Цундэрэ

I will never forget the way you looked at me.

***

Взгляд. Что мы вкладываем в это слово? Взглядом мы не смотрим телевизор, не листаем журналы и не выбираем блюдо из меню. Взгляд обычно предназначается для чего-то или кого-то, чему мы придаём смысл и значение, тому, что нам не безразлично. В глазах мамы Сынкван всегда видел строгость и заботу, в глазах сестер - снисхождение и умиление, в глазах стервозных богатеньких девиц из школы искусств - насмешки и вызов. И только в отражении глаз Вернона Бу видел себя. Его взгляд никогда не давил, не осуждал, не сердился и не издевался над ним. Стоило Сынквану встретиться с глазами Хансоля - он чувствовал, что может всё. Комплексы и переживания в миг улетучивались, заменяясь на неуклонную поддержку, опору и доверие. Рядом с Верноном Бу стал увереннее в себе, перестал бояться высказывать своё мнение и поверил в свою уникальность.  Однажды Хансоль сказал, что у Сынквана красивые глаза, и с тех пор в отражении глаз друга он каждый раз видит эту красоту, в коей раньше всегда сомневался. Во взгляде Вернона он видел любовь, но, как оказалось, это было лишь отражение его собственных чувств. Когда лучший друг разбил ему сердце, глаза Сынквана потухли, ведь солнечный свет не смог отражаться во льде чужих очей. За последние полгода Сынкван успел смириться с иссякшим светом, который был не нужен адресату. Но, неожиданно для Сынквана, всё изменилось в один прекрасный день - день рождения Сынчоля. Тот взгляд, которым лучший друг встречал его в тот день, Бу никак не может выкинуть из головы. Впервые его теплый радостный посыл был не отражен, а встречен ответным таким же от чужих глаз. Бесценный подарок для того, кто отпустил свои чувства, но не мог забыть отражение себя в любимых глаз. Этот момент был коротким, но достоверным. Сынкван не мог ошибиться. Весь вечер Бу пытался поймать глаза друга, чтобы снова уловить тот самый ответный свет, но Хансоль, как всегда, был в стороне, глубоко в своих мыслях. Лишь иногда их взгляды пересекались, но ничего, кроме чернеющего агата, что укоренился в глазах Вернона с того самого разговора, Сынкван не заметил. Он уверял себя, что ему не могло показаться. Однако с каждой минутой, прошедшей после их встречи, тот ответный свет всё больше и больше становился похожим на желанный мираж в его сознании. Весь вечер Сынквана окружали всё новые и новые люди, их взгляды были разными: от приветливых до соблазнительных, но его глаза так и стремились к тем, что, казалось, были вовсе в нём не заинтересованны. Шёл час, второй, третий. Сынкван отчаялся повторить тот дающий надежду момент, что заполнял все его мысли.  Он перестал искать встречи с чужими глазами, увлекшись не трогающими душу другими. Надежда вдохнула в него утерянное ещё давно, тем зимним вечером, отчаяние, с которым он бы рад не встречаться более, но не в силах сопротивляться ему, ведь им управляет не его разум, а сердце. Кажется, оно до сих пор хранило в себе имя лучшего друга, который так нещадно подарил ему свет своих глаз, а после вероломно отобрал его без намёка на возвращение. Хотелось накричать на самого себя, ведь чувства снова подвели, причиняя боль. Сынкван хотел забыться, сбросить с себя тяжесть желания подбежать к другу и смотреть в его глаза до тех пор, пока тот момент не повторится. Он танцевал, общался, флиртовал, смотрел в чужие глаза как можно больше - с целью забыть взгляд Хансоля несколько часов назад. Лекарство появилось само собой.  