Последняя зима

Пиксельный мир в моих неясных глазах. Пиксельный дым в моих потухших руках. Не слышу радости — от нее до истошности лишь один шаг.

ReyYasuda feat. LOLIWZ — Пиксельный мир

      Сидеть нужно тихо, не высовываясь, но от скуки я готова на стену лезть, потому что это чертовски тяжело. Мне остаётся лишь кутаться в серую толстовку и натягивать рукава, укутывая в них подрагивающие от холода пальцы.       Здесь достаточно тепло и спокойно, но ладони всё равно замёрзли. Я с позднего вечера сидела в удобном кожаном кресле, почти не двигаясь, и наблюдала за тусклыми мониторами камер, освещающими лишь небольшой кусочек стола. Не удивлюсь, если потом у меня будет болеть не только голова, но и всë тело, потому что позу я выбрала не самую удачную. На внутренней стороне пластмассового стакана засохла пена от кофе, про который я успела забыть.       Всё спокойно и тихо — это не то, на что я рассчитывала, соглашаясь подежурить в детском развлекательном комплексе, по которому бродят полуразумные железные роботы. Мониторы гудят как-то успокаивающе. Будь у меня под рукой седативное, я бы без проблем отрубилась.       Замираю, не смотря никуда конкретно. Просто пялюсь в одну точку и ощущаю, как тяжелеют веки от перенапряжения и слабо ворочаются мысли в голове. Начинает казаться, что болят не только виски, но и сам мозг. Даже тишина мне кажется почти осязаемой, но я всё ещё отличаю полуночные бредни от реальности.       — Тера? — голос отдалённо знакомый, крайне задолбанный. Охеренно важные дела закончились, и Ванесса наконец явилась на рабочее место, подарив мне надежду на пару часов сна. — Отлично, ты на месте.       Я слегка дёргаю головой в сторону двери, вопросительно поднимая брови. Тонкий аромат духов Ванессы въелся в лëгкие, я его уже ни с чем не спутаю. Она с минуту водит усталым взглядом по комнатке, и по её лицу пробегает не то улыбка, не то нервный тик.       Ванесса срывает куртку со спинки соседнего стула, накидывая её на плечи. Я наблюдаю за её движениями краем глаза, но остро ощущаю, что что-то в них не так.       Или снова брежу.       — Всё нормально? — уточняю я, едва узнавая свой голос, непривычно хриплый и тихий.       Какая жалкая попытка начать разговор, Тера. Я ненавижу неловкую тишину, обычно возникающую между мной и другим человеком, и всеми силами пытаюсь от неë избавиться.       — Ну, как тебе сказать, — Ванесса усмехается, падая в кресло, и теребит разноцветную резинку для волос в руках, — если не считать того, что от Бонни остались гайки да шурупы, а его тело и остатки головы были найдены на территории Гольфа Монти, то всё в полном порядке.       Кончики пальцев коченеют, и я вцепляюсь ими в плотную ткань штанов. Пиццаплекс, блять, давай устраивать по одному потрясению за день. Снова происходит какая-то мутная ерунда, а я нахожусь в опасной близости от неë и остаюсь нетронутой. Везение, не иначе.       — Но его же… можно починить?       Сейчас мне приходится заставлять себя выдавливать слова, несмотря на то, что это буквально моя работа: наполовину — общение, наполовину — умные компьютеры. Руки дрожат, не знаю, от холода ли, но когда Ванесса открыла дверь, сюда точно прошмыгнул сквозняк.       — Я не думаю, что кто-то всерьёз возьмётся за его ремонт, — пожимает плечами она. Безразлично. Абсолютно незаинтересованно. Я поднимаю глаза к потолку, призывая спокойствие вернуться. — Завтра… нет, сегодня работаем в штатном режиме, ключи я оставлю на столе. Не потеряй, хорошо?       Я киваю, и разговор обрывается, не успев толком начаться. Минуты молчания затянулись, никто из нас так и не осмелился нарушить тишину.       Ванессе, вообще-то, и должно быть наплевать. Она же простая ночная охранница, наблюдающая за порядком после отбоя, но я не могу поверить, что её ни капли не волнует собственное здоровье. Разве она не прислушивается к каждому подозрительному шороху? Не боится ходить в одиночку? Не паникует, когда не обнаруживает при себе запасной аккумулятор для фонарика?       Нервно передёргиваю плечами, рефлекторно кутаясь в ничерта не согревающую толстовку. Руки заледенели, не совсем понятно, от страха или от холода. Мне пообещали безопасность, но сейчас я понимаю, что понятие безопасности здесь крайне относительное и размытое. Ну да, блять, возможно, я не помру, но это не значит, что мне удастся сохранить здравый рассудок.       