в правильных глазах ты будешь искусством

Имело ли смысл хоть что-то? Не сейчас, а в целом? Саймон взглянул на часы и понял, что он засиделся с носком на кровати. Теплые деньки сменились на туманные и пасмурные холодные оковы на тонких апрельских зачатках поздней шотландской весны; но светлым широким спальным кварталам и архитектуре центра города с ее тонкими хрупкими шпилями готических башен подходило низкое облачное небо и соленый шершавый ветер. Все было как будто на своем месте. Да и где Саймон мог видеть иную весну? Такую, чтобы с сочной зеленой травой, яркими свежими цветами, нежно-зелеными молодыми листочками на деревьях, запахом чистоты и надежды в голубом воздухе? В разнесенной в щепки юной Кастовии? В израненном огнем Урзыкстане? В пораженной бешенством Африке? Последние года с март по май он был там, почти всегда, каждый год - справлял Пасху и День Рождения там, видел первые цветочки там - чаще всего среди проливного дождя из снарядов, пуль и гранат; видел первые листочки там - на деревьях в догорающих поселениях; чувствовал запах - но только пороха, крови и пыли. В тире можно было ходить в чем угодно, но Саймон, как главный инструктор, предпочитал поддерживать серьезный имидж федерации и появляться на работе в строгих карго и черном поло. Было довольно прохладно, Гоуст ощущал это по тому, какими ледяными были промерзшие за ночь полы в коридоре. Одевшись, натянув на голову балаклаву и накинув под легкую куртку старый форменный китель SAS без опознавательных знаков - лишь изнутри по вышивке на куртке можно было определить, что это был элемент формы - он взял из холодильника приготовленный вечером поссет - по заветам рецепта он, разрезав лимон напополам для того, чтобы выжать из него свежий сок, не выбрасывал половинки, очистив их от внутренней белой мякоти, залил массу в них, делая подачу десерта настолько безобразно милой, что Саймону было жалко есть их в таком виде. И поэтому, взяв стеклянное блюдо для запекания, чтобы удобнее было нести, он выложил на него половинки лимона, накрыл блюдо пищевой пленкой, чтобы в него не налетела пыль, взял с собой рюкзак, похлопал себя по карманам, проверяя, все ли он взял, со вздохом взял в руки свою трость и вышел из квартиры - чтобы отнести поссет тому, для кого, казалось, было не жаль ничего. И Саймон наврал бы, если бы сказал, что не волновался. Еще когда он проснулся, первой его мыслью было то, что сегодня он снова увидит Джонни - поговорит с ним, сделает это на пороге его квартиры, номер которой ему сказал сам омега. Тело предательски отзывалось на волнение неприятным тянущим ощущением по правой стороне, но Гоуст, стиснув зубы и послав это ощущение к черту, постукивая тростью по асфальту, двинулся к дому номер семнадцать. К дому, с наблюдением за которым начинался его день и заканчивался его вечер. Он был совершенно таким же, как и дом Саймона - трехэтажным, с железной подъездной дверью, большими пластиковыми горшками с зелеными растениями у входа, фонарики, отделка, кирпичики - все тоже самое. Гоуст открыл дверь и почувствовал, что гул ударов сердца о его грудную клетку становится громче позвякивания наконечника трости о бетонный пол. Такой же подъезд, такие же двери. У квартиры под номером два была матовая стальная дверь с аккуратным пятнышком глазка и массивной ручкой. Саймон взглянул на свои часы - и занесенной в воздух рукой постучал в дверь. - Да ну, - Джонни открыл ему дверь уже через секунд двадцать, - ровно в девять? - сонно пробормотал он вместо приветствия, зевая и потирая одной рукой глаза. Растрепанный не уложенный ирокез прядями ложился то на одну сторону головы, то на другую - у Джонни совершенно точно были мягкие прямые волосы, которым нужно было укладочное средство, чтобы лежать точно посередине. Еще сонный, в широких черных спортивных шортах и огромной черной футболке, он стоял на пороге, держа руку на животе и придерживая его. Голубые глаза смотрели на Саймона с непониманием, и это умиляло Гоуста. - Дурацкая армейская привычка, - хрипло оправдался Гоуст, потягивая Джонни блюдо с лимонами, - это тебе. Саймону всегда казалось, что такие диалоги должны были начинаться официально и сухо; когда вы просто соседи, которые знали друг друга всего несколько дней, ваше общение не должно было походить на разговор двух приятелей, которые по неискореняемой привычке видятся друг с другом просто потому что. Но с Джонни было так легко, не было никакой неловкости - даже волнение словно вытряхнули из груди. Саймон вдохнул и выдохнул - спокойно. Не надо торопить события. Интересно, весна нормального гражданского человека пахла именно так? Тонкой нотой теплого дурманящего жасмина вперемешку с освежающими сочным грейпфрутом - или что это был за цитрус? Саймон почти разгадал, как пах Джонни - но хотелось склониться над его мягкими волосами, поднять балаклаву, обнажая нос и зарыться лицом в его тонкий запах, которым его квартира ненавязчиво пахла даже с порога. - Ты зайдешь? - Джон взял в руки блюдо. Сердце Гоуста стукнулось о ребра. - Ненадолго, - тихо сказал Саймон, делая шаг в квартиру Джонни. Омега чуть неуклюже ковылял ногами в больших плюшевых тапочках по полу, едва слышно охая, прогнул поясницу, зажмуриваясь, и со вздохом выпрямился, наблюдая за тем, как Саймон ставит трость около обувной полки и расстегивает молнию на куртке. Едва ли Гоуст выдернул его из постели, но, кажется, Джонни с таким внушительным и тяжелым животом нужно было больше времени, чтобы