Икигай (или причина существования)

Лие 7 лет. Ноа 8 лет.       В спальне Ноа был бардак из-за разбросанных по полу листов бумаги. Большую часть второй половины дня окно в комнату было открыто, позволяя легкому ветерку проникать внутрь. Однако когда ветер на улице усилился, ребята решили закрыть его, потому что рисунки Лии начали разлетаться с каждым новым порывом ветра. Видя, как они буквально ускользают из ее рук, Лиа в панике бросалась за ними вдогонку. Тем временем Ноа продолжал сидеть на своей кровати, и казалось, что этот беспорядок вовсе его не заботит. Но затем он вдруг улыбнулся - все же ситуация была забавной. Лиа с другой стороны комнаты с кучей бумаг в руках бросила на Ноа гневный взгляд, но ее негодование быстро испарилось, и она рассмеялась в ответ.       Чуть позже она уже лежала на животе на полу, зажав голубой карандаш между указательным и большим пальцами. А Ноа притворялся, что знает как играть на акустической гитаре, которую он нашел на чердаке дома его бабушки и дедушки несколько недель назад.       В тот день волосы Лии были собраны в идеальную косу, что спадала до середины спины. Некоторые пряди высвободились и теперь спадали на ее лицо. Она отбрасывала их рукой, но, казалось, они полюбили мягкость ее щек больше, чем строгость опрятной косы. Как только они вошли в дом, Хана усадила ее на кухне на один из стульчиков, и пока Ноа доставал свои тетради и книги из рюкзака, Хана заплела волосы Лии. - Тебе не кажется, что сейчас стало лучше? – она спросила девочку, проведя кончиками пальцев по линии роста волос на лбу, убеждаясь, что волосы хорошо держатся в косе. Лиа положила руку на свой лоб, наслаждаясь ощущением, что ее растрепанные волосы убраны с лица. Ее маму никогда не заботил комфорт дочери, не говоря уже о красоте. Да, Хана сделала не много, но это было больше, чем Лиа могла бы ожидать от кого-то. Ноа наблюдал за ней с пола, где он стоял на коленях, согнув одну ногу и роясь в рюкзаке. - У тебя забавный вид, - проговорил Ноа. Хана приструнила его, раздраженно окликнув по имени. - Забавно – это не плохо! – он отстранился назад, смотря на бабушку и на Лию, чтобы заверить их, что в его словах не было ничего дурного. Лия пожала плечами. Ей доводилось слышать вещи и похуже. - Кстати, могу я отрастить такие же волосы, как у Лии? – спросил он, вставая на ноги с тетрадками и пеналом в руках. Он подтолкнул свой рюкзак ногой к стене, где тот пролежит около пары часов, прежде чем не придет дедушка и не скажет внуку, что если он хочет быть неряшливым ребенком, он может быть им в своей комнате, но не в его доме. - Зачем тебе это нужно, Ноа? – Спросила Хана, поворачиваясь к шкафчикам, чтобы достать банку с печеньем. При виде этого глаза Лии округлились, и она облизала губы. - Это выглядит красиво.       Осенний день за окном превратился в симфонию тепла и комфорта. Одно из кухонных окон, украшенных желто-белыми занавесками, колыхавшимися на легком ветерке, было приоткрыто, приглашая прохладный осенний воздух грациозно вальсировать внутри. За последние несколько дней листья на деревьях стали янтарными и медленно, но непрерывно, опадали, мягко ложась на траву. Несколько золотых лучей солнца, которым удалось заглянуть внутрь дома, танцевали на стенах, создавая безмятежную атмосферу, которая окутывала пространство уютом. Дом Лии был полной противоположностью. Здесь она была окружена чувством безопасности, которого не было в доме ее матери, а присутствие Ханы и Ноа поднимали ей настроение. Если бы она обратила внимание на комментарий Ноа, возможно, она бы впервые покраснела, ощутив, как нежное тепло разливается в ее груди.       