Неожиданно пришел Мингю, и его взгляд заменил тысячу других, передавил желание искать глаза лучшего друга. Его аура окружала, не давала сделать вдох, но Сынквану было в радость задохнуться, лишь бы это спасло его от ненужной надежды. Глаза Мингю горели, как и горел он сам, обжигая его своими прикосновениями. С Кимом Сынкван сумел забыться, одолеваемый дурманом чужих эмоций, сути которых ему не удалось распознать, зато удалось почувствовать их глубину. Мингю больше не был навязчивым, приторно милым. Он был сильным, не давал отвести глаз от своих, тем самым защищая от бурелома остаточного отчаяния. Было лишь одно «но»: Сынкван всем своим нутром ощущал, как сильно Мингю хочет донести до него какой-то смысл через свой магнетический взгляд, но точно знал, что его собственный взгляд не сможет зажечься взаимным огнём. Единственное, что Бу мог предложить сгорающему от неизвестных ему чувств Киму, - это остатки света, предназначенного для повторной встречи в отражении глаз лучшего друга. Сынкван хотел бы тонуть в безопасной ауре Кима весь вечер, но отчего-то сердце не унималось, вытаскивая его из глубин чужого пламенного взгляда.  Бу разочаровывающе быстро вернулся из желанных оков чужого взгляда в реальность вечеринки.  Странное ощущение никак не давало покоя, заставляя сердце колотиться в бешенном ритме. Он смотрел в неизменные глаза Мингю, но не находил там ответов, и потому решил искать их в других людях, но в итоге обнаружил там, где уже отчаялся найти хоть что-то. Вернон, казалось, прожигал в нём дыру. Его глаза пылали синем пламенем, по природе отличавшимся от того огня, каким откружал его Мингю, но при этом ничуть не холоднее. Сынкван впервые видел друга таким - его раздирала ледяная ярость и наполненные до боли знакомым отчаянием чувства. Наконец, на мгновение, их взгляды пересеклись, предоставив Бу все желанные ответы. Сынкван увидел своё отражение в закаленном любимом холоде, но получил в ответ не свой собственный свет, а резкие острые ледяные осколки, попадающие в пустоты, оставшиеся после отпущенных чувств. И этому необузданному, кажущемуся снаружи тихим и спокойным, порыву, он смог отыскать еле треплющийся взаимный в своем сердце. В этот прекрасный день всё изменилось. Душу Сынквана больше не разрывало отчаяние от неоправданной надежды, в ней поселилась чужая убежденность и истина, которую он был намерен разгадать во что бы то ни стало. Однако даже при долгожданной личной встрече Сынкван не смог раскрыть суть непоколебимого порыва Хансоля, что исходил от него со дня вечеринки, вонзаясь мягкими иглами в эмоции Бу.  Их прогулка должна была разъяснить все чувства, убедить или разубедить в том, что давняя надежда увидеть взаимность в глазах от лучшего друга не так опрометчива, однако только сильнее всё запутала. Сынкван оказался в ситуации, когда новые чувства, вызываемые посылом старого друга, смешались с уже привычными чувствами к новому другу.  И, что самое ужасное, эти чувства в душе Сынквана с каждой новой мыслью приобретали всё более схожий оттенок.