прийти в себя утром. Потратив несколько секунд на попытки размять спину, Джон опустил глаза на блюдо, придерживая его одной рукой и снимая пленку со стеклянных бортиков. - Они как с картинки, - восхищенно сказал он, с нежностью смотря на лимонные половинки, залитые нежной массой поссета. - У еды же должна быть какая-то эстетика, - Саймон пожал плечами, вешая куртку на крючок. - Я поставлю чайник, - Джон взял блюдо обеими руками, комкая в ладони пищевую пленку. - Тапочки внизу, на полке, - он кивнул на обувной ящик, - черные довольно большие, возьми их. Извини, не подумал, что их надо достать пораньше, - он усмехнулся, но смешок перетек в очередной отчаянный зевок. Первым же делом после того, как Джон умчался на кухню, забавно крякая тапочками по ламинату, Саймон присмотрелся к деталям, которые были в зоне его видимости. На крючках при входе висела только та одежда, которую Саймон видел на Джоне - куртки, рубашки, висел также бежевый тренч. Все кроссовки и ботинки на обувной полке были одного размера. Шапки, шарфы и солнцезащитные очки лежали в плетенных корзинках на небольшом комоде при входе, там же на ручках комода висели поводки и ошейники Соупа. Никаких следов кого-то постороннего, никаких запахов, никакой одежды и обуви. Саймон разулся и взял тапочки. Мягкий плюш тапочек был совсем новым, неношеным. Джонни и правда жил один. Цветастые тусклые обои на стенах ползли по коридору в светлую комнату, но Саймон, обув тапочки, прошел за Джонни на кухню. Омега наливал в электрический чайник холодную воду, поглаживая себя по животу. Саймона забавляло, с какой нежностью парень относился к своему положению, то и дело прикасаясь к себе. - А у тебя уютно, - сказал Райли, рассматривая кухню. Нежные бежевые тона свежего кухонного гарнитура смешивались с кремово-бежевыми стенами и светлым ламинатом. Здесь, в отличие от коридора, кто-то недавно делал ремонт. Саймон отодвинул стул за столом - на нем была небольшая мягкая подушечка с мелкими фиолетовыми цветочками. Пропитавший стены запах Джонни делал это место райским. - Ага, и не прибрано, - фыркнул Джонни, доставая из шкафа чашки - одну керамическую с каким-то принтом, вторую - стеклянную. - Вроде питаюсь одними доставками, а посуды каждый день целая гора, - он закрыл ногой посудомойку. - Извини. - Не за что извиняться, - Гоуст подвинулся ближе ко столу, складывая на нем руки. В не зашторенном окне показалось солнце, освещая и без того светлую кухню. Саймон смотрел в спину Джонни, наблюдая за слегка спутанными движениями еще сонного омеги, замечая сильные отеки на ногах в районе обнаженных щиколоток и обычно тонких запястий. Глянцевая кожа с тонкими темными волосами в мягком белом утреннем свете казалась фарфоровой, но Саймон мог только представить, насколько Джонни было тяжело справляться с отеками - печальной нормой беременности. От неприкрытого разглядывания изгибов подкачанных икр Саймона отвлек лохматый и заспанный пекинес, ввалившийся на кухню в таком виде, словно у него вчера была лютая попойка, и уставившийся на Гоуста, как на восставшего из мертвых. В мгновение ока ленивый пес ожил, виляя хвостом, запрыгнул на руки Саймона и уже на них лениво развалился, зевая и обнажая маленькие зубки. - Соуп, мать твою, - проворчал Джонни, едва не роняя на себя банку с какао. - Да ладно, он дома, пусть сидит, где хочет, - усмехнулся Саймон, - я, конечно, предпочитаю овчарок, но этот малыш тоже духовитый, - Гоуст опустил руку на свои колени и положил ее на спинку обмякшего и уже задремавшего пса. - Как там они в армии у вас называются...? - Джонни насыпал в керамическую чашку несколько ложек какао и потянулся к холодильнику. - К-9? - Гоуст приподнял брови, внимательно наблюдая за тем, как омега возится на кухне. - Точно, - Джон облизал ложку из-под какао. - Соуп зашел бы спецслужбам, как служебная собака? - Джон не смог без смеха договорить это предложение. - На спецзадачу его бы точно не взяли, - Гоуст продолжал одной рукой поглаживать тонкую спинку собаки. - У него слишком короткие лапки, собака должна быть быстрой. Но, например, в аэропорт ищейкой при должных тренировках его могли бы взять, искать наркотики, взрывчатку и другую запрещенку, - Саймон едва ли мог себе представить этого крошечный лохматый комок в шлейке служебной собаки. - Любая собака - малинуа или той-терьер - не могут работать не покладая лап весь день, но бельгийская овчарка явно будет делать это дольше за счет конституции породы, поэтому предпочтение отдадут ей, а не Соупу. - А это правда, что служебных собак подсаживают на наркотики, чтобы они лучше искали их? - голос Джонни довольно сильно отличался от того, что Саймон слышал вчера, когда разговаривал с ним - он был мягким, спокойным, почти уставшим. - Ну, - Гоуст был счастлив, что на его лице была плотная балаклава, скрывающая его глупую улыбку, - скорее неправда, чем наоборот. Если честно, я никогда не имел дело со служебными собаками так близко, чтобы знать о них что-то больше рабочих условностей. - Эх, малыш, значит не судьба тебе получать кокаин в качестве зарплаты, - насмешливо вздохнул Джонни, и Соуп, как будто понимая, что слова были адресованы ему, тоже грустно вздохнул, - даже несмотря на то, что ты выглядишь так, словно уже слез с него, а то и с чего-то посерьезнее. Лицо Джонни тоже было слегка отекшим, и сейчас, в мягком кухонном свете, Саймон начал замечать это. Валики век под голубыми глазами выглядели болезненно, Джонни то и дело