Крест на моей груди, подарок брата, источает единственное тепло среди одного холода. Кажется, даже моя кровь не циркулирует. – Уже полгода, как ты не смеёшься, – выдыхаю я, прислонившись головой к холодному мрамору. Это невыносимо. Прошло полгода, а я всё ещё надеюсь его увидеть. Услышать, почувствовать. Он не заслуживал. – Этот козёл ничем не отплатил, – сообщаю я пустой комнате. – Он продолжает своё существование, живёт в своё удовольствие, бухает, трахается, а ты.. тебя больше нет. Последнее отбивается от стен странным эхом, подтверждая мои слова. От этого так тошно. – Я понимал, догадывался, что всё будет так, я… но я, блядь, не думал, что ты умрёшь, если бы я только знал, – голос дрожит, а глаза неприятно саднят. – Я… прости, очень скучаю. Я даже не могу прийти к тебе на могилу, просто потому что её нет. Не знаю, где твоё тело. Знаешь, бывает даже думаю, что ты всё таки живой и просто куда-то сбежал, уехал, когда очнулся. Я взглянул на свои руки, они были в крови. В его крови. Опять та же картина, та же игра воображения, только почему от неё так больно? Я всхлипываю, сжимая руками волосы. Нет, мне это не нравится, я так не хочу. Не хочу. Без него не хочу, без него незачем. Уже полгода я просто существую, без причины. Уже полгода как я остался совсем один. – Крис гнида редкая, представляешь? Или.. я тебе рассказывал? – я прикусываю нижнюю губу, пытаясь вспомнить, но в голове пустота, только его лицо, такое счастливое, живое, не перекошенное болью от копья внутри его тела, которые разрезает органы, словно ножницы бумагу. – Он… во многом виноват. Нужно было волноваться уже тогда, когда он с спелся с Евой. Но не мог же Адам из-за слов Евы просто взять и… нет, не мог. Но он сделал это, друг, он сделал. Он убил тебя, – я пробежал рукой по своей оголенной ноге, стараясь чем-то себя занять. – А Крис потом просто взял и… похитил меня? Да. Только защита его хваленая слабой вышла, я её за секунду разгромил, не знаю как. Может, просто адреналин в крови. На мне после себя он оставил свою клятую метку. Не знаю, избавляться от неё, или оставить. Это меня кое-чему научило, понимаешь? – Я замолчал, через несколько секунд осознав, что веду клятый монолог. И так всегда. Веду монолог для него. Всё, что я делал после его смерти было для него. Судебные разбирательства, где я отстаивал его честь, чтобы.. по его делу не стоял клятый «несчастный случай». Я жил этим. А теперь, после того, как этого не вышло, я просто… ничего не делаю. – Без тебя меня нет. Эта клятая любовь – мой крест, прошу, сними меня с распятия. А смысл тогда дышать, ходить или думать? Смысл чувствовать, если я никогда не почувствую его касаний, смысл слышать, если я никогда не услышу его смех? Зачем мне видеть, если я больше никогда его не увижу? Я сменил свою позу, встав на четвереньки. Да уж. Неприятные воспоминания замаячили где-то на периферии сознания. Крест теперь висел над грудью, наполовину в воде. Мне бы следовало его снять. Не хочу, чтобы подарок брата был на мне в этот момент. Только вот.. я ему пообещал. Я застыл на месте, не решаясь погружаться с головой в воду. Авель. Он помогал мне. Помогал с Верховным Судом, поддерживал после Криса и его унизительных махинаций, он был со мной до моего длительного сна, остался после, пусть был уже другим, более взрослым и осознанным, с кучей дел на плечах, но он остался моим братом. Он был рядом со мной столько, сколько ему позволяли собственные дела. Сука, я ведь наоборот усложняю ему жизнь. Он любит меня, я люблю его. Только вот… когда плохо мне, ему тоже плохо. А если с ним будет то же самое, что и со мной сейчас? Нет, бред. С ним всё будет нормально. Он куда рассудительнее, и у него есть для чего жить дальше, после моей кончины. У него есть жена, дети, внуки, правнуки, любимое занятие, благосклонность Адама и Евы, всё. И я принял решение. Вдохнул полной грудью и погрузился головой в воду. Первые тридцать секунд я не чувствовал ничего, только ужасный холод. И вот оно. Я выдохнул в воде, создав пузырьки углекислого газа, а вдохнуть было нечего. Буквально секунд пятнадцать, и я чувствую острую нехватку кислорода, но вскинуть головы не могу, не хочу. Хватило только одного факта, понимания того, что моя личность утеряна там, где был убит он. Смысла моего существования нет и не будет. Ева часто спрашивала меня: «А если твой Сайрон захочет к Релейтам пойти попытать свою невозможную живучесть, ты пойдешь с ним?», и всё в таком роде. Я бы непременно пошел. Сейчас я это понимаю. Я бы пошел куда угодно, лишь бы с ним вместе, сделал бы что угодно, только бы рядом был он, живой, счастливый, невредимый. Перед темнотой закрытых глаз начали рассекаться вспышки разных цветов, а сильное желание вдохнуть начало повелевать над телом, я чисто на инстинктах попытался покинуть воду, но тут же обрубил этот порыв. Хватит с меня. Без смысла жизнь – просто существование. А он стал моим смыслом. Всю свою сознательную жизнь я за что-то держался, чтобы не упасть в непроглядную тьму. Будь то Адам, ради которого я старался держаться планки, учиться