Сквозь щель в платяном шкафу

      — Маленький городок Хора под Митрином. Их разделяет лишь железная дорога, но в Хоре свой уклад и своя власть. Там живет несколько крупных и состоятельных общин. Они в сговоре с вашим наместником и платят ему, чтобы Империя как можно меньше вмешивалась в их дела.       — Они как-то связаны с Истинной Армией?              — Поддерживали раньше, но наши взгляды сильно разошлись.              — В чем же?              — Старики помнили, как им жилось при Императоре. При нынешней хунте у нас ничего не осталось, и они тогда еще мечтали вернуть ему корону и выкупить свою независимость. Так мечтали, что не заметили имперскую армию у порога и бомбы, падающие на головы. — Повисла тишина, потому что Ларс о чем-то задумался и задвигал челюстью. — Ферма моей семьи была неподалеку от Хоры, и мы часто ездили на городской рынок. Отец держал там палатку, торговал мясом. Мне рассказывали, что кто-то донес на него, и ваши солдаты пришли ночью его арестовать. Но получилось так, что родителей и брата они застрелили. — Ларс поднял голову. — Я знаю, что с тобой случилось подобное, омега.              Ханде щелкнул кнопкой, прерывая запись.              — К чему вы постоянно упоминаете моих родителей? — спросил он.              — Не твоих родителей, — тут же возразил Ларс, — их убийство.              В камере, в подземелье, оставалось холодно. Ханде уже не жался боязливо к жесткой спинке стула и не вздрагивал от звона цепей, но холод и сырость все еще проникали под легкую подкладку его куртки. Ханде то и дело передергивал плечами и заставлял себя держать спину прямо.              — К чему? — повторил вопрос Ханде. — Пытаетесь манипулировать?              Ларс искренне посмеялся над его словами, хриплые звуки, означавшие неуместное веселье, прервали попытки Ханде продолжить разговор.              — Манипулировать принято в твоем обществе, — сказал Ларс, — и ты даже сам не замечаешь, омега, как постоянно делаешь это. Для вас всех, благородных, это естественно, как и дышать. Нет, — качнул он головой, — я бы хотел знать, насколько твоя ненависть к этим убийцам сильна. А, маленький мальчишка из шкафа, есть ли она в тебе вообще? Есть ли в тебе что-то человеческое?              Ларс наклонился вперед, как делал это постоянно, когда их разговор сворачивал к пустым эмоциональным спорам.              Ханде сглотнул неприятный комок, застрявший в горле.              — Я пытаюсь думать головой, — ответил он чуть тише, чем хотелось бы, — будь я таким же фанатиком, как и вы, только бы зря погубил свою жизнь. Как Сирилл, что слепо пошел за вами. Как все ваши последователи. Если бы вы думали о чем-то большем, чем о своих…. — Ханде замер на несколько секунд, обдумывая следующие слова. При выключенном диктофоне, он все еще не сомневался, что их слушали и записывали. — У меня есть дети, которым я обязан, и я не могу умереть за правду, какой бы она ни была. Я не знаю, что с их отцом, он сейчас в тюрьме в Арсалане. И я не хочу оставить их сиротами. В вашем досье нет записей о детях, но будь вы отцом, это бы….              — Это бы ничего не изменило! — грубо и резко отрезал Ларс.              Он сменил позу, откинулся на спинку стула и дернул руками. Его лицо все еще было заросшим, но кто-то заботливо сбрил бороду, оставив лишь многодневную щетину. Теперь Ханде видел его бледные губы и усмешку, в которую они часто складывались. Ларс был ему не очень приятен своим поведением и речами, что оправдывали многие преступления террористов. Ханде каждую минуту их разговора вспоминал о Сирилле и не мог избавиться от неприязни к альфе, что сгубил его.              — Очень печально, — сказал Ханде, — что ваши дети заранее обречены на сиротскую жизнь.              — Наши дети?              — Террористов. Ну, или как вы себя называете?              Замолчали и замерли, сверля друг друга взглядами. И Ханде победил, потому что альфа первым отвернулся.              — Насколько ты уверен, омега, — зло продолжил Ларс, — что на этот раз твои дети не окажутся сидящими в шкафу? Или ты надеешься, что это тебя минует?              — Нет, Натиль захочет убить и их.              — И разве тебе хоть иногда не хотелось, ну, хотя бы на минуту, всадить нож в предателя? Увидеть, как он умирает перед тобой и от твоей руки?              Ларс улыбнулся, точно почувствовал себя искусителем, демоном Анкой, что когда-то служил Создателю, не был лишен благородства, но обладал извращенным умом. Ларс не знал про другого мертвого демона Зебула, и не знал про острое шило в волосах Ханде. Он не знал, что все его речи, которыми он хотел запугать, уже давно свершились. Ханде бы впору самому ухмыльнуться и поведать эту интересную и кровавую историю, но он промолчал.              — Вернемся к Хоре. — Сказал он и щелкнул кнопкой.              — Сначала они вмешались в акцию на свадьбе в храме. Лорано и Граф хотели твоей смерти, но у Сирилла уже был сговор со старейшинами о том, что он непременно убьет своего жениха.              — Зачем?              — Луис Хан-Фель был готов заключить договор с семьей Атеш на свои урановые рудники. Стариков из Хоры и, в какой-то степени и нас, беспокоила новая бомба, которую делал твой муж. Филипп Атеш тоже должен был умереть, как и Рудольфус. Ну, и ты в придачу — этого пожелали уже Лорано. Удалось не все, и проект лишь незначительно затянулся. Старики собирались саботировать его, но я уже не знаю, каким образом.              — Дальше.              — Когда мы пошли против Лорано, они начали на нас настоящую охоту, решили истребить уже всех и не оставить улик своих преступлений. Сирилл пользовался связями и средствами из Хоры, чтобы сохранить свидетельства против Лорано. Взамен выполнял их небольшие просьбы. Полгода назад он оставил все свои записи и съемки в Хоре и отправился в Арсалан. Он хотел найти тебя, и он собирался….              Голос умолк, а на записи послышался слабые треск и шум.              — … взорвать сам храм и подземелья под ним. Должен был просесть весь квартал. И если это удалось, то это самый масштабный…. Старейшины знали об этой акции и помогали ее организовывать. Понимаешь, омега, что они утратили свой нейтралитет?              Пауза.              — Мы шли по следу твоей родословной, и так снова оказались рядом с Митрином, на ферме, что принадлежала общине. И там же нашли записи о твоем папеньке. Он рос там до пятнадцати лет, после чего уехал в Митрин, а потом и в Империю. Ферма небольшая, сирот она почти не принимала, и старик там все еще помнил твоего Оми. После нашего визита он о чем-то говорил со старейшинами, и они необычайно сильно заинтересовались встречей. Сирилл хотел привести тебя.              — Зачем встреча?              — Думаю, старейшины догадались о твоем августейшем происхождении, омега. Я же сказал тебе, они всегда искали наследника Императора, верили, что его власть что-то изменит, что вдруг ваша Империя приобретет человеческое лицо. Бред! Но если ты придешь к ним, омега, они точно будут с тобой говорить. Они могут предложить тебе земли Дасе. Армии у нас нет, но мы привыкли сражаться по-другому. Тихо и незаметно….              — Бить со спины.              — Пытаться выжить.              