***

Хотя на улице ещё светило слепящее глаза солнце, - воздух уже наполнялся ожидаемым холодом, подталкивая сентябрь к завершению.  Студенты успели облачиться в пальто, однако, в качестве протеста прохладе, носили их на распашку, а старики и дети, на контрасте с ними, не пренебрегали даже шапочками. Кто бы что ни говорил, но первый месяц осени во истину можно считать началом нового этапа в жизни. И пускай весной расцветают цветы на деревьях, а летом ручьи звенят в гармонии с пением птиц, именно осенью природа немного затихает, обнажая звуки души человека. И никому не спрятаться от разоблачения своих ранее скрытых чувств среди беззвучного падения разноцветных листьев.  … Новая должность, подобно любимой первой школьной форме, пришлась Сынквану в пору. Как и проповедовал Мингю, благодаря своей общительности, яркости, юмору и звонкому голосу Бу с первых дней расположил к себе как команду студсовета, так и подписчиков соцсетей университета. Казалось, Сынкван был рожден стать ведущим какой-нибудь популярной развлекательной программы, но пока что он только покорял сердца студентов своего вуза. В этот раз, по его предложению, они с парой ребят, отвечающих за СММ, снимали на Ютуб влог о жизни университета. С самого начала всё шло как по маслу. Куда бы съемочная команда не пришла со своими съемками, будь то творческие кружки или тихая библиотека, - все везде отзывчиво соглашались сказать пару слов о себе и своей деятельности, поучаствовать в мини-викторинах от ведущего или продемонстрировать своё занятие. По мере возрастания набора качественного материала для монтажа, возрастал и уровень уверенности Сынквана. Несмотря на то, что должность ему идеально подходила, на каждой подобной съемке он не мог избавиться от комплекса самозванца и волнения. Хорошо, что случаются такие благоприятные дни, когда Бу может забыть о неуверенности и просто наслаждаться процессом.  Сегодня всё действительно шло подозрительно безупречно. Ребятам оставалось только поснимать в физкультурном корпусе, показать отремонтированный конференц-зал и заскочить на одну фотосессию студсовета. Там не нужно будет устраивать слишком много интерактива со студентами, скорее, просто показать красивую картинку. Звучало легче простого, и команда СММ вместе с ведущим расслабилась раньше времени. Первой остановкой последнего рывка стал спортзал, куда накануне завезли новые тренажеры и коврики для занятий по йоге. Они пришли как раз во время такого занятия, и один из СММ, ради смешного контента, предложил Сынквану незаметно присоединиться к девчонкам, которые с усердием выполняли различные позы из йоги. Стараясь заснять побольше моментов, где он неуклюже повторяет за тренером сложные движения, Бу совершенно забыл смотреть в сторону оператора, и, естественно, не заметил, что позади его малочисленной съемочной группки стоял тот, кого Сынкван никак не ожидал увидеть, что странно, учитывая то, что он проводит в спортзале очень много времени.  — Эй, гимнаст! — знакомый голос раздался слишком неожиданно, заставляя Сынквана резко повернуться, и, потеряв равновесие в очередной запутанной позе, неловко грохнуться на пятую точку, — Смотри, костюм не порви, — Мингю растягивает губы в своей фирменной обезоруживающей улыбке, подавая покрасневшему Бу руку, чтобы тот встал. — Чего не сделаешь ради контента…, — Сынкван отшучивается по-привычке, пытаясь скрыть желание провалиться под землю. Мало того, что Мингю застал его в одной из самых компрометирующих поз «собака мордой вниз», так ещё и сам на его фоне выглядел просто богом спорта. Ким заметил съемочную процессию как раз в разгар своей собственной тренировки, поэтому перед Бу он предстал в мокрой от пота белой майке, со взъерошенными волосами и перекинутым через плечо полотенцем. Может, сам себя он таковым не считал, но даже при, казалось бы, по описанию далеко не представительном внешнем виде, он выглядел невероятно привлекательно. Сынкван не был подготовлен к