Ванесса, ебучий оплот спокойствия, шуршит фантиком и закидывает в рот оранжевую конфету, как-то скучающе наблюдая за гудящими мониторами. Она безупречно справляется со своей работой. Никто не говорит об этом вслух, но все прекрасно понимают, что у неё намного больше полномочий и влияния, чем кажется на первый взгляд.       И она до сих пор остаётся простой охранницей. Поразительная идиотия, аплодирую стоя.       Я коротко машу рукой на прощание и бесшумно выскальзываю за дверь. Пропуск верчу в руках, а карту теснее прижимаю к груди, чтобы точно не потерять. Заплутать тут раз плюнуть, и, наверное, по этой причине меня просили никуда не ходить и приземлить задницу к стулу.       Я старалась соблюдать порядки, но получалось не всегда. Мне не нужны неприятности — они всегда сами находят меня.       Перепрыгивая последние три ступеньки, я едва не наворачиваюсь, вслух ворча на ни в чём не виноватые конвера. Служебные коридоры обрываются, и я запускаю руку в карман, нащупывая ручку фонарика. Ощущение переключателя под подушечкой большого пальца придает мне чуть больше уверенности в том, что я сейчас собираюсь сделать.       Тёплый воздух забирается под толстовку, а ароматизаторы действуют как-то успокаивающе. Гольф встречает меня лëгким полумраком и едва различимым запахом горелого пластика.       Меня вообще здесь не должно быть. Я должна вернуться, съесть пару конфеток и взяться за работу. Сделать хоть что-то полезное, а не просто действовать на нервы техникам, которые, я уверенна, минимум два раза за минуту желают мне заблудиться. Искусственные кусты зашуршали, и я умудряюсь среагировать достаточно быстро, чтобы успеть отойти в сторону и не выронить фонарик из дрожащих рук. Сердце тревожно стучит где-то в горле, но затем, когда из-за угла появляется полоска света, окончательно и бесповоротно ухает в пятки.       Несколько мгновений ничего не происходит, а потом бот-охранник, не поворачивая головы в мою сторону, проезжает по зелёной тропинке.       Чёртов робот. Так и до дурки недалеко. Я вздыхаю, бессильно запуская руку в волосы, и лохмачу их, прикрывая глаза, привыкшие к отсутствию освещения. Эта херовина до смерти меня напугала.       Задерживаться здесь мне не хотелось.       Руки продолжают трястись даже тогда, когда я заглядываю в техническую каморку и меняю аккумулятор в севшем фонарике. Меня напугало ведро с болтами, которое не сможет никому навредить, даже если вдруг захочет. Кого я там ожидала увидеть? Все роботы сейчас у себя. Им запрещено покидать комнаты без соответствующего распоряжения. Ага, а теперь напомните мне, когда их это останавливало в последний раз. Что бы техники не затирали мне про жёсткий контроль, я не единожды замечала, как вдоль игровых автоматов мелькает зелёный хвост.       Шампунь и полотенце летят в потрёпанную спортивную сумку. Я вгрызаюсь в последнее печенье, а пустую бумажную упаковку выкидываю в мусорное ведро под раковиной.       Какого чëрта детский развлекательный центр величиной с огромный аэропорт? На то, чтобы спуститься в подвал через служебные коридоры, забрать из прачечной одежду, на всякий случай перепроверить пресс для мусора и доползти до душевых у меня уходит минут сорок, не меньше. Холодные кафельные полы навевают воспоминания о стационаре, с которым у меня ассоциируются только запах хлорки, крики, заставляющие кровь стынуть в жилах, и равнодушные санитары.       Липкое ощущение страха уползает в сток вместе с струями воды. Шампунь обильно лью на ладони и трачу его, по старой привычке, вдвое больше, чем требуют мои волосы, едва достающие до плеч. Лёгкий массаж головы расслабляет, я прикрываю глаза — напряжение медленно сходит, а прохладная вода немного остужает забитую ерундой голову.       Мне строго-настрого запретили взаимодействовать с роботами, и я, полностью солидарная с этим правилом, до какого-то момента продолжала его соблюдать. Меня мало интересовали Глэмроки, новые знакомства, ребята-программисты, назначенные водить меня под ручку и обязанные следить за тем, чтобы я не выкинула ничего дурного.       