Бесстыжие

От лица Арины

      — Ты представляешь, он купил роллы в супермаркете, — шёпот Макаровой звучит будто фоновая музыка из фильма. Неуместная фоновая музыка, что резонирует с атмосферой киноленты. Алина раздражена поведением своего нового кавалера. Настолько раздражена, что с самого утра она не замолкает. И даже сейчас на лекции по жилищному праву, моя подруга продолжает изливать душу в свободные уши. Мы не обсуждали с ней тему баловства с моими лекарствами. Она технично ушла от ссоры. У меня же появились проблемы посерьезнее.       Аспирант, заменяющий преподавателя, делает вид, что не замечает нарушение учебной дисциплины. Я уверена, что он мечтает свалить домой пораньше, как и большинство присутствующих в аудитории.       Сегодня пятница, но мои одногруппники не думают о том, где проведут вечер после учёбы. С понедельника начнётся зачётная неделя, а значит и повальное тревожное расстройство у студентов.       — Его носки по всюду, — моргаю несколько раз, ибо мой мозг пытается переосмыслить услышанную фразу. На секунду мне показалось, что её изрёк аспирант, но после короткого анализа я вспоминаю, что по левую руку от меня сидит Макарова. Перевожу свой взгляд на чистый лист тетради. Ни единой записи за прошедший час. Концентрация внимания упала до нуля.       Неделя выдалась тяжелой. Я больше не руковожу волонтерским отрядом. Первые три дня меня пытался утешить каждый второй человек в стенах университета. На четвёртый день все забыли обо мне. Сложно объяснить, что я испытываю сейчас. Меня не отчислили, но отстранение от руководства волонтерским отрядом — не менее жестокое наказание. Из моей жизни просто вычеркнули три года. Все заслуги обнулили, а меня отправили на скамейку запасных. Но хуже всего, что мне нужно искать новый источник суеты. Звучит странно, но только благодаря сумасшедшему ритму жизни мне удавалось сбегать от тревоги.       — Ну, и каково жить с Яриком без соседки за стеной? — вопрос Алины вводит меня в ступор. И почему именно сейчас она решила сменить монолог на диалог. Похоже, что я слишком долго не реагировала на её неустанное бормотание.       — Ничего не изменилось, — прочистив горло, отвечаю шёпотом и тут же ловлю на себе взгляд аспиранта, что продолжает читать занудную лекцию по жилищному законодательству. Закусываю губы, а затем делаю вид, что начинаю записывать что-то в своей тетради. По факту же я вывожу шариковой ручкой одну лишь фразу «ничего не изменилось». Можно переписать её хоть тысячу раз, но она не перестанет быть ложью. И дело не в том, что Алина съехала. Нет. Вы не подумайте, у нас всё хорошо. Относительно хорошо. Ярик не сбежал и даже не думает об этом. Он остался и наши чувства крепнут с каждым днём. Меня пугает другое. Чем серьёзнее наши отношения, тем сильнее я боюсь его потерять. Из-за отсутствия тотально загруженности меня каждый день атакует тревога. Так уже ведь было. Я встречалась с Егором, пока в моей жизни опять не появился Андрей.       Не сразу замечаю, что перед моими глазами появляется рука соседки по парте. Нахмурив брови, пытаюсь понять, что она хочет. Алина перехватывает из моих пальцев шариковую ручку и начинает что-то писать. Раньше мы часто так делали, чтобы не бесить преподавателей. Вели целые переписки под носом у самых злобных мэтров теоретической юриспруденции.       «А куда подевался Максим?» — читаю её вопрос, а затем беру запасную ручку, чтобы написать ответ.       Так, стоп! Макаровой навряд ли известен диагноз Вербицкого. Они не так близки, и Максимилиан может обидеться на то, что я обсуждаю его недуг с подругой. Решаю ответить максимально просто: «Он приболел». Ну, если подумать, то я не соврала. У Макса депрессивная стадия. Бедняга совсем не посещал на этой неделе занятий. Я не видела его с конкурса красоты. И только вчера Ковалёв начал переживать. Ну, не будем его осуждать. Дима был очень занят. Занят Таней. Похоже, что их захлестнул конфетно-букетный период. Цветочки, свидания и улыбки до ушей. Я и сама улыбаюсь, когда смотрю на них. Они милые. Теперь сидят вместе за первой партой, раздражая одногруппников своим счастьем.       — Опять дождь пошёл, — вздыхает Макарова, перевожу свой взгляд на окно. Капли дождя мелкой рябью покрывают стёкла. Размытые зелёные краски напоминают мне, что за окном весна. «Всё хорошо!» — пытаюсь убедить себя, но… Мне больше некуда бежать. Я замерла на месте и чувствую кожей, как ко мне поступает ядовитый туман. Моё восприятие реальности находится за гранью понимания нормального человека. Я не могу себе позволить остаться с собственными страхами наедине.       — У тебя всё хорошо? — Алина шепчет мне на ухо свой вопрос. Киваю. Всё хорошо! Зачем объяснять кому-то принципы устройства своей жизни. Для многих я человек с шилом в жопе. Никого не интересуют мотивы моего поведения. Когда жизнь вокруг меня замирает, голоса страхов становятся громче. Я надеюсь только на отсрочку. Зачётная неделя и сессия помогут мне оттянуть этот момент. Момент, когда меня накроет.       Долгожданный звонок, оповещает студентов об окончании пары. Все поднимаются с мест и направляются к выходу. Я плетусь в потоке уставших одногруппников. Впереди меня идут Таня и Дима. Мы договорились, что навестим сегодня Максима сразу после занятий. Ускорив шаг, я ровняюсь с ними в коридоре. За Ковалёвым сложно поспевать, уж очень он длинноногий.       — Ты какая-то бледная, — прочистив горло, отмечает Дима. Не знаю, что ему ответить. Я сегодня не склонна к разговорам. Уж слишком громко звучат мои мысли. Гораздо громче, чем слова окружающих меня людей.       — Анемия, — бормочу под нос и отвожу глаза в сторону. Правда в том, что я не ем. Просто не могу. При стрессе у меня отключается аппетит. Ярик недоволен. Уговаривает меня, словно маленького ребёнка по утрам. Бесполезно. Мне не пять лет.       Мы выходим на улицу, и я замечаю Орлова. В его правой руке раскрытый чёрный зонт. Тёплые капли майского дождя падают с небес. Появление Яра меня немного удивляет. Я должна была ехать с ребятами, а он хотел навестить Макса с самого утра.       — Планы поменялись? — сделав несколько шагов вниз по ступенькам, адресу вопрос своему парню.       — Соскучился, — он кивает. Я же делаю ещё несколько шагов, чтобы спрятаться с ним под зонтом от дождя. Неосознанно улыбаюсь. Тёплого взгляда его карих глаз достаточно для выброса эндорфина. Ярослав наклоняется, чтобы коснуться своими губами моих. На мгновение мысли затихают и я слышу только звуки дождя.       — Ну, и есть ещё кое-что, — недовольные нотки вибрируют в его голосе. Шумно выдыхаю. Отстраняюсь, чтобы разглядеть его лицо. Он хмурит брови, сморщив лоб. Мне кажется, или Ярик злится? Утром мне пришлось покусать его за вредность. Орлов пытался накормить меня овсянкой. Ненавижу овсяную кашу с детского сада.       — Что? — прищурив правый глаз, улыбаюсь. Яр подносит руку к левому глазу, чтобы костяшкой указательного пальца провести вдоль брови. Вчера он до полуночи перечитывал свои старые лекции, но сегодня выглядит бодрым. Бодрым и чем-то недовольным.       — Леонов не впустил меня в квартиру Макса и заблокировал мой номер, — хриплым голосом отвечает Орлов, его губы скривились в недовольстве. Несдержанный смешок вырывается из моего горла. Делаю глубокий вдох, чтобы не заржать. Это сложно, ведь моя фантазия рисует в красках обиженного Андрея. Порой он ведёт себя как большой ребёнок.       — Детский сад какой-то, — фыркнув, проговаривает Ярик.       — Его можно понять, — качаю головой. Леонов не в восторге от моего выбора. Он узнал подробности отношений Саши и Ярослава и теперь переживает за меня. Андрей всегда оценивал людей по поступкам. Он настрочил мне в сообщениях целую лекцию на тему моей «наивности».       — Он ебанутый, — голос парня звучит довольно резко. Похоже ревность даёт о себе знать. Ревность и страх. Снова делаю глубокий вдох через нос, тем самым выкраиваю себе пару секунд на размышление.       — Скорее слишком нормальный, — проговариваю слова, цепляясь пальцами за рукав голубой рубашки парня. Орлов качает головой, он со мной не согласен. Но правда в том, что я знаю Леонова лучше, чем кто-либо на этом свете, в этой реальности и измерении.       — Ты его защищаешь? — Яр снова хмурит брови, вглядываясь в моё лицо. Улыбаюсь, мне льстит его ревность.       — Скорее понимаю, почему он себя так по-детски ведёт, — пожимаю плечами. Леонов упрямый как стадо баранов. Он привык защищать меня и видеть угрозу в каждой особи мужского пола, что появляется в моей личной жизни. Орлов моргает.       — Ладно, поехали. Ковалёва он наверняка впустит, а нас нет, — дергаю парня за рукав, вынуждая сделать шаг ко мне. Яр определенно недоволен. Поджав губы, он кивает. Его лицо пестрит эмоциями. Наши пальцы переплетаются и мы идёт под чёрным зонтом в сторону парковки. Забавной ситуация мне не кажется. Я думала, что у меня получится держать Леонова на расстоянии, но увы...       — Почему ты не хотела, чтобы Макс узнал о ваших отношениях? — по какой-то причине Орлов решает задать мне именно этот вопрос. На него невозможно дать простой ответ.       — Твой брат тот ещё болтун, он мог всё рассказать Маше, — на выдохе, ощущаю, как по спине пробегают мурашки. — Я и без того была белой вороной в собственной семье. Мой диагноз считай клеймо позора. Для них было важно только то, что диагноз мне поставил психиатр.       Я очень надеюсь, что когда-нибудь наступят времена, когда к людям с психическими расстройствами перестанут относиться как к прокаженным. Мы и без того живём в очень жестоком мире.       Шмыгнув носом, ощущаю прикосновение его губ в районе макушки. Он меня поцеловал. Приятно осознавать, что Яр меня понимает. С ним проще. Ему не нужно раскладывать факты и чувства по полочкам. Он похож на дождь, всегда готов понять твои слёзы.

***

      Мы добрались до квартиры Макса минут за двадцать. Леонов нас впустил вместе с Таней и Димой. На Ярослава он даже не посмотрел, демонстративно проигнорировал соперника. Оказавшись в квартире, я испытала странное дежавю. На кухне пили чай Саша и незнакомая мне девушка. Они не разговаривали друг с другом. Мне показалось, что они притворяются незнакомками.       — Ну, и как там наш пациент поживает? — первой решается заговорить Таня, пока Дима помогает ей снять плащ. Встречающий нас Леонов стал хмурить брови, слегка раздувая щеки и ноздри. Вероятнее всего ему не понравилось слово «пациент». В такие короткие моменты его эмоции легко читаются по выражению лица.       — Спит, — коротко отвечает Андрей, а затем разворачивается и идёт на кухню. Я плетусь за ним, неохотно. Меня смущают две пары глаз. Саша смотрит на меня исподлобья, а незнакомая девушка будто решила распилить меня на две части одним только взглядом.       — Тася, это Арина и Ярик, — хриплым голосом проговаривает Леонов. Я не вижу его лица, но мне кажется, что ему некомфортно. Я узнаю знакомые нотки в его голосе. Нотки обиженного взрослого ребёнка. Когда человека знаешь настолько хорошо, то можешь определить его настроение не только по голосу, но и манере движений.       — Я невеста Андрея, — незнакомка улыбается. Странно. Я ведь должна что-то почувствовать, впервые увидев ту самую девушку, что станет женой Леона, но нет. Даже сердце не пропустило удар. Леонов оглянулся, чтобы посмотреть в мои глаза. Я отвожу взгляд в сторону и присаживаюсь за ближайший стул, подальше от двух девушек. Ярик проходит к плите, чтобы поставить чайник.       — Мы уже приготовили чай, он ещё горячий, — Саша останавливает его на полпути. Рядом со мной присаживается Титова. Она, пожалуй, единственный человек на кухне, кто не испытывает дискомфорта. Таня откидывается на спинку стула и вытягивает ноги под столом. Ковалёв где-то пропал. Наверное, пошёл к Максимилиану, чтобы насладиться моментом, пока его друг ангельски спит, зубами к стенке. Ярик подходит к столу и занимает место по правую руку от меня. Неловкая тишина повисает в воздухе. Весь стол заставлен домашней едой, если смотреть только на неё, то можно представить, что я попала в гости к немой бабушке. Сразу два вида сырников. Забавно. Жалко, что у меня отсутствует аппетит, я бы нашла, чем занять свой рот. Шучу!       — Арин, ты есть не хочешь? — Орлов наклоняет голову в мою сторону, озвучивая тихий вопрос. Качаю головой. Если меня ждали, то наверняка могли подсыпать в сырники слабительное. Шучу! Я всегда шучу в нелепых ситуациях.       