Пятнадцать минут спустя, выпив по стакану апельсинового сока, Ноа и Лиа оказались в тишине его комнаты. Хотя так спокойно тут было не всегда.       Тем летом они были увлечены настольной игрой, которую Ноа подарил его дедушка. Николас и Мэт приходили к ним несколько раз, и они все были так увлечены игрой, что постоянно кричали и спорили о том, чья сейчас очередь, какие верные правила и кто победил. Затем они показали Лие Твистер, и это было еще хуже. Гостиная превращалась в поле боя и цветной хаос: яркий коврик валялся на покрытом ковром полу. Дом был наполнен возбужденным хихиканьем и смехом детей. Иногда дедушка Ноа сидел в своем потертом кресле, наблюдая за детьми и их бурной активностью с озадаченной улыбкой, а потом разражался хохотом, когда кто-то из них падал на землю. Несмотря на первоначальные опасения, бабушка с дедушкой не могли не заметить заразительной радости на лице Лии. Беспокойство, которое, казалось, она прятала в своих карих глазах, развеялось, когда ее дружба с их внуком окрепла. Они были рады, что приятное времяпровождение между двумя детьми превратится в прекрасные воспоминания, которые она сможет забрать с собой, когда будет возвращаться в свой ветхий дом.       В тот день Хана позволила Ноа и Лие поиграть немного дольше, прежде чем поднялась к ним и помогла сделать домашнюю работу по чтению. По какой-то своеобразной причине, несмотря на то, что Лиа не могла общаться с большинством детей в своем классе, она демонстрировала невероятные способности в чтении. Она наслаждалась чтением больше, чем другими школьными предметами, и она всегда была невероятно взволнована историями, которые читала. Хана задавалась вопросом, не был ли этот повышенный интерес к литературе последствием небрежности, с которой Лиа сталкивалась дома, как своего рода способ сбежать от реальности. Даже спустя около восьми месяцев знакомства с ней, Лиа неохотно говорила про свои отношения с мамой. Она лишь сказала им, что ее зовут Кристина и что она много работает. Хана и ее муж не были уверены, действительно ли она проявляла халатность, но все же ее внешность и поведение говорили сами за себя и, к сожалению, они были знакомы с подобными ситуациями. Однако они мало что могли сделать, конечно, кроме того, что позволить ей играть с их внуком и заботиться о ней, насколько им позволяли возможности.       Два часа спустя Лиа была поглощена своим рисованием, цветные карандаши и краски были разбросаны вокруг нее. Между тем Ноа уселся на кровати с акустической гитарой, наигрывая простую мелодию, показанную его дедушкой. Несмотря на несоответствие между его бормотанием и гитарным ритмом, Лиа продолжала радостно напевать, пока добавляла больше цветов на бумаги на полу. - Что это? – с любопытством спросил Ноа, слегка наклонившись вперед на матрасе (который был застелен постельным в стиле «Капитан Америка»), после того, как заметил фигуру на бумаге Лии. Она и впрямь каждый раз рисовала очень странные вещи. Склонившаяся над листом бумаги, Лиа подняла голову.       С озорной улыбкой она объяснила ему, что это пчела на цветке. Однако Ноа, заразительно хихикая, видел нечто абсолютно другое. - Я вижу слона с очень большими крыльями.       Комната наполнилась смехом, который прервал раздавшийся звонок в дверь. Когда дверь открылась, и в ответ на голос Ханы раздался чей-то безразличный голос, атмосфера мгновенно изменилась. Смех Лии прекратился.       Она узнала голос матери, который доносился снизу.       Ее лицо побледнело, и тень страха отразилась в ее глазах. Лиа знала, что неожиданный приход ее матери сулил неприятности. Она не должна была приходить.       