No Place Like (Home)

— Лучше что-то с длинным рукавом, — говорит Хлое мать, и та в тысячный раз, наверное, за последние дни закатывает глаза и, стиснув зубы, повторяет про себя: «На пару дней, это всего на пару дней». Пока, правда, «пара дней» основательно затягиваются, и Кло бесится от того, как легко у окружающих получается забить на её личные, ничуть не менее важные дела и, что уж греха таить, желания. В первый день после похорон Кло долго бродит по двору, затем перемещается ближе к дороге, идёт вдоль бесконечного поля. Возможно со стороны она выглядит как чокнутая блогерша в попытках снять невероятно содержательный ролик: «Посмотрите направо — кукурузные поля, налево — коровья лепёшка». На деле же Кло размахивает телефоном, разве что не подбрасывает его повыше, в попытках поймать сигнал. Эрик куда-то пропадает на весь день, а Марта на вопрос дочери, откуда можно позвонить в цивилизацию, раз уж мобильная связь отсутствует, почему-то очень обижается и заявляет, что грешно думать о таких вещах, когда и суток не прошло, как умер её отец. Девушке есть, что сказать по этому поводу. Хотя бы даже то, что сутки-то уж точно прошли. И что, при всей трагичности ситуации, никто, в любом случае, не отменяет её обязательств по отношению к издательству. И что если её литагент, Венди, не получит от неё точных сроков по сдаче главы, а встреча с читателями не состоится по причине отсутствия автора, её, Хлои, карьера закончится стремительно и безвозвратно, а остатки копий её книг будут сжигать в назидание остальным молодым авторам. Но Кло молчит, и ничего из этого не торопится рассказать матери, потому как психолог на их сеансах всегда настаивает, что бессмысленные споры — это слив энергии, которую можно направить на нечто куда более конструктивное. Поэтому Кло конструктивно шагает вдоль поля, не переставая недоумевать затишью с явственным оттенком запустения вокруг. Как вообще можно жить, когда на мили вокруг не наблюдается никаких признаков жизни. Ну не считая парочки коров, которые равнодушно смотрят на девушку, и каких-то невероятно крупных и жирненьких индюшек, откармливаемых, вероятно, ко Дню Благодарения. Те провожают Хлою таким взглядом, будто намечают место, от которого можно отщипнуть кусочек. Девушка ничего не слышала про охотничьи повадки индеек, но на всякий случай предпочитает ускориться, а затем вообще переходит на другую сторону дороги. Сеть, ожидаемо, не появляется, как ни крути телефон, зато под раскидистым яблоневым деревом Кло видит хмурого бородача в жилете, наблюдающего за её приближением приблизительно с тем же выражением, что коровы в поле. — Добрый день, — вежливо начинает Хлоя, — а здесь есть где-то место, где ловит сеть? Очень надо позвонить. Или может рядышком есть кафе или заправка, и там работает вай-фай? Кло, конечно, не помнит, чтобы здесь было нечто в этом роде, но мало ли, за столько лет, в принципе, можно и курорт отгрохать с местной версией Бурдж Халифа и самой мощной вышкой. Но вместо этого повылазили гризли, волки и браконьеры. Типы в черном. И Джозеф. Пастор Джозеф. Это место безнадёжно. Бородач продолжает смотреть на неё этим прекрасным взглядом парнокопытного, и Кло уже думает, что он не ответит, когда тот, наконец, размыкает губы: — Ты, что ли, сестрёнка Эрика? — Сестра, старшая, — предельно вежливым тоном поправляет Хлоя. — Ну так что со связью? Бородач хмыкает и продолжает пялиться на неё. — Полетела связь, — сообщает, наконец, он и теряет интерес к беседе, отворачивается в сторону ближайших гор, всматривается в даль с таким видом, будто вот-вот нагрянут летающие корабли чужих. — А как долго связь будут восстанавливать, не известно? — Хлоя вообще не имеет привычки забалтывать незнакомых людей. Но в данном случае выбирать не приходится. Бородач снова хмыкает и оглядывается на девушку с малопонятным выражением на лице. — А есть откуда можно позвонить? Ну, обычный телефон? С проводом? Стационарный? — Хлоя не сдаётся и перебирает варианты. А потом думает, почему у них дома нет телефона, куда он, собственно, делся, а если он стоит где-то невидимый, то почему Эрик, к примеру, не предложил им воспользоваться. Она же сразу сказала, что ей нужно сделать звонки по работе. — Ты шла бы лучше обратно на ферму к себе, — лениво советует бородач, — тут не стоит ходить в одиночку. — Из-за браконьеров? — уточняет Кло. — Я же даже не в лесу, вряд ли они будут охотиться в яблоневом саду. Бородач снова хмыкает, во взгляде, направленном на Хлою ей чудится какое-то неприятное жалостливое снисхождение. — Из-за них, ага, — выдает он наконец, — ступай, сестра… сестра Эрика. На второй день Хлоя твёрдо намерена уехать и требует у Эрика ключи от арендованной, между прочим, машины. — Ты обещала остаться до воскресной службы! — возмущается брат. — Ещё чего! Не было такого! — девушка, роется в сумке. Куда-то, как назло, завалился кошелёк с правами и со всеми картами. Девушка нервничает, перетряхивает сумку снова и снова. — Ло-ло, но там же будет особая служба, помнишь, я говорил, мы должны там быть всей семьёй, — голос Эрика как будто слегка надламывается, и Хлоя вспоминает, что, вообще-то, несмотря на вид грозного викинга, брат, по сравнению с ней, ещё совсем малыш, и наверняка утрата отца сильно бьёт по нему. По ней, Хлое, все утраты семейных привязанностей сильно лупанули ещё годы назад, когда она поступила-таки вопреки всему, а особенно, воле родителей, в университет, и продолжают периодически больно щёлкать на сеансах психотерапии. Кло переворачивает сумку, ворошит всё барахло, раскиданное теперь по кровати. — Что ты ищешь? — не выдерживает этого шебуршания Эрик. — Ничего, — бурчит девушка. — Не видел мой кошелёк? Эрик пожимает могучими плечами: — Даже не знаю, как он выглядит. Проверь куртку, может запихнула в карман, когда ходила гулять. Хлоя точно знает, что нет. Пока она роется в вещах, Эрик опять куда-то пропадает. И до девушки доходит, что у неё всё ещё нет ключей от машины, самой машины, связи с нормальным миром, а теперь ещё и документов с деньгами. Поэтому на следущий день она огрызается на Марту, когда та заводит речь об «особой проповеди» и о том как она, Марта, рада, что Хлоя остаётся. — Ты отлично знаешь, что я остаюсь, потому что никак не могу уехать без ключей и машины. Где черти носят Эрика целыми днями? Мать недовольно поджимает губы: — Не сквернословь, Ло-Ло, я тебя не так воспитывала. «Пару дней, пару дней, — повторяет про себя, как мантру, Хлоя. — Хотя вообще, к этому моменту я уже должна была быть на полпути в Атланту. Пару дней, пару дней… Если бы я продолжала носить резинку на руке, я бы уже прощёлкала до кости». Кло раздражённо смотрит на брата. — Ну попробуй сама! — предлагает он ей, вскидывая руки и качая головой. — Думаешь, мы просто так её на тягач взяли? Не заводится. — Тогда нафига вы тащили её сюда. Лучше б в мастерской оставили, и там бы починили, логично же? — Ну так ты просила! — разводит руками Эрик, — мы и привезли. Кло пытается оставаться спокойной. Впрочем, часть спокойствия быстро растворяется, когда мужик максимально зверского вида, которому разве что не хватает бегущей через лоб надписи «маньяк-убийца», смачно сплёвывает на землю рядом с кроссовком девушки и поправляет наплечный ремень с ружьём. — Разберёмся, — басит он, — не к спеху же. «Ещё как к спеху», — думает девушка. — Вообще, желательно, побыстрее, в мастерской проведут диагностику? Потенциальный маньяк-убийца, а в реальности, вероятно, тот самый Донован, которому и принадлежит мастерская, снова сплёвывает (Кло брезгливо отодвигается подальше), смотрит, почему-то на Эрика, а не неё. — Сколько