натирал свое лицо негнущимися пальцами, мелко зевая с характерным звуком. Может, все-таки не стоило его беспокоить в такую рань, стоило зайти вечером? С другой стороны, Саймон не будил его, а еще они договорились об этой встрече вчера. Расставлять границы в общении с ним было довольно сложно - Саймону оставалось только плыть по течению, надеясь на то, что с Джоном определить рамки дозволенного будет также просто, как с утра пораньше обсуждать, возьмут ли его пекинеса в полицию. Ему было стыдно надеяться на Джона, потому что он стыдился признаться в неопытности и сковывающем страхе даже самому себе. Он просто никогда не делал этого раньше. Никогда не начинал общение с кем-то, кто ему нравился, с абсолютного нуля - с разговоров о собаке и с чашки чая утром после случайной вечерней прогулки после работы. Никогда вот так вот без подтекста не сидел ни у кого дома. Оливия - и еще девушки до нее - сначала появлялись в кровати Саймона, а потом, поддавшись страсти и слегка утолив голод, они начинали узнавать друг друга. Сейчас же все шло как-то с другой стороны - и Саймон спотыкался о каждую кочку. Раз уж они не играли в пустое "расскажи о себе", то все вопросы они вплетали в диалог, на который так рассчитывал Саймон. И задал он, конечно же, самый важный и главный вопрос. - Соуп, забавная кличка, - хмыкнул Саймон. - Получил в питомнике? - Наверное, - Джонни медитировал, пустым взглядом глядя на лимоны, - я, если честно, не знаю. Его хозяин отдал мне его и не забрал потом, поэтому история появления его клички для меня загадка. - Как можно вот так вот просто оставить собаку? - тихо возмутился Саймон, опуская глаза на довольный фыркающий комок шерсти. - Что же... - голос Джонни понизился. - Этот человек оставил мне не только Соупа. Горький смешок омеги потонул в звонком щелчке чайника, тихое бурление которого затапливало комнату где-то на периферии все это время. Сердце Саймона замерло - означало ли это то, о чем он думал? - Вот черт, - глаза Джонни упали на настенные часы, он взял телефон со столешницы и сверился с электронными часами на экране, - совсем забыл, - он закатил глаза, - дай мне пару минут, мне надо позвонить по работе, - расслабленное выражение лица тут же испарилось, а брови съехались на переносице; он вышел из кухни, прикрывая за собой дверь и оставляя Саймона с Соупом на коленях. Гоуст в очередной раз опустил глаза вниз, поглаживая довольно мягкую шерстку. Пес приподнялся, поворачивая голову к Саймону - темные глаза-пуговки доверчиво смотрели на него. Он понимал, что Саймон не обидит его, раз его хозяин пустил его на их территорию. И если все было действительно так, как думал Саймон - то великодушно со стороны Джонни было оставить собаку от бывшего. Хотя, при чем здесь могло быть это крошечное животное? Гоуст вздохнул. Он правда уже много чего себе придумал - но если он действительно хочет зайти чуть дальше, то ему придется спросить у Джонни все, что интересовало его; ведь, очевидно, Саймон ни при каких обстоятельствах не стал бы приоритетом номер один для беременной омеги. Взяв Соупа подмышку, Гоуст поднялся на ноги и подошел к кухонной столешнице, на которой стоял закипевший чайник. Один из шкафчиков был приоткрыт, и Саймон заметил там коробку с пакетиками черного чая, поэтому полез внутрь, вытаскивая ее. Как быть с какао Джонни Саймон не знал, поэтому, чтобы ничего не испортить, не стал его трогать, но во вторую чашку, заботливо отставленную Джоном, бросил пакетик и залил кипятком. Бергамот. Цитрусовая нотка в запахе Джонни была бергамотом. Саймон поднес чашку к лицу и медленно втянул этот запах. Точно такой же, как в запахе омеги. Вдруг такому, как Саймон, здесь вообще нет места? Вдруг Райли заносит руку для того, чтобы постучаться в обнесенную с другой стороны кирпичами замурованную дверь? Как найти тот самый идеальный баланс между своевременным признанием и попыткой не спугнуть Джонни, попыткой не заставить его волноваться в таком уязвимом положении? Явно не на второй день нормального знакомства. А как же отец его ребенка? Саймон понятия не имел, в каких отношениях Джон был с отцом своего малыша. Да Саймон вообще еще ни о чем понятия не имел. Но уже был готов признаться себе в нескольких вещах, которые набатом стучали между извилин в его голове - например в том, что он уже дико ревновал Джона к тому чертовому придурку, который был отцом ребенка, но не находился с Джоном в такой важный момент, а еще... Еще - что если Джон все-таки подпустит его ближе. Если позволит ему стать для него чем-то большим, чем странный сосед с лимонным десертом на пороге в девять утра. Если даст ему шанс, если... Если позволит... Саймон покачал головой, отмахиваясь от самого себя. Соуп подмышкой недовольно зарычал, просясь на пол, и Гоуст бережно опустил его на ламинат. Когтистые лапки тут же заскребли по дереву, и пес в три прыжка оказался около двери, упираясь в нее передними лапами и начиная гавкать. - Соуп, ебанный в рот, - Джон с ворчанием открыл дверь, что-то нажимая в своем телефоне; пес тут же с важным видом вышел в коридор, что-то также ворчливо гавкая в ответ хозяину. - Я тебе поговорю! - пригрозил ему Джонни. - Прости, - он повернулся к Саймону. - Я тут похозяйничал у тебя, - сказал Райли, - как готовить твое какао? - он взял в руки чайник. - Не стоит, - Джон поднял руку, но Гоуст уже поднял чашку над столешницей. - Ох, до половины чашки кипяток, остальное - молоко. Спасибо, - Джон снова отвлекся на