такой атаке неловкостью и неотразимостью, однако самое трудное было ещё впереди. Для сюжета было бы хорошо показать студентов в процессе тренировки на тренажерах, и эту свою идею Мингю, не показывающий и доли истинного коварства, убедительно высказал слишком уж легким на подъем СММщикам. Хорошо, что камера почти никогда не передает того, что видят глаза, иначе все, кто в перспективе посмотрит это видео, завалят директ Ким Мингю любовными признаниями. Каждое новое упражнение демонстрировало всё новые мышцы, от одного взгляда на которые у Сынквана кружилась голова. Самое ужасное - то, что он был ведущим, которому никак нельзя проявлять чуть больший интерес к кому-то из участников видео, но глаза не врут. Смущаясь своим собственным мыслям, Бу то и дело сбивался, стыдливо пялясь на сексуальное тело друга, которое до этого благополучно было спрятано под оверсайзом. И как он мог не подготовить себя к подобному варианту развития событий, при котором встретит близкого друга в месте, где он проводит почти каждый день? Надо было хоть раз попросить у Кима видео из спортзала, чтобы знать, чего ожидать вживую. Сынкван не из тех, кто лишний раз в принципе будет засматриваться на чужие фигуры, но он не учёл, что объект эмоциональной привязанности в наших глазах выглядит в сто крат прекраснее, чем кто-либо другой. Мингю уже открылся перед ним как отличный собеседник, домовитый, заботливый, чуткий и понимающий друг, и сегодня Бу наконец разглядел в нём того, по кому сохла половина института. Ким Мингю - красавчик, и, судя по его самодовольному выражению лица, он был более чем рад, что его намерение поразить Сынквана своей физической красотой воплотилось в жизнь. Бу потребовались титанические усилия, чтобы выдержать всю снимаемую их командой тренировку без потери лица и самообладания. Его злила новая неожиданная для самого себя реакция на тело друга, и почему-то злил сам Ким. Перед уходом Сынкван даже не обнял Мингю, лишь кинул короткое прощание, торопясь сбежать в прохладный коридор, который обязательно остудит его мысли. Зато сам Ким чувствовал себя как никогда превосходно. Раз Сынквану не понравилась чересчур милая и прилипчивая его сторона, он показал более напористую и страстную часть своей личности, которая, как оказалось, приходится Бу по вкусу. Жаль Мингю ещё не знал, что и с более мужественным соблазнением могут возникнуть огромные проблемы, ведь у Сынквана своеобразные отношения с физическим контактом, и по-настоящему он подпускает к себе только тех, для кого нашёл особое место в сердце.  А сейчас, не забегая в будущее, Ким Мингю имеет полное право чествовать свою маленькую победу, потому что Бу Сынкван и правда растаял. … Конференц-зал был желанной передышкой после горячительных съемок в спорткомплексе. Ребята из СММ были на пике своего настроения, тогда как ведущий мечтал уже поскорее убежать в общагу к своему соседу по комнате.  Оставалась последняя остановка - фотосессия новой формы студсовета, которая должна ознаменоваться вручением Сынквану именного бомбера с милой подписью «MC Boo». В мыслях Бу слишком быстро пронеслась обнадеживающая фраза «Ничего сложного», напоминая о схожем девизе перед съемками в спорткомплексе, но он, игнорируя давление интуиции, продолжал настраивать себя на позитивный лад. И правда, по сути то ничего сложного: зайти в кабинет, снять всех участников фотосессии, задать пару вопросов президенту студсовета, который также будет там присутствовать, и всё. На всякий случай, во избежание повторения судьбы конфузных эпизодов спортзала суеверный Сынкван даже попросил своих «коллег» зайти первыми, вопреки своему обычному желанию везде идти впереди планеты всей, как кошка в новую квартиру.  