чему-то, не обращая внимания ни на что до поры до времени, или же он, вносящий в мою жизнь новые понятия, чувства, краски, яркие воспоминания. Смысл в нём был моей личной симфонией, никем не оскверненной, совершенно невинной, но такой явственно сильной, что при прослушивании её тело пробивала дрожь. Потому что люблю. Люблю так сильно, до лёгкости в теле при улыбке, теплом взгляде, люблю до хрипоты в голосе, ощущения ломающихся костей и рвущейся наружу души, клятой истерики от понимания, что это конец, глядя в его светлые глаза, которые поглощала с каждой секундой ебанная смерть, не имея права вступить против, предложив ей всего себя вместо него, не додумавшись поступить по-другому. Люблю до громких завываний, качаясь на полу в закрытой комнате, в которую не проходит лунный свет, кричу, потом вою и снова срываюсь на громкий крик, просто потому что это не сон, а перед глазами стоит его боль и его мёртвое тело. Это не сон, я знаю это, прекрасно понимаю, но принимать факт его смерти отказываюсь, ведь это же просто невозможно, он был живой вчерашним вечером! Люблю до воспоминаний о каждом слове, взгляде, прикосновении, которые приносили почти что физическую боль, ощущение, словно там, где расположена душа, разрастается огромная черная дыра, которая уже никогда не сможет исчезнуть. Перед глазами стоит он, протягивает ко мне свои руки, и я так хочу за них ухватиться, ведь эти руки такие родные, теплые, это моё спасение, но они совершенно не осязаемые, я дотрагиваюсь до пустоты. Это неправильно, я готов кричать от досады, готов разбиться с высоты птичьего полета, раскрошить собственные органы вместе с костями, готов на любую из смертей, лишь бы только снова оказаться… Резкий толчок от дна ванны, меня буквально выкидывает непонятным порывом из-под воды, каким-то образом я вскакиваю на ватные ноги, но тут же падаю на пол, врезавшись ими о край ванны, теряя равновесие. Из лёгких выбивает воду, но вдохнуть по прежнему не получается, я не могу кашлять из-за отсутствия кислорода, но вдыхаю понемногу, откашливаюсь, и так по кругу, пока перед глазами не перестают плясать мошки. Голова такая чугунная, что думать очень трудно, оно понятно. Я хватаю ладонью почти что раскаленный крест, догадываясь, кто именно выпнул меня от моей верной смерти. Кажется, артефакт даже немного пульсирует. Я снова вспоминаю его, понимая, что, возможно, он меня за такие действия бы никогда не простил. Он бы не хотел, но… Боже, как же мне тяжко. В глазах удивительно сухо, вместе с этим за секунду на меня накатывает долгожданное безразличие. Для того, чтобы завтра всё повторилось вновь.

***

Я вздрогнул, тут же распахнув глаза. Ненавижу, когда мне снится пережитое прошлое. Я снова переживаю эти эмоции, мысли, действия, а когда просыпаюсь, то не душе становится пусто. Я фокусирую взгляд на стене, пытаясь найти грань между настоящим и прошлым, и очень горестно вздыхаю, когда понимаю: то, что было вчера никак не дурной сон. А мне ещё нужно контактировать с Кристианом, вот так да. Пролежал в постели я достаточно долго, обдумывая всё, начиная с зачистки. Я не спросил Авеля о планах Адама, хотя хотел. Этот вопрос просто вылетел из головы. Ничего из того, чего бы мне хотелось не было озвучено. Но стоит, конечно, сказать должное: если-бы всё шло, как по маслу, я бы чаще нервничал и паниковал. Потому что у меня не может быть всё «отлично», про «идеально» вообще молчу. Живой – уже нормально. Свои суицидальные заскоки я пока полностью не изжил, но понятие смысла бытия присутствует. В данный момент мой смысл… А в чём мой смысл? В чём сейчас мой смысл? Отель, Чарли, Зачистка, Адам, Авель, но… в ответ тишина. Помочь хочется, хочется добиться справедливости, это то, ради чего я здесь, но это же всего лишь цель, это не мой смысл. Больше нет. А есть ли у меня он, этот смысл? Мы живём от цели к цели, но ведь есть у людей что-то, что стоит выше всего, то, для чего они существуют, но почему теперь я не могу поставить туда, на верхушку, хоть что-то? Там пусто. Может, так всегда было? После смерти Сая у меня больше не было смысла. До прихода Сайрона в мою жизнь у меня тоже не было его. Наверное. Очень тихий, несмелый стук в дверь выбил меня из мыслей. Я благополучно принял сидячее положение, перед этим проговорив: – Открыто. Дверь немного приоткрылась, и в номер заглянул Даниэль. Я махнул ему рукой, чтобы он окончательно зашел, что он и сделал, прикрыв за собой двери. – Ты научился стучать? – усмехнулся я, пытаясь разбавить обстановку, которая уже начала принимать неловкие обороты, стоило Дэлю прикрыть двери. – Я… да, – кивнул он, сложив губы в нить. – Прости, что потревожил, но… как твоё плечо? – Даниэль сжимал рукав кофты пальцами, что дало мне понять – он нервничает. Это сложно, делать первые шаги к примирению, особенно когда ты не агрессор в ссоре. Не он же наговорил всякого. – Нормально. Конечно, ещё кровит на любое движение, но уже лучше, – ответил я. Повисло молчание. Дэль переминался с ноги на ногу, сжимал кофту пальцами, да весь его вид кричал о дискомфорте. Я же, сам того