На общем балконе

      — Бля, Гендос, не шурши, я скоро буду.       Ввалившийся на общий балкон дома чёрный пуховик с прижатым к уху телефоном чиркнул зажигалкой. Желтый свет от огонька и зажженной сигареты подсветил юношеское лицо.       — Оп, — удивился парень, не сразу заметив в углу слишком домашнее для здешней обстановки не пустующее кресло. — Не думал, что тут будет кто-то живой.       Она улыбнулась.       — Я давно заняла это место.       — Я вижу, — Киса не мог не ответить ухмылкой. Сигарета, зажатая зубами, весело подпрыгнула.       Девчонка слишком выбивалась из общей картины не самого благополучного района города: ее темные волосы были аккуратно заколоты чем-то сзади; тёплый домашний костюм был спрятан под толстенным пледом, только кончики ярких махровых носков выглядывали; нос немного покраснел от холода, что делало ее уж совсем забавной. Мороз, Красный нос.       — У тебя какое-то лицо знакомое, — Киса прищурился, глубоко затягиваясь. — Мы с тобой не контачили случаем?       Она лишь качнула головой и вернулась к своей книге. Мда, странное времяпрепровождение в такое время года. У неё уже пальцы красные, греет их между ног, но все равно сидит тут в кресле. Че, дома не читается?       — Бля, так ты же девчонка Хэнка, — спустя некоторое время воскликнул Киса, будто резко вспомнил эти черты лица. Возможно, Хенкин показывал ему фотки, откуда-то же он помнит ее лицо. И по ее спокойной реакции Киса понял, что она тоже знает его, Ваню.       — Да, Боря — мой друг.       — А че друг? — Киса почти лёг на периллу.       Вот пристал…       — В смысле «че друг»? — она несколько раздраженно вздохнула, снова отвлекшись от книги на курящего парня. Достала из кармана электронную сигарету и затянулась, наполнив легкие сладким дымом, запах которого все равно не перебил вонь от сигарет Кисы.       — Ну вы же там с ним чуть ли не в десна долбитесь, — парень противно поиграл бровями из-под своей длинной кудрявой челки.       — Прям так он и говорит, ага. «Долбимся в десна».       Девчонка усмехнулась, разглядывая Кису. Боря не так часто рассказывал о своих друзьях, подруга лишь знала их клички и могла формировать какие-никакие заключения о каждом из них из коротких, невзначай брошенных другом фактов, никак не связанных между собой. Гена — пропеллер в жопе, на месте усидеть не может, и хоть он и был в их гопкомпании самым старшим, восьмиклассник Гендос из самого неблагополучного класса в параллели будто все ещё жил в нем. Мел — реинкарнация Маяковского в 2000-х — резкий, возвышенный, бунтовщик и романтик, зачастую не примиряющийся с устоями современного социума. А Кису она представляла не так. Да, он явно оправдывал свою кличку — лохматый дворовой кот, постоянно изучающий окрестности города, ершистый и сам себе на уме. Таким по крайней мере он предстал перед ней сейчас.       Киса, по всей видимости, не вкладывал в слова «скоро буду», адресованных Гене по телефону, реального смысла, потому что, кажется, не собирался отставать от заинтересовавшей его большой части жизни Хэнка в виде этой девки. И всё-таки она странная. Как они с Хенкиным нашли общий язык? Как их вообще может что-то связывать? Вряд ли она рубится в футбол или приставки, точно не бухает по выходным и не прогуливает школу. Такой по крайней мере она предстала перед ним сейчас.       — Я не думал, что в этом доме есть и аристократы. Мне казалось, здесь живут только шлюшки и алкаши.       Забавно поморщилась на его слова.       — Аристократы? В наше время все, кто не матерится в первую минуту разговора, автоматически причисляются к высшему обществу?       — Да нет. Просто… — Кисе тяжело было объяснить то, что у него на уме. Да и разве надо чёт объяснять? — Короче, какая-то ты не такая. Как минимум ни алкаши, ни шлюшки не читают Гёте.       Киса кивнул на книгу, лежащую на ногах у девушки. Он смог прочитать только фамилию автора, с названием он даже ебаться не стал. Все равно ниче не знает у этого Гёте. Одна фамилия звучит нудно и трудноперевариваемо для мозга. Духота.       — Хватит девушек шлюшками называть, — сделала замечание она, окончательно закрывая книгу и выбираясь из кокона пледа, засовывая ноги в кроксы.       — Не-не, девушки — это девушки, а шлюшки — это шлюшки, я умею их разграничивать по вполне конкретным критериям.       — Очень занятно, что у тебя на это есть целая теория, — снова улыбнулась. Бля, да никто из его знакомых столько не улыбается. — А ты не из этого дома.       — Если это вопрос, то нет, — Киса, облокотившийся на кирпичную стену, не скрываясь, разглядывал девчонку, вставшую в полный рост. И че, Хэнк столько лет не может нормально замутить с ней? Неужели такая проблемная?       — Это утверждение.       — Мимо проходил. Мимо 78 квартиры, — Киса пошло рассмеялся, засунув свободную от сигареты руку в карман спортивных штанов и шмыгнув носом.       — Алина?       — Алина, — подтвердил догадку. — Алиночка, Алина. Хорошо, что мы в разных школах с ней.       — И вправду. Я бы не сказала, что это хороший выбор, — закинув плед на плечо, почти волоча его угол по пыльному полу балкона, она собрала личные вещи с кресла. — Ладно, я пошла, передавай привет Боре.       Она уже открыла тяжелую балконную дверь, напоследок затягиваясь одноразкой, как в спину бросили:       — Как тебя зовут-то?       Девчонка обернулась в последний раз и снова улыбнулась. В вечерних отблесках ее глаза будто сверкнули.       — Жанна.