телефон, - заказчик в другом часовом поясе, совсем забыл об этом, давно должен был с ним созвониться. - Ты дизайнер? - между делом спросил Саймон, доливая молоко в какао Джона. - Не-а, - глухо ответил Джонни, плюхаясь за стол напротив отодвинутого стула Саймона, - я бухгалтер, веду отчетность нескольких предприятий на аутсорсе. Пока жил в Глазго, был бухгалтером шотландского отделения Sephora, - усмехнулся он, не переставая что-то печатать, - переезжая домой, уволился, чтобы снизить нагрузку. Но частные клиенты иногда бывают более заебистыми, чем крупные корпорации, - он отложил телефон, хмурясь. - Ой, извини, никакого гостеприимства, - он слегка покраснел, когда Саймон поставил перед ним чашку с какао. - Все нормально, - улыбнулся Саймон, чувствуя, как неограненая эмоция счастья при виде домашнего и спокойного парня напротив становится осязаемой и собирается в морщинках вокруг глаз. - Ничего не смыслю в том, что ты делаешь. Я не уверен, что хоть раз в своей жизни самостоятельно подавал налоговую декларацию. - В этом нет ничего сложного, - Джон пожал плечами, - ничего настолько сложного, чтобы ради этого посещать университет. - Ты учился? - Райли был рад, что Джон оставлял ему такие просторные лазейки для того, чтобы тот мог задать ему вопрос - он взял блюдо с лимонами и поставил его на стол между ними, а затем вернулся к столешнице за своей чашкой и сел за стол напротив омеги. - Да, закончил институт бизнеса и стратегии Глазго, - Джон с наслаждением отхлебнул какао. - Престижное местечко, - Гоуст попытался дернуть не особо слушающейся правой бровью, но получилось жалко. - Мама хотела, чтобы из единственного сына не вырос полный придурок, - Джонни откинулся на спинку стула, чуть вытягивая ноги и укладывая свободную руку на живот. Было ли это чувство тем самым - о котором писали песни, снимали фильмы, писали книги? То самое чувство, из-за которого люди бросали привычный уклад жизни и меняли все на сто восемьдесят градусов? То чувство, ради которого разжигали войны и подписывали мирные соглашения? То чувство, которое Гоуст так никогда и не надеялся ощутить - простая, горячая, обжигающая, нежная и терпеливая - любовь. Громкость слова заставила Саймона ощутимо вздрогнуть, хватаясь за чашку чая, как за спасательный круг. Одного взгляда и запаха ему, альфе, которого за всю его долгую жизнь не расколола ни одна самая крепкая связь, хватило, чтобы пропасть навсегда? Джонни сидел напротив него с керамической чашкой в цветочек и беззаботно пил какао, оглаживая живот - и Саймон просидел бы напротив него, уютного и родного, всю свою оставшуюся жизнь, обсуждая все, что придет в голову - не зная ничего о Джонни, не представляя, чем он живет, чем дышит - но уже понимая, насколько рядом с ним он чувствует себя дома. Чувствовал ли Джонни хоть что-то в ответ? Ну хоть что-то? Надо просто спросить - но какое же сейчас неподходящее время, чтобы спрашивать. - А я никогда нигде не учился, - Саймон грел кончики пальцев о толстое стекло чашки, смотря на завитки сизого пара и вдыхая свежий запах бергамота. - Сразу после школы ушел в армию, дослужился до звания в SAS. - Ты так говоришь, словно "дослужиться до звания" - это пару лет в офисе посидеть, - Джонни лениво валял взглядом небесных глаз по кухне, тонкие, сочащиеся сквозь густые облака, лучики солнца кусали его за отекшую сливочную щеку. - SAS - серьезные ребята, насколько я понимаю. - Ты тоже умаляешь важность нескольких лет своего обучения, - Саймон как мог переводил разговор на Джона, но омега не сдавался. - Это немного разные вещи, - Джонни прищурился. - Это путь, который ты выбрал пройти, - Гоуст перебирал пальцами по чашке, чтобы не обжечься о разогретое кипятком стекло, - поэтому он тебе кажется легким, ведь ты его уже прошел и смотришь не него с другой позиции. Я, например, не представляю себя терпеливо сидящим в аудитории и поглощающим знания. - В чем-то ты прав, - омега поставил чашку на стол и поднялся на ноги. - Но я, вот, не знаю, каким был твой путь, чтобы примерить его на себя. - Херня, поверь мне, - пробормотал Саймон, но внутри так обожгло по легким, что тающие от кусачего касания подушечки пальцев дернулись на стекле. - Тогда поверь мне, институт - это тоже самое, - Джонни подошел к выдвижному шкафчику с кухонными принадлежностями и вытащил две чайные ложки. - Поссет может растаять? - он вернулся за стол, осторожно положив ложку перед Саймоном. - Нет, он должен быть мягким, - Гоуст выдохнул, наблюдая за тем, как Джон взял половинку лимона с нежно-желтой блестящей массой в руки, рассматривая ее, как какое-то произведение искусства. - Хотя, если ты оставишь его на окне, то он быстро заветрится и скиснет. - Тот, который я покупал, был твердым, - Джон кончиком ложечки нырнул в густую кремовую массу, нежно обводя разрез лимона пальцами. - Возможно, тебе подсунули лимонно-молочное желе на сливках, просто оформили, как этот поссет, - Саймон даже задержал дыхание - еще никогда в жизни ему не было так важно услышать чье-то одобрение. - Даже звучит богомерзко, - омега на секунду скривился, - черт, после того, как ты сказал мне, что ты собираешься его готовить, я проворочался полночи, предвкушая этот момент, - Джонни облизнул, наконец зачерпывая тающий на серебристой ложке десерт. - Ну что, час "икс"? - он улыбнулся - точно также, когда увидел тарелку такой желаемой паэльи, эта улыбка была такой искренней, счастливой и завораживающе красивой, что Саймон на мгновение даже