Кристина знала про Ноа и адрес дома Себастьянов, потому что Лиа рассказала ей. Она не очень-то хотела делиться этим со своей мамой, поскольку Кристина никогда не проявляла надлежащего интереса к ней, но все же Лиа не могла перестать говорить про него, его милую бабушку и их красивый дом на протяжении нескольких недель после знакомства. Когда Лиа впервые рассказала о них, внимания Кристины хватило всего на пять минут, после чего она переключилась на что-то еще, совершенно наплевав на то, что чужая семья была так добра к ее дочери и возможные причины этого.       Тем не менее в последние несколько месяцев она начала проявлять признаки неприязни к этому Ноа и пожилой паре. Когда бы она не приходила домой, Лии там не было, и она возвращалась позже вечером в сопровождении пожилой пары и их внука, как раз к ужину.       На самом деле Кристина ни разу не общалась с бабушкой и дедушкой Ноа, но она видела их однажды с крыльца, когда они приходили забрать ее дочь, и она помахала им пренебрежительным «привет» (или, скорее всего, пока), стоя возле дома. Тогда Лиа подумала: «Они думают плохо друг о друге. Маме не нравятся они, а им не нравится мама, поскольку они знают, что она нехорошая мать».       Поэтому, когда Лиа услышала голос матери у входа в дом Ноа, она одним прыжком подорвалась с пола. С быстрой и даже инстинктивной реакцией Лиа подскочила на ноги, беспокойство отразилось на ее лице, когда она бросила встревоженный взгляд на Ноа. Он нахмурился, но тут же все понял и последовал за Лией, как только она помчалась на голос матери.       Внизу стояла Кристина, на пороге входной двери, одетая в свои обычные штаны клеш, коричневые ботинки и широкую зеленую рубашку. Ее волосы, такого же цвета, как у Лии, были собраны в хвост. От нее исходил едкий запах сигарет и остатков прошедшего дня, и, вероятно, ночи проведенной в алкогольном опьянении. Это был запах, который Лиа ассоциировала с домом. Кристина не была накрашена, но под ее глазами были темные круги, так что она выглядела старше, чем на самом деле. Ноа никогда раньше не видел ее настолько близко. Он сделал вывод, что Лиа, должно быть, унаследовала внешность от отца, поскольку он не мог увидеть никакого сходства между лицом этой женщины и лицом Лии. - Ты, наверное, задавалась вопросом, когда же я притащу сюда свою задницу, чтобы забрать тебя, не так ли, Лиа? - в голосе Кристины читался сарказм и гнев, ее взвинченность была очевидной. - Ма… - Разве у тебя нет дома? – она прервала Лию. – Разве я не ломаю голову день и ночь, как платить по счетам и обеспечивать тебе крышу над головой?       Лия осмелилась тихо ответить: - Я хотела поиграть с Ноа. - А я хочу иметь две тысячи долларов в месяц не работая, как тебе такое? - Кристина,- Хана вмешалась, пытаясь выступить посредником. Она почувствовала, что это была не та беседа, в которой должны участвовать дети. – Мы пригласили Лию на чай, и чтобы она немного поиграла с нашим внуком. Лия сказала мне, что ты не возражаешь…       После этих слов Кристина повернулась к пожилой женщине, и выражение ее лица изменилось. Ноа, стоявший позади Лии, сделал шаг вперед. - Во-первых, ты не знаешь меня. Я никогда не называла тебе своего имени, так что не произноси его, - Хана чуть не отшатнулась от такого грубого тона, с которым молодая женщина обратилась к ней. Слова повисли в воздухе, резко контрастируя с теплом, ютившимся в доме, – и, во-вторых, Лиа – маленькая лгунья. Разве не так, дорогая? Улыбка женщины, хотя и выглядела вежливой, но несла в себе что-то тревожное. Лиа знала, что скрывалось за этой улыбкой. - Мэм, извините, но я не думаю, что вам следует так со мной разговаривать. Это мой дом и… - Хана почувствовала нарастающее напряжение. Она снова вмешалась твердым, но уважительным тоном. Она не собиралась оставлять комментарии этой женщины в свой адрес и в адрес Лии без внимания. - И что моя дочь делает здесь? Вы думаете, у нее нет дома и матери, которая заботится о ней? Безответственность прилипла к Кристине, как вторая кожа, плащ, сотканный из последствий никчемной жизни. Это были слова как раз того человека, который не заботился о своей дочери.       