Ангел Дьявола

Холодные капли дождя остужают разгорячённое от внутреннего огня тело. Заставляют чувствовать легкое жжение на коже. Они тушат пожар, что поглотил его тело, оставляя за собой тлеть лишь частички. — Посмотри на меня, Драко. Посмотри на меня. Все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо. Она врет. Он точно это знает. Ничего не будет хорошо. Как что-то может быть хорошо? После всего этого. После… Блядь… Ему нужно время. Время, которого почти нет. Ему нужно… нужно что-то, что он пока не понимает, но это что-то обязательно должно быть. — Я не… не могу… — голос дрожит и подводит. — Мне нужно… нужно время. — Хорошо, — ее голос легкий лишь с небольшой тревогой где-то внутри. Она тоже должна все обдумать. Понять. Она всегда понимала его, поэтому спустя минуту ее голос вновь прорывает стену дождя, который стал идти во всю мощь, скрывая за собой то, что он натворил. — Три дня, Драко. У тебя не больше трех дней. Ты нужен ей. Слышишь меня? Ты, твою мать, нужен ей.

***

Сердце кажется не выдерживает, опускается куда-то вниз, а затем резко сжимается, разрывая грудь изнутри, надавливая на грудную клетку, нарываясь сломать кости. Смотреть на то, как Драко уходит — больно. Он ушел стремительно. Быстро. Не останавливаясь. И лишь Валери пошла за ним. Куда-то. В пустоту, оставляя ее вместе с Дриа, Тео и непониманием. — Что… Что произошло? — наконец умудряется спросить она, когда первый шок сменяется странным нехорошим предчувствием. — Что происходит? Тео? Он мнется. Смотрит сначала на нее, а потом на Дриа, что все еще стоит где-то у изножья кровати. Он кажется таким же ошеломленным, как и все они. Но она не понимает почему. — Тебе нельзя этого знать, — голос Дрии звучит немного сухо и грубо и заставляет Миа нахмурится. — Это может лишь навредить тебе. — Н-н-но… Почему? Почему Драко ушел? Что? Ты сказала ему что-то… Что… Она непроизвольно начинает трогать большим пальцем место на внутренней стороне фаланги безымянного. Даже не понимает, что делает это. Драко увидел полоски небольших шрамов. Она даже забыла, что там что-то есть. Она просто забыла. Но, кажется, для Драко это что-то значило. Он знал, что найдет это на ней. Миа слишком страшно строить предположения об этом. Это чересчур. Поэтому она останавливает саму себя. Лучше жить в неведении. Александрия вздыхает и, обойдя кровать, садится рядом с ней. Она выглядит как человек. Обычный человек, который предпочитает светлую одежду, но при этом она совершенно не выглядит обычной. Точно не выглядела такой пару минут назад, будучи больше похожей на ходячую смерть из страшных сказок для детей. Такими как она, пугают малышей, чтобы они не ходили одни в темноте. — Я бы хотела ответить на все твои вопросы. Правда, — Миа наблюдает за тем, как Дриа облизывает розовые губы, все еще смотря на нее своими черными глазами. — Но твоя память может не восстановиться правильно, если я расскажу тебе то, что знаю. — Ты знаешь, — тихо проговаривает Миа, пытаясь понять. — Ты знаешь, кто я? — голос кажется ошеломленным, тихим. — Да, — на выдохе. И от этого еще страшнее. Непонимание все еще сидит тенью в голове, не выходя полностью наружу. Не давая до конца осознать то, что сказала Дриа. Но… Александрия знает, кто она. Как? Откуда? Почему? Как она может знать о ней? Слишком много вопросов, что даже не могут нормально сформулироваться внутри. Они кажутся совершенно бесполезными. Ненужными. Тео отходит от нее, хватаясь руками за голову и несколько раз проводя ими по волосам и лицу, будто тоже пытаясь осознать все то, что здесь произошло. — Ты уверена? — лишь спрашивает он спустя небольшое количество времени. — Да, Тео, я уверена, — Дриа поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом, и Тео кивает, а затем переводит взгляд