***

      Мартинсы взлетают высоко над землей, насколько высоко они вообще могут взлетать, когда сильным рывком парень поднимает Таисию на руки. Она как обычно издаёт самый настоящий ультразвук, оглушая его на одно ухо, но он терпит. Крепкими объятиями окутала его плечи, носом пропадая в его сильно отросших светлых кудрях. Он говорит, что это не кудри, «он че, Локон что ли?» — кто бы ни был этот Локон. Но чем реже он стрижётся, тем завитушки его становятся милее. Чем-то становится похожим на Незнайку, ну и пусть, что он не кудрявый.       — Борь, ну мы неделю не виделись, — через смех кричит Тася, болтая ногами как сороконожка и лягаясь.       — Вот именно, целую неделю.       Понимает, что не отпустит он ее в ближайшее время и смиряется со своей участью — повисает как труп на его плече, роняя свою сумку на землю. Он смеётся и начинает пружинить на месте, тем самым болтая ее из стороны в сторону. У неё вестибулярка слабая, скоро взвоет от головокружения, так что это дело времени — поиздевается ещё.       — Продаю барана! Свежая баранина! — кричит Хэнк, скача как дурак.       — Сам ты баран, Борь.       — О, не дорезали, живой, — он наконец опускает Таисию на землю и крепко целует в красную от смеха щеку. Поднимает ее сумку, отряхает от сухих листьев и закидывает себе на плечо.       — Я ж тебе не космонавт, когда-нибудь убьёшь, — Хэнку прилетел подзатыльник.       — Не бойся, я за тобой пойду, — перехватил ее атакующую руку и сжал в своей ладони, как обычно грея ее. Вечно они у неё холодные, зато существование перчаток категорически отрицает.       — Пойдёшь, как же. Разве что в одно место, — толкнулась плечом об его плечо, не отрывая руки из захвата.       — Мне короче на базу нужно, у Мела забрать кое-что. Прогуляемся до неё?       — Возьмём кофе и хоть до Австралии пешком. А база ваша далеко?       — Не, в районе бухты, там пройтись надо, — день сегодня солнечный, Хэнк жмурится, разглядывая лицо Таси. За целый учебный день у неё немного скатался консилер — откуда он блять вообще знает это слово — и тушь оставила темные пятна под глазами — опять потом будет ворчать, что он заметил и не предупредил. А он не предупреждает, потому что все равно красивая до безумия — живая и неидеальная. Темные волосы за уши убирает и совсем девочкой становится. — Как там Питер?       — Цветёт и пахнет, — восхищенно отвечает Тася. Каждый раз так вздыхает, когда об этом городе говорит. Она собирается после школы туда поступать, на юридический, как и ее отец. — Когда-нибудь мы всё-таки поедем туда вместе.       — Да что мне там делать… это ты по нему фанатеешь. Эрмитажи и усадьбы — не моя тема.       — Там и подъездной романтики навалом, типа непарадного Петербурга, — улыбается девушка, оглядывая его спортивки в три полоски и серые — белые, как изначально было задумано производителем, — кроссовки. — Съездим с тобой Мурино, раз так хочешь.       — Не знаю, что это, но звучит не вдохновляюще, — Тася смеётся над ним и хозяйничает на его голове — ерошит кучеряшки во все стороны, царапая кожу головы острыми ногтями, а Хенкин только кайфует — он часто растекался от массажа лужей.       Хэнк попросил сделать их кофе погорячее, чтобы Тася наконец согрела пальцы о бумажный стакан, и добавить карамельный сироп. Когда год назад Аристова дала ему попробовать свою бурду из кофейни, Боря долго плевался и бурчал, «какое же это говно, как можно это пить», а сейчас без обсуждений берет пару латте с карамелью и делает вид, что не замечает, как смеётся каждый раз Тася, мысленно посылая ему саркастичное «вкусно тебе?».       И руки правда согреваются достаточно быстро. Солнце так приятно припекает голову и плечи, что даже не хотелось жаловаться на то, что глаза слезятся от яркости. Район однотипных пятиэтажек с облезлой краской и выпуклыми серыми балконами сейчас не казался угрюмым. Непримечательные частные дома без внешней отделки с голыми стенами и окнами невпопад в глубине города, огороженные заборами из желтого ракушечника, еле делили территорию с недавно асфальтированными дорогами. Где-то остались ещё целые бетонные плиты и даже брусчатка, из которой уже прорастали зелёные сорняки.       Таисия смутно помнит свои чувства, когда перед самым ее первым классом папа в один день приехал с работы пораньше и сказал: «Хотите жить у моря?». Для шестилетней Таси это звучало как сказка вживую, а мама почему-то плакала следующие пару дней. Дочь думала, что мама хотела остаться здесь, в Волгограде.       Они переезжали уже третий раз. Коктебель стал их четвертым и самым долгим домом. Санкт-Петербург и Иваново Таисия помнит только по фотографиям, где мама и папа молодые, с ней ещё грудной и только вставшей на ноги, стоят у колеса обозрения и на площади Революции. Но два года в Волгограде, их третьем пристанище, прошли как в тумане. И не только у Таисии, но и у родителей. Именно тут, в южном городе, особенно в сравнении с северной столицей, все должно было быть ещё лучше, чем раньше. Папа на хорошей должности, зарплата с головой покрывала нужды их небольшой семьи.       Пока в эту семью не ворвались наркотики. Очередной переезд, несмотря на хорошее движение по службе отца, казалось, был единственным оставшимся вариантом. Отчаянно бежать от триггера, как от пожара, молясь Богу, чтобы огонь не пополз по спине.       И Коктебель правда помог. Не сразу, не легко, сквозь слёзы, истерики, больницы и терапии. «С тех пор, как отроком у молчаливых