Но от закона подлости не убежишь, так же как не убежать от того самого пробирающего насквозь взгляда, что приковал Сынквана к месту, стоило тому переступить порог кабинета. Хороший из него друг выходит, ничего не скажешь. Каким-то магическим образом он умудрился не знать, что именно сегодня для фотосессии пригласили его лучшего друга, хотя тот и не является частью студсовета. Очень уж у Вернона нестандартная внешность, чтобы упускать такой изумруд, - что-то в этом духе объяснял Бу президент студсовета, когда тот спросил, что Хансоль здесь делает. Так или иначе, факт остается фактом, и сейчас Сынкван второй раз за день чувствует себя неуютно, находясь в помещении с ещё одним близким другом. Остатки сил и самообладания после встречи с Мингю окончательно покинули его, и он не смог не поплыть от своих запутанных мыслей, отражающихся в таких красивых глазах Хансоля. Каждый раз, стоило их взглядам пересечься, Сынквана будто прошибал электрический разряд, согревающий сердце. Но стоило Вернону вновь сосредоточиться на фотосессии - в голове всплывали сомнения и неуверенность: точно ли ледниковый период закончился, и он наконец смог растопить душу лучшего друга.  Слишком сильно пострадала надежда Бу на взаимность, и восстановить доверие к своим собственным чувствам совсем непросто, как и непросто разобрать ледяной жар в глазах Чхве, который то ли  стал искаженным отражением его собственного взгляда, то ли появился вместе с изменениями в самом Хансоле.  Действительно ли то тепло, что Сынкван разглядел во взоре Вернона было искренним, диктуемым срытыми чувствами, или это просто желаемая иллюзия, навеянная остаточным отчаянием?  Во всей этой запутанной ситуации, когда оба его друга пробудили в нём непонятный даже для него самого запал эмоций, единственное, в чём Сынкван может бы уверен, это - то, что ту свою старую любовь к лучшему другу он, как оказалось, никогда не выпускал из сердца. Иначе, устав от масок безразличия, он не смотрел бы на Чхве так, словно всё счастье мира собрано в одном лишь наклоне головы и серьезном пронизывающем взгляде.  Осталось только определиться со внезапными чувствами к Мингю, что теперь теснятся в душе рядом с Верноном. Ведь, пускай Ким слишком сильно привязал его к себе, Сынкван по-прежнему был привязан к лучшему другу. Съемочная команда, вопреки опасениям, управилась с контентом на фотосессии удивительно быстро. Сынкван, получив долгожданный бомбер поспешил второй раз за день сбежать от объекта своей симпатии, надеясь, что «с глаз долой - из сердца вон» сработает хотя бы в этот раз. Однако, оказавшись в нисколько не помогающем прийти в себя коридоре, Бу только сильнее окунулся в переосмысление сегодняшних событий. Впервые в жизни ему, кажется, нравились одновременно два человека, и осознание предстоящего выбора повисло над ним домокловым мечом.  Как же хотелось бы порой посмотреть на себя глазами другого человека, прочитать его помыслы, узнать желания. Но это чересчур бы упростило, а может, наоборот, сильно усложнило бы для Сынквана понимание его собственных чувств. Всё-таки хорошо, что Бу не знает мысли Хансоля насчет его поведения при их встрече, ведь тогда бы он совсем запутался в вопросах: почему Чхве, отвлекается от объектива камеры на пристальное рассматривание лучшего друга, почему он сам задается вопросами о шаткой взаимности, наблюдая, как Сынкван то ослепительно сияет только для него, то будто теряется в терзающих его мыслях о ком-то другом.

***

Уже третий час Джонхан с Сынчолем выполняют задание для заключительного этапа олимпиады по английскому языку. Это финал, поэтому работу нужно выполнить не просто хорошо, ее нужно выполнить идеально. Каждой паре конкурсантов рандомно досталась книга, в которой они должны разобрать как проблематику и персонажей, так и интересные средства художественной выразительности и устойчивые выражения. И Джонхану с Сынчолем, к счастью или к сожалению, досталась, пожалуй, самая знаменитая книга про любовь - «Ромео и Джульетта» Шекспира. С одной стороны, сюжет известный, конфликт понятен, побуждения на поверхности. Но с другой - стали бы после стольких непростых заданий на знание английского языка им давать что-то настолько простое, ожидая