на нее, будто пытаясь что-то увидеть. Его взгляд почти обжигает. — Мне надо… Надо… — Иди. Тео выдыхает. Смотрит на нее в последний раз, а затем выходит из комнаты, также как это недавно сделал Драко. Быстро. Не оборачиваясь. Ей больно. Хочется плакать, и она не замечает, как начинает это делать. Как соленые капли скапливаются в уголках глаз, а затем тонкими струйками спускаются вниз по щекам. — Не переживай, они все вернутся. Просто дай им время. Она кивает не способная на что-то большее. Они все оставили ее. Оставили после того, что узнали что-то, что ей не положено знать. Узнали о том, кто она. Они знают кто она. Неужели все настолько плохо? — Ты все вспомнишь, когда придет время, Миа. Твоей памяти и организму нужно больше времени на восстановление. Как и твоей душе. — Это то, что я видела? Да? Дриа щурится, смотря на нее. — Ты не должна была этого увидеть. Но да. То, что ты видела — моя душа. — Ты можешь видеть души? Она мягко усмехается. Это так странно, видеть в ней простого человека. Странно осознавать, как быстро она способна менять маски. Подстраиваться. — Я могу многое, но это, да… — Она явно пытается сменить тему разговора с ее памяти, с того, что она знает, кто перед ней. — Я могу видеть души, если мне это нужно. Говорят, что глаза — это отражения души. — Дриа протягивает руку и убирает прядь волос ей за ухо. Миа слегка напрягается, продолжая смотреть на нее широкими глазами, и сглатывает. — Это правда. Глаза хранят в себе все главные тайны. По глазам можно понять человека. Но я… я заглядываю дальше, чем могут остальные. Я могу видеть настоящую душу, а не только ощущать ее или представлять. — И ты видела души других? Сейчас. Ты видела души Тео или Валери? Драко? Миа хочет просто узнать. Спросить. Голова немного пульсирует каждый раз, когда она пытается вспомнить то, кем была раньше. Не получается. Поэтому она оставляет дурацкие попытки, которые ни к чему не приводят. Александрия выдыхает, смотря на нее, и на ее губах появляется слабая улыбка полная боли и сожаления. — Да, Миа, бегло, но я видела их души. — И? — И это не то, что тебе нужно знать. Это их тайны. Не мне их рассказывать. — Что мне делать? Она пожимает плечами. — Жить. Сейчас тебе нужно только одно — жить. Здесь есть все условия для этого. Ты более-менее восстановилась внешне, но повреждения внутри более масштабные. Тебе понадобится намного больше покоя, чтобы твоя душа снова восстановилась. Она говорит об этом словно врач, который рассказывает пациенту пути лечения. Блейз порой звучал также. — На сколько больше? — Полгода. Может год. При условии, что у тебя не будет других стрессовых факторов. Я могу попросить, тебе сделают специальные растворы и зелья для восстановления. По крайней мере, теперь я знаю с чем имею дело. — И с чем? — Уверена, что хочешь знать? — Да. Миа прикусывает нижнюю губу, а Дриа кивает. — У тебя проблемы с памятью, потому что сначала тебя довели до такого состояния, что ты уже не помнила, как тебя зовут, и кто ты. И довели до него без магии. Тебя лишили всего. А потом сделали так, чтобы ты в принципе забыла почти все, что с тобой происходило. Тебя буквально отрезали от души, перекрыв к ней доступ. — Но когда-нибудь она откроется, да? — Да. И это будет очень, очень больно. Но с тобой обязательно будет кто-то рядом. Они тебя не оставят, слышишь? Никто в этом доме тебя не оставит. Поверь мне. — Хорошо… — Хорошо. 