Существовала только цель. Моë нахождение здесь — это вынужденная мера, работа, за которую мне готовы отвалить кругленькую сумму.       Я не числилась сотрудником и не была устроена на работу официально. Я даже не имела постоянной зарплаты, в отличие, например, от Ванессы или Кирана. Моей задачей было понаблюдать, проанализировать и устранить проблему.       Этим я и занимаюсь.       На диске роботов существует протоколы, которые диктуют им, как поступать. Если в поломке Глэмрок Бонни виноват аллигатор, эти протоколы были предумышленно нарушены или заменены. Стоит ли говорить о том, что это не норма? Утверждать я, конечно же, ничего не могу. В пятницу я еду домой, а на выходных займусь просмотром записей с камер.       Вытирая голову ослепительно белым полотенцем, я думаю о том, что починка одной силиконовой куклы обойдётся дороговато. А если курица, которая не единожды была замечена за поеданием объедков, сломается тоже, работникам кухни урежут зарплату, потому что это их вина — не досмотрели, не доглядели и всё в таком духе. Как я и говорила, понятие безопасности здесь либо очень относительное, либо вовсе отсутствует.       Белую резинку с красными полосками, которую я забрала у Ванессы, дважды оборачиваю вокруг пучка волос на макушке. Растирая в руках крем для лица, я всё ещё продолжаю размышлять о том, что мне теперь делать.       Номер, заученный наизусть, набираю почти не глядя. Я никогда не записывала номер Ирмы скорее из вредности, а не из-за лени, как ей всегда казалось.       Гудки идут целую вечность, а затем срабатывает автоответчик, сообщающий о том, что я могу пойти нахер. Глянув на время, я едва не стукнула себя по лбу за тупость. Разумеется, Ирма еще спит и будет отсыпаться до обеда — сегодня и завтра у неё нерабочие дни, а на выходных она будет заниматься плановым техобслуживанием, и тогда у нас точно не будет времени нормально поговорить. Второй раз Ирма поднимает трубку, а потом, наверное, увидев, кто именно решил поднять её на ноги в пять утра, сбрасывает, пробормотав под нос что-то бессвязное, но очень-очень злобное.       Третий раз снова срабатывает автоответчик, и я, раздражённо вздохнув, смотрю в зеркало. Я нисколько не выгляжу виноватой — лицо обычное, скучное, с внушительными тенями под нижними веками. В ответ на меня смотрит девчонка — просто девчонка, какой бы умной и взрослой ей не хотелось казаться.       Телефон издает короткий писк.       — Привет, с кем не бывает дерьмовое утро, — начинаю я, ехидно улыбаясь своему отражению. — Глэмрок Бонни найден сломанным в тематическом уголке аллигатора. Знаешь, прошло три недели, и за это время я разучилась удивляться, когда тут что-то случается, но это просто жуть. В субботу просмотрю записи с камер. Странно, не думаешь? Я должна была заметить, как робота, который весит почти три центнера, волокут по полу. Короче, я свяжусь с тобой ещё раз, если что-то найду, но ничего не обещаю. Будь на связи, ладно?       Я не рассчитывала на то, что Ирма подумает перезвонить, поэтому выключила звук на тот случай, если матери приспичит узнать, как у меня дела, завернула телефон в полотенце и пропихнула в сумку. Душ помог взбодриться, и голова болела чуть меньше, чем обычно. Наверное, стоит выкроить немного времени на сон, потому что мне нужна нормально варящий котелок, по-другому я усну за компьютером и не проснусь, даже если кто-то прямо у моего уха въедет арматой в Статую Свободы.       Киран, как я и предполагала, заперся в своей каморке, которую ласково называет мастерской. Его мастерская действительно напоминала захламленную каморку, и лишь наличие кушетки с креплениями и каких-то жутких клешней говорило о том, что здесь работает механик, а не любитель старья. Прежде, чем войти, я заправляю мокрые волосы за ухо, стараюсь придать своему лицу более менее бодрое выражение и стучусь два раза. Ответом мне было молчание, но дожидаться, пока Киран позволит мне войти, я не собиралась. Лицо обдувает прохладным воздухом, и я теснее прижимаю сумку к себе, нащупывая рукой пропуск. Становится спокойнее, но не намного.       