 Торжественно-пустынных берегов
 Очнулся я, — душа моя разъялась,
 И мысль росла, лепилась и ваялась
 По складкам гор, по выгибам холмов.»       Тогда мама читала много стихов, и фамилию Волошина маленькая Таисия знала наравне с Пушкиным и Крыловым. Этот отпечаток оказался настолько глубоким, что уже в четвертом классе, когда на уроке литературы им задали выучить любой стих по их желанию, десятилетний ребёнок у расцарапанной доски под молчаливое непонимание одноклассников читал, как некто «тревожа древний сон могил, поднимал киркою плиты, ее искал, ее любил».       Сейчас же вспоминать об этом больно, но лишь как пройденный печальный опыт. С трудом верится, что время лечит, но боль остаточная, глухая и спрятанная за печатью тайны.       Дошли они с Борей до базы небыстро, но за разговорами и подколами совсем не заметили этих тридцати минут.       — Это настоящий самолёт?! — недоуменно воскликнула Тася, как только в поле зрения появились огромные металлические крылья. Хэнк кивнул, а она как заворожённая пошла к носу самолёта. — Я даже спрашивать не буду, откуда тут он.       Хенкин усмехнулся. Конечно, она была удивлена фактом того, что богом забытая металлическая птица стояла у их логова, а не тем, что это настоящий самолёт вблизи, — она по несколько раз в год летает на них.       — База вон там, зайдёшь со мной? — кивнул на некрепкое строение, напоминающее сарай, и взял из рук девчонки пустой стакан.       — Не, я посижу тут, отдохну, — Аристова разлеглась на подвесной шине, на которой любил раскачиваться Киса.       — Я быстро.       — О, здарова, молодёжь, — Гена, развалившийся на диване, потянул руку для приветствия, не напрягаясь, чтобы встать. Хэнк пожал ее, потянув на себя и почти скинув друга на пол.       — А Киса где? — Мелу Боря только кивнул — виделись уже сегодня в школе.       — Раскидывает, — «травкой банчит», слышит Хенкин. — А ты че у нас стиль сменил?       Гендос угарает с женской сумки, висевшей на плече друга, и хватает его за ляжку, больно сжимая.       — Или ориентацию?       — Ах ты сука, — Хэнк не остаётся в долгу и пинает того по руке. — Меня ждут, я туда и обратно.       — А че ты ее не позвал сюда? Заставляешь девчонку мерзнуть. — Мел передаёт ему джойстик, за которым, собственно говоря, и пришел Боря.       — Ну типа база же… — Боря даже немного растерялся — они сюда редко кого приводили, только самых приближенных к их компании, тусовки здесь проводили только для них четверых. Они это и не обсуждали на берегу, просто будто негласное правило прозрачными буквами набилось со временем, по буковке, на дверях их базы. Поэтому за все годы они и не думали пригласить кого-то чужеродного сюда: Киса принципиально не водил девчонок, Гендос тоже тусовался за пределами сарая, а Мел… ну, с их черепашьим развитием в отношениях с Анжелой он ещё года три не пробьётся через стену, ограждающую «разрешение на вход на базу».       — Ну, не военная секретка же.       — А это случаем не та твоя… как ее, — Гендос, видно, напряг все свои остаточные извилины, чтобы вспомнить имя.       — Тася, да.       — Тася! Та самая кукла! Тогда тем более зови! Мы должны видеть, кто вскружил голову нашей Хенкалине, — Гена сел на диван, потирая руки как муха на навозе и улыбаясь во все сколько-там-у-него-зубов.       — Только рот свой лишний раз не открывай! — Боря пальцем пригрозил. Переживает. — Она ниче не знает.       Гендос капитулировал и поднял руки вверх.       Спустя минуту порог их базы впервые за много лет переступила девчонка.       — Привет, я Таисия.       У неё как будто совсем детское лицо, улыбается так обезоруживающе. Чёрная школьная юбка-солнышко кокетливо выглядывает из расстёгнутого пальто. Пиздец, где Хэнк мог с ней пересечься? Это не Ритка, которая за словом в карман не полезет, и тем более не Анжелка, славшая Мелу интимки. Как она в их городе смогла сохранить свою первозданность? Нет, это, конечно, громко сказано, но девчонка правда милая и совсем выбивается из их гопкомпании.       Мел представился, а Геныч поцеловал ее руку, вызвав у Таси смех.