20.08.2004 — Он точно вернется? — в очередной раз спрашивает Миа. Это стало почти постоянный вопросом, который она периодически задает сама себе, лишь иногда позволяя тому слететь с языка в присутствии остальных. Она знает, что он должен вернуться. Знает, но все равно, каждый раз задает этот чертов вопрос, будто что-то может измениться. Валери поднимает на нее взгляд, и ее лицо немного смягчается. Она убирает пакетик с заваркой из одной из кружек и кладет тот на стол. На деревянной столешнице сразу появляются небольшие разводы чая. — Дай ему время, Миа. То, что произошло слишком сильно на него повлияло. Миа кивает. Она понимает это. Где-то внутри она понимает, что, то, что он узнал о ней, изменило что-то для него. Для них. Что ничего больше не будет так, как прежде. Что все кардинально изменилось. Но чувство незнания впервые так раздирает ее изнутри. Она хочет, чтобы все вернулось и стало как прежде. Чтобы он был рядом, когда она просыпается и засыпает. Чтобы он ограждал ее от кошмаров. Впервые она мечтает, чтобы у нее не было жизни до. Для самой себя она всегда была Миа. Просто Миа. И она хочет, чтобы это так и оставалось. Поздно. Драко знает. Знает, кто она такая, даже если она нет. И это знание сломало что-то в нем. Поэтому она не хочет быть той, о ком он думает. Думает, что знает. Она не она. Не та, кого увидела Александрия. Ее зовут Миа. Она… просто Миа и никто больше. Вот только, видимо, Драко так не считает. Без него она почти не может спать. Под глазами уже появились большие черные круги, напоминая об очередной почти бессонной ночи при каждом смотрении в зеркало. Лишь присутствие Миды хоть немного успокаивает. Она везде следует за ней, как белая тень, поддаваясь любым ласкам и даря легкое успокоение. Она пытается заменить его, но не может, хотя это ее не останавливает. — Хорошо, — наконец отвечает она, и Валери улыбается, протягивая ей чашку с чаем через стол. Миа с благодарностью кивает, обхватывая чашку обеими руками, пытаясь скрыть небольшой мандраж будто от холода. Чашка греет. Кипяток в ней почти обжигает руки. — У вас ночные посиделки и без меня? — Миа поворачивает голову на голос Александрии. Валери усмехается, быстро поворачиваясь и начиная готовить дополнительную кружку чая, пока Дриа проходит и садится рядом с Миа. Девушка сразу берет печенье из открытой пачки и съедает в сухую. — Вы же в курсе, что сейчас час ночи? — уточняет Дриа, когда Вал протягивает ей синюю кружку с чаем внутри. — Уже? — тихо спрашивает Миа, и Дриа кивает, подтверждая свои слова. Его нет уже третий день. Пошел третий день.

***

— Зачем они это делают? — спрашивает Миа, смотря на то, как Валери и Александрия дерутся на поляне. Та теперь пустая, как прежде. Рагнар переселился на поляну в лесу в паре километрах от дома, чтобы не сильно пугать и мешать им всем. Точнее сказать, Джинни попросила Александрию, чтобы она велела Рагнару улететь с их поляны, потому что Джеймс каждый раз так и норовился подойти к дракону. Она так и не решилась подойти к мощному и великому созданию, хотя ее тянуло к нему. Это странное чувство со стороны, когда она смотрела на него в окно второго этажа, что выходит с лестницы. Ей безумно хотелось подойти к нему, но внутри, где-то там, страх медленно прорывался наружу, не давая ей даже попросить об этом. Раньше казалось, что Драко перекрывает этот самый страх. Оказалось, что это правда. Но даже будь он рядом, Миа бы не осмелилась. Драко не любит драконов. Драконы не дождь. — Им это нужно. Держит в форме, — отвечает Тео, сидящий рядом с ней. Он пьет свой кофе с небольшой каплей молока, пока Миа пытается читать книгу. Чай в ее кружке, принесённый Тео, давно остыл. Щит, который, как она поняла, ограждает Валери и Александрию от них, каждые пару секунд горит разными цветами, сигнализируя о том, что в него кто-то попал. Но Миа не видит, чтобы они чем-то пользовались кроме своих рук. Они не приближаются друг к другу, но ей кажется, что вполне бы могли это сделать. Но они лишь ходят иногда по кругу, держа друг друга в поле видимости. — Как они это делают? — пытаясь понять, как они используют магию, потому что