очевидные выводы? Вряд ли. Всё гениальное просто, всё простое очевидно, но в их случае, это не сработает, ведь нужно было отбросить всё очевидное и простое, чтобы прийти к гениальному. Но вот они, после прочтения книги как в оригинале, так и на корейском, после просмотра множества экранизаций, наконец-то собрались в комнате Джонхана в общежитии, и сидят уже третий час, безрезультатно выписывая одни и те же ничего не дающие фразы. — Я так больше не могу, — Джонхан резко вскакивает с кровати, смахнув книгу и записи куда-то на пол, — У меня уже голова кругом от этих Монтекки и Капулетти. Нужен перерыв. Сынчоль, уже явно привыкший к таким сценам за всё то время, что они трудятся над олимпиадой, спокойно отложив свои вещи в сторону, подъезжает на офисном стуле к кровати, которая ещё пару минут назад не была похожа на последний день Помпеи. Он молча собирает разбросанные ручки и листки, краем глаза наблюдая за тем, как Джонхан, нервно бродящий по периметру их комнатушки, постепенно успокаивается. — Выдыхай, бобёр, — голос Чхве звучит как-то уж слишком ласково, но, кажется, это то, что нужно, чтобы остановить кипение крови в Юне. — Да выдохнул я, выдохнул, вот видишь: вдох и выдох, — Джонхан дышит показательно громко, невольно вызывая добрый смех своего сокомандника, — Вот Джульетте тоже надо было подышать и успокоиться, прежде чем свою смерть инсценировать, а ещё и потом в себя кинжал вонзать. Ромео, наверное, поэтому яд выпил, чтобы поскорее на тот свет отправиться, и её истерику не слушать.  — Да ладно тебе, я же как-то терплю твои истерики без яда, — только когда озвученное вылетело из его уст, Сынчоль понял, что, по сути, неосознанно сравнил себя и Джонхана с Ромео и Джульеттой. До нового взрыва негодований Юна осталось 3…2…1… — Эй, ты нас что, этими придурковатыми подростками назвал? — брови Джонхана взмывают вверх, делая его уж очень похожим на кролика из Тайной жизни домашних животных, — Мы с тобой, конечно, не подарки, но так глупо ради якобы любви мы бы не поступили, — Юн возвращается на свою потрепанную кровать, не обращая внимание на то, каким задумчивым стал взгляд Чхве. — Но если отбросить формальности, они же правда любили друг друга. — Бред, любовь - долгий процесс. А они просто дети, которым стало скучно, — он укладывается на бок, лицом к Сынчолю, продолжая рассуждать равнодушным тоном, — Разве может любовь стать такой сильной за такой короткий срок? Глаза Чхве на мгновение загораются неизвестным Юну огнем, но после, словно спрятавшись за каменную оболочку, заинтересованно устремляются на Джонхана. — То есть на твой взгляд, они на самом деле не любили друг друга? — он старается не звучать так, словно ему важно узнать мнение Юна на этот счёт, но правда всё же пробивается наружу. — На мой взгляд, нет, — раздражение Джонхана постепенно снова начинает нарастать. Он искренне не понимает, почему Чхве так прицепился к этой теме, на которую у него нет никакого желания говорить. Рядом с темой «любовь» в голове всплывают только недавние неприятные воспоминания, связанные с Нари. Любовь с пометкой «умершая не родившись», — Вот они так уверены в своих чувствах, а если бы прошло время, и оказалось, что не все так крепко и навсегда? Сынчоль уже давно разгадал, что такое пессимистичное отношение к любви у Юна связано с предыдущим опытом отношений. Но неужели тот страстный и свободный Джонхан, которого он знает, побоится упасть с головой в настоящую любовь, подвернись ему такая? Стоит ли допускать мысль, что неуловимый, сильный и страстный Джонхан боится остаться с разбитым сердцем? Кажется, даже самым независимым людям не хватает в жизни опоры, уверенности и стабильности. Лицо Сынчоля пронизано невысказанной глубиной и тревожной решимостью, он собирается высказать свою позицию насчёт любви, мысленно уже готовя себя к негативной реакции. — А по-моему, если ты по-настоящему уверен в своих чувствах к человеку, и у тебя не возникает в голове никаких сомнений