***

      — Как вы узнали про шкаф?              - Что?              — Про шкаф, в который меня спрятал Оми в ту ночь. В прошлый раз вы проговорились и назвали меня мальчишкой из шкафа, но в официальной версии этого не было.              Ларс пошевелился.              — Когда я только начал работать на Графа, Лорано очень часто приезжал в наш лагерь. И он же и рассказал. Ты знаешь, омега, как тогда Граф предпочитал вести переговоры? При помощи выпивки и доступных омег. — Послышался глухой звон цепей. — Тогда я впервые прислуживал им и, вообще, впервые видел перед собой благородного. Я только недавно перестал быть ребенком, мне было интересно. Пьяный Лорано говорил: «засунул своего ублюдка в шкаф» и «эти идиоты не догадались». Он был очень зол тогда. Потом я расспросил Графа. Ты понимаешь, кем тогда мне был Мило Граф? Я почитал его как родного отца, а он выделял меня среди других мальчишек в лагере. Граф сказал, что один хитрый омега сделал в шкафу потайной отсек и спрятал в него своего ребенка от убийц. Еще я спросил, что же случилось с тем омегой. Граф не ответил. Велел готовится к отъезду из Митрина. На следующий день пришла весь об убийстве наследника Кайял, и ваша армия начала стрелять.              Пауза длилась с минуту. Ханеде сам был виноват в этой заминке.              — Ты расстроен, омега.              — Что было дальше?              — Дальше? Ну, снова началась война, а нам пришлось кочевать по всем землям Дасе. Граф стал посылать меня на задания, к семнадцати годам я получил в командование группу. Мы должны были обеспечивать маршруты в центральные земли Империи. Потом, когда Граф уже залег в подполье, я был назначен в Арсалан. Уже лет десять прошло, должно быть.              — Лорано еще приезжал к вам?              — Реже. Может, пару раз за следующий год.              — С какими целями?              — Я вел записи только один раз. Обсуждали подрыв железной дороги на перегоне между Сеином и Тарой.              Небольшая пауза.              — Записи сохранились?              Ларс громко вздохнул.              — Сирилл их достал, омега, да.              — Еще позже вы встречались с Лорано?              — Четыре года назад, когда Граф прибыл в Арсалан. Я организовывал маршрут.              — Что он хотел от вас?              — Он спланировал несколько акций, чтобы убить тебя, омега. Никто бы не понял, что целью был ты, скорее, списали бы на очередной теракт.              — Но у вас с Сириллом были другие планы?              — Нет. Другие планы появились несколько позже.              