***

      — Я затрахался, надо было съебывать с последних двух.       Бас Кисы резко разорвал их разговор, перемешанный с постоянным смехом. Они так-то не часто играли в бильярд, обычно нагромождая этот стол пивом и шмотками, а сейчас облепили его как мухи, притом так заинтересованно.       — О, Киса, от тебя здесь будет больше всего толка, научи-ка Тасю, — Мел, крутивший кий как нунчаки, уже подрумянился — пиво на столе же не могло выполнять роль бильярдного шара?       «Тася, значит».       Киса расплылся в улыбке, не обещающей ничего хорошего.       — Бля, я так и знал, что ты наебала меня с именем.       Жанна, тоже мне. Это какое-то блядкое имя, скорее для вебкамщицы. Как и Анжела, но он Мелу не скажет об этом. Ее абсолютно точно не могли назвать Жанной, ну никак.       — Вы че, очно знакомы уже? — Хэнк, сидевший на углу бильярдного стола и задевающий бедром стоящую рядом с ним гостью, нахмурился.       — Очно да, — Киса, кажется, вообще не умеет не вкладывать в смысл своих слов не эротический подтекст. Это Хэнка никогда не бесило, но не надо к Тасе так откровенно яйца катить.       — Мы на днях встретились на балконе моего дома, — девчонка шлепнула по ладошке Бори, играясь в «ладушки».       — А ты че там делал?       Мел лишь сжал плечо друга, что в переводе с их языка жестов означало «не петушись». Хэнк совсем очевидно был напряжен сложившейся ситуацией — и без того глубоко посаженные глаза сейчас почти спрятались под грузными бровями, а рука отказывалась отпускать ладонь Таси из захвата. А она-то хотела ещё побить в ладоши.       — Гостил, — Кислов поиграл бровями. — У Алинки чай пил.       — С пирожками? — весело подыграл Гена.       — Ага, с кремом заварным, — кивнул Киса. — А полное имя как? — обращаясь уже к гостье.       — Таисия, — улыбнулась она.       Невысокая, с тёмными длинными волосами, сегодня распущенными, а не заколотыми для чтения. Глаза какие-то светлые, с такого расстояния цвет не понять, щеки красные — косметика или натуральный румянец? — контрастируют с бледной кожей. Не похожа на привычных им одноклассниц: ни ярких цветов в макияже и одежде; ни многочисленных цацок, заказанных с Алика, по которым сейчас все девчонки ее возраста ссут кипятком, вместо них — сережки-гвоздики какой-то очень знакомой формы, кажется, они брендированные, в виде четырёхлистного клевера; короткая цепочка под самую шею, вроде из бисера; часы металлические и тонкий серебряный браслет на тонкой руке. Однотонная белая кофта и юбка как у пятиклассницы до середины бедра. Но есть в ее виде что-то «слишком». Слишком она… породистая что ли. Блять, да если такое слово употребить, то их впору сравнить с собаками: они вчетвером — дворняги, кучкой бесцельно носящиеся по району, иногда в поисках пропитания, а она — спаниель, как из мультика «Леди и Бродяга». Такая же вся ухоженная, шерсть блестит, ошейник с камнями и родословная английская до пятого колена. Но ножки всё-таки зачёт.       — Значит знакомимся заново, Таисия. А я все так же неизменно Киса, — Ваня берет закрытую бутылку пива и валится на пуфик, кидая рюкзак на пол.       — Короче, хер от него че дождёшься, Кукла, так что давай сами, — Гендос отбирает кий у Мела и продолжает объяснять правила игры, которые и сам херово знает, но энтузиазма ему не занимать. — В общем, главное в этом деле — пиздецки пафосно натирать вот этой хуйней кончик кия.       — Эта хуйня называется мелом.       — Ебаный сыр, извините за оскорбление чувств собратьев, Мел Владиславыч, — Гена приложил руку к правой стороне груди, искренне надеясь, что именно там находится сердце, и поклонился Егору. — И вообще простите за наш французский, перед дамой выражаться подобным образом — верх неблаговоспитанности. Неотесанные мы дикари.       — Мне не пять, — в Тасе проснулся ребёнок, которого аккуратно прогоняют поиграть в другой комнате во время пьяных разговоров родителей с гостями.       — Но в пять с половиной тоже нежелательно слышать подобное! Детки, они же как губки впитывают все, что слышат и видят!       Кий Таси стремительно встретился с плечом Гены, стараясь его проткнуть, а парни рассмеялись.       — Вот! Буйные детки нынче пошли, потому что ремня не видят, все их жалеют либеральные родители! Жертвы капитализма и толерантности! — Генка вошёл в раж и делал вид, будто сетует на кого-то, кто сидит высоко в небе и видит все, что происходит на земле грешной, и молчит. Будто пародировал Жириновского.       На этот раз кончик кия Аристовой целился в самый пупок Гены.       — Ай, развяжешь же!       