по-другому это объяснить нельзя, спрашивает Миа. — Они обе владеют невербальной и беспалочковой магией. К тому же у обеих есть специальные кольца на руках, которые помогают концентрировать по-настоящему сильные заклинания. — У тебя тоже есть такое кольцо? — она сразу опускает взгляд вниз на руки Тео, пытаясь самостоятельно отыскать какое-нибудь кольцо, но его пальцы оказываются пусты. Тео мягко усмехается и сжимает кулаки, затем расслабляя их. И Миа немного хмурясь, поднимает взгляд на его лицо. Он все еще не отрывает взгляд от поля, но слегка поворачивает голову, смотря на нее искоса. — Нет, но у меня есть палочка, — она знает, как та выглядит. Видела ее пару раз у Блейза и Тео, но никогда у Валери или Драко. — Плюс я тоже неплох в невербальной и беспалочковой магии. У меня был хороший учитель, — последнее он добавляет, фокусируя взгляд на Валери. Миа мягко улыбается, позволяя на щеках появиться розовому румянцу от того, с какой интонацией он добавляет последнее, и как его взгляд при этом смягчается. В этот момент черный туман выходит из рук Александрии, и она направляет его на Валери сплошной стеной, которая почти высасывает все краски. Вал приходится сделать своеобразный щит, и туман проходит по касательной, расщепляясь в воздухе, но Тео рядом с ней напрягается. Она чувствует это кожей. Валери начинает делать странные движения руками и, даже сидя в метрах пятидесяти от них, она может поклясться, что обе девушки сейчас ухмыляются, продолжая блокировать и выбрасывать новые комбинации. — Они равны по силе? — немного хмурясь, спрашивает Миа спустя какое-то время, потому что кажется, что ни одна девушка не уступает другой по своим возможностям. Тео издает смешок и качает головой. — Если бы Дриа хотела ее убить, то поверь, она бы это сделала. Александрия прирожденный боевой маг. Валери специалист в боевой магии. — То есть они отличаются. Александрия сильнее? — Намного. Почти любой выпускник Колдовстворца… — Колдо… что? Тео понимающе вздыхает, слегка расслабляясь, когда Валери отбрасывает Дриа каким-то заклинанием, и та отлетает на несколько метров, перекручиваясь в воздухе и приземляясь на одно колено, продолжая скользить по траве. — Колдовстворец — российская школа волшебства. — Хогвартс не один? Она сразу вспоминание огромную книгу, которую принес ей Тео пару недель назад. Ей потребовалось почти неделя, чтобы прочитать лишь половину, и она забросила. Эта книга слишком большая, чтобы читать ее в любимых местах. Миа приходилось раскладывать ее на кухонном столе, чтобы прочитать хоть что-нибудь. И там не было сказано о других школах. Лишь об одной. Хогвартс. — Нет, — Тео складывает руки на груди, допивая свой кофе, и откидывается о спинку стула. — Но он один из самых старых. Хотя Хогвартс намного слабее, чем большинство других школ. Правда, может конечно Ильверморни и Шармбатон стоят еще ниже, — он поджимает губы и замолкает, пока Александрия выкрикивает что-то на незнакомом ей языке, и это заставляет Валери упасть на колени, упираясь рукой в землю. Он продолжает лишь тогда, когда Вал опять поднимается, и они вновь продолжают. — В Колдовстворце всегда готовили воинов. А род Александрии вообще исходит от первых богов. Ее семья одна из немногих истинных волшебников. Говорят, что они заключили союз со смертью и что наследница всегда бессмертна, пока не появится другая. — Погоди, что? — она прерывает его, слегка наклоняясь и кладя левую руку поверх его плеча. Ее глаза широко раскрыты от легкого шока и неверия. Бессмертная? Такое вообще возможно? Тео приподнимает уголки губ, о чем-то думая, а затем опускает взгляд своих зеленых глаз на нее. — Магия удивительная штука, не так ли? — облизывая губы, произносит он. — Люди, которые умерли — живут, а люди, что живут, не умирают. — Его