***

      — Иди к омегам. — Сказал Дилан и закрыл двери у Ханде перед носом.              Ханде растерянно моргнул, рассматривая прямо перед собой резной деревянный узор из переплетенных листьев чертополоха и розовых цветов. В полутемном коридоре городского дома стоял сильный пряный запах благовоний и трав. Мрак разбавляли только тусклые светильники, висевшие на противоположной стене. Где-то далеко в саду слышались птичьи трели.              Ханде быстро заколотил по двери перед собой, требуя немедленно его впустить. Быстро отбил ладонь и рассерженно шикнул, после чего, все-таки, соизволил обратить внимание на молодого бету, что прислуживал в этом доме. Бета тут же упал на колени, благо, коридор был выстлан мягкими толстыми коврами, и согнулся в низком поклоне, почти коснувшись носом пола. Ханде так и замер, пораженный этим странным поведением. Этикет требовал от слуг низких поклонов перед благородными, но никак не стояния на коленях.              — Ваше Высочество. — Сказал бета, после чего посмел чуть приподнять голову.              Ханде сделал один осторожный шаг назад.              — А, — растерянно сказал он, — уже слышал новости?              Он посмотрел на закрытую дверь, за которой его брат собирался вести переговоры. Хефес снова отбыл в Тильке — Матте сетовал на то, что сын уже обзавелся там омегой и домом — но вместо него прибыл один усатый полковник и тот альфа из парламента, что был женат на северном омеге и вел переговоры с динийскими лордами. В тайне ото всех Ханде надеялся на встречу с Эмре. Ночью он даже шептал молитвы, прося Создателя оберегать альфу от опасностей, а утро долго прибирал волосы и подбирал украшения. Но Эмре не приехал. И даже не передал ни письма, ни какого-либо слова.              В городском доме пахло травами, благовоньями и курительными смесями. Поздними осенними цветами, острыми специями с кухни, но никак не запахом Лорано. Ханде помнил: дерево и свежее морское побережье с соленой водой.              — Встань, пожалуйста. — Сказал он тихо, отступая от дверей, за которые его не хотели пускать.              Эти альфы всегда были такими! Ханде позволили присутствовать только в самом начале встречи. Грузный полковник и Арахия Бах — тот альфа из парламента — низко раскланялись перед ним, как и подобало вести себя с благородным омегой. И Феликс, появление которого Ханде никак не ожидал, вел себя очень учтиво, но отстраненно. Ханде спросил, ведет ли он все еще все дела вместо Филиппа и не собрался ли он сегодня говорить от его имени, но ясного ответа так и не получил. Лишь попытки запудрить ему голову и отвлечь. Дилан тут же напрягся и быстро нашел повод выставить Ханде вон из комнаты.              — Знаете, — крикнул Ханде в опустевшем коридоре, — Императорская Семья очень недовольна всеми вами!              Он замер перед закрытыми дверьми, даже и не ожидая ответа, стянул с косы красивую заколку в виде розового цветка, а потом снял тяжелые серьги и убрал их в потайной кармашек. Поправил рукава туники и медленно пошел к приемному залу, следуя за мимолетным цветочным запахом, что вел туда, и за тихой тоскливой мелодией.              В доме имелось всего два приемных зала небольшого размера и пара кабинетов для работы. Зал в дальней части дома использовали для открытых обедов или приемов гостей. Но иногда там любили отдыхать омеги Дома, что оставались в Сеине на сезон. Матте уже давно обустроил там уютные мягкие диванчики и столики для закусок и вина. Высокие арки, остекление которых снималось на лето, вели прямо во внутренний сад. Среди круглых кустиков и цветочных клумбы прятался небольшой фонтан со статуей Создателя.              — О, Ваше Величество!              Ханде прошел сквозь распахнутые двери и тут же остановился, снова расправил рукава туники и медленно оглядел комнату. По запаху, что привел его сюда, он уже знал, что снова встретиться с Камми. А еще с северным омегой и его младенцем, что прятался в руках у своего Оми и тихо попискивал из пеленок. За исключением незаметных стражей, которые охраняли проход в сад, они здесь были одни.              — Камиль, — попросил северный омега, — не нужно, пожалуйста. — Он повернулся к Ханде и поспешно поднялся на ноги. — Здравствуйте, Ханде. Мое имя Йенка Бах, может, вы помните меня.              И опять поклонился, чуть потревожив своего ребенка. Ханде скривил рот, но голову в ответном поклоне склонил. Все вокруг кланялись! Новости еще даже не вышли! Трансляция речи Дилана планировалась только через несколько часов, но почти все его заявления утекли в сеть. Арахия Бах обмолвился, что Совет еще предыдущей ночью объявил о срочном собрании. Большая часть Империи уже с утра знала о новом статусе Ханде и пребывала, мягко говоря, в смятении и растерянности.              Камми не встал и не поклонился. Он удобно сидел в мягком кресле в окружении подушечек. Его распущенные и вычесанные волосы ровными волнами лежали на плечах, лицо было чисто, а тело покрывала легкая воздушная ткань традиционных будуарных одежд. Внешностью Камми походил на юношу на грани брачного возраста, вот только сильный запах выдавал в нем зрелого омегу, который только что пережил течку. Недоверие на его лице показалось Ханде чем-то правильным и естественным. Все южане были такими.              — Вас это смущает? — спросил Ханде, глядя на Камми. — «Ваше Величество» — это обращение только к действующему Императору или его вдовцу, не более. И «Ваше Высочество» — к супругу Императора или к его детям, что остаются в доме Императорской Семьи. Если омега императорской крови выходил замуж, он терял титул, как и его дети, которые наследуют запах и статус Атэ. И тогда, если во мне и есть часть этой крови, ее слишком мало, чтобы претендовать на титул. Не так ли?              — И как тогда тебя называть?              Ханде пожал плечами.              — У меня не было титула. И у Филиппа тоже.              Камми отвернулся и поджал губы, чуть уязвленный. От него все еще шел сильный и слишком сладкий запах, и Камми стоило бы еще день провести в постели или принять нужные препараты, помогающие справляться с течкой. Или, как один из вариантов, позвать альфу в свои комнаты.              Йенка осторожно уложил сына в небольшую переносную колыбель и закрыл его одеяльцами. Ребенок немного покряхтел и умолк. Ханде успел заметить, как среди пеленок мелькнула пухла маленькая ручка. Он знал, как омеги на севере Империи и в Динии не любили показывать своих младенцев посторонним и даже альфу-Атэ подпускали неохотно. Это было связано с местными религиями и с тем, как часто дети умирали в младенчестве. Ханде этих омег нисколько не осуждал.              — Но, — тихо сказал Йенка, — насколько я знаю ваши законы, за неимением других наследников, вы можете претендовать на корону. Если только в вас есть эта кровь, то «Ваше Величество» кажется подходящим обращением. Хотя, этот статус еще должен утвердить парламент, верно? Арахия нынче говорил мне так.              — Арахия? Парламент пойдет на это?              — Ваш муж тоже участвует в этом созыве, он сведущ в делах.              — У моего мужа сейчас неприятности.              Ханде прошел вперед и опустился в низкий диванчик напротив Камми. Их разделяло несколько футов и резной столик с фруктовой миской и замолчавшим радио. Йенка с люлькой сидел по левую руку от Ханде, и от него шел очень приятный запах пресного талого снега и ягод, что ощущалось очень странно среди сильных запахов благовоний и осенних цветов.              — Но есть еще наследник-альфа. — Сказал Ханде. — В таком случае, подойдет разве что «Ваше Высочество».              Йенка подумал, посмотрел на своего ребенка и тихо ахнул, а Камми скривился еще сильнее и дернул головой, отворачиваясь.              

***

             — Только дальние фьорды не понимают того, что нужно договариваться. — Сказал Йенка. — Ведут себя как глупые южане. Уверены, что могут победить огромного зверя своими мелкими укусами. Сейчас войны не так выигрываются. Нужна хитрость и гибкость, а не глупое упрямство, понимаете? Отцы не хотят войны на территории Динии и не хотят отдавать ее Империи. Мы не предатели, раз выбрали сторону Кайял, а не Совета. В парламенте многие тоже готовы на перемены, поэтому Арахия здесь.              — Только партия твоего мужа. — Сказал Камми.              — Еще блок федерации и сторонники договора. Все они поддерживают идею республик.              — Диния никогда не станет свободной республикой.              — У Динии теперь есть армия.              — Это — часть армии Кайял.              Ханде взял из миски гроздь сладкого черного винограда и съел несколько ягодок. Йенка говорил уверенными правильными словами в споре с Камми и не выглядел теперь уж совсем глупым омегой. Он был сыном одного из крупных лордов Динии, и на севере омег обучали по-другому. Их учили тому, что полагалось знать и их альфам.              — В сговоре с моим братом вы захватили Тильке, — сказал Ханде, — это, конечно, хорошо для севера, но народ Империи смотрит на вас как на врагов. И если они узнают о договоре, Кайял потеряет всякую поддержку. — Ханде разжевал виноград. — А люди непременно узнают. Натиль Лорано постарается.              — Это точно будет так. — Спокойно ответил Йенка. — Сейчас он будет пытаться настроить народ Империи против тебя и Кайял.              — Разве новость о его происхождении не поможет? — подал голос Камми. — Разве вы, имперцы, не клялись в верности мертвому Императору?              — Я не имперец. — Ответил Йенка.              — У нас нет доказательств кроме пустых разговоров и слухов. — Ханде качнул головой и поймал взгляд Камми. — Помнишь, во дворце, служители признали меня? Их слова имеют большой вес, но не убедят всех. Особенно, если Натиль сыграет на этом. Нет, уже сегодня к вечеру он назовет меня самозванцем.              — А ты не самозванец?              — Я не знаю. — Честно ответил Ханде. — Но к чему тогда такая охота на меня?              Камми пожал плечами.              — Не имеет значения, — сказал Йенка, — есть доказательства или нет. Восприятие важнее правды, когда дело касается влияния на толпу. И ваш брат понимает это, поэтому пошел на такой шаг. Ханде, — Йенка наклонился вперед, — люди любили вас и так. У вас благородное происхождение, но вы не прятались за стенами поместья от них. Вы видели, как люди недавно обсуждали вас, как вы говорили у алтарей с милым маленьким мальчиком? Их восхищает даже то, как вы не пожалели испачкать дорогие одежды в пыли. И ваши пожертвования сиротским приютам и госпиталям! Все это народ еще помнит. У вас есть в руках козыри, поверьте. — Йенка уверенно кивнул. — Доказательства не нужны.              Камми хмыкнул.              — Это такие мелочи. — Растерянно ответил Ханде. — Я уже и забыл про того мальчика.              — Помните, как он спросил, не принц ли вы? А это было еще несколько лет назад.              — Нет.              — Это Филипп обеспокоился, — сказал Камми, — и деньги перечислял тоже он. Он старался все эти годы, чтобы сделать из тебя любимца толпы. Все не так просто, как вы здесь думаете! Нельзя один раз улыбнуться ребенку или выйти в город, чтобы получить такие результаты. Это — сложная и долгая работа!              Ханде взял последнюю гроздь винограда.              — Это помогало его бизнесу. Мой статус.              Камми зло посмотрел на него. Милое молодое лицо исказилось в неприятной гримасе, и щеки снова пошли красными пятнами. Запах несколько изменился. Приобрел тяжелые масляные ноты и показался Ханде даже неприятным. Все это было последствиями развивающейся беременности — обострялись все чувства и, в особенности, обоняние. Запах тоже менялся, что начинало выдавать положение Ханде. Камми это учуял.              Он нервными резкими движениями достал из внутренних складок одеяния небольшую коробочку и, щелкнув замочком, открыл крышку. Послышался запах крепкого табака, и Ханде сам непроизвольно потянулся за своими сигаретами. Доктора ворчливо ругались, и он старался курить реже. Только утром и вечером по одной. Или иногда ночью, когда из-за кошмаров не спалось.              Йенка тряхнул косой, нагнулся над ребенком и молчаливо кивнул головой в сторону сада. Камми раздраженно шикнул и поднялся на ноги. Все его легкие газовые одеяния заколыхались под слабым ветерком, а распущенные волосы ровными кудряшками упали на грудь.              Камми пошел в сад.              — Не нужно всюду ходить за мной! — послышался его крик в адрес солдата.              Йенка вздрогнул и покачал головой. Поймал взгляд Ханде и пожал плечами.              — В последнее время он сам не свой, — поделился доверчиво, — надеюсь, это только из-за течки. Камиль всегда был таким милым и хорошо относился к нам с Арахией. Знаете же, насколько заносчивы люди в Империи. Мне казалось, он меня понимал.              — Сейчас сложные времена для всех, — Ханде поднялся, — извините, я тоже выйду в сад.              — У вас с Камилем очень странные отношения.              В городском доме Семьи сад был совсем небольшим и скромным. Сказывалась плотность застройки старого района, в котором каменные дома жались друг к другу на извилистых улочках. За высокими вишневыми и яблоневыми деревьями прятались белые статуи и высокий забор. Журчал фонтан и пели птицы. Ханде прошел мимо розовых кустов и остановился у навеса, что должен был защищать от полуденного солнца. Солдат остался в стороне, Камми молча курил, сидя на скамейке, а у его ног крутился рыжий кот.              — Тебя что-то беспокоит? — спросил Ханде.              — Много что.              — Филипп? — догадался Ханде.              Он прошел вперед и сел рядом. Тут же Ханде испытал приступ тошноты от сильного запаха постороннего омеги. Кот остановился, поднял жирную морду и посмотрел на Ханде своим единственным глазом. Вместо второго красовался уродливый шрам.              — Филипп — сложный человек, но он столько всего делал для тебя, что заслужил в ответ хоть какого-то сочувствия. — Камми выдохнул дым и посмотрел в яркое небо над головой. — Я понимаю, его бросили. Феликс здесь с печатями и доверенностями, поэтому все решено.              Одноглазый кот удобно устроился под ногами и все так же продолжал пялиться на Ханде, задрав морду.              — Роуз спрашивает про него каждый день, — тихо сказал Ханде, — и ждет его. Он всегда ждал Филиппа, когда тот уезжал, но обычно это не затягивалось на несколько месяцев.              — А второй мальчишка?              — Кемаль еще маленький, но он тоже плачет.              — Филипп их искренне любит. Когда его отец вместе с этой гадюкой Ассилем решили искать ему супруга, он был не в восторге. Мы бы могли убежать. Куда-нибудь на юг, далеко в земли Дасе или на острова. — Камми усмехнулся. — Это было бы очень глупо с нашей стороны, и Филипп это вскоре понял. Тем более, я всегда был связан со многими опасными людьми. Я должен был шпионить для Лорано, а потом и для Кайял, и если бы мы исчезли….              Кот запрыгнул на скамейку. Его рыжая шерсть ярким пятном блеснула под солнечными лучами, а усы пощекотали ладонь Ханде. Кот громко заурчал, пробуя когтями на прочность легкие ткани одеяния Камми.              — После того как родился ваш первый сын, Филипп сильно изменился. — Сказал Камми. — Мы не виделись с ним полгода, а когда встретились вновь…. У него появилась семья, а не просто навязанный муж. Он бы больше никогда не выбрал меня.              Ханде промолчал, думая о своем. Он не знал такого Филиппа, которым его описывал этот омега. Филипп был хорошим отцом, но оставался грубым самовлюбленным альфой. И Ханде не забыл все те случаи, когда Филипп его сильно обижал. Да даже Роуз и Кемаль были ни чем иным как плодами насилия. Даже этот третий ребенок появился только от того, что супруг эгоистично подменил таблетки, опять решив все за Ханде.              — Когда Филиппа убьют, — тихо сказал Камми, — ни тебе, ни младшему Лорану уже ничего не будет мешать.              Мимо них пролетела птичка, задевая крыльями лепестки самых высоких цветов. Красивая знакомая трель пронеслась над садом. Кот настороженно дернул ушами.              — Эмре писал мне. — Сказал Ханде.              — Вот как.              — Он благодарен тебе за помощь нам….              Тихий нежный смех, похожий на перезвон мелких колокольчиков, прервал Ханде. Камми посмеивался, смотря невидящим взглядом прямо перед собой. Забытая сигарета медленно тлела, а кот жевал подол его длинной накидки.              — Я тоже благодарен. — Сказал Ханде со всей искренностью. — И мы не желаем Филиппу смерти. В любом случае, я хочу, чтобы все это закончилось. И чем быстрее это произойдет, тем больше у него будет шансов. Эмре пишет, что он пока жив.              — У него останется очень мало шансов, если ты в открытую выступишь против Лорано.              — Уже поздно, — ответил Ханде, — возвращаться назад.              Кот цапнул его когтем. Это наглое животное очень уж сильно старалось обратить на себя внимание. Ханде коснулся рукой его чуть жесткой шерсти и провел от загривка к хвосту. Кот зашипел.              — Что будешь делать дальше?              Камми затушил истлевшую сигарету и достал следующую. Щелкнул пальцами и прикурил.              — Брат хочет, чтобы я выступил перед нацией после того, как он объявит о моем происхождении. Позже у него переговоры с Семьей Маре и Иида — они посланники Совета и будут говорить от их имени. Но они же могут стать нашими союзниками. Если я смогу их убедить, то при поддержке народа и армии все быстро закончится.              — А дальше?              — Дальше? — Ханде посмотрел по сторонам. — Натиля Лорано стоит судить за его преступления.              — И?              — Я не знаю!              — Прекрасно!              Замолчали, слушая трели птиц. Тихо журчал фонтан за деревьями, из дома доносились старые романсы, что играло радио, да тихое фальшивое пение. Должно быть, Йенка сочинял колыбельные для сына. Над садовыми дорожками и розовыми кустами стали мелькать маленькие золотые крылья, и Ханде сначала не поверил, что он снова видит императорских златок. Эти птицы раньше никогда не залетали в центр Сеина.              — Северянин прав. — Сказал Камми через несколько минут. — Ты можешь поднять народ, и он сам скинет Лорано с трона, сделает за тебя всю работу. Зачем ты уходишь от ответа, когда спрашивают про корону? Вы уже рассказали людям про твою кровь, разве теперь стоит скромничать? Когда не хочешь власти, не стоит и начинать за нее бороться.              — Я только хотел защититься от Лорано и Совета.              — Но теперь уже все зашло слишком далеко!              — Что ты от меня хочешь? — раздраженно спросил Ханде и повернулся к Камми, смотря на его милое невинное личико и пухлые губы, что растянулись в неприятной усмешке.              — Если супругом Филиппа будет сам Император или если даже ты посадишь на трон его сына, то его не смогут казнить даже за измену Империи, верно?              