Два часа пролетают незаметно за громкой музыкой из колонки, которой рулил Киса, и разговорами ни о чем. Про бильярд они забыли почти сразу после охоты Таси за жопой Гены, к которой подключились Мел и Хэнк. Начали раскидывать карты, пока Тася заинтересованно прогуливалась по территории их базы, порой находя даже то, что, парни думали, давно потеряли. Весь этот хлам вызывал в ней какой-то восторг: заваленные друг на друга машинки от аттракционов, сдохший аэрохоккей, большая вывеска «Тир» с разбитыми лампочками. В этой заброшке, которую чудом не обнесли малолетки, парни соорудили клуб с очень коротким списком вхожих: только они вчетвером. Ну и сейчас вот в качестве исключения разрешили +1 для Хэнка. И этот +1 был правда воодушевлен. «У неё че, друзей до сегодняшнего дня не было?» — думал Киса, разглядывая на ее лице всевозможные эмоции. «Ну, только разве что Хенкин. Такая тепличная точно не тусовалась с пацанами на заброшках далеко от центра».       Неизвестный номер       может придёшь сегодня?)       можешь и с ночевкой, у меня       никого))       Бля, было впадлу опять переться к этой Алине, тем более второй раз за неделю. Она конечно норм, но не то чтобы у него в правилах было заложено трахаться с кем-то на постоянке. С Алиной встречаться не хочется, да и в принципе ни с кем пока ему не хотелось. Никаких принципов «секс без отношений» Киса осознанно не придерживался, просто всегда так получалось — ну не хочется ему чего-то серьезного и все тут. В противном случае он даст ей надежду, а выслушивать потом рыдания в трубке по ночам — такое себе развлечение.       Поэтому Киса лишь смахнул сообщение, даже не отметив его прочитанным.       — …мне кажется, учительница по литре не поймёт меня, если я в сочинении в качестве примера приведу Женю из «Ямы» Куприна, — Тася настойчиво отстаивала свою позицию перед Конфуцием-Мелом, пытаясь перекричать Трэвиса Скотта. Вот эта заруба, под стать Меленину, он небось не нарадуется, что сможет вывалить свои многотонные мозги, занятые строчками стихов и прозы.       — А я приводил на олимпиаде, — рассмеялся Мел, крутясь на огромной юле, которую они вчетвером как-то раз спиздили с детской площадки. Ну, как сказать спиздили… Если она лежит сломанная среди ночи, никому не нужная, значит ей нужны хозяева, вот они и пристроили ее у себя.       — И сколько тебе баллов дали? — Тася сидела на подлокотнике дивана, ногами катая мяч и устремляя хищный взгляд на Хэнка, который время от времени пытался отбить его.       — Предположи.       — Два?       — Ноль.       Тася прыснула от смеха, и в этот момент Боря все же пнул мяч, а тот отлетел к стене, отрикошетив в спинку дивана. Злобный смех нашкодившего ребёнка Хэнк компенсировал тем, что, потянув девчонку за руку, уронил ее на диван на себя, приобняв поперёк шеи. Она в ответ укусила за предплечье, но не сильно, скорее для того, чтобы послюнявить в отместку.       — Но ты не расстраивайся, часто гении остаются долгое время непонятыми, я думаю, что ты просто опережаешь своё поколение, — Тася лежала, болтая ногами и убирая катышки с рукава толстовки Хэнка, все ещё прижимаемого девчонку к себе.       — Ты — первый человек, который мне такое сказал, — у Мела язык заплетался и в то же время развязывался.       — А твои друзья что, слепые? — Тася запрокинула голову, оглядывая задом наперёд парней насмешливо-осуждающими глазами.       — Да мы прозрели лет десять назад, Мел таким душным был с первого класса, — усмехнулся Кислов, пытающийся на гитаре подыграть Фэйсу. — Надо будет расспросить его маму, может он вылез из неё с книгой Ницше.       — Ницше переоценён, — кинул Егор, разваливаясь на столе с аэрохоккеем.       — Кстати, я согласна. Но продолжить полемику я не смогу, у меня английский в шесть, я, наверное, домой пойду, — высвобождаясь из кокона рук Хэнка, Таисия встала с, к сожалению, очень удобного кожаного дивана.       Мел и Гендос были уже готовенькие, поэтому приняли эту новость с горечью и наперебой стали убеждать Тасю в том, что «английский ваще скоро не нужен будет», «это они должны учить русский, а не мы — язык австралопитеков», потому что «за Россией будущее». Хэнк и Тася лишь смеялись над ними, наблюдая, как Мел артистично падает на колени перед девчонкой и играет трагедию в двух актах. На подхвате у него Гена, плачущий о том, что их компания после этого не восстановится: «слишком долго мы не знали женской руки в этой халупе». И когда Тася подходит к ним, протягивая кулачок на прощание, они дружно обнимают девчонку, душа ее между своими телами.       — Бля, просто попросите Тасю, чтобы она приходила к нам ещё, не обязательно брать ее в заложники, — ржёт Киса, затягиваясь сигаретой.       Поблагодарив парней за столь тёплый приём, они с Хэнком выскальзывают с базы, накидывая верхнюю одежду по пути. Они смеются, и Боря издевается над ней:       — Ты пацанов покорила, засранка! Они теперь не будут меня впускать без тебя, можно было быть менее милой?       — Отстань, как умею, — Тася толкает Хенкина, а тот закидывает руку ей на шею, прижимая к себе.       — Нет, правда, ты пацанам понравилась. Кукла, — усмехнулся над прозвищем, которым Гендос наградил девчонку, а она толкнула его локтем. Вообще-то довольно милая кличка. Гена при встрече сказал, что у неё глаза и волосы как у куклы, с которой он игрался в детстве. — К Анжелке они все равнодушны, ну, кроме Мела, само собой, Ритка с нами с первого класса, но все равно не так близка. А ты прям вырвала у них сердца.       — И сожрала.       — Да, сожрала! И чьё на вкус лучше?       — Не знаю, — Тася состроила чересчур серьёзное лицо, вправду задумавшись. Помычала, глазками похлопала. — Всё-таки твоё, наверное. Самое сочное было.       — И не поспоришь.       Хэнк крепко поцеловал девушку в висок, не давая заглянуть в своё лицо, прикрытое капюшоном толстовки — на улице не так холодно, чтобы объяснить красное лицо северным ветром. Да и глаза забегали необыкновенно быстро. А сердце что?... Ну, с непривычки от бега на короткой дистанции через мигающий желтый на пешеходке. Да блять, тупо. Все тупо звучит, когда пытается в который раз оправдать себя в ее глазах. Оправдать свою любовь ещё детскую. Зимы сменяются весной, июль перешагивает в август, интересы меняются с каждым годом, круг общения теряет и находит новых людей, а одно неизменно и незыблемо — Она и его ебаная детская любовь. Он ее каждый раз обнимает, кружит над землей, целует в щеки и нос, порой и засыпает с ней, но ему от этого только хуже. А перестать не может, потому что… не может блять и все на этом. Потом сам же психует, срывается на ком-то, жалеет об этом. И все повторяется. — Чего притих? — прозвучало из-под его руки, все ещё по-хозяйски расположенной на ее плече.

***

      Боря       Мы украли у Хенкалины телефон       Чтобы написать тебе       Давай мы приедем за тобой       Только Хэнку не говори о краже       И фото с тремя парнями, валяющимися прямо на бильярдном столе на базе. Кривят морды, кто на что горазд. Лицо Мела застыло в немом крике, Гена определено точно пародирует Кота в сапогах с его милой мольбой в глазах, а Киса занимает половину фотографии, почти приклеившись к камере с широченной улыбкой. Тася смеётся вслух, закашлившись дымом одноразки, которой накануне затянулась. Сейчас около четырёх часов вечера, и благодаря достаточно тёплой и солнечной сегодня погоде Аристова смогла расположиться на привычном балконном кресле с книгой, отрывая своё внимание на виды, открывающиеся с восьмого этажа дома.       Тася       Как Боря не заметил пропажи?       Вы его не связали?       Боря       Ты нас недооцениваешь       Именно поэтому нам необходимо больше времени проводить вместе       Чтобы хорошо узнать нас       Хэнк отливает       Тася морщится. Ну точно придурки.

***

      — Мы едем на базу, а не в поход на месяц, ты же знаешь? — спрашивает Киса, схвативший из ее рук пятилитровый баллон воды и немаленькую сумку.       — Знаю, — отвечает Тася, приветственно обнимая Хэнка и давая Мелу и Гене кулачки.       Парни стояли у подъезда Таси, выбравшись из машины Гены. Наверное, долго ждали, но ни слова не вымолвили об этом. Вообще их никто за язык не тянул предлагать в течение пяти минут ворваться к ее дому, поэтому не в их интересах возмущаться о ее сборах, занявших куда больше заявленных пяти минут.       — Просто я увидела там у вас на базе электрический чайник, а к нему ничего нет. А я люблю чай пить.       — Ну просто мамочка, — сжав голову девчонки с обеих сторон, Киса звучно поцеловал ее в лоб в качестве приветствия и благодарности одновременно.       — Фу, — отозвалась Тася, протирая слюни со лба под хохот ребят. Только Боря не смеялся.       Музыка в старой ласточке Гены оглушительно заиграла в ту же секунду, как все забрались внутрь. Тася усмехнулась выбору песни:       — Буланова? Неужели остались ещё люди, которые могут оценить эти шедевры по достоинству?       — Кукла, ну ты прям золото, а не женщина, клянусь! — Гена с детским восторгом развернулся к Аристовой, но Киса, сидящий на пассажирском, хлопнул того по ноге, мол не отвлекайся от дороги, сам же не был согласен на «коротко и ярко». — Татьяна Буланова — это бессмертная классика, мои юные друзья! Все ваши новомодные рэперы — хуйня, а вот Танечка…       — Не пизди, Гендос, ты нас старше всего на пару лет, — смеётся Хэнк, закинувший руку за голову Таси.       — У меня сегодня замуж вышла старшая сестра! — Гена чуть не подавился сигаретным дымом, веселым ором перебивая магнитолу и стуча по рулю под бит, да с таким остервенением, что все серьезно запереживали о возрастающей вероятности доехать до места назначения без руля.       