и «но», то это - точно любовь, — слова Сынчоля звучат как мантра, отсылка к проповеди, прочитанной одним холодным вечером у камина в английском городе, — И, скорее всего, взаимная. Ведь тогда ты уверен и в объекте своей любви, — глаза Сынчоля серьезным сообщением глядят в стекленеющую ледяными слезами душу Джонхана. Юну нечем дышать. Слова Чхве алмазной гравировкой выцарапали на его сердце ту мысль, что он сам лелеял уже очень давно, с тех самых пор, когда они с Сынкваном смотрели запавший в душу фильм про «маленьких женщин». Джонхан помнит, как убаюкивая заснувшего соседа, пол ночи не мог сомкнуть глаз, думая на запретную после накануне нехорошо разорванных отношений тему любви. В мыслях сейчас отчетливо мелькают воспоминания о необычных покалываниях в пальцах, когда он тихо желал сильнейшей любви другу и тайно мечтал о ней сам. Сердце тогда отчего-то зашлось приятной дрожью предчувствия перемен. Сейчас же, после таких схожих с его собственными слов о теории взаимности любви, былые покалывания распространились по всему его телу, а глаза, вечные проводники голоса души, устремились на того, кто в тот самый день занял все его мысли своим нелепым предложением об участии в олимпиаде.  Стальной бездушный идеал треснул, показывая миру уязвимого и хрупкого Юн Джонхана, который в это мгновение осознал: человек, что застал его врасплох словами, словно прочитанными в его собственном сознании, человек, что до скрежета зубов раздражал его последние полтора года, человек, которого он видит практически каждый день, теперь инкрустирован в его сердце рядом со словом «любовь». И ни одной пометки, подсказывающей, что с этим делать. Его глаза наполнены неверием, отрицанием и страхом. Они наполнены слезами ужасающего осознания, что едва пробудившееся в нём чувство настолько сильно и незыблемо, что не остается никаких сомнений в его взаимности.  Неповторимые и необъяснимые глаза Юн Джонхана замерцали новыми красками в оттенке не званой любви. — Извини, если я что-то не так сказал, — Сынчоль не знает, что творится в голове Юна, который минут пять в тишине пристально смотрит словно сквозь него, но и откуда ему знать, что его мысли все это время были их общими, — Эй, Хани, — Чхве никогда раньше не называл его ласковым именем, но оно кажется таким подходящим, когда он суетливо сует Джонхану все те салфетки, что оказались в его поле зрения, — Не грузись так, тебе не к лицу плакать. После десятой салфетки, уже не умещающейся в его тонких ладонях, Юн, наконец, отмирает, принимаясь судорожно стирать, пожалуй, самые ценные слёзы в своей жизни. Он больше не решается смотреть в глаза Сынчоля, изо всех сил избегая его обеспокоенного любящего взгляда. В воздух летит расплывчатая защитная шутка, затем ещё одна. И вот, прежний умный подстрекатель Юн Джонхан раскрашивает бирюзу впитавшихся в каждый дюйм пространства чувств своей гиацинтовой харизмой. Чхве смеётся чуть натянуто, но всё лучше, чем ненужные расспросы.  Он предлагает черкнуть пару мыслей из состоявшегося диалога в конспект на всякий случай, и непринужденно отъезжает от наэлектризованной кровати Джонхана к стеллажу, на который успел положить одну из своих тетрадок. За окном уже совсем темно, но этим двоим было не до наблюдения часов. Время позднее, а значит, с минуты на минуту должен вернуться после своего насыщенного дня Сынкван.  Что он и делает, бесцеремонно врываясь в незапертую комнату, совершенно не замечая так вовремя скрывшегося из виду за стеллажом Сынчоля. — Ай Джонханаааа, — он падает лицом в постель, накрывая голову подушкой так, что только кончик носа слегка торчал из-под неё, — Я, может быть, слишком падок на такие штучки, — приглушенный голос Бу звучит по-мультяшному смешно и мило. Джонхан впервые за вечер награждает притаившегося Чхве своей широкой искренней улыбкой, — Но что-то я сегодня проводил съемки в спортзале, а там Мингю в этой своей майке… — он делает перерыв на восстановление дыхания. Да, как