перестал корить себя за то, что так глупо влюбился - любой бы влюбился в такие сочные живые эмоции; Джонни отправил ложку в рот, размыкая губы, и стоило ложке коснуться его языка, как его довольные глаза закатились в нетерпеливом жесте, а сам он откинулся на стуле, довольно постанывая. - Боже! Это даже лучше, чем я себе это представлял, - рецензия оказалась довольно краткой, потому что после этих слов Джонни без отрыва уничтожал половинку за половинкой, пытаясь балансировать между жадностью и желанием все-таки распробовать и насладиться десертом. - Нравится? - Гоуст умильно смотрел на него. - Это просто божественно, - причмокивая губами, сказал Джонни, - я и подумать не мог, что эта чертовщина может быть настолько изумительно вкусной. Саймон, ты уверен, что тебе стоит прозябать свой талант в тире? - Джон восторженно мелко топал ногами в тапочках под столом, жмурясь от удовольствия. - Тебе нужно в какой-нибудь ресторан или открыть свой кулинарный блог! - Для того, чтобы стать поваром, нужно технологическое образование, а для блога - внешность, и тем, и тем я обделен, - Гоуст даже немного смутился. - Ну, некоторые даже фешенебельные местечки не смотрят на корочки, - Джонни разделался с доброй половиной десерта в считанные минуты и отложил ложку в сторону, - а по поводу внешности что-то сложно сказать, если учесть, что ты носишь непроницаемую маску, через которую едва ли видно глаза. Кстати, - Джон приподнял бровь, - как ты собираешься пить чай? Не сказать, что Саймон в принципе собирался его пить, но теперь, когда Джонни уточнил у него этот момент, выбора было немного - или приподнять балаклаву, обнажая еще перекошенный рот с грустно упавшим вниз правым уголком губы, или позориться до конца. Пугать Джона розово-белыми шрамами, которыми были исписано лицо Саймона, Гоуст не хотел. - Обычно в общественных местах я использую трубочку, - тихо сказал Райли. - Я могу подать одну, если ты хочешь, - спокойно предложил Джонни. - Да, пожалуйста, - попросил Гоуст. И никакого недовольства, никакого закатывания глаз, никакого недопонимания. Может, Джонни по утрам был такой спокойный, уравновешенный и тихий - а, может, сам еще не до конца был уверен в том, как стоило разговаривать со странным соседом. Саймон мог только догадываться, что происходило в голове Джона. Но с ним было так комфортно делать все, что они делали - а пока что это была короткая прогулка и внезапное утреннее чаепитие. Как будто Саймон знал его до встречи на пороге его квартиры, знал его, когда лежал в госпитале, знал его, пока работал в SAS, знал его, когда бритоголовым худым альфой поступал в армию, всегда где-то на периферии чувствовал его запах. Видел его лишь несколько раз, но знал всегда. Смотрел сейчас на него, видел пока что чистый лист, но был готов достать краски и разрисовать его в цвета тех самых теплых чувств, которые трепетали в его всегда высохшем сморщенном сердце - в цвет васильковых глаз Джонни, в цвет его карамельно-сливочной кожи, в цвет его бледно-розовых тонких губ, в бордовый, лавандовый, лазуритовый - Гоусту казалось, что именно такими цветами можно было описать его скомканные обжигающие чувства. Джонни подал ему пластиковую черную коктейльную соломинку, и Саймон, благодарно кивнув, привычным жестом просунул ее под балаклаву, опуская край в уже остывший крепкий чай. С торчащей из-под маской трубочкой он выглядел глупо, но Джонни смотрел на него с интересом. - Серьезно? - только и спросил он. - Абсолютно, - Гоуст не смог удержать смешок. - Ты никогда ее не снимаешь? - омега предпринял неудачную попытку закинуть ногу на ногу, но тут же столкнулся с непреодолимой преградой в виде своего живота и успокоился, откидываясь на скрипнувшую спинку стула. - Дома или в одиночестве - снимаю, - Саймон сделал несколько мелких глотков, перекатывая на языке горьковатый привкус масла бергамота. - Но когда я постучался к тебе за паэльей, ты был в маске, - припомнил Джонни. - Я надел ее перед тем, как открыть тебе дверь, - Гоуст вытащил трубочку из-под маски и оставил ее болтаться в чае. - И могу я спросить, почему ты ее носишь? - спросил Джон, болтая ложкой в остывающем какао. По Джонни можно было сказать наверняка, когда он язвил и разговаривал о чем-то в шутку, а когда становился серьезным - его выдавали глухие низкие нотки в звонком голосе, которыми обрастала его задорная, приправленная растянутыми шотландскими гласными и съеденными окончаниями, интонация голоса. Речь становилась мягче, воспринималась иначе - Саймону так казалось. Казалось, что для Джонни это тоже все не какая-то шутка, в которую он слегка заигрался - что Джонни тоже хочет узнать о нем чуточку больше. - Дурацкая армейская привычка, - отшутился Гоуст. - Как с пунктуальностью? - улыбнулся Джон - даже его улыбка была в разы серьезнее, чем когда он, например, нахваливал десерт. - Ага, - кивнул Саймон, - от армейского прошлого не так-то просто избавиться. Некоторые привычки со мной, скорее всего, до самого конца. - Просто удивляюсь, как никто не находит двухметрового альфу в маске подозрительным для общественного спокойствия, - уголки губ лукаво скользнули по мягкому лицу вверх. Гоуст же всегда отлично читал людей, умел выжать из любого человека необходимую и правдивую информацию; но то ли Саймон был слишком ослеплен мягким лучистым свечением омеги напротив, то ли за год без постоянной практики на службе утерял этот навык - или же Джонни был крепким своенравным орешком, раскусить который