Ханде кивнул, лишь подтверждая, что законы Империи Камми знал верно. Но насколько все происходящее в последние годы вписывалось в нормы этих законов?              — Сейчас ты носишь его сына? — неожиданно спросил Камми. — Я вижу по тебе и чувствую, что сейчас ты в тяжести. Вы зачали это ребенка в твою последнюю течку?              Ханде промолчал, ничего не ответив. Он знал личные границы и знал о своем праве не отвечать на такие вопросы. Сама мысль о том, что омега может ждать ребенка не от законного супруга, была оскорбительной для него. И Ассиль, рассказывая столичным изданиям о подозрениях насчет Роуз, бросал страшную тень позора на Ханде. Но сейчас ребенок в его чреве был на неделю старше того срока, что был бы, будь он зачат в течке с Филиппом. Это могло быть ошибкой доктора, что проводил анализ, или это могло быть ошибкой самого Ханде, который всегда считал себя омегой осторожным.              Кот поцарапал руку, требуя к себе внимания. Ханде вздрогнул и прижал ладонь к животу, смотря на этого рыжего наглого зверя. Откуда он взялся в этом доме? Матте не очень любил животных, а собак в поместье терпел только потому, что Кайял столетиями держали стаю в своих псарнях, а одного наглого омеги было недостаточно, чтобы сломить эту традицию.              Кот зашипел, встал на лапы и поднял хвост трубой.              — Шахран, — позвал Камми, — что, тебе не нравится этот омега?              — Шахран? — спросил Ханде.              — А, он — сущий черт! Живет у старика, что поселился во флигеле, а сюда ходит лакомиться птичками. Мясо с кухни он не жрет, так что его интересуют только убийства.              Ханде прикрыл глаза, а пальцами вцепился в кованую окантовку досок. Первое его желание нестись во флигель, чтобы придать подлого старика заслуженной каре, пришлось усмирять усилием воли. Кот же, довольный своей выходкой, спрыгнул на землю, а в следующий свои прыжок уже настиг одну из бедных птичек.              — Пошел вон! — прикрикнул на него Камми и даже бросил какой-то мелкий камешек.              — Твой Оми за последний месяц, что я здесь торчу, дважды ходил к этому старику. Знаешь, мне кажется, что он шаман или колдун. И кот у него странный. Лучше не связываться, верно?              Одна из птичек уже опустилась Ханде на плечо и быстро и заливисто заголосила, приглашая своих подружек. Вторая златка села на руку рядом с порезом, а ее крыло испачкалось в выступившей крови.              — Ты говорил со стариком? — спросил Ханде.              Камми отмахнулся от птиц, что пронеслись мимо. Снова сморщил лицо и растянул губы.              — Узнавал о Филиппе.              — И что колдун сказал?              — Что во дворце Создателя его души не ждут.              

***

             Городские улицы заполнились людьми. Даже вооруженные солдаты, что оцепили центр, не мешали толпе гудеть и прирастать. Над головами кружили шумные патрульные вертолеты. В наступающих сумерках разгорались желтые фонари. Темный шпиль тысячелетия Империи возвышался над площадью огромным хищным когтем. Черный и тяжелый автомобиль без знаков, на котором ехал Ханде, стоял посреди этой толпы, окруженным бронированными щитами и солдатами. По салону кружили три птички. На экране планшета шла трансляция с улиц Сеина и даже самого Арсалана. Ханде курил сигареты и посматривал в окно. За ним полнилось огромное людское чудовище.              — Чего они хотят? — спросил Ханде.              — Ничего. — Ответил брат, златка села ему на голову. — Они сами не знают, что им нужно. Они напуганы, и они в смятении.              Где-то вдалеке разгорался огонь. Ханде видел отблески высокого пламени на холодном камне имперского обелиска. Толпа отступила, и автомобили, было, тронулись с места, но тут же снова встали. За оцеплением то и дело мелькали вспышки фотоаппаратов. Ханде даже заметил парочку операторов с камерами.              — Они хотят меня видеть. — Догадался Ханде.              — Позже. — Отозвался Дилан. — Сначала мне нужно провести несколько встреч. Потом мы организуем конференцию. Матте может научить тебя правильно говорить.              — Правильно?              Дилан посмотрел на него.              — Тебе не хватает изящества.              — Кое-кто называл это манипуляциями.              В это же время в Арсалане в особом порядке был собран расширенный состав Совета Семи, но без участия Кайял и некоторых представителей других Семей. Трансляции не было, так как во дворец Императорских садов репортеров не пускали, но разносилась весть, что многие кресла оказались пусты. Сетевые газеты рассуждали об отсутствии рядом с отцом Эмре Лорано и связывали это с последними слухами с северных границ. Они еще точно не знали о предательстве Эмре, но Ханде казалось, что эта неосведомленность долго не продержится. Общим, но не единогласным решением Совет осуждал Ханде и Семью Кайял, называл все их заявления ложью и даже обвинял в измене.              Но две Семьи собирались вести с Кайял переговоры: Иида и Маре. Первые находились в Тильке и его предместьях, и их поведение было оправдано, ведь их город сейчас был захвачен. Иида хотели сохранить влияние и земли, они либо искали компромисса, либо шли на унижения. Маре тоже, должно быть, понимали свое шаткое положение на юге. Ларс вел речи о сотрудничестве со старейшинами из Митрина, и это не казалось чем-то невозможным. Ведь о союзе с Динией раньше тоже никто и не мог помыслить.              