ни странно, под подушкой воздуха и правда не достает, — В той самой белой майке из инстаграма! Джонхан еле-еле сдерживает смех, то и дело переглядываясь с развесившим уши Чхве. — Вот оно как… Хорошо, что обзор на всю неловкую ситуацию Сынквану заслоняет главная героиня вечера - подушка. — В общем, я и так в лужу, но он ещё и постоянно зыркал на меня так проникновенно… Разве это легально? — Я хоть и юрист, но даже мне трудно рассудить, — Джонхан смеётся, а Сынчоль, которому вроде и весело, но как-то не удобно подслушивать, знаками пытается договорится с Юном: убежать ему незаметно или оставаться. Злой гений Джонхан остановился на втором варианте. — Но потом я был на фотосессии новой формы, и знаешь, кого я там встретил?  — Какого-то знакомого? — Хуже! — голос Сынквана так и кричал: «мы на пороге истерики», — Я встретил Вернона! — Ого… — Не то слово! — из-под подушки не разберешь, ругается он или плачет, — господи, он такой красивый там стоял. Но самое главное, как он смотрел на меня, Джонхан, — глаза Сынквана показываются из убежища, но пока что не замечают третьего - вольного слушателя, — В его взгляде я просто растворяюсь, забывая обо всём на свете. Но ещё я чувствую, будто в его мире существую только я. Представляешь? И как найти этому разумное объяснение? — Никак, наверное, — а перед глазами Джонхана стоит только обеспокоенный взгляд Сынчоля, который он так старательно избегал. — Ага, — постепенно бурный настрой сменяется печальным и потерянным, — Только что выложили видео с Хансолем. Ему уже столько признаний написали… Я даже ревную, наверное, почти… — Ох, Квани, — Джонхан съезжает на колени, усаживаясь между их кроватями так, чтобы лицо Бу оказалось напротив него, — Не грузи себя ещё и такими мелочами, как комментарии в соцсетях. Тебя и так скоро эти загадочные интроверты и качки переростки сведут с ума, — он ласково поглаживает по волосам почти полностью выбравшегося из своей мягкой крепости младшего, уповая на то, что тот так и продолжит лежать с закрытыми глазами, не обнаружив, что Чхве в данный момент крадется через всю комнату за своим телефоном. Надежда умирает последней, и сейчас она умерла. Сынчоль по неосторожности поскальзывается на лямке брошенного Сынкваном рюкзака и с грохотом врезается в письменный стол, вынуждая двоих друзей одновременно повернуть головы в свою сторону. Если бы все матерные слова, которые мы используем при удивлении можно было бы изобразить как черты лица определенного человека, то мы бы получили лицо Бу в этот момент. Ни Сынквану, ни Джонхану сказать нечего. Немая сцена авторства Чхве Сынчоля. Он её устроил, ему и выкручиваться.  Чхве, прокашливаясь, выпрямляется, берет своей телефон и молча делает два шага в их сторону, вызывая ещё большее недоумение. — Ну ничего, Сынквана, — он заменяет руку Юна на голове Бу своей, окончательно приводя того в ступор, — Найдём мы тебе достойную партию. Ты же у нас ещё тот красавчик, — он по-отечески (по-дедовски) хлопает его пару раз по щеке, вгоняя в краску даже повисшую неловкую атмосферу. — Так, не бей моего ребёнка! — Джонхан подключается очень кстати, — И вообще, давай-ка ты топай домой, твоему репетитору по английскому надо отдохнуть! Сынчоль, видимо, решает, что сегодня последний день этой планеты, и, за секунду оказываясь подле Юна, наклоняется к нему вплотную. — Передам это твоему репетитору, —в тишине комнаты его шепот доносится далеко не только до уха покрасневшего Джонхана, — То есть, мне. Горит сарай, гори и хата. Подмигнув напоследок обоим парням, Сынчоль ретируется восвояси, оставляя после своего ухода тонну вопросов. Но какая кому разница, почему так оказалось, что Чхве Сынчоль слишком долго пробыл на занятиях у них в комнате и случайно подслушал не предназначенный для его ушей монолог, ведь сегодня разговор двух соседей, двух понимающих друг друга близких друзей, наконец-то, пойдёт о любви, вне всяких формальностей и условий. С одной лишь пометкой «настоящая».