А что ещё делать, когда тебе приходится притворяться?! Когда ты вынуждена избегать зрительного контакта с человеком, что был рядом с тобой на протяжении пяти последних лет. Я не смотрю в его сторону, но всё равно чувствую его присутствие.       Да, уж! Ну и компания за столом собралась! Саша и Ярослав, я и Андрей. Все мы притворяемся незнакомцами, словно между нами никогда ничего не было. Кажется, что воздух наполняется обидами, взаимными претензиями, разочарованием и печалью. Мы вынуждены находится в одной комнате и молчать. Тишина давит на меня. Я бы пошутила, но моя шутка может оказаться неуместной. Макс бы смог разрядить обстановку, ну или наоборот.              — Куда запропастился Ковалёв? — оглядываюсь по сторонам, а затем поднимаюсь со стула. — Пойду его поищу.       Я не придумала повода лучше, чтобы свалить в другую комнату пока обстановка не станет более благоприятной. Выхожу в коридор и поворачиваю налево. Помнится мне, что первая спальня принадлежит Максиму. Загляну туда. Оказавшись в комнате Вербицкого замираю. Если на кухне царила идеальная чистота, а полы в коридоре можно смело облизывать, то здесь… Закусываю губы, чтобы не заплакать. Я вижу в небольшой комнате отражение собственного внутреннего мирка. На полу возле кровати стоит три чашки остывшего чая и тарелка с блинчиками, один надкусан, но не съеден. На письменном столе смятые листы бумаги, открытая пачка чипсов и бутылка воды. Горсть таблеток покоится на прикроватной тумбочке рядом с пустым стаканом. Максим укрыт одеялом с головой так, что я не вижу его лица. По левую руку от меня стоит шкаф, его дверцы открыты, а рядом валяются вещи. На краю кровати лежит стопкам блокнотов. Воздух спёртый, здесь нечем дышать. Кислород практически отсутствует.       — Он спит, я проверял, — вздрагиваю. Тихий голос Ковалёва послышался за моей спиной. Молча киваю. Мне нужна минута, чтобы прийти в себя. Атмосфера здесь не лучше, чем на кухне. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и спешу вернуться в обитель неловкости.       Иду по коридору и слышу голос Тани: «Когда ему стало хуже?»       — В понедельник, в воскресенье мы ездили с ним на кладбище. Он казался мне нормальным, — ей отвечает Леонов.       — Нормальным? — захожу на кухню, как раз в момент, когда Ярик адресует свой короткий вопрос с привкусом иронии Андрею. Останавливаюсь на секунду, окинув присутствующих быстрым взглядом. На меня никто не смотрит. Прохожу к столу и занимаю место между Титовой и Орловым. Сразу передо мной материализуется тарелка с сырниками и чашка чая. Мой парень решил поиграть в заботливую мамочку. Бесполезно. Я не могу есть.       — Не думаю, что Максу стало хуже из-за поездки на кладбище. Он говорил, что в субботу с Димой, — проговаривает Саша, бросая холодный взгляд, на появившегося в дверном проёме Ковалёва. Поздравляю, дылда! Теперь тебя обвиняют в том, что Вербицкому стало хуже.       — Я бы не назвала это ссорой, — по интонации, с которой отвечает Титова можно сразу понять, что обстановка вокруг накаляется. Начинаю качать ногой под столом, чтобы снять нарастающее напряжение. Стопой случайно провожу по голени Ярика. Он бросает в мою сторону обеспокоенный взгляд. Но я чувствую, что на меня ещё кое-кто смотрит. Оглядываю присутствующий за столом, и… И моё сердце пропускает удар от испуга. Беру в руки кружку с горячим чаем и отпиваю глоток. Мне лучше занять позицию наблюдателя и игнорировать своё проклятие.       — Однако, с субботы вы здесь не появлялись, — усмехнувшись проговаривает Александра. Странно, но Тася почему-то смотрит на неё с презрением. Орлова это явно замечает, но делает вид, что ей всё равно. Но мне кажется, что она упивается этим презрением.       — Вы звонили его психотерапевту? — Ярослав произносит вопрос с жуткой интонацией. У меня мурашки пробегают по затылку. В его голосе я слышу обвинения. Он определенно недоволен тем, что происходит.       — Он даже приезжал вчера, но Макс отказался с ним разговаривать и пить лекарства, — Саша отвечает раньше Андрея и сразу ловит его взