Возможность помнить

У Зимнего была ужасная память, что не удивительно с учетом всех обнулении. Он никогда не терял своих навыков, где-то на подсознательном уровне знал, как правильно держать винтовку, учитывать поправку на ветер и всегда поражать цель с точностью до сантиметра. Знал куда и как бить, говорил на десятке языков, стрелял из всего что стреляет и водил все что едет, летает или плывет, но вот людей, события и даты запомнить не получалось никак. Лица, имена, звания — сколько он не пытался, ничто из этого не задерживалось в его голове дольше необходимого, не ему, конечно, кураторам. Самих кураторов он помнил чуть яснее, чем остальное. Недостаточно, чтобы после обнуления перечислить их поведенческие особенности, отличительные черты или хотя бы назвать имя, но достаточно для того, чтобы узнать, почувствовать на каком-то внутреннем уровне, и, повинуясь ментальной удавке, верной псиной подчиниться любому приказу. Также было и с последним. Солдат не помнил, а может никогда и не знал, его имени, черты лица смазывались стоило отправиться «на отдых» в крио между миссиями, но голос, зачитывающий код, не забывался. Хриплый такой, будто вечно насмехающийся и, что примечательно, без капли страха. Акцент у последнего на русском был привычно отвратительный, как и у всех, с тех пор как его перевели из Союза, но какой-то необычный. Не американский, что ли. Этот куратор в целом казался ему каким-то особенным. Абсолютно беспочвенно стоит заметить, потому что прошлых он едва помнил, а этого толком не знал. Совместных миссий у них было немного, не только парных, но и с отрядом огневой поддержки, что Зимнему не то, чтобы в новинку, но и обыденностью не назвать. Командир, а новый куратор был командиром, это он пока еще помнил, был вспыльчивым и жестким, где-то жестоким, отлично вписывающимся в Гидру своей изворотливостью и каким-то почти звериным нравом, но искренне привязанным к своей команде, частью которой, по-видимому, считал Солдата. И это было тоже необычно. Не то чтобы у Зимнего было четкое понимания понятия обычного, — как и времени, памяти и людей в целом — но каким бы оно ни было с нынешним куратором не сочеталось вообще. Об этом просто орала чуйка на пару с инстинктами и тем, что там у него осталось от подсознания, а им Солдат привык доверять. Других вариантов, с учетом недостоверности или порой полного отсутствия воспоминаний, у него и не было, не кураторам же верить в самом деле. Подчиняться то он им подчинялся, “жду указаний”, глаза в пол и чуть ли не дышать без прямого приказа, но доверия — по крайнем мере так ему помнилось название для беспричинной убежденности, веры в другого человека, что защитит, прикроет, подставит плечо и ничего не стребует взамен, хотя и не было у него что давать, — не испытывал никогда. А вот к Командиру хотелось. И это было странно. Он понятия не имел случалось ли такое раньше, а при попытках развить мысль начинала болеть голова и почему-то ощущался холод и странная легкость, как при падении откуда-то с высоты на большой скорости. Так что об этом Зимний предпочитал не думать, чтобы не пришлось, как когда-то приказано, идти к техникам, сообщая о неисправности. Вывод из всего этого следовал следующий: Командир был странным, необычным и вообще каким-то неправильным и Солдат понятия не имел, что с этим делать. Он бы даже назвал его запоминающимся, если бы был способен помнить. — О чем задумался, Солдат? Командир насмешливо улыбается, губы искривляются, демонстрируя белые зубы со слишком острыми клыками и Солдат хмурится. Кураторы, конечно, с ним и раньше разговаривали, ну или так ему помниться, но только по делу — о его функционале, о задании, о вооружении — этот же почему-то хотел знать объективно бесполезную информацию. — О вас, Командир. Куратор сделал удивленное лицо, моргнул своими светло-карими, почти желтыми, как ржавеющий металл, глазами и рассмеялся. — И что надумал? — Что вы странный. Командир только шире улыбается, скалится точно волчара, Солдат уверен, что сходство один в один, хоть и не может сказать, когда и где мог видеть волка. — Сочту за комплимент, Снежинка. Куратор встает, хлопая его по плечу, и движется в сторону кабины квинджета обсудить что-то с пилотами, а Солдат остается сидеть, провожая его взглядом. Очень странно. Командир ведет себя так будто считает его человеком. Кажется, Солдату это нравится. Кажется, Солдату вообще много чего начинает нравиться. Быть частью команды, испытывать доверие, групповые миссии, Командир. По-хорошему, о таких выкрутасах собственных прожжённых мозгов положено немедленно сообщать техникам, усаживаться на чертово кресло и выжигать их и дальше, но Зимний помнит, что “не боись, мы и без электрической лоботомии обойдемся, Снежок” ему, и “нет, Сэр, никаких причин для обнуления я не вижу, а чисто профилактическое может ухудшить его боеспособность” Пирсу, и молчит. Командир дает ему возможность помнить, и он собирается воспользоваться ей по полной. Может быть, Командир и правда будет для него запоминающимся. А потом человек на мосту, “Баки”, раздражающий зуд, почти до боли, где-то глубоко в мозгах, что хочется собственную черепушку проломить железной рукой, лишь бы избавиться и пирсово “обнулите его”. Солдат смотрит на Командира, а тот лишь разочарованно качает головой, мол нечего трепаться было, идиот, но челюсти с кулаками сжимает так, что кости скрипят. И Солдат готов язык себе откусить от мысли, что теперь снова все забудет, забудет его. На руках и ногах захлопываются, фиксируя, крепления кресла.

***

Солдат открыл глаза и отыскал ими куратора, к которому тянулся поводок его невидимой удавки. — Жду приказаний. Куратор посмотрел на него как-то странно, его лицо искривилось, будто бы он, Зимний, уже успел сделать что-то не так. Впрочем, едва ли мгновение спустя, все эмоции бесследно исчезли, лицо стало абсолютно пустым и холодный голос произнес: — Вот твоя цель, Солдат. С этим голосом что-то было не так, но Солдат не помнил что. Он вообще ничего не помнил.

***

С целью тоже оказалось что-то не так, и речь даже не о чрезмерной силе, а о странном зуде где-то в затылке, постепенно переходящем в ноющую боль с каждым новым словом цели. Солдат ничего не помнил, не понимал и просто хотел избавиться от боли. Цель в этом нисколько не помогала. Как и падающие вместе с ними обоими хэликерриеры.

***

Баки осознает себе медленно. Он все еще больше Солдат, чем Баки Барнс и эта часть его вряд ли когда-либо полностью уйдет, но теперь он помнит. Да, отрывками, да, все еще без малейшего понятия о правильной хронологии своих обрывочных воспоминаний, но помнит. И это потрясающе. В голову почему-то лезут картинки скалящихся волков.

***

Произошедшее со Старком ужасно и Баки впервые хочет забыть и ему это совсем не нравиться. О Бухаресте, битве в аэропорту, и особенно Сибири, но забывать без чужой помощи он давно уже разучился и, чудом выжив, и даже сохранив обе руки, Баки делает то, что у него получается лучше всего, — исчезает. Он не хочет участвовать в чужой войне, в которой ничего не понимает, сражений по чужой указке с него хватило, но сил говорить об этом, решать проблемы как положено людям, через коммуникацию, слова, эмоции у него нет ни сил, ни желания. Поэтому он снова бежит, растворяется в сибирских снегах, родной среде обитания Зимнего Солдата, Призрака. Стив поймет. Или нет. Баки не уверен, что нынешний он достаточно похож на того себя из сороковых, которого Стив понимал без слов. Это мало его волнует. Почему-то он уверен, что ему все еще есть куда пойти.

***

Он просыпается, когда луна еще ярко сияет, занимая свое место на небосводе и завывают северные ветра, а перед глазами стоит знакомое-незнакомое лицо с светло-карими, ржавыми глазами, волчьим оскалом и хриплым голосом, которым говорят на чистейшем английском, а в русском возвращаются к родному итальянскому акценту. Баки не помнит его имени, но помнит все остальное. Помнит шутки, руку на плече или в волосах, доверие, теперь-то он знает, что это точно было оно, привязанность, улыбки и смех. Он наконец-то помнит своего особенного куратора, своего Командира и бесцельным скитаниям по бескрайним русским просторам приходит конец. Теперь у него есть цель — найти своего Командира.

***

Брок Рамлоу, двойной агент Гидры в ЩИТе, куратор проекта “Зимний Солдат”, командир боевой группы Страйк, мертв. Баки отказывается в это верить, пока не увидит его тело собственными глазами. Он захлопывает краденный ноутбук, на котором просматривал слитые Романовой в сеть данные по Гидре и встает. Его ждет Америка.

***

Тела нет и никогда не было. Баки готов смеяться от счастья, но не издает ни звука, покидая государственный архив также незаметно, как и вошел. Берегись, Командир, Солдат вышел на Охоту.

***

Отыскать Брока Рамлоу оказывается непросто, но и не невыполнимо, особенно для кого-то уровня Зимнего Солдата. Конечно, тот факт, что его самого разыскивают, создает небольшие затруднения, но на то он и Призрак, чтобы бесследно исчезать, при этом продолжая терроризировать простых смертных и учинять одержимости, в его случае одним конкретным человеком. Баки находит его около месяца спустя в небольшой квартирке на другом конце страны. Тратит примечательно много времени возясь с охранной системой, не желая вспугнуть и пробирается внутрь, усаживаясь за стол на кухне, собираясь дождаться возвращения Брока. Тот не заставляет себя ждать, ключ проворачивается в замке, менее чем через час, слышны тихие шаги, а потом Баки встречается взглядом с дулом пистолета. Его, снятое с предохранителя оружие, впрочем, волнует куда меньше сощуренных хищных глаз. Боже, как же он по ним скучал. — Доброго вечера, Командир. Баки легко улыбается, расслабленно откидываясь на спинку стула и выпрямляя ноги, специально устраивая себе жутко неудобную для нападения позицию, демонстрируя Броку не желание сражаться. Тот видимо проникается, пусть и прекрасно понимает, что суперсолдату в какой бы то ни было позиции не ровня, и опускает пистолет, не пряча. — Доброго, Солдат, или как там тебя теперь? Барнс? — Брок уверенно шагает вперед, в нем, как всегда, ни капли страха, и Баки откровенно пялится. Половина его лица один сплошной ожог, в то время как вторая почти не тронута, все те же острые углы и прямые линии черт, и Баки кажется, что это отлично отражает броковскую натуру. — Что, нравлюсь? Рамлоу скалиться на него, пистолет бликует между пальцами, от него просто несет опасностью и Баки не может сдержать собственную улыбку-оскал. — Нравишься, на волчару побитого похож. Брок моргает на него своими ржавыми глазами и все-таки позволяет себе хрипло рассмеяться. Баки может гордиться собой за этот смех. — Вижу голосок у тебя прорезался. — Отсмеявшись фыркает Рамлоу — Так, а звать-то тебя как? Не Солдатом же? — Баки, но тебе можно и Солдатом, это ведь все еще я. — Пожимает плечами Баки, все еще не способный отвести от Брока взгляд более чем на пару секунд. — Ну приятно значит познакомиться, Баки, я Брок, не помню, чтобы нормально представлялся. И зачем ты сюда притащился? — Будучи моим куратором ты дал мне возможность помнить, Брок, и я хотел тебя поблагодарить. — За крио, коды, зачистки и прочее дерьмо ты меня тоже благодарить будешь? — Его глаза сощурены, губы искривлены ядовитой усмешкой и Баки узнает, ту его часть, что была будто создана для Гидры, а может и ею самою, все таки о Броке и его прошлом Барнс знает преступно мало, даже не смотря на свое расследование. Ему нужны не сухие факты из неполной биографии, ему нужно то, что происходит сейчас. Эмоции, правда, что-то чтобы запомнить, сохранить на вечность. — За это тебя отблагодарит американское законодательство, если когда-нибудь поймают. — А что, не сдашь? Даже самосуд не устроишь? Я почти разочарован, Солдат. — Ты чудесный актер, Командир, но разочарование у тебя не выходит. — Они оба помнят стиснутые до скрипа зубы и кулаки, перед “Озарением”, перед тем как Рамлоу впервые не смог сохранить память Баки. Брок кривится, поврежденная кожа завораживающе растягивается. — Все что ты делал, ты делал для своего блага и блага тех, кого считал своими. Методы у тебя хуйня редкостная, конечно, но намеренье просто чудо. — Ну, спасибо, Снежинка. — Он впервые за весь разговор выглядит действительно спокойно, пистолет, уже отложенный на стол, наконец перестает привлекать его взгляд, и центром безраздельного внимания становится Баки. — Наблагодарился уже? На чай останешься или спешишь куда? — Куда мне надо было я уже успел. — подмигивает Баки и уворачивается от подзатыльника, вставшего заваривать чай, Брока. Лицо готово треснуть от улыбки. — И куда ты дальше? — около часа спустя, спрашивает его Брок, вертя в руках уже давно пустую чашку. Это первый вопрос о будущем, весь их предшествующий разговор был о совместном прошлом, потому что Баки все еще слишком нравиться помнить, чтобы заткнуться хоть на секунду и ни о чем, потому что Броку все так же нравиться объективно бесполезная информация о “своих” людях, отчего в груди теплеет. — Мне, в общем-то, некуда. У меня была одна цель — найти Брока Рамлоу, я ее осуществил, что теперь — понятия не имею. — Ну раз уж ты тоже теперь разыскиваемый преступник без определённой цели, как насчет составить нам компанию в бегах от правосудия? — Предлагает Брок, улыбаясь ему своим фирменным около безумным оскалом адреналинового наркомана с полностью отсутствующим чувством страха или самосохранения. — Нам? — Мне и моим ребятам из Страйка. Большинство пережили Озарения и успели вовремя залечь на дно, но даже заранее подготовленные ресурсы не вечны и пора бы начать думать о будущем, пока на нас не вышли. Наемничество звучит как отличный вариант. Вряд ли хоть кто-то из нас хоть во что-то другое умеет. — Я уж точно не умею, так что за тобой хоть в пекло, Командир. — В пекле ты уже был и со мной, и без, Снежинка, а нас ждет что-то куда интересней. Баки смотрит в его звериные глаза и видит в них кровь, войну и собственное отражение. Он на своем месте, с тем, кто дал ему возможность помнить все.