Водитель был настолько смешным, что Тася вытащила из кармана толстовки телефон и начала снимать видео, как Гена успевал между строчек Булановой затягиваться и абсолютно серьёзным лицом голосить о том, как же несправедлива любовь, что объединяет совсем не тех людей. В шатающийся из-за манеры вождения кадр попадает и Мел, поддерживающий начинающего артиста хлопками, как делают родители, когда их ребёнок поёт про елочку, которой холодно зимой. Киса просто ржёт, пытаясь прибавить звук, который и так был на максимуме. А Хэнк смотрит в камеру с такой вселенской усталостью, что Тася тоже не выдерживает и смеётся прямо в динамик телефона. Переворачивает камеру и подпевает вольному певцу, обнимая Борю за шею и прижимаясь щекой к щеке, из-за чего он перестаёт ломать трагедию и тоже улыбается.       Доезжают быстро, успевают послушать пару песен; на этот раз и парни не смогли остаться в стороне и не дали никакого шанса Шатунову перекрикнуть их почти синхронный мужской бас. У базы вывалились из машины, повытаскивали весь груз из багажника.       — Туч нет, огонь без проблем разведём, — Гена из ниоткуда уже достал мешок с углями и направился к месту для розжига.       — Пацаны взяли сосисоны, пожарим их на огне. Ты же такое ешь? — Киса будто издевался над Тасей.       Достал из кармана пачку сигарет, оттуда же зажигалку. Он, конечно, видел ее в неформальной одежде — в домашнем костюме на балконе, но сегодня ей даже почти удалось удивить Кислова. Он бы поглумился над ее плюшевым пуховиком TNF, но она правда выглядела в нем мило и не зарождала в нем сомнений в том, что это не паль, как у половины их школы. Капюшон светлой толстовки накинула на голову, скрывая волосы. И все же нацепи эти гоповатые вещи на любую другую девчонку — будет выглядеть смешно и неблагополучно. А Таисия даже сейчас казалась какой-то холёной и несомненно красивой, даже среди этой заброшенной серой обстановки. Она — светлое пятно — и дело даже не в бежевой куртке. И все же из крайности в крайность — это про неё: примерная ученица с укладкой волосок к волоску — вчера, сегодня — очень даже гармоничное украшение компании пацанов-школьников.       — Ну, конечно, я очень люблю мраморную говядину на огне, — хрен тебе, а не подстёбки, Кислов.       Киса лишь щёлкнул по носу девчонку и пошёл в сторону базы, видимо, как обычно за заначкой пива. Тася развалилась на той же импровизированной качели, что и позавчера. На удивление огромная шина с какого-то грузового автомобиля была очень даже удобной; Хэнк, стоящий около девушки, раскачивал качель, толкая в колени Тасю.       — Надеюсь, Киса додумается захватить с собой колонку.       — Додумается, Гендос, бери выше, — отозвался Киса, важно как петух неся помимо колонки наполовину пустую кассету пива. — А вот теперь хуй тебе, в следующий раз не будешь меня попускать.       — Да куда тебя ещё то попускать, очкошник.       — Пиздец, — коротко удивился Киса и спустя пару секунд напал на Гену со спины, когда тот стоял почти на карачках над углями. — За очкошника ответишь, баклан!       Гена прямо-таки воодушевился и, крепко встав на ноги в полный рост с сидящим как мартышка на его спине Кисловым, повалил того на землю, глумясь над «малолеткой» в голос. Заварушка на асфальте не казалась пугающей, тем более, что виднее было Хэнку и Мелу, синхронно подначивающим «у-у-у!». Парни кувыркались на земле совсем как дети — или дебилы, — Киса уселся на Гену верхом, но последний не давал шанса выйти из этой схватки проигравшим и через голову перекинул Ваню как мешок, ложась на пуховик, придавливая к земле. В Кисе, кажется, проснулся демон, потому что иначе было сложно объяснить столь яростный крик, напоминающий скорее предсмертные муки крокодила. Но Гендос на это ответил козырем: он сложил губы в трубочку и сделал вид, что плюнет прямо тому на лицо.       — Блять, дятел, только попробуй харкнуть! Это запрещено!       — Да ладно, че как девчонка зассал, — Гена резким рывком встал с Кисы, подавая тому руку. Ваня — ну, естественно — не мог не потянуть за руку друга на землю. Гена шлепнулся набок, пнув Кислова напоследок.       — Ну ничья, хватит вам, — рассудила Тася. Как-то их угомонить надо, а то в итоге будут напоминать бомжей.       — Какого хрена? Это потому что я сказал, что Киса ссыт как девка?       — Нет, потому что бой официально не остановили, а ты руку подаёшь. Понятное дело, будет подстава. За тупость — минус балл.       — Таська, спасибо, что подсуживаешь, рассчитаемся чуть позже, — Кислов подмигнул. Тася закатила глаза.       Сосиски правда были какие-то удачные, а жарить их на палках — это вообще для Таисии что-то новое, папа бы ее отругал и сказал, что глисты в жопе заведутся.       — Завтра же тусовка у Локона, как я мог забыть, — выкрикнул Киса, явно воодушевившись, потирая ладони в предвкушении.       — Локон? Он что, кудрявый? — усмехнулась Тася, постепенно привыкающая к каким-то локальным приколам парней.       — Ну вообще да, патлатый и кудрявый, как пудель. А так у него фамилия — Локонов, — Мел все никак не мог расправиться с первой бутылкой пива, но при этом уже был достаточно весёлый.       — Тась, ты с нами пойдёшь, — без вопросительной интонации сказал Хэнк.       — Да-а-а, ништяк! Жестко зависнем и накидаем Таську!       Киса, теперь уже не то что воодушевлённый, скорее взбудораженный, улыбался так широко, что на щеках его появились намеки на ямочки. Он, держа почти пустую бутылку пива, вдруг навалился на девчонку сверху. Тася, придавленная к шине тяжелым телом Кислова, начала пинаться по мере возможностей ее ограниченного в маневрировании тела и хрипло кричать. Киса лишь заткнул свободной рукой атакуемое ухо и как ни в чем не бывало потягивал пиво.       — Ваня… придурок…       Тут либо Аристова на адреналине стала титаном, либо занятия с папой в спортзале не прошли даром, но Киса отъехал чуть в сторону, хотя бы давая лёгким Таси вдохнуть. Закинув руку под голову девушки, Ваня совсем прибалдел, откинул бошку на шину и расслабился. А Тася обиженно и агрессивно тянула одноразку.       — Фу, своей химозной пародией на сигареты не надо мне в нос выдыхать.       — Как вариант, ты можешь отлечь нахрен от меня.       Даже не собираясь уступать ему, Тася затянулась сильнее обычного, трубочкой выдохнув дым в лицо Вани. А Ваня в долгу не остался: довольный, шутливо потянулся к ее губам сквозь густой дым.       — Все, иди нахрен, — Тася совсем отвернулась от него, скрестив руки на груди. Ваня звонко рассмеялся и потрепал ее по волосам, наверняка испортив внешний вид косички.       — Ну короче, сбор в полвосьмого. Как добираться будем?       — Автобусы до 10 ходят, там с остановки до частного сектора минут 15 ходьбы, — Мел подвис в телефоне, но на удивление не теряя нить разговора. Парни говорят, он тащится по Анжеле Бабич, о которой нелестно отзываются даже в присутствии Егора. Тасе, конечно, было бы интересно увидеть девушку, которая смогла покорить самую романтичную и старомодно-тонкую душу на ее памяти. Если бы она не была Бабич.       — Кайф, по пути захватим ченить, чтоб там не тратить время на кондицию. Ты че пьёшь? — Киса дернул капюшон Таси, снова натянутый на самую макушку. — Эй, ты че, обижаешься?       — Отстань. Мне все равно, что пить. Буду то же, что и вы.       — Лан, короче, место встречи — дом Кисы, от него ближе всего до остановки, там и магаз круглосуточный, нас уже знают, все продадут, — Хэнк покосился на соседнюю шину, на которой Киса заглядывал в капюшон к Тасе, нависая над ней и что-то негромко говоря, как ему показалось, слишком мягким тоном.       — Гендос, с нами пойдёшь? — Мел наконец допил пиво и тут же накинулся на последние сосиски, которыми все остальные уже обожрались.       — Да ну, че я там забыл на ваших утренниках. У меня завтра вообще нормальная встреча наклевывается, — улыбается Гена.       Мел развивает разговор о тёлочках Гендоса, а Боря все никак не может хотя бы понять его суть, без палева — как ему самому кажется — поглядывая на Таисию и Кису, пытаясь выцепить хоть что-то из их диалога.       — …обидчивая малышка, да? — только слышит Хэнк и бесконтрольно вскакивает с места и идёт в сторону базы, кинув: «Я щас». Сука, надо же успокоиться, иначе он себе зубы пообломает из-за напряженных челюстей, которые сейчас идут ходуном. Заходит на базу, достаёт сигарету и скуривает за четыре затяжки. Достаёт вторую и не хочет даже смотреть в окно, боясь увидеть там что-то неприятное. Блять, так-то она тебе подруга, так хули ты так бесишься каждый раз, когда Киса отпускает свои тупые шутки в ее сторону? Мел, Гендос — похуй. Почему-то даже не задевает, ну общаются и общаются. А вот с Кисой иначе. Бля, да он же ходячий сперматозоид, все время только и думает, к кому бы пристроиться. Он, сука, несерьёзный, как закинется или дунет — так вообще крыша летит.       Лента в Инстаграме служит подобием антистресса, нихуя не отвлекая. Только фотки друг за другом сменяются и не запоминаются. Красное, чёрное, синее, чёрное — пятна, которые преобразовываются в квадратики на экране телефона. Нажимает на самый верх, и лента взлетает вверх. Первый же кружочек слева в верхнем углу, как обычно, подсвечивает оранжевым черно-белую фотографию Таси, сделанную ее мамой на даче — кусочек Тасиного профиля, освещенного закатным солнцем, на фоне такого же черно-белого безоблачного неба. У Таси вагон и маленькая тележка фоток с ее поездок заграницу — Боре очень нравятся ее фотографии с Греции и Италии, но все равно она дорожит именно такими — с дачи, с семьей, с моря, на берегу которого они живут. Нажимает на ее сторис, и на весь экран вылезает такая же черно-белая фотография, — вообще она не сильно любила ч/б — которая была сделана примерно час назад: Тася с закрытыми глазами лежит щекой на плече Хэнка, повиснув на его спине сзади, совсем чуть-чуть взяв лицо Бори в кадр — он смотрит куда-то в сторону и даже не замечает несанкционированную съемку. Белым шрифтом посередине: «моя милая мягкая подушка». Хэнк усмехнулся. И когда она успевает? Вздохнул, затушил сигарету. Почему-то немного отлегло.