Народ же пока решал, на чью сторону ему встать. Люди стояли на улицах и жгли костры, чтобы разгонять наступающую ночную тьму. Сквозь темное окно автомобиля Ханде видел не только взрослых больших альф, но и омег, и даже детей, что пришли вместе с родителями. Некоторых малышей на руках держали взрослые. Они даже не знали, кто в машине. Они только видели богатый кортеж, охраняемый военными, и стояли вокруг, не давая им двигаться дальше.              — С ними нужно говорить. — Сказал Ханде, но ответа от брата не получил.              Натиль Лорано знал эту простую истину, и уже до полуночи появился на балконе дворца в садах. Внизу простиралась просторная площадка, выложенная мозаикой. Когда-то сам Император выступал с этого места перед своим народом, но теперь дворец заняли Совет и парламент, а широкий роскошный балкон на долгие годы закрыли на ключ. Трансляция с городских улиц Арсалана прервалась, и вот уже за кадром объявляли речь председателя Совета Семи, регента Императора и Главы Семьи Лорано. На экране Ханде увидел высокого и статного Натиля, появившегося в ореоле света, идущего из залов дворца. В его черных волосах блестел стальной венец, а черный костюм украшали серебренные нити. Натиль Лорано стянул с рук черные перчатки и посмотрел вниз, на толпу людей, что собралась на площади. Взгляд его оказался направлен прямо в камеру. Ханде вздрогнул и отбросил в сторону планшет. Автомобиль снова дернулся и заглох.              — Что такое Империя? — спросил Натиль, смотря темными глазами сквозь экран и прямо в душу — Империя — это все мы! Это — наше единство и наш общий ежедневный труд во имя свободы и процветания!              — Популистские речи. — Заметил Дилан.              — Империя — это наши семьи, наши предки и наше дети, ради которых мы живем! Империя — это наша история и наша жизнь, которую нам стоит общими усилиями оберегать! — Натиль выдержал паузу, а Ханде сжал в онемевших пальцах острый край планшета. — Империю стоит защищать от лжецов и предателей, что ведомы собственным эгоизмом и жаждой власти. Иначе все наши труды будут напрасны, иначе, мы больше не сможем жить в мире и спокойствии, а Империя погрузиться в войну, а мы увидим смерть прямо на нашем пороге! К сожалению, Семья Кайял и Атеш….              — Почему бы тебе тоже не выступить? — спросил Ханде.       — Нельзя снова говорить за тебя. Все подумают, ты под влиянием Кайял.              — Как будто это не так.              Ханде снова выглянул в окно. На площади горели костры, а оцепление не справлялось. Автомобиль со всех сторон окружила многотысячная толпа.              — … гнусное предательство, которого мы не ждали! — крикнул Натиль. — Именем Императора и его высшей волей я обвиняю Главу Семьи Кайял и Ханде Атеша в измене. Солдаты армии должны сложить оружие, гарнизон Сеина и мятежные полки должны немедленно сдаться. Все, кто в дальнейшем будет способствовать….              — Что с коридором? — спросил Дилан.              Ответил глава охраны, ехавший рядом с водителем:              — Народ прибывает.              — Прикажи разгонять! — Дилан взмахнул рукой. — Чертовы птицы! Зачем они тебе?!              Ханде не ответил. За спинами солдат, что окружили их автомобиль, Ханде видел испуганного молодого омегу и мальчика, похожего на того, что был четыре года назад в Арсалане, когда Ханде марал одежды в пыли. Дилан отдавал короткие приказы, и планшет все продолжал говорить голосом Натиля Лорано совершенно бессмысленные речи. Мальчик показал пальцем в сторону автомобиля, а омега неловко отвел его назад, и потом их поглотила толпа. Их место занял взрослый альфа, и он что-то кричал, но за толстым стеклом слов не было слышно.              — Да здравствует вечная Империя! — крикнул Натиль Лорано, и далекая толпа, что слушала его у дворца, взорвалась согласным криком. Странно было слышать его сквозь слабые динамики, находясь за сотни миль от Арсалана здесь, в родном Сеине.              — Да здравствует наша слава….              — Не стрелять. — Приказал Дилан. — Нам не нужна паника.              Он взмахнул рукой, отгоняя златку. Птицы, спокойные до этого, обезумели. Метались по салону и верещали все громче, перебивая крики Лорано. Ханде поймал одну златку, когда она села ему на колени, но тут же отпустил. Птица клюнула его в руку.              — Выпусти их. — Попросил Ханде.              Голос его звучал глухо и почти испуганно, и он даже не надеялся, что брат его послушает. Дилан отозвался не сразу. Сначала птицам пришлось снова пролететь около его носа и врезаться в стекло. Он коротко приказал — почти рыкнул — открыть двери. Водитель послушался, и раздался щелчок, что разблокировал замки.              В книгах часто описывали такие моменты, когда в человеке что-то резко менялось. Когда медленно нарастала та почва, что меняла в нем что-то в один миг. Ханде знал: встречи с разными людьми, разговоры с ними и попытки понять их мысли; то, что происходило в жизни и что прерывало ее спокойное течение; все эти воспоминания, противоречия в собственной голове и мысли. Наверное, Ханде не был умным человеком и не был осторожным. Наверное, он часто врал, когда разговаривал с Ларсом или Сириллом. Наверное, он слишком много слушал других людей.              Он бы мог умереть этим вечером из-за собственного безрассудства, оставить детей сиротами, а страну на грани войны. Он бы мог свести ни в что жертву Оми и так легко отдать победу Лорано. Но Ханде не был таким, как Матте. В его характере не было хладнокровия и холодного расчета, но была вспыльчивость.              