Красная макушка Кирана выглядывает из-за стола, откуда доносится невнятное раздражённое ворчание. Я усмехаюсь, дёргая уголком губы, и постукиваю костяшкой пальца по стене, привлекая к себе внимание. Киран резво подскакивает на ноги, и его лицо приобретает недовольное выражение, когда он упирается взглядом в меня.       — Стучаться тебя явно не учили, — ворчит Киран, сдувая с лица пряди волос, и падает в компьютерное кресло, которое, немного просев даже под его цыплячьим весом, жалобно поскрипывает.       — Я стучала, просто кто-то заработался, — ехидно замечаю я, приваливаясь спиной к холодной стене. — И чего тебе не спится в такую рань? Занимаешься чем-то скучным и заумным?       Киран вопросительно приподнимает бровь:       — А ты даже не ложилась, да?       — Нет, я поспала двадцать минут на плече Нарси, пока ждала планëрку, — неловко посмеиваюсь я, наблюдая за тем, как Киран наигранно раздражённо закатывает глаза.       — Позорище. Вообще-то, я приехал буквально только что, Уилкис поднял меня в четвертом часу. Мне сообщили, что Бонни сломан, — его взгляд скользит по комнате, ненадолго задерживается на белой доске, исписанной маркерами, а потом возвращается ко мне. — Это правда?       Я медленно киваю. Руки снова подрагивают, и я складываю их на груди. Лучше, конечно же, не становится. Кто бы, сука, сомневался.       Киран неопределённо усмехается, и я слышу какую-то невесёлую нотку в его голосе.       — Скажи откровенно, для чего ты пришла ко мне?       — Ну, я… в смятении? Мне всё это не нравилось с самого начала, — принимаюсь расхаживать туда-сюда, нарезая круги по комнате, — ни это место, ни Фазбер Интертеймент с их мутной историей, походящей на инди-хоррор. Понимаешь, здесь пропадают маленькие дети. — Я делаю короткую паузу и выжидающе смотрю на Кирана, но ни один мускул на его лице, отливающим нездоровой серостью из-за холодного освещения, не дрогнул. — Это уже повод прикрыть лавочку. Ты так не считаешь?       Я, конечно, могу уйти, если захочу. Мне достаточно всего лишь вежливо попросить, и тогда трудовой договор перестанет быть действительным. Ничего не поменяется, на самом деле, а эти исчезновения не прекратятся. Проблем у меня не убавится, жизнь не станет лучше. Это сраное смятение — когда ты не понимаешь, за что держаться, и пытаешься ухватиться за всё.       Мне сложно сказать нет, когда меня просят помочь по старой дружбе. У меня были причины не отказывать Ирме, и были причины не соглашаться на её предложение немного похалтурить. Скорее всего, меня просто привлекла возможность сколотить денег в моем зелёном возрасте, а учитывая то, что у меня нет ни образования, ни работы, редко предоставлялась возможность сделать это законно. Проблем с законом мне хватило на всю оставшуюся жизнь: пару лет назад я, возомнив себя право имеющей, не без помощи приятелей взломала сайт Сената, оставила там красноречивое заявление навроде "Что вы защищаете?" и была полностью готова к аресту. Ограничились девятью месяцами домашнего ареста благодаря маминым связям.       К двадцати годам я разнежилась: теперь, вот, незнакомых деток жалею. Иными словами, стала сентиментальной.       — Я считаю, что это не наше дело, — осторожно говорит Киран. — У тебя есть цель, Тереза — выяснить, что именно не так со здешними роботами, и решить проблему, а потом валить на все четыре стороны. Остальное тебя не касается.       Это прозвучало так резко, что я не сразу осмелилась возразить и несколько секунд молча смотрела Кирану куда-то в переносицу. От его тяжёлого взгляда мне становилось не по себе: хотелось показательно хлопнуть дверью и уйти, но если я сделаю это, потом вряд ли смогу вернуться. Киран мне не доверяет, для него факт моего нахождения здесь — уже что-то странное и недопустимое.       — Я не могу работать, когда не от чего отталкиваться, — серьёзно возразила я. — Если бы мне позволили увидеть хотя бы серверную, вопросов к вам и к тебе в частности было бы меньше. Я знаю, что между исчезновениями и странным поведением роботов есть какая-то связь. Её не может не быть. Киран, ты умнее девяносто пяти процентов людей, с которыми мне приходилось иметь дело, но сейчас ты почему-то безбожно тупишь.       — Ты не должна в это лезть, дура, — вздохнув, Киран устало качает головой. — Ты — айтишник. Твоя стезя — это компьютеры, а не расследование мистических исчезновений. Если ты хочешь сохранить рабочее место, то прекрати своевольничать и начни делать… хоть что-нибудь? Не просто тратить время, отвлекая от работы меня.       — Да чем ты вообще занимаешься? Роешься в этом старье?       — Это не старьë, а ценные бумаги. Или не очень ценные. Тут как посмотреть. Здесь никто не прибирался с июля месяца, а у меня есть пара часов свободного времени.       Я саркастично хмыкаю.       — Тогда извольте, мистер Рэнгель, помочь мне решить что-то с роботами. Случай с зайцем — это либо идиотская случайность, в чëм я очень сомневаюсь, либо… не идиотская случайность.       — Ты, как и Уилкис, подозреваешь Монти? — вздыхает Киран, массируя пальцами переносицу.       — Мон… Кого? — непонимающе хмурюсь я.       — Аллигатор Монтгомери. Монти. Зелёный, двух с половиной метра ростом. Вообще-то, я его механик. — Киран как-то обиженно фыркает. — Монти, конечно, агрессивный, но на убийство не способен, просто... к нему нужен особый подход.       Это звучит просто смешно. Убийство? Пара дней кропотливого труда — и заяц снова будет на ногах. Особый подход? Да не всё ли равно кукле, сделанной из металла и математики?       — Мы говорим о роботах, — напоминаю я. — О роботах, которые поют песенки на потеху публике.       — Да, разумеется о роботах. О железных машинах, которых мы наделили эмоциями, искусственным сознанием и чувствами. У каждого маскота есть свой искин и прописанная личность. Они взаимодействуют друг с другом и обучаются. Всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Может, тебе следует поговорить с Монти? В конце концов, ничего страшного не случится. Это намного безопаснее, чем спать по двадцать минут в день, Тереза. И от этого не умирают.       Вдоль позвоночника пробежал холодок, а плечи напряглись, когда я представила, чем для меня может закончится разговор с железной машиной, у которой, как утверждает Киран, есть чувства и эмоции, если я заявлюсь в гольф и предъявлю ей за поломку зайца. Да этот Монти из меня отбивную сделает и как трофей на грудь повесит.       — Ты издеваешься надо мной что ли? — злобно прошипела я. — Во-первых, я помру от страха, и это уже достаточно весомая причина этого не делать. Во-вторых, мне запретили подходить к ним ближе, чем на два метра, потому что, как ты и говорил, моя стезя — это компьютеры, а не роботы. Если аллигатор сломал Бонни из-за ревности, зависти и прочего — я костьми лягу, но выпрошу разрешение на то, чтобы покопаться в его механической голове. Протоколы безопасности — не шутка, а если они были предумышленно нарушены, чёрт знает каким образом, это очень плохо. Это сбой.       Я выдыхаю, уставившись под ноги, и покачиваюсь с носка на пятку. Молчание длится всего несколько секунд, но их оказалось достаточно для того, чтобы я задумалась над тем, почему руководство, зная о потенциально опасном роботе, крушащем всё вокруг, ничего с ним не сделало. Ах, да, всем же похуй, как я могла забыть.       Можно просто натянуть оболочку на новый эндоскелет. Я не механик, но не думаю, что это невозможно сложно.       — Тебе нужно только разрешение, я правильно понял? — вздыхает Киран, и его взгляд исподлобья, старающийся просверлить во мне сквозную дырку, мне очень не нравится.       — Разрешение и пропуск. И тогда, клянусь, я от тебя отстану, — соглашаюсь я и расплываюсь в благодарной улыбке — слабой, но всё же искренней.       Киран, опираясь на подлокотники кресла, поднимается на ноги, но с таким видом, как будто это далось ему с большим трудом, и подходит ко мне вплотную. Несмотря на то, что мой рост едва метр шестьдесят, он немного ниже меня, и ему приходится привстать на цыпочки, чтобы прошипеть мне в ухо:       — Возьмёшь ключ от серверной у меня на столе.       Он уходит, толкнув меня плечом, из-за чего я отшатываюсь и неприязненно морщусь, и хлопает дверью. Я остаюсь совершенно одна в холодной захламленной каморке и несколько секунд рассматриваю карточку, выглядывающую из-под крышки старого ноутбука. Поразительная щедрость, учитывая то, что Киран меня на дух не переносит.