глаза скользят по ее лицу, а затем он вновь поворачивается и смотрит на поле. — Россия одна из самых закрытых магических стран, Миа. И это не просто так. Магию, которая там происходит, относят к черной первозданной. Их боги все еще живы в отличие от наших. И она, она их будущая Хозяйка. Миа переводит взгляд на Александрию, видя перед собой лишь простую девушку с хорошей физической подготовкой, но никого больше. Это, наверное, ее странная особенность: видеть в монстрах обычных людей. А может они просто не являются монстрами. Она наблюдает за тем, как Дриа выбрасывает руку вперед, а затем резко тянет на себя, поднимая Валери в воздух и перебрасывая через себя. Валери падает на спину, откидывая голову назад. Она не успевает подняться, как Дриа тут же становится коленом ей на грудь. Тео резко хватается руками за подлокотники стула и уже почти встает с него, как Александрия начинает громко смеяться, заставляя Миа нахмурится, а Тео остановится на месте. И тогда, стоит Дриа немного повернуть корпус, она замечает, видимо, причину этого самого смеха. Небольшой кинжал, прижат прямо к животу Александрии. Он странно поблескивает фиолетовым, и Миа думает, что это какой-то камень на нем. Потому что даже издалека трудно понять, как выглядит что-то такое небольшое. Они обе поднимаются с земли: Дриа подает Валери руку, помогая подняться, и та с легкостью пользуется предоставленной помощью. Две девушки смеются, идя в их сторону, о чем-то периодически разговаривая, пока Валери убирает свой кинжал куда-то под одежду. Тео расслабляется на кресле, когда Вал подмигивает ему, вытирая пот со лба. Она никогда бы не подумала, что у Валери есть что-то такое. Она не думала, что Валери умеет пользоваться кинжалом. Хотя, этого стоило ожидать. Правда. Просто Миа никогда об этом не задумывалась, как и о многом другом. Видимо, магия не всегда побеждает. Порой нужно объединять все свои умения, чтобы точно победить. Брать от жизни все. Лишь так можно выжить. 21.08.2004 Без него здесь холодно. В камине все еще горит огонь, который никогда, кажется, не потухает. Подушка и одеяло хранят легкий запах хвои, потому что в его ванной стоит именно такой гель для душа. Здесь пахнет им. Миа сильнее кутается в одеяло, вдыхая едва заметный аромат, пытаясь успокоиться. Даже несмотря на то, что за окном сейчас теплая летняя ночь, ей холодно. Холодно, потому что его здесь нет. Память будто нарочно подбрасывает едкие воспоминания холодного камня и мерзлоты, что окутывала тело в странном подвале, где ее держали. И даже Мида не спасает от этого. Белая полусобака полуволк спит на своем любимом диване под окном. Будто только Миа страдает от отсутствия Драко. Особенно после всего. Он нужен ей. Ты моя, слышишь… Кричи… Давай, кричи для меня… Он действительно нужен ей. Кажется, что она больше не в силах жить без него. Не представляет какого это. Миа не может без него. Слезы затмевают зрение, и она прикрывает глаза, пытаясь сдерживать те, сильнее смыкая веки. Тихий всхлип подавляется прижатым ко рту одеялом, а руки впиваются в серую ткань, скрывая тремор. Без Драко она не может спокойно спать. Кошмары тут же приветствуют ее, как старую знакомую. Они возвращаются, прорываются через стену, что выстраивал вокруг нее Драко каждую ночь. Но теперь их ничто не сдерживает. И даже у Миды нет столько сил, чтобы ей помочь. Она не Драко. Миа не хочет спать, потому что кошмары опять придут к ней, но силы медленно покидают тело, и сон поглощает ее, потому что организм больше не справляется. И самые темные воспоминания всегда приходят, когда человек наиболее уязвим. Они бьют в самое сердце, разрывая его, потому что никто не придет на помощь и не защитит. Потому что когда человек один, его легче всего сломать. — Ты хотела его? Этого