не контролируя, сложил ногу на ногу, откинувшись телом на спинку кровати. Да уж. Тут же я попытался перенять более открытую позу, ведь, кажется, то, как я сидел сейчас скорее показывало моё безразличие (которого, кстати, не было). Внутренняя чуйка подсказывала, что нужно наконец-то заговорить. – Дэль, на счёт нашего… – чего? Спора? Конфликта? Ссоры? – Последнего разговора, – Даниэль очень пронзительно уставился мне в глаза, говорить стало труднее. – Я… – но! Каин, Боже, прекрати расклеиваться перед важными тебе людьми! Веду себя так, словно живу лет 19. – Я виноват. Мне не нужно было говорить тебе всё это, ты же волновался за меня. Мне очень жаль, Дэль. Просто… – я ненадолго замолчал. – Мне жаль. – Я знаю, Ин. Знаю, – слабо улыбнувшись, кивнул мне Даниэль. – Знаю, что бывает обидно до такой степени, что хочется на ком-то сорваться. Я ведь понятия не имею, что с тобой происходит и какие у тебя мысли, – он заглянул мне прямо в глаза, словно пытался в них что-то увидеть. – Но, знаешь, это твоё решение, молчать или же озвучивать. Везде есть плюсы и минусы. Но я обещал за тобой присматривать. Даниэль замолчал, после чего посмотрел на мою ладонь, словно уже знал, что там шрам. – И, если честно, я правда к тебе привязался. Несмотря на то, что ты… в общем, я не рисковал бы чем-то дорогим ради человека, которым не дорожу, – Дэлю не нужно было говорить, что именно он подразумевал под «дорогим». В голову сразу пришел ответ: крылья. И, словно услышав мои мысли, Даниэль продолжил чуть тише. – Я больше не смогу летать. Мои брови поползли вверх, и, даже если я догадывался, услышать это был не готов. Из-за меня. Опять, да? Пора бы уже… – Ты только не подумай, что я пытаюсь внедрить тебе чувство вины, хорошо? – завидев моё выражение лица поспешил проговорить Даниэль. – Это не твоя вина, а мой осмысленный шаг. Это не твоя вина. – И я не хочу какой-то жалости к себе, или чего-то такого. Просто пытаюсь тебе объяснить свою позицию на счёт этого. Я делаю большую часть не из-за того, что мне это поручили. Многое не входит в мои «обязанности», – проговорил Даниэль, в мгновенье повзрослев в моих глазах лет так на 100. – Из-за чего… серьёзная рана? – тихо спросил я, стараясь отогнать от себя глупые мысли, которые всё лезли и лезли в голову. – Мне полностью раздробило локтевую кость. Я не смогу летать даже после её восстановления, ведь это была ангельская сталь. Крылья к ней очень чувствительны. Кость стала очень хрупкой. Так что… что есть то есть, – Он пожал плечами, облокотившись о стену спиной. Мне нужно было что-то сказать, но не то, как мне жаль, не просить прощения или ещё что-то в таком духе, но тогда мне сказать было нечего. Почти. – Ангелы и без крыльев живут нормально, по себе знаю. – Угу, это точно. Не смотри на меня так, ладно? Мне не жаль, – Даниэль потупил взгляд в пол. – Но я же… – Ты смотришь на меня так, словно я маленький инвалид сирота, родителей которого убили на его глазах. Не смотри так на меня, – он взглянул на меня так моляще, что мне стало немного больно. – Пожалуйста, – добавил Даниэль севшим голосом. – Я ведь ещё способен на многое… – Способен, конечно. На крыльях всё не заканчивается, – я постарался улыбнуться, но не ему, не мне легче от этого не стало. Даниэль молчал, разглядывая свой ботинок, немного покачивался с места на место. Он начал краснеть, причём так резко, что я немного напрягся, а дыхание стало тяжёлым и резким. Здесь всё было понятно. Его глаза заблестели, ни секунды не медля, Дэль тихо извинился и выскочил из моего номера. Я мог слышать, как он быстрым шагом куда-то уходит, шмыгая носом. Как же ему больно. «Мне не жаль». Возможно, тебе не жаль, но тебе больно. Больно, от понимания, что его жизнь прежней не станет. Рядом больше нет дома, нет семьи. У него есть крылья, но воспользоваться ими должным образом Даниэль не может. Он на привязи у человека и обстоятельств. И он совершенно один. Я не могу дать ему всю поддержку и заботу, ощущение опоры. Он не может отсюда сбежать. Помочь ему я не рискну. Если Авель поймёт, что Даниэль проболтался… Я стараюсь верить, правда, что мой брат не способен на всё это, но понимание, кто наши родители… понимание, кто его отец. Я не рискну, нет. И от этого тошно. Столько всего валится. Кристиан в первую очередь меня напрягает. Меня напрягает всё, что вокруг творится настолько сильно, что хочется биться головой об стену. Чарли и Вэгги пропадают, они заняты. У каждого свои дела. Энтони тускнеет. Хаск в последнее время на взводе. Аластор со своей личностью, которую мне бы хотелось узнать получше. Кристиан и моя глупость. Даниэль и его боль. И я чувствую вину. Она меня душит, мне хочется со всем разобраться, с каждым поговорить, помочь, но я сам от всех отдаляюсь. С каждым шагом, чем дальше от них я, тем сложнее мне с кем-то общаться. Я не знаю, что мне отвечать Чарли. Не знаю, как говорить с Аластором, как помочь Даниэлю и Энтони, когда им моя помощь не нужна. Не знаю, что происходит с Хаском, что мне делать с Кристианом. И совершенно не понимаю, что происходит внутри меня.