дней это займёт? — настаивает на более информативном общении девушка. — Разберёмся, — повторяет тип, ловко ловит ключи, которые кидает ему Эрик, и залазит в кабину тягача. Хлоя чувствует, что даже та иллюзия контроля над ситуацией, что у неё имеется поначалу, жалобно хрустит как гравий на дорожке под грубыми ботинками на ногах брата. **** — Лучше что-то с длинным рукавом, — говорит Хлое мать, и та в тысячный раз, наверное, за последние дни закатывает глаза и, стиснув зубы, повторяет про себя: «На пару дней, это всего на пару дней». Правда, теперь мантра повторяется всё сложнее и всё меньше работает. — Лучше я вообще дома посижу, — предлагает Кло, — если мои руки кого-то смущают. Марта смотрит на скромные татуировки девушки, словно вместо изящной россыпи звёздочек и всяких там милых веточек лаванды она видит действующий портал в Ад. Затем смотрит с укоризной и обидой на Кло, губы её начинают подрагивать, как если бы она собиралась заплакать. В церкви Кло с неясным раздражением смотрит на Джозефа, расхаживающего по возвышению у алтаря. «Я как будто реально пришла по его приглашению, гадость какая», — думает девушка, глядя на маму, аккуратно вытирающую уголки глаз платочком. Хлоя, опять же, не уверена, как должны проходить современные службы, но есть подозрение, что экраны за спиной Отца вместо ликов святых — это какое-то прям невероятно смелое новшество. Ей снова кажется, что есть нечто, ускользающее от её внимания, но она не успевает развить эту мысль. Джозеф начинает говорить. Его тихий голос, который она помнит по визиту к ним в дом, неожиданно трансформируется. Возможно, конечно, акустика в помещении играет здесь на руку мужчине, а может он посещал в своё время какие-нибудь курсы актёрского мастерства, к примеру. Как бы то ни было, сейчас его голос звучит мощно и выразительно, словно взлетает к сводчатому потолку. Джозеф не срывается на крик по типу скандальных шоуменов, не переходит на слаборазличимый зловещий шёпот злодея из ужастика, и при этом речь его каким-то совершенно завораживающим мелодичным потоком накрывает замерших на жёстких скамьях прихожан. Хлое это всё не нравится. Точнее, как раз голос-то и нравится, а возможно и не только он. Но вот как раз это и внушает ещё бо́льшие смутные опасения. — …потому что тесны́ врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их, — непререкаемо изрекает Джозеф. Хлоя вздыхает, украдкой смотрит на экран смартфона. По её ощущениям служба длится уже второй час, а по независимой и бесстрастной оценки техники, всего лишь десятую минуту. — Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный, наш Эдем, — развивает свою мысль Джозеф. Кло пробует не вслушиваться, но вот досада, голос Отца, похоже обладает занятным свойством — от него как будто невозможно отвлечься. Девушка следует глазами за высокой фигурой в строгом синем пиджаке, контрастирующим с неожиданно яркими жёлтыми стеклами очков, в которых сегодня фигурирует Отец. Скользит глазами по аккуратной бороде и волосам, тщательно забранным в пучок. Есть что-то такое знакомое и тревожное во всей этой картине. В подтверждении каких-то своих слов Сид раскидывает руки наподобие крыльев; лучи солнца выхватывают его высокую фигуру из полумрака помещения, красиво подсвечивают лицо мужчины и раскрытые ладони с длинными пальцами. Вот позёр, а. Джозеф картинно, будто в молитвенном экстазе (Хлоя хмыкает и думает, что кое-кто любит дешёвые и тривиальные спецэффекты) закидывает голову к потолку, и купается в золотистом свечении. И вот тут она вспоминает. «Да что ж за фак, — думает Хлоя, не испытывая ни малейшего пиетета перед святым, в общем-то, местом и действом. — Твою ж, блин, мать, этого же не может быть!» Джозеф, всё ещё окутанный солнечным сиянием, поворачивает голову и смотрит в сторону девушки.