мальчишку? — она не знает, о ком он говорит. Она уже ничего не знает, но мужчина перед ней кажется взбешенным. Что его так взбесило остается без ответа, потому что кто она такая, чтобы размышлять об этом. У нее нет на это сил. — Ты принадлежишь мне! Слышишь! Ты, сука, принадлежишь мне. Я научу тебя, как не думать о каких-то мальчиках. О каких мальчиках она думала? Она думала? Она может? Он ударяет ее хлыстом по спине несколько раз, раскрывая старые раны, и она взрывается от боли. Смесь хрипа, крика и всхлипов покидает рот, сопровождаемый очередными режущими ударами хлыста. Ей кажется, что все тело горит. Воспламеняется. Она висит абсолютно голая, потому что такие, как она не заслуживают одежды. К тому же та слишком мешает, чтобы он мог воспользоваться ее отверстиями, когда пожелает. Цепи, за которые она подвешена к потолку, бренчат с каждым ударом, потому что она поддается вперед, пытаясь скрыть спину. — Ты этого хотела, да? Маленькая дрянь, — она слышит лязг ремня и слабый грохот за спиной. — Я покажу тебе, что такое настоящий мужчина. Я сделаю все, чтобы ты забыла про него. Про кого? Про кого она должна забыть? Ей кажется, что это слишком важно. Это точно что-то важное. Но ее мозг не в состоянии. Она не в состоянии. Она не помнит даже собственного имени. Ми… Миа? Резкий крик вырывается из горла, когда пряжка ремня касается распоротой кожи спины, оставляя за собой рваный отпечаток. А затем еще один. И еще. Кажется в какой-то момент она теряет сознание, потому что стоит ей открыть глаза, как она видит его черную маску с золотыми вкраплениями. Веки еще слишком тяжелые, чтобы долго держать глаза открытыми, но сильная пощёчина не оставляет выбора. — Я научу тебя, что такое манеры. Видимо никто так и не удосужился этого сделать. Он с силой хватает ее за щеки, надавливая своей рукой в перчатках, заставляя открыть рот. Вязкая жидкость тут же попадает внутрь, отдавая привкусом крови и странного послевкусия мяты. Ее глаза расширяются, когда она чувствует легкую вибрацию в теле, будто у нее прибавилось сил. И это значит лишь одно. Лишь одно. То, что он еще долго не уйдет отсюда, наслаждаясь ее криками и телом. — Вот так. Теперь начнем урок сначала. Она без понятия, сколько это продолжается. Кажется, что вечность. Неописуемое количество времени. Во рту пересохло от постоянного крика и мольбы о помощи, что сами слетали с языка в коротких передышках, судя по запаху, на сигарету. Когда кажется, что она больше не выдержит, он останавливается, и ее почти бессознательное тело виснет на двух железных цепях. Она уже даже не чувствует боли на запястьях, где от долгого висения стерлась кожа, открывая рваные раны. Она могла бы вздохнуть с облегчением. Могла бы, но она знает, что это не все. Это точно не все. Он опускает ее цепи, и она падает вперед, повисая, согнувшись в теле. И тогда она чувствует его возбужденный член у входа во влагалище. И ничего еще не закончилось. — Ты моя! Ты услышала меня! Ты всегда будешь моей! Твое тело принадлежит мне! Эта маленькая пизда тоже принадлежит мне! Твоя задница тоже моя! Ты, сука, моя! Ты слышишь? Он хватает ее за волосы, накручивая те на кулак, и резко дергает, почти сворачивая шею. Он поворачивает ее так, чтобы она могла видеть его хоть немного. — Ты меня услышала? — цедит сквозь зубы. — Д-д-да, — тихо шепчет она не способная на что-то большее. Это то, чего он хочет? Это то, что ему нужно? Тогда она даст ему это, лишь бы он ушел. Оставил ее одну. — Повтори! — жестко выкрикивает он, отдавая приказ. — Я в-в-ваш-ша, с-с-сэр. Я при… принад-д-д-длежу в-в-вам. — Молодец. А теперь возьми в себя мой член, как подобает хорошей суке, — и с этими словами он входит в нее, начиная вдалбливаться во влагалище, оставляя после себя отпечатки изнутри. Она