***

– Ты ведь знал, да? – глухо спрашиваю я. Нет, злости больше нет. Как и возмущения, а только чувство вины. По отношению к демону, который оказался не в том месте и не в то время. Кристиан молча кивает, поправляет пробирки на столе, записывает что-то. – А как по другому? Если бы я тебе сказал, какой эффект будет на деле, ты бы ни за что не сделал то, о чём я просил, – он пожимает плечами. – Почему ты сам не подмешал зелье? – Это большие риски. Ты извини, но тебе здесь терять нечего. Я свое место набивал очень долго. Если кто-то прознает об этом, меня начнут остерегаться и ждать, что я воткну им нож в спину. Что же, они будут правы, – Кристиан натянуто улыбнулся, и аккуратно, почти благоговейно, поднял флакончик с алой жидкостью к своим глазам. Мне стало совершенно неуютно. До этого момента, конечно, не скажу, что мне было комфортно, но сейчас это чувство умножилось на 10. – Жуткие у вас планы, мистер, – пробубнил себе под нос я, немного сменив положение на диване. – Mano, – вдруг сказал Кристиан. – Что? – Mano, – повторил он, выжидающе глядя на меня. Я посмотрел на его руки. – Что? – опять переспросил я, немного сменив тон. Теперь мой взгляд переместился на свои. – Что значит «mano»? – Кристиан вздернул бровь. – Рука? – скорее спросил, чем ответил я. Кристиан согласно угукнул. – Pierna, – опять сказал он. Я так и застыл, пребывая в мыслительном процессе. С чего это он вдруг? И да, не помню, как переводится ранее озвученное слово. Я уже почти всё позабыл. Единственный язык, помимо английского, который я всё ещё знаю – французский, и то некоторые слова позабыл. – Не знаю. – А ты подумай. – Да не хочу я думать, Крис! – возмутился я. – Какого дьявола я вообще здесь, если ты мне ничего ещё не поручил?! Кристиан довольно улыбнулся, после чего кинул в меня закрытую колбу с непонятным содержимым, предварительно вытянув её из ящика. Благо, реакция у меня есть, поэтому летящий в меня объект я поймал. Смерив Кристиана недовольным взглядом я рассмотрел колбу. На её дне сгустками осела непонятная грязно-оранжевая субстанция. Сама жидкость в ней была почти прозрачная, если хорошо присмотреться, можно заметить отливы того же цвета, каким обладали сгустки. – Ну и что это? – поинтересовался я, на всякий случай отодвинув колбу немного подальше от лица. Правда, она и не задержалась на месте, тут же в секунду перелетев обратно к Кристиану. У неё буквально выросли маленькие стеклянные крылышки, благодаря которым она добралась обратно. Иногда магия меня поражает. – Кровь, – буднично ответил Кристиан. Если честно, меня это не удивило. – Чья? – Моего делового партнёра и моя, – он с интересом взглянул на меня, видимо, ожидая какую-то реакцию или следующие вопросы. – Твоя настоящая кровь? – вырвалось быстрее, чем я успел выстроить предложение в более ясное. – «Настоящая» это как? – Кристиан вздернул бровь. – Ангельская, – пояснил я. – Ну типа. – Почему такой цвет? Кровь не может смешиваться до однородной массы. – Ты в этом так уверен? – он хитро улыбнулся, потом его улыбка плавно перетекла в оскал. – Проверять не собираюсь, – поспешил сказать я. – Ты вообще как узнал, что я здесь? И как попал в Ад? – резко сменил тему я. Ну а что? Выхода нет, сбежать от него я не могу, помирать так нелепо не хочется, теперь, выходит, я вынужден с ним контактировать до ближайшего загорания лампочки в своей голове. – Допустим, в Ад я попал после смерти Сайрона. Ну, плюс минус через полгода. – После того, как ты меня изнаси… – Я тебя не насиловал, – перебил меня Кристиан, не дав договорить. Болит у него, значит. Ну-ну. У кого ещё болеть должно? – Да ты что? Тогда что это было? – насмешливо поинтересовался я, внутренне борясь с самим собой. Одна часть хотела добить, увидев, что эта тема ему неприятна, хотелось ужалить его побольнее, чтобы понял – знал, что я не буду удобным, не буду славным человеком, который из-за сделки забудет всё, что происходило до, потеряет себя. Вторая часть сетовала и просила успокоиться, быть более разумным, втереться в доверие, чтобы понять больше, узнать возможные зацепки, хоть что-то. – Ну? Чего же ты молчишь? – мои губы растянулись в презрительной ухмылке, которую я не мог контролировать. – Разве это был не ты, м? Он выглядел очень напряжённым, кончики его пальцев подрагивали, а глаза ярко светились то ли от злости, то ли от непонятной мне обиды. – Ты сбежал от ответственности, да? – спросил я. Мой голос эхом отбился от стен, почему-то звучал очень громко, хоть тон я не повышал. – Сделал то, что хотел, и отчалил туда, где точно не достанут, правильно? Вот только как? – Замолчи, – тихо прошипел в ответ Кристиан. – Я чего-то не понимаю? Может, где-то ошибаюсь? – стоял на своём я. – Ты не понимаешь, что мной управляло, – заскрипел зубами он, сжав кулаки. – О, ну да, – ухмыльнулся я. Внутри меня сгущалось отвращение, это была гадкая масса вперемешку с желчью. Я бы мог многое ему сказать. – Твоя инфантильность, Кристиан. – Ты ошибаешься. Мы встретились глазами, продолжая спор без слов. Его глаза пылали настоящим пламенем, в них плескалась агрессия и действительно инфантильная обида, не на меня, а на всё окружение. В его глазах я увидел многое. Даже его боль. Знаете, бывает смотришь в глаза человека, а там всё как на ладони. Это про Кристиана. Он отвёл взгляд первым и почти сразу принялся копошиться в своих записях. Я отступил, понимая, что ничего сейчас не добьюсь. Мои чувства внутри пугали. Эта странная смесь чувств, на верхушке которой плескалась вина. Я был виновен за смерть незнакомца. Да, я не мог видеть будущее, но, сука, я же знаю кто такой Кристиан. В кармане моих штанов зазвонил телефон. Я быстро достал его, под внимательным взглядом Кристиана. Чарли. В моей груди растеклась малая радость. Незамедлительно вызов был принят. – Да? – немного осипшим голосом проговорил я. – Ин! Привет, ты где? По коже пробежались мурашки. Я словно