Он рывком открыл дверь и выскочил на улицу, точно в омут, нырнул в ночную тьму. Дальше все взревело и задвигалось, но Ханде, движимый неизвестно какими силами, встал на ступеньку, потом на край кожаного сидения и быстро, хотя и неловко, взодрался на крышу высокого автомобиля. Он выпрямился во весь рост и оглядел толпу. Испуганно и быстро забилось сердце. Оно ожидало пули или ножа, брошенного из толпы.              А толпа замерла, смотря на него. Отблески высоких костров перекрыли вспышки камер. Ханде прикрыл глаза рукой.              — Слезай, идиот! — Дилан схватил его за ногу.              Ханде сердито дернул ей, попал брату прямо в лоб и остался без одного тапочка. Тут же ночной ветер подхватил его растрепанные волосы, а легкая рубашка надулась точно парус. Из кармана под ноги вывалились тяжелые серьги и пропали где-то в темноте.              Ханде заморгал, смотря на людское море под ним, на высокий страшный обелиск и на тени от костров. Кто-то направил на него луч прожектора. Заработали камеры ушлых репортеров.              — Меня зовут Ханде! — он крикнул и снова замолк. Слова потонули в огромном гудящем пространстве. — Ханде Атеш! — повторил он.              Площадь замерла. Даже стало слышно, как трещит пламя и как вдалеке гудит лопастями патрульный вертолет. Внизу Дилан еще раз схватил его за ногу, но Ханде устоял.              — Я не буду прятаться. — Тихо сказал он брату, а потом еще раз посмотрел на толпу. Тело испуганно замерло. — Я не хочу прятаться! — громко крикнул Ханде. — Натиль Лорано лжет! Прямо сейчас стоит перед людьми в Арсалане и сочиняет красивые речи! Но это он — чудовище! Он убил моих родителей и многих других людей, и он напал на моего мужа три луны назад, и в ночь Сошествия прислал убийц в наш дом! Они все мертвы, кто жил там! Все до единого! — Ханде зло выдохнул. Горло болело от громкого крика. — И все это лишь из-за слухов о моей крови, из-за его страха и жадности! Почти двадцать жизней только за одну ночь! Ради чего?              Они смотрели так, точно думали, что он сошел с ума. Ханде проглотил злые слезы и спрятал дрожащие руки в рукавах рубахи. Никто ему больше не мешал, даже брат. И какой-то человек с камерой прошел сквозь оцепление, чтобы взять лучший кадр.              — Сотню лет за кровью Императора охотились. Совет, Семь Семей, и Кайял тоже в их числе! Они не невинны, но мой Атэ хотел прекратить эту охоту. Он сохранил Оми жизнь, и он до последнего защищал нас, когда пришли убийцы. Это были офицеры из военной полиции, что подчинялась Натилю Лорано! Я знаю это, потому что сам видел одного из них!              Поднялся шум, который почти заглушил голос Ханде.              — В последние годы я встретил много людей, из центра Империи, с севера или с юга! — Толпа загудела еще сильнее. — Я часто смотрел на мирные городские улочки Арсалана и Сеина и верил, что обязан думать о том, чтобы они такими и оставались. Что Империя охраняет жизни своих людей, и только поэтому она должна существовать! Лорано от имени Совета говорит, что Империя — это все мы, от севера и до юга. Но Диния ненавидит нас за то, что мы вторглись в их земли, южане ненавидят нас за те бомбы, что мы скинули им на головы! Мы ненавидим их за убийства и теракты, что не прекращаются уже столько лет! Все это — мир, который Лорано хочет защищать! Потому что его устраивает такой мир! Потому что он его создал и ему удобно управлять всеми нами, пока мы ненавидим и боимся! — Ханде глотнул холодного воздуха. — Моя семья — тоже часть Империи! За что он ее уничтожил?              Он поднял взгляд вверх и рассмотрел слабый отблеск золота в ночном небе. Крылья маленьких златок отражали даже слабые отблески костров, и птицы уже кружили у Ханде над головой, тихо насвистывая трели.              — Я прятался в Императорском дворце на мысе Элзе, и это там Его слуги впервые сказали мне про кровь, что передал мне Оми. Они верили в это, и я уверен, что Натиль Лорано тоже верит в это! Как и Семья Кайял! Но неважно, правда это или нет! У меня был дом, муж и дети, я спокойно жил и не хотел ни власти, ни войны. Это он напал на нас! Это он — преступник, тиран у власти, который идет по головам! Не имеет значения, кто я: потомок Императора или бастард благородной Семьи. Не имеет значения, потому что справедливый правитель обязан защищать свой народ, а не идти против него!              Люди верили ему. Те, что стояли рядом, и чьи глаза Ханде мог видеть. Он и сам был в слезах, всю душу себе вывернул, пока кричал над площадью. Он не врал, и он недолго думал о словах, что произносил. Люди слушали, и Ханде говорил им пока еще мог.              Он повернул голову, и ветер подхватил распущенные волосы, унося вверх его запах омеги. Одна из птиц тут же спустилась вниз и уселась Ханде на плечо. Посмотрела своим маленьким черным глазом, точно хотела знать, все ли она сделала правильно. Ханде чуть улыбнулся ей. Две остальные златки покружили у Ханде над головой, пропели звонкие трели и тоже сели ему на плечи. Даже вспышки фотокамер и поднявшийся над площадью шум их не напугали.              Ханде вытер слезы рукавом и оглядел толпу. Кто-то показывал на него пальцем, кто-то замер и не шевелился, кто-то громко кричал. Один альфа — почти уже седой старик — опустился на колени. За ним последовали еще десятки людей.              Ханде молчал, позволяя радостным птичкам выводить победные трели. Ветер все еще игрался в волосах, и все эти репортеры, что собрались внизу, пытались поймать кадр. Люди с восхищением смотрели на златок. Они, воспитанные в уважении к религии и Императору, теперь верили во все его слова. Целые ряды опускались на колени. Кто-то кланялся до земли, кто-то начал причитать. Ханде посмотрел вниз, на брата.              — Идиот! — одними губами сказал Дилан.