плачет. Слезы застилают зрение. Это единственное, что ей остается. Больше ничего нет. У нее нет ничего. Не важно, сколько раз это происходило. Сколько раз она уже переживала это. Она никогда не готова к этому. Это всегда начинается снова. Повторяется, как несколько кругов Ада, когда, доходя до последнего, ее возвращают в начало. И так раз за разом, когда больше ничего не остается. — Ты моя, сука. Никогда не забывай об этом. Она резко открывает глаза, впиваясь зубами в мягкое одеяло, что подавляет тихие рыдания и крики. Ее тошнит от привкуса ткани на языке, и она быстро поднимается с кровати, перелезая через его половину. Ее шатает, когда она делает первый шаг. Все тело кажется трясет. Легкий озноб, что заставляет волосы на руках вставать дыбом. Она нажимает рукой на дверную ручку в туалет и почти проваливается внутрь ванной комнаты, когда дверь открывается. В глазах темно. Она кое-как находит выключатель и включает свет, что тут же режет глаза, заставляя часто моргать. Дверь с хлопком закрывается, когда она с силой отталкивает ее назад. Она опускается на колени у унитаза, и ее наконец тошнит. От всего. Тело трясет, костяшки пальцев впиваются мертвой хваткой в сиденье унитаза, а из горла сочится кислотная субстанция, заставляя опустошать желудок раз за разом. Больно. Ей чертовски больно. Она не понимает, что происходит. Тянется рукой к кнопке спуска и слабо нажимает, пуская воду в унитазе. В груди сдавливает, слезы нескончаемым потоком продолжают литься из глаз. Боль. Черт, как же она устала от боли. Почему она… Почему она должна чувствовать эту боль? Она больше так не может. Не может чувствовать эту боль. Даже во снах. В снах, которые когда-то были ее реальностью. Реальностью, от которой она смогла сбежать, но которая всегда остается с ней. Все слишком хорошо. Здесь все слишком хорошо. Чересчур. Это место похоже на Рай. Но кто она такая, чтобы быть здесь. Она лишь грязь. Она знает это. Понимает. Помнит. Глупо думать, что от Ада можно сбежать. Его цепные псы всегда будут охотиться за тобой, даже во снах. От них нет спасения. Они всегда найдут тебя. Где бы ты ни был. Все хорошее когда-нибудь должно заканчиваться, ведь так? У всего есть конец. Может у нее он тоже должен быть? Может она должна закончить это? Остановить этот назойливый голос в голове, ощущения его призрачных касаний, боль от резких ударов. Она тянется рукой за спину, просовывая ту под слишком большую футболку, что нашла в шкафу Драко. Бугры шрамов отчетливо прослеживаются подушечками пальцев. Она знает откуда те. Знает, как они получились. Она помнит. Всхлип вырывается из горла, его ничего не сдерживает. Еще один. А потом еще и еще, пока в груди не давит с такой силой, что она начинает задыхаться. Дышать невозможно. Черт, как это прекратить? Если бы здесь был Драко, то он бы смог это остановить. Смог бы утешить ее, удержать в своих крепких и теплых объятиях. Он бы обязательно защитил ее от собственных кошмаров. Но его нет. Он ушел. Оставил ее одну и ушел, ничего не объяснив. Он так испугался ее возможного прошлого, что даже не смог смотреть ей в глаза. Ее прошлое разрушило все настоящее, на которое она осмелилась надеяться. Мечтать о чем-то большем. О том, что все возможно и все будет хорошо. Мечтать о том, что у нее есть надежда. Что она действительно способна начать все с чистого листа. Быть по-настоящему счастливой. И ей удавалось. Но жизнь порой ужасна несправедлива. Она выбивает почву у тебя из-под ног в тот момент, когда тебе кажется, что ты уже уверенно стоишь на земле. Порой она останавливается в тот момент, когда ты только начал идти вперед. Миа опирается спиной о стеклянную дверцу душевой кабины и поджимает ноги к груди, продолжая содрогаться в рыданиях. Ее глаза опухли от такого количества