не слышал её голоса лет сто. Он был таким живым, радостным, что я непроизвольно расплылся в улыбке. – Я со своим знакомым, – ответил я, машинально начав сверлить взглядом Кристиана. – Гуляю. – То-то я думаю, куда ты запропастился, – судя по голосу, Чарли улыбнулась. – Никто ответа ясного дать не может. Когда вернёшься? Не терпится увидеть тебя, – поделилась она. – Да… не знаю, – сказал я, снова играя с Кристианом в гляделки. Подождите ка… – Одну секунду… вы вернулись?! – Ну да! – послышался незамедлительный ответ. – Ещё где-то час назад. Получилось раньше, чем ожидалось. Я хотела сделать маленький сюрприз, но поняла, что не могу слишком долго ждать! Соскучилась. – Ох… я постараюсь вернуться как можно раньше, – проговорил в трубку я. – Просто у меня есть некоторые дела. – Ин, я понимаю. Тогда не буду тебя отвлекать, увидимся! Почти сразу Чарли сбросила вызов. Какое-то время я глядел на экран телефона, не в силах спрятать свою улыбку. – Так что по глазам? – послышался приглушённый голос Кристиана. Улыбки как и не было. Я громко выдохнул и всунул телефон обратно в карман. – Не знаю, – ответ вышел типичным, и судя по лицу Кристиана, он его не устроил. Ну, а что он хотел? – Прямо таки не знаешь? – Не знаю, – твёрдо повторил я. Да и не врал совсем. Мне эта тема с глазами кажется совсем неважной, ведь по сравнению со всем остальным это просто пылинка среди горы мусора. Не болит – отлично, тогда нет проблем. Обидно конечно немного, ибо своими глазами я умел привлечь к себе внимание. Нет, гетерохромия ещё осталось, но нет больше зелёного цвета. Мои глаза выглядели очень красиво. Сейчас тоже, в принципе, неплохо, но всё же… – Ангельская депрессия? – поинтересовался Кристиан. – Старость, – проговорил я. На пенсию уже пора, видимо. Вот если бы не бессмертие, то вот, как раз на пенсию уже бы выходил, плюс минус 300 лет подождать. – Есть ряд заболеваний, из-за которых у тебя может быть потеря или смена цвета глаз, – сказал Кристиан. Я с интересом на него уставился. Единственное заболевание, которое я знаю, и которое хоть как-то может оказать влияние на глаза (и то в моём случае, ведь это моя особенность) – это АД. В целом, я не особо продвинут в медицине, главные и самые частые болезни, конечно знаю, точно также, как и смертоносные, а дальше уже пустая голова. – Ну, это вполне может быть болезнь Харбинжа, – продолжил он, задумчиво вглядываясь в зеркало моей души. – Поясни. Болезнь-предвестник? – Из названия я думаю понятно. В начале у тебя пропадает цвет глаз. Не в плане полностью, а какая-то часть, может быть половина радужки, и может и одна треть. Через некоторое время, если ты не особо волнуешься за свои глаза, и не обращаешься к врачу, у тебя начинается бессонница, снотворное помогает, но ненадолго, всего на час-два, дальше ты не можешь есть. У тебя может быть желание, но есть ты не сможешь, всё, мягко говоря, выйдет наружу. Через какое-то время у тебя начнут тяжелеть ноги, неметь руки. Ты будешь чувствовать, как кипят твои органы, несмотря на то, что у тебя нормальная температура. А дальше… в один момент ты просто не сможешь дышать. Вот и всё. – Кристиан пожал плечами, словно это не страшно. – Очень познавательно, – проговорил я, стараясь не показывать, какой эффект его слова на меня произвели. – Это очень редкое заболевание, из всех ангелов им может заболеть только 2%. Но, несмотря на это, против болезни Харбинжа есть лекарство, – он оглядел меня с ног до головы, после чего опять что-то в меня кинул. Я быстро поймал летящий в меня предмет. Им оказалась завернутая в ткань колба. – Носи её с собой, если проявятся симптомы выпей. Просто так не пей, оно может отравить твой организм. – И так и так отравит, мне кажется. Каким это чудом оно у тебя есть? – не желая показывать своего удивления, поинтересовался я. – Ты не хочешь знать, – покачал головой Кристиан. Я некоторое время прожигал взглядом колбу, явно не понимая, что я вообще здесь забыл и почему согласился на эту участь. Так как эти мысли посещали меня почти постоянно, они были отправлены хорошим пинком далеко, в дальний угол моей мыслительной деятельности под названием «позже». – Я хочу свернуть тебе шею, – поделился я, точно не преувеличивая, а скорее преуменьшая в своих желаниях. – Как жаль, а мне хочется тебя затискать, – в ответ проговорил Кристиан. От его слов я почувствовал, что деградирую. Именно в этот момент до меня дошла странная постановка наших диалогов. Поссорились, перескочили с ссоры, что-то обговорили, снова поссорились, опять перескочили. – У тебя вон какой прогресс, уже не кидаешься на меня, хотя, я думал, так и будет, потому что вчера… ну, вчера, – видимо, Кристиан захотел объяснить, почему он хочет меня «затискать», волшебно. – Ты даже не представляешь, насколько сильно я сейчас хочу тебя ударить, да посильнее, – приторно-сладко прошептал я, скорее скалясь, чем улыбаясь. – Вот только рука болеть будет снова. Кристиан в ответ закатил глаза, а потом усмехнулся, оперевшись руками об свой рабочий стол. – Я тебе уже говорил, что ты не меняешься? – хмыкнул он. Теперь настала моя очередь закатывать глаза. – А у тебя склероз уже? – недовольно спросил я. – А у тебя пассивная агрессия постоянно над тобой frente? – парировал он. Я промолчал, хотя очень хотелось сделать обратное. – Ладно, вставай давай, отправлю тебя обратно, – выдохнул Кристиан. А? Да ну, так быстро? Я то не против, но когда он говорил мне о том, что я буду помогать ему и т.д, было представление, что я тут засяду навечно. Ну и отлично! Чарли же приехала. – Так быстро? – озвучил я свои мысли. – Ты только отвлекаешь, – махнул рукой Кристиан, хотя по нему было видно, что у него на уме что-то совсем другое. Я встал, попытался всунуть колбу в карман, чего у меня явно не вышло, поэтому оставил её в руках. И так сойдёт. Интересно, почему я вдруг стал так спокоен? Даже перехотелось проломить кое кому череп.