можно было только особым инструментом. Саймон присматривался к нему, скользя отрывистым взглядом по телу, лицу, рукам и шее - и все никак не мог понять, зубчики какого Щелкунчика могут посоперничать с ним. Карточный домик был хлипким, держался на зубочистках, которые балансировали на кончиках - во всей вселенной было больше вариантов, при которых этот домик мог развалиться, чем остаться на месте. Но все-таки Саймон держал в голове, что Джонни пригласил его к себе и предложил чай, совершая попытку за попыткой просто поболтать. - То я, по-твоему, грабитель, то террорист, а в итоге я сижу у тебя на кухне, - Гоуст засмеялся. Он залез рукой в карман своего кителя и вытащил из него когда-то давно подаренный Прайсом бумажник. В него умещались банковские карты, аннулированное водительское удостоверение, крошечный платежный стикер, какие-то обрывки фотографий, колечко, которым больше десяти лет назад Саймон скреплял ключи от дома с ключами от шкафчика на базе SAS, а также свой основной документ, который он носил вместо паспорта подданого Великобритании - удостоверение действующего ветерана SAS. Белая ламинированная карточка с рамкой под фотографию, именем, местом рождения, порядковым номером и цветным квадратиком в углу карточки. Удостоверение Саймона, как и все его рабочие документы, не имело на себе напечатанной фотографии - но полицейский мог сопроводить его в участок и уже там выяснить, что по соображениям безопасности настоящие документы Саймона Райли не имели фотографии ссылаясь на внутренний приказ SAS. Гоуст положил карточку на стол и подвинул ее к Джонни - омега неуверенно протянул руку и взял удостоверение, с интересом разглядывая его. - Так-так-так, - Джон внимательно осмотрел карточку со всех сторон - в мягком солнечном свете она сияла защитными вотермарками с гербом королевства, - у тебя нет фотографии в удостоверении? Как это вообще возможно? - Возможно, - сглотнул Саймон, смотря на тонкие изящные пальчики, которыми Джонни вертел в руках ламинированную карточку. - Из-за особенностей работы у меня нет фотографии ни в личном деле, ни в рабочем удостоверении. Нет и в удостоверении ветерана. - И как, ну, например, полиция удостоверится в том, что ты - это ты? - Джон задавал вполне логичные вопросы. - По номеру в углу карточки в полицейской картотеке можно найти информацию обо мне, - сказал Гоуст. - Это может занять немного дольше времени, но у полиции в любом случае будет информация обо мне. - Из-за особенностей работы? - омега продолжал смотреть на карточку. - Да, именно "особенностей работы", - кивнул Саймон, - не обо всех особенностях я могу говорить, но я был членом оперативно-тактической группы, которой в силу своей деятельности было разрешено и важно сохранять анонимность. Может быть, можно было поставить точку в этом обсуждении, сказав, что SAS после ужасающей заварушки после его возвращения из плена в Мексике настолько зачистили все следы его существования, оставив его безликим безымянным солдатом с позывным "Гоуст", что выжгли все упоминания его имени не только из документов ведомства, но и стерли его с лица земли, как подданого Великобритании - свой паспорт Саймон впервые подержал в руках всего несколько лет назад. Можно было сказать, что SAS и TF141 было выгодно иметь безликого никому неизвестного парня в черной маске, которому можно было написать любое имя, дать любое гражданство и повесить на него любую ответственность - потому что люди с семьей, близкими, детьми никогда бы не подкинулись ни за какие деньги и ни по зову никакого долга на то, что Саймон делал своими перепачканными по локоть в крови руками. Но это было такое прекрасное утро; пасмурное небо расступилось и приоткрыло плотную тюль серо-лавандовых весенних низких облаков, дав ласковым солнечным лучам осторожно ласкать щечку Джонни. Еще некоторое время назад Саймон и представить себе не мог, что вместо маниакального наблюдения за улицей через кухонное окно - как в старые, мать его, добрые времена - он будет сидеть с объектом своего наблюдения на его кухне и наблюдать за тем, как он, сонный и опухший после сна, пьет какао и заедает приготовленным Саймоном поссетом. - Спросил лишнего, да? - тихо спросил Джонни. - На самом деле, маска уже давно не необходимость, - Гоуст вдруг вспомнил, что у него сегодня не был выходной. - Я ношу ее потому что у меня все лицо в шрамах после службы. Уж лучше мною будет интересоваться полиция, чем от меня будут шарахаться люди на улице. - Я бы попросил тебя показать, но ты все равно откажешься, да? - Джон проследил взглядом за глазами Саймона и посмотрел на его наручные часы. - Конечно, - мягко кивнул Саймон. - А еще мне пора идти. Спасибо за чай. - Ах да, работа, - как-то даже с сожалением вздохнул Джонни, но на румяное личико быстро вернулась лукавая улыбка, - в очередной раз спасибо за угощение. Скоро ты меня разбалуешь, и на запах вкусного ужина я буду приходить к тебе каждый вечер. - У тебя плохо получается угрожать, Джонни, - Гоуст поднялся из-за стола и поправил китель. - Мне никогда не жалко. Особенно если меня хвалят. - Другой публики у тебя не нашлось? - Джонни замер в дверях кухни, наблюдая за Гоустом, который, убрав тапочки на полку, натягивал берцы. - Другой мне и не нужно, - молния ботинок звякнула в полутьме коридора, Саймон накинул куртку и протянул Джону руку. - Спасибо за компанию. Хорошего дня, Джонни. - И тебе, Саймон, - омега вложил в его ладонь свою руку, позволяя Гоусту мягко