слез, а из носа сочатся сопли, которые тут же попадают на футболку, сколько бы она не пыталась вытереть их руками. Когда, как ей кажется, она наконец успокаивается, переставая хватать воздух ртом будто она рыба выброшенная на берег во время цунами, Миа наконец поднимает голову, пытаясь сфокусироваться на чем-то другом. Свет режет глаза, заставляя прищуриваться. И, наверное, так должно было случиться. Железное лезвие бритвы должно было сверкнуть, чтобы она его заметила. Потому что она замечает его. Миа икает от всхлипа и набирает больше воздуха в легкие. Встает. Медленно поднимается, опираясь рукой об унитаз, и делает пару шагов к раковине, на которой стоит небольшой станок для ухода за лицом. Железная старая бритва с черной рукояткой лежит на специальной полочке, чтобы не портиться, а рядом с ней другие баночки для ухода до и после бритья, которыми пользуется Драко почти каждое утро. Потому что это его ванная и спальня. Все здесь принадлежит ему. Ее руки трясутся, когда она протягивает правую и берет бритву с полочки. Миа с силой сжимает ту в ладони, пытаясь усмирить тремор, и делает глубокий вдох сквозь нос, затем выдох через рот. Губы дрожат. Она отходит назад, садясь на тоже самое место, где сидела до этого. Выпрямляет ноги. Кафель ванны отдает холодом, но она слишком привыкла к холоду, чтобы замечать это. Миа приходится сделать вдох, прежде чем она открывает бритву, доставая острое лезвие. Она хочет тишины. Хочет, чтобы все это прекратилось. Последние месяцы действительно были волшебными. Счастливыми. Но она так устала от постоянной боли и страха, что периодически преследуют ее. Она так устала. Просто устала. И она хочет, чтобы все это закончилось. Драко говорил, что она его ангел. А ангелы должны жить на небесах. Ангелам не место на земле. Она не воин, она не сражается. Она ангел. Ангел, который наконец хочет получить свое спасение. Грудь больше не сдавливает, хотя слезы все еще продолжаются литься из глаз, но уже тише. Будто даже те устали появляться, а потом скапливаться и спускаться с глаз. Все в ее теле устало от этого. Она хочет простого. Хочет покоя. Миа подносит острое лезвие к левому запястью, к чистой коже, что когда-то знала настоящую боль, но забыла. — Прости, — тихо шепчет она в пустоту. — Прости. Я устала… Она облизывает губы и закрывает глаза, откидывая голову о стеклянную стенку душевой кабины. В ее голове, словно быстрый фильм, проматываются все воспоминания, и гримаса боли появляется на ее лице, придавая силы, напоминая, почему она должна это сделать, если хочет покоя. Миа надавливает на лезвие и ведет его вверх, оставляя за собой жжение и облегчение. Открыв глаза на пару миллиметров, своим нечетким зрением она видит красную полоску, что идет почти от начала кисти и до середины предплечья. Кровь скапливается наверху, а потом тут же спускается вниз на ноги. Она теплая. Почти обжигает кожу. И Миа прикрывает глаза, чувствуя, как губы расплываются в улыбке. Проходит несколько минут, когда она проделывает то же самое с другой рукой. Но сил уже меньше, и порез получается не таким сильным и глубоким как первый. Голова становится слишком тяжелой, и она начинает заваливаться на бок, падая прямо в лужу собственной крови. Лезвие со звонким стуком ударяется о кафель. Она больше ничего не чувствует, и это кажется ей волшебным. Голос в ее голове затихает, будто усмирённый ее действиями. Довольный. Внутри все темнеет, переставая существовать, и она больше не ощущает себя лежащей на полу в ванной. Нет. Она чувствует себя свободной. Окруженной бесконечной пустотой. Ее брови лишь слегка приподнимаются, когда слишком громкий лай проносится где-то далеко от нее, нарушая спокойную тишину. Но всего лишь на секунду, а потом все возвращается обратно в пустоту.