***

Как только я оказался на знакомом участке, сразу же бросился на порог отеля, параллельно разбираясь с этой несчастной колбой (по итогу у меня получилось кое как запихнуть её в карман, прикрыв кофтой бедра). Быстро распахнул двери и особо не глядя вперёд закончил внутрь, из-за этого чуть не врезавшись в Аластора. – Прости, – быстро проговорил я, проходясь взглядом по холлу. Ни Чарли, ни Вэгги здесь не было. – А… где? Они что, уже ушли? – растерянно произнёс я, краем уха замечая как чья-то дверь хлопнула. – Нет, ангел, – ответил Ал, разглядывая меня анализирующим взглядом. – Они в кабинете принцессы. – Понял, спасибо, – кивнул я, тут же отвлекаясь от Аластора из-за звука быстрого перебирания ног по лестнице. Стоило мне только поднять глаза, как сердце счастливо замерло. – Ин! – помахала мне рукой Чарли, быстро спускаясь с лестницы. – О, Сатана! Я сделал несколько шагов ей навстречу, и через пару секунд был заключен в сильные объятия. Наконец-то мне снова удалось вдохнуть её запах. С моего тела ушло всё напряжение, я прикрыл глаза, обнимая Чарли в ответ. Объятия были теплые и мягкие. Её светлые волосы щекотали мои щеки, к которым уже успел припасть жар. Если бы у меня спросили, что для меня значит комфорт – я бы однозначно назвал имя Чарли. – Мне так жаль, Ин, – прошептала она мне, сжимая меня сильнее. Этого слышать я был не готов. Ну почему тебе всегда… – Почему? – глухо спросил я, утыкаясь носом ей в плечо. Как же я за ней скучал. – Ты… Ин… ты же всё понимаешь, – покачала Чарли головой. – Я тебя бросила. Мы уехали, когда ты находился без сознания, а ты ведь… наверное, проснулся таким потерянным, а меня рядом не было, – тихо ответила Чарли, отстраняясь от меня, чтобы заглянуть мне в глаза. – Но друзья же… так не поступают, – она постаралась улыбнуться, но чёрт, как же больно мне стало от этого вида. Чарли улыбается, а её глаза блестят, точно выдавая, что у неё на душе. – Нет, Чарли, я тебя не виню, и не обижаюсь, – постарался успокоить её я. – У меня даже мыслей таких не было. Я понимаю, тебе сейчас непросто, нам всем сейчас нелегко. У тебя были дела, скорее всего, невероятно важные, – я заправил выпадающую прядь светлых волос Чарли за ухо. – Ты меня не бросала, ты просто отлучилась, это разные вещи. Чарли благодарно улыбнулась, снова заключив меня в объятия. Ей нужно было это услышать. Мы постояли так пару минут, после чего окончательно отстранились друг от друга. – Так… чем вы занимались? – поинтересовался я, когда мы сели на диван, на секунду сквосив взгляд на «беспалевного» Аластора (он всё время находился рядом, наблюдал за нашей сценой нежности, а потом прошел с нами дальше к креслам и дивану). – Ох, ну… ездили, запрашивали различное оружие… пытались завербовать демонов, которым небезразличны действия истребителей, но, как понимаешь, таких немного, – выдохнула Чарли, откинувшись на спинку дивана. – И в отель наш никто не хочет заселяться… а кто вообще захочет попасть в Рай, когда истребители убивают наших людей? Они просто не знают, что ангелы и не догадываются, что происходит вокруг… – Принцесса, после того, как произошло нападение на отель Хазбин любители экстрима часто начали к нам заглядывать, – прервал душевное излияние Чарли Аластор. – Что? – Чего? – Спросили мы с Чарли одновременно. Он решил прикольнуться над Чарли? Ну уж нет. – Не смей, мы оба прекрасно знаем что это не так, – сказал я, глядя на ничуть не впечатлённого моими словами Аластора. – Оба? Кажется, один лишь ты в этом убеждён, – оскалился в ответ Ал. – Так как принцесса разъезжала по различным уголкам нашего Ада, а ты, мой дорогой ангел, днями напролет пропадал, а до этого находился в состоянии своеобразного анабиоза, вы никак не могли знать полностью что происходило в Хазбин отеле. К нам часто заглядывали людишки, желающие погостить в нём и распробовать все его функции. О, также они очень хотели познакомиться в вами двумя, но так как… – Стой-стой, Ал… погоди, – ошарашенно скорее пролетала, нежели сказала Чарли. – А где они сейчас?... Я же впал в состояние такого ступора, что не мог сказать и слова, поэтому просто широко раскрыв глаза пялился на Аластора. Извините, что?... Чего?! Это вообще как? В смысле… что? – Я предпочёл не заселять их в наш отель, – спокойно ответил Аластор. – Так как ты, принцесса, уже приехала, вместе со своей дамой сердца, я оставляю эти дела для вас. Различные демоны, эти маленькие несчастные души, приходят каждый день, не нужно расстраиваться, дорогая, – утешительно проговорил Аластор, заметив перемену в лице Чарли, и в два шага оказался около неё. – Как я вижу, отель скоро заполнится множеством голосов! Пара секунд и… Чарли расплылась в невероятно счастливой улыбке, поддалась вперёд и обняла Аластора. У Ала прямо на лице всё было написано. Он знатно так удивился, совсем бедный опешил, и стоял так столбом, глядя широко раскрытыми красными глазами на Чарли. Это было мило. Очень. В груди разлилось тепло, но я, дабы не запустить ситуацию, на всякий случай сделал вид, что разглядываю потолок, стараясь подавить скользящие вверх уголки губ. – О, Сатана… я даже не ожидала, что всё так хорошо здесь! – счастливо воскликнула Чарли. – Это же просто восхитительно! Когда я устремил свой взгляд обратно, Чарли уже чуть ли не прыгала сидя, а Ал заприватил кресло, с таким лицом, словно ничего и не было пару секунд назад. – Это точно, – подал немного осипший голос я. Пару секунд Чарли чуть ли не пищала от