Жестокость, кипевшая в душе этой женщины, была осязаемой, угроза повисла в воздухе, словно шторм, готовый начаться в любой момент. Это бросало тень на Лию. Так было всегда. - Мама, Хана не сделала ничего плохого, - взмолилась Лия, и в ее голосе прозвучала нежная мольба, когда она пыталась предотвратить назревающий конфликт. - Нет, конечно, нет, дорогая. Это твоя вина, и мы пойдем домой сейчас же, и я больше не буду тащить твою задницу из этого места, иначе ты будешь наказана на всю оставшуюся жизнь.       Слова ее матери были колкими, прорываясь сквозь напряженную атмосферу, с обещанием последствий, которые казались излишними. - Вы не можете наказать ее на всю оставшуюся жизнь, - произнес Ноа, заговорив впервые за все время. - Я ее мать. Я могу делать все, что захочу.       Атмосфера авторитета, царившая в воздухе, была неоспоримой, это было заявление, которое резонировало с динамикой власти в комнате. - Но это несправедливо. Бабушка, это несправедливо, - протестовал он, его беспокойство было очевидным, и он искал похожие эмоции в лице своей бабушки. И он нашел их, но все, что он получил в ответ: - Ноа, помолчи, пожалуйста. - Да, Ноа, помолчи, - повторила Кристина. – Я сыта твоими тупыми идеями, которые ты вбиваешь в голову моей дочери. - Я не делал ничего подобного. - Ноа, помолчи, - настаивала Хана, в ее мягком тоне слышалась мольба о спокойствии в накаляющейся ситуации. - Я не хочу, чтобы Лиа уходила.       Неприкрытые эмоции в его голосе свидетельствовали о привязанности к Лие и его нежелании смотреть на то, как ее внезапно забирают. И она тоже не хотела уходить. Она хотела бы остаться в безопасном коконе комнаты Ноа до конца своих дней, поскольку она не знала лучшего места. Ее дом? Его даже не стоило упоминать. Школа? Еще одно место, в котором можно почувствовать себя лишним и потерянным. Улица? Слишком небезопасно.       Но она была семилетним ребенком, и никто, даже она сама, не имел власти над ее жизнью, чтобы принимать подобные решения.       Так что она последовала к дому своей матери, несмотря на грусть, которую видела в глазах Ноа, и боль в глазах его бабушки. Ей было понятно, что они хотели что-то сделать, протянуть ей руку помощи, но реальность была такова, что они не могли ничего сделать. Они не могли тягаться с ее мамой. Кристина была маленькой женщиной по телосложению, но в ее глазах была вся сила, которую не демонстрировало тело. Когда-то, возможно, ее глаза были наполнены мечтами и надеждами, но теперь в них была лишь огромная пустота, от которой пробегали мурашки по телу у того, кто осмеливался встретиться с ней взглядом. В этих глазах была какая-то глубина, но это был омут отчаяния, который отражал упадок ее жизни. Когда она подошла к Лие, ее походка вторила ее шаткому внутреннему равновесию, являя собой танец между трезвостью и туманом опьянения.       Когда Лиа и Кристина вышли из дома, любой бы сказал, что стало легче дышать, но это было далеко не так. Зловещая энергия, которую оставляла после себя Кристина, была похожа на зловоние.       Отголоски её последних слов, пропитанных угрозой, эхом отдавались в тишине, окутавшей дом Себастьянов. В тот момент Ноа ничего не мог сделать, кроме как наблюдать, как его подруга растворяется в темноте, оставляя ощущение бессилия, которое, словно тягучая тень, цеплялось за стены дома.