пожать ее, скользя подрагивающими шершавыми пальцами по изнеженным тонким пальчикам. День выдался довольно сложным. Сначала целая пачка документов на подписание, потом собственное подтверждение квалификации, потом муторные попытки договориться с концертным залом для съезда стрелковой федерации. Впервые за продолжительное время у Саймона появилось желание выйти в курилку и стрельнуть у кого-нибудь сигарету - но предписаниям своего доктора на счет табака и алкоголя он следовал все еще строго. Звонки, бумажки, разговоры с коллегами засорили его голову на целый день таким количеством однообразной сухой информации, что он едва ли вспомнил к вечеру, что ничего, кроме чая, выпитого с Джонни, у него в желудке не было. За окнами офиса было уже довольно темно, актуальных дел на сегодня не оставалось, поэтому Гоуст, сортируя последние бумажки и слушая пустую болтовню коллеги, собирался домой. Чем он мог заняться сегодня вечером? Он пытался придумать себе хоть какое-то занятие помимо готовки - в холодильнике было слишком много приготовленного в последние несколько дней; единственное, что ему действительно хотелось - это самой банальной молочной овсяной каши с какими-нибудь фруктами завтра утром перед работой, потому что специи, сладости и мясо начали надоедать, а он в целом никогда не был человеком, который искушен в своем рационе. Может, сделать ночную овсянку с медом, орехами и ягодами? Отличная идея. Саймон как раз вспомнил о том, что Джонни вчера рассказывал ему об овощной лавке ниже по улице, если спускаться к морю - может, стоит заглянуть туда? И, конечно же, как развеселая собака, утром помчаться с контейнером овсянки к Джонни, чтобы поблагодарить его за совет и угостить очередной вкусняшкой. Или сделать это этим вечером. Может, купить что-то в пекарне и заглянуть к нему по дороге домой? Да что же уже сразу не телепортироваться, а, Райли? День был сложным не из-за большого количества работы - Гоуст привык жить и работать на грани человеческих возможностей, и это была очередная армейская привычка, которая будет с ним до его смерти; небольшая нагрузка на непыльной работе не вымотала его - как обычно, ближе к вечеру начиналась тупая слабая ноющая боль в правой руке и ноге, но Саймон совершенно привык к этому. День выдался сложным потому что утро оставило после себя еще больше недосказанности, чем чего-либо еще. Саймон не мог выбросить десятки вопросов и мыслей из своей головы - и никак не мог успокоиться, тыкаясь в каждый доступный угол и нигде не находя успокаивающий запах жасмина и бергамота. Он скучал по Джонни. Смертельно скучал, не видев его всего лишь целый день. И мысль о том, что он снова не знает, когда у них получится увидеться, а Саймону при этом не прослыть навязчивым маньяком - сжирала его изнутри. Скучал по уюту, который ощущал рядом с ним, скучал по теплу его искрящегося присутствия, скучал по глупостям, о которых они говорили, скучал по его вопросам, даже по Соупу скучал. Нет, так не могло продолжаться. Он влюбился, как мальчишка. В беременную омегу, в парня, о котором кроме имени толком ничего не знал. И не мог даже спросить, потому что млел, таял, как пломбир, под взглядом его лучистых глаз. Он был в самом неудобном положении, хуже нельзя было придумать. Раненный, больной, инвалид, комиссованный со службы и перебивающийся работой только для того, чтобы не находиться в четырех стенах одного дома круглые сутки, пока эти стены в ночной тишине после приступа паники нашептывали ему прикончить себя и сделать мир легче - как он мог вообще своим присутствием пачкать спокойный маленький мирок Джонни, в котором омега имел обычную работу, ждал ребенка и жил в уютной теплой квартирке? Маятник качался в одну сторону - незамедлительно сказать все, что он думал и что чувствовал. В другую - сдать ключи от квартиры и уехать из Абердина к чертям собачьим. В одну - дать себе шанс на что-то лучшее. В другую - не забирать этот шанс у Джонни. В одну - прикоснуться к прекрасному, укусить румяное заласканное солнцем яблочко за бочок, насладиться ощущением теплоты, в другую - не стать червяком, который испортит прекрасный плод. В одну сторону - научиться любить и быть любимым, маленькими шагами, крошечными свершениями, вместе, пройдя простое общение, дружбу, привязанность и взаимность. В другую сторону - бояться любой ошибки, которая могла стоить ему всего того хрупкого карточного замка, что он сам выстроил в своей голове. С работы он вышел почти вовремя, чуть задержавшись в своем кабинете, буквально на каких-то десять-пятнадцать минут. Шпили готических портовых башенок прибрежного района Абердина кусали темнеющее небо, а горячий желтый свет ярких вывесок магазинов на улице расползался по сухому асфальту, кирпичным зданиям и припаркованным автомобилям. Гоуст поправил балаклаву на подбородке и стукнул тростью о тротуар - знакомый звонкий лай тут же залился в уши, и Соуп - собственной лохматой персоной - бросился на левую берцу Гоуста, задорно лая на длинные шнурки и кусая мелкими зубками молнию. Глаза Саймона расширились от удивления, он вскинул голову, чтобы оглянуться по сторонам - по улице в нескольких метрах от него прогулочным шагом шел Джонни с бумажным пакетом из "Григгс". Саймону сначала показалось, что у него галлюцинации, а это все сон, симуляция, а шизофрения отца все-таки нашла продолжение в нем, но нет - омега ковылял в его сторону, перебирая ногами по мостовой, шуршал пакетом. На его руке поверх красной флисовой рубашки был намотан поводок, из-под черной бини торчали несколько спутавшихся от ветра прядок ирокеза. Джонни улыбнулся и махнул ему рукой. Как же мало надо было для счастья. - Джонни? Ты время видел? - Саймон оглядел его с ног до головы - для вечерней ветренной погоды он был слишком легко одет. - Всего восемь вечера, - беззаботно сообщил Джон, смотря на свои смарт-часы на руке. - Уже поздно, - Гоуст взял на руки Соупа, который своими бритвенно-острыми зубками собирался превратить его самые удобные берцы в исцарапанные панковские ботинки. - Что ты здесь делаешь? - У приятеля Соупа свое расписание прогулок, - Джонни не выглядел продрогшим, но погода сегодня вечером действительно была довольно суровой, или же Саймона просто знобило от внезапности их очередной встречи. - А еще ты кое-что забыл у меня, - Джон вытащил из кармана удостоверение Саймона и протянул его альфе. - А под вешалкой я нашел это, - из кармана мягких широких брюк Джон достал ключи от квартиры Саймона. - Жаль, что ты также невнимательно нигде свой номер телефона не обронил. - Ты мог просто бросить в почтовый ящик, - обомлевший от удивления Саймон не нашел ничего лучше, что он мог бы сказать в ответ. - И с тысяча-какой попытки ты бы догадался, что они там лежат? - Джон сунул ключи и удостоверение в большую руку Гоуста. - Ты прав, - Саймон мотнул головой, уговаривая себя перестать вести себя, как подросток, - глупость. Но, раз уж ты пришел, то я не хотел бы, чтобы ты мерз - мог бы зайти внутрь и оставить все на проходной. - Во-первых, я только пришел, - Джонни внимательно посмотрел в глаза Гоуста и склонил голову, - во-вторых, я не хотел никого смущать, а еще я все равно гуляю в эту сторону от дома, - Джон почесал голову сидящего на руках Саймона Соупа. - Спасибо, - Гоуст наконец вспомнил о банальной вежливости и о том, что он так и не поблагодарил Джонни - как он вообще мог забыть две самые важные вещи у него дома? - Но я все равно не хотел бы напрягать тебя, пока ты в таком положении, - ляпнул Саймон, забыв схватить себя за язык. - В каком? - Джон приподнял бровь. - Ты про беременность? Так это не болезнь, - он усмехнулся. - Разве полезно так много гулять на таком сроке? - спросил Саймон. - Одному только Богу известно, что полезно, а что не полезно на таком сроке, - фыркнул омега. - Я чувствую себя просто отлично, поэтому и гуляю. В Абердине чистый приятный воздух, много зелени, море рядом. Благодать. Как можно было не испытывать чувство искреннего умиления, глядя на него? Розовые, голубые, сиреневые и лимонные - свет и искры уличных вывесок играли в светлых радужках его больших глаз и оставляли капельки цветов на гладкой коже, путаясь в едва заметных морщинках, мягкой линии нижней челюсти и расцеловывая его тонкие упругие губы. Саймон пригляделся - ему казалось, что косточка тонкой ключицы, чуть торчащая из-под воротника футболки, а также костяшки пальчиков были покрасневшими, и он, отпустив Соупа на землю и позволяя псу продолжить трепать шнурки на его ботинках, начал стаскивать с себя свою куртку. - Поднимается сильный ветер, - пробормотал Саймон, отнимая у омеги пакет из пекарни и натягивая куртку на его плечи, - ты очень легко одет для такой погоды. Руки и плечи Джонни ощущались совсем невесомыми, тонкими, словно омега состоял из облака сахарной ваты, а не костей и мяса. Несмотря на удивленное выражение лица, он позволил альфе надеть на него куртку, разглаживая закатавшиеся вовнутрь рукава быстрыми, но аккуратными движениями. Саймон, хоть и избавившись от самого теплого элемента своей одежды, почувствовал, как к щекам приливает жар. Джонни - перед ним, в его большой черной куртке, в каком-то шаге, в считанных условных единицах, своими огромными голубыми глазищами смотрит на него, а его глазах переливается всеми самыми яркими и сочными красками вся доступная Гоусту видимая Вселенная. Все звезды и кометы, которые он когда-либо видел, все созвездия и парады планет - были в голубых глазах омеги. - Не стоило, - Джонни не пошевелился, когда Саймон застегнул на нем куртку - она чуть натягивалась на животе, но все равно была довольно большой, чтобы Джону было удобно в ней, - но очень мило с твоей стороны. - Мило с твоей стороны было принести мне ключи от дома, - Гоуст заправил край балаклавы за воротник кителя. - Ты не замерзнешь? - спросил Джонни - и Саймон очень надеялся на то, что тень, пробежавшая по его глазам, была беспокойством; он покачал головой. - Я все равно гулял. И совсем забыл, насколько вкусный в "Григгсе" яблочный штрудель. - Беру себе его частенько во время ланча, - одобрительно сказал Гоуст. - Я забрал последний, - прищурился Джонни. - Я бы расстроился, но у меня уже есть планы на сегодняшний вечер, - Саймон пожал плечами - рот под маской уже болел от улыбки, которая отказывалась сползать с губ. - Посвятишь меня? - омега склонил голову. Имело ли это смысл? Не сейчас, а в целом. Саймону было стыдно задавать себе этот вопрос прямо сейчас, когда солнце, закатившееся за ломанный зданиями и шпилями горизонт, спустилось с небесного полотна и шло рядом с ним, рассказывая что-то про бухгалтерский учет и жалуясь Саймону, что оно ненавидит овсянку; пока они вдвоем, с пакетом из пекарни, спускались по ярким улочкам к морю, чтобы выбрать для ужина фрукты, пока Джонни был в его куртке, которая мягко обнимала его живот, а лохматый Соуп, то бросающийся на пятки Гоуста, то просящийся на ручки Джонни, покорно бегал вокруг них - смысл был.