радости, и, видимо, хотела было встать и побежать осчастливить Вэгги, но в секунду в её лице случилась сильная перемена. Теперь она выглядела… встревоженной? О, Сатана, лишь бы это было связано с возможными жителями отеля, а не… – Ин? Ты… что за дела у тебя? – тихо спросила Чарли, и я даже из-за этой перемены в голосе не сразу услышал её вопрос. Ну вот, опять. И что мне говорить? До абсурда смешно, что врать теперь стало намного проще. – Познакомился недавно с одним человеком, – очень аккуратно начал я. – И мы часто проводим время вместе. Он мне… нра… – язык не поворачивается, Боже Правый, сказать эту ересь. – интересен. – А… как давно? – также аккуратно спросила Чарли. Аластор же, как обычно, оставался немым зрителем, который подключится тогда, когда посчитает нужным. – Эм… – фатальная ошибка. – Когда… очнулся? – больше спросил, чем сказал я. Что-то закапывать себя начинаю. – Это как? Ты что, когда очнулся на улицу ушел? Ин, ты в своём уме? – всё ещё как-то тихо, но достаточно встревожено начала закидывать вопросами Чарли. – Да я только три дня назад очнулся… Нет, врать проще не стало, беру свои слова назад. Я буквально сейчас рою себе могилу. К чему я вообще сказал о том, когда очнулся? Чарли же в курсе. – Я знаю, ты очнулся три дня назад, пошёл на улицу, познакомился с каким-то демоном, и все эти три дня… подожди… я не совсем понимаю… Ну, это она ещё не видела стоящего меня около отеля босого и немного потерянного. Как же это хорошо, я бы там на месте вскрылся. Зато таким меня видел Ал, и очень разумным решением было просто подколоть меня. – Ангелок вчера познакомился с одним джентльменом, – будто-бы услышав мои мысли, выручил меня Аластор. Погодите… он меня… выручил? К чему такая щедрость? Я потрясённо взглянул на него, но постарался быстро свести с лица любой намёк на удивление, ведь Чарли перевела недоверчивый взгляд с Аластора на меня. – Кто-то из вас двоих врёт, да? – сощурившись, поинтересовалась она, но, несмотря на ситуацию, она улыбалась. Ну, почти угадала. Сразу двое. – Он просто стесняется, – хмыкнул Аластор. – Вы вчера вдвоём куда-то выбирались? – теперь, кажется, Чарли расслабилась. – Да, ангел составлял мне компанию. – Мы с Алом ходили по его делам, – сказали мы с Аластором одновременно. Чарли обвела нас по очереди заинтересованным взглядом, а после встала с дивана и быстро пошла к лестнице. – Ладно, ребятки, я скоро вернусь, хочу обрадовать Вэгги! – поговорила Чарли, поднимаясь по лестнице. Снова топот ног, и звуки дверей. Я взглянул на Аластора, неловко улыбаясь Ну и что мне ему сказать? «Спасибо, что помог мне солгать Чарли»? Нет, стоп, я слишком драматизирую. – Выручил, спасибо, – сказал я, и для подтверждения своей благодарности кивнул. – Отблагодаришь действиями, – хмыкнул в ответ Ал. Ага. Ну конечно. Теперь всё ясно. – Ясно, сэр, я всё понял, конечно, – закивал я. – Что же мне исполнить? – Пока совершенно ничего, мистер, – подыграл мне Аластор. Это заставило меня улыбнуться. Просто… как по мне, Ал не тот человек, который… не важно. – Какой вы великодушный человек, – медленно проговорил я. Встав с дивана я отвесил ему низкий поклон. – Ну что вы… – начал было Аластор, как вдруг из моего кармана из-за моего поклона что-то выпало. Ну, как «что-то»… колба. Я о ней уже забыл, ибо привык к дискомфорту, который она создавала мне пока я сидел, упираясь мне прямо в тазовую косточку. Я быстро подобрал колбу, не решаясь поднять взгляд на Ала, хотя ему должно быть всё равно. Ну и что мне с ней делать? Снова в карман пытаться запихать? Да. Так и сделал, как бы. Аластор просто сидел, закинув ногу на ногу, и делал вид, словно ничего не увидел. Ну что за прекрасный мужчина? Понимает же, в отличии от… так, нет, сейчас желчь польется. На входе в отель открылась и закрылась дверь. Я перевёл взгляд на вошедшего. Даниэль. – Привет, – замешкавшись на входе, сказал он. – Привет, – в тон ему ответил я. – То, что случилось утром, – начал Дэль, покосившись на Аластора. – В общем, забудь, ладно? – А мы разве виделись утром? – усмехнулся я, дав Даниэлю понять, что да, я сделаю вид, словно ничего не было. Дэль расплылся в благодарной улыбке, после чего сделал несколько шагов ко мне. – Я… могу тебя обнять? Ой. Я застыл, обдумывая его предложение. С мужчинами обниматься сложнее морально. Авель исключение. Мне тяжело. Мы вроде с Даниэлем уже обнимались, если мне память не изменяет, но… блин, сложно в общем. В общем, стоило только на лице Даниэля отобразиться грустное понимание, как я сам прильнул к нему, надёжно фиксируя свои руки у него на лопатках. Когда его ладонь умостилась на моей спине, а второй он зарылся в мои волосы на затылке, в моем теле появилось напряжение. Правда, оно быстро спало, стоило мне уткнуться носом Даниэлю в шею. Я ощущал, как бьётся его сердце. Каким-то боком моя сентиментальность решила проявиться именно сейчас. Всё из-за биения его сердца. Сколько же боли Дэль пережил? Насколько ему больно прямо сейчас? Все эти вопросы, факторы, которые я уже знаю, его семья, крылья, надежды, сильное желание оказаться у себя дома, всё это… – Как мило, – саркастически произнес Аластор, я даже вздрогнул. Постоянно. Забываю. Что. Он. Здесь. Есть. – Тебе просто обнимашек таких не хватает, вот и язвишь, – проговорил Даниэль. – Дэль, отстань от Ала. – Он первый начал! – Даниэль отстранился от меня, возмущённо оглядывая нас двоих. Я отступил на несколько шагов назад, потому что уже слишком громко. – Друг мой, я всего лишь констатировал факт, – пожал плечами Аластор, после чего подпёр подбородок рукой. Ля, какой деловой тут сидит, нога на ногу, подбородок подпёр, прямо бери и в журнал «супер-харизматичные демоны года» выкладывай. Если-бы такое журналы были, Аластор бы непременно занял первое место. – Но каким тоном ты это сделал! – Дэль, – выдохнул я. – Нам бы сейчас к тону придираться. Мимо моих ног проскочил тень Аластора, направляясь к Даниэлю. – «Ну всё», – подумал я, будто бы в замедленной съёмке наблюдая, как Даниэль громко, истерически вскрикивает, подпрыгивая на месте, а потом опять то же самое. Ну, тень Аластора что-то делал с тенью Даниэля. И, видимо, Дэль прямо на себе всё это ощущал. Я закрыл уши, ведь крик очень больно бил мне по перепонкам, но ситуацию это не улучшило. Я зажмурил глаза и постарался сфокусироваться на дыхании. Вот так вот, сразу двоих в нокаут почти отправил. За секунду всё стихло, осталось только судорожное дыхание перепуганного Даниэля. – Ты… ты что?! – прикрикнул Даниэль, когда более менее привел в порядок дыхание. – Ничего страшного я не сделал, дружок, – посмеиваясь, ответил Ал. – Мои уши… Вот и поговорили, как говорится. На секунду в голове промелькнула очень интересующая меня мысль, но я не успел за неё ухватиться. Зачистка… Энтони, Хаск, Вэгги, Аластор, Даниэль, Чарли, Пентиус. Дальше… Адам, Авель, Люцифер, Лют, Вэгги, Энтони, Хаск, Чарли, Аластор, Даниэль и… всё. А где сэр Пентиус?... После дня зачистки я его не видел. Я рвано вдохнул, догадываясь, почему я его не видел. На меня уставились сразу две пары глаз. Дэль сделал пару шагов ко мне, но я взмахом руки остановил его. – Пожалуйста, – тихо, почти что на грани слышимости человеческого слуха сказал я, не обращая внимание на нарастающие помехи со стороны кресла. – Скажи мне, – я взглянул Даниэлю прямо в глаза. – Ты видел змейку? После реакции Даниэля ответа не требовалось. Я слепо сделал несколько шагов назад, врезаясь в грудь Аластора, который, видимо, решил уйти, и остановился прямо так. Я не особо задумывался над тем, что мне нужно по-хорошему отстраниться как можно быстрее. Змейка. Змейка, он… а я всё это время даже не подозревал? Я даже не заметил его отсутствие. Я… твою мать. Я, сука, даже не заметил! – Я думал, ты знаешь, – немного дрогнувшим голосом ответил Даниэль. Он говорил что-то ещё. Я не слышал. Не заметил. Не заметил. Не заметил. Я не заметил. Человек умер, а я даже не обратил внимание на его отсутствие. Потому что был занят своими проблемами. И так было всегда. Так будет всегда. Он мертв. А я не заметил. Как можно не заметить отсутствие человека? Как можно… Блядь. Как можно убить человека? Как можно убить дважды? Как можно не заметить смерть человека? Как можно не заметить, что кому-то плохо? Как можно продолжать жалеть себя? Как можно вообще… – Что здесь у вас? Как, просто, блядь, как?! Руки на моих плечах. Чужой запах. Я никогда так долго не был близко к… Я сделал несколько шагов в сторону от Аластора. Я не понимаю. Не понимаю. Что… почему так? – Узнал…завис…я… Обрывки. До меня не доходит смысл, а передо мной ничего нет, темнота. Прийди в себя. Сейчас. Ты должен. Иначе… Касание, кто-то трогает моё запястье. Кожу опаляет жаром, настолько сильным, словно меня кто-то обжог. Я отдергиваю руку с несвойственной мне силой, картина перед глазами проясняется, а после того, как я увидел, кто меня тронул, и мой рассудок. Чарли. Она в таком замешательстве. Смотрит прямо в глаза. В этот момент что-то прояснилось и для неё. – Ин… – Прости. Сзади меня кто-то хватает, мне хочется трепыхаться. Нет, я не готов, я не хочу, нет! Не нужно меня трогать! Пожалуйста, прекратите меня трогать! Оставьте меня в покое! Я прошу, оставьте! А на деле просто стою безвольной куклой, молчу, и смотрю не на Чарли, нет, сквозь неё. И запоздало осознанию, что по моим щекам снова текут слёзы. Мне хочется сказать, что всё нормально, что я хочу, чтобы меня оставили, уйти к себе, закрыться в ванной и… Горло сдавил спазм, сказать ничего не могу, а тело не хочет слушаться. Он… мертв. Змейка. Стеснительный демон, который так хотел казаться грозным, но наоборот умилял. Человек, который был добр. Его нет. – Ин, пожалуйста, послушай… многие умерли, он сделал всё, чтобы защитить ту, кого любил, – пробился сквозь громкие мысли голос Чарли. – Он умер, но… с чего ты взял, что он не переродился? Его убили не клинком, солнце, – она взяла меня за руку. – Он живой, и, если не пришел обратно, кто знает, может… идея с искуплением действительно работает? – её голос был нежный, словно мелодия арфы. Диван. Колени Чарли. Она положила мою голову себе на ноги, и гладила волосы. Боль, сдавливающая мою грудную клетку, начала отступать. И всё это сопровождалось её голосом. – Всё будет хорошо. Он умер героем. Он сделал то, чего хотел, и его поступок был героический. Безрассудный, но героический, – шептала Чарли, переплетая мои волосы. Я подумал, что среди нас двоих ангелом выбрали не того. Совсем не того. – Всё будет отлично, мой хороший, – продолжала она. И я начал ощущать, как мои глаза слипаются. – Мы со всем справимся. Ты со всем справишься, чего бы у тебя не происходило сейчас. Ты сильный мальчик. – Я люблю тебя, – промямлил я перед тем, как провалиться в сон. Уже находясь наполовину во сне, я ощутил, как колба каким-то образом выскочила из моего кармана, и услышал громкое падение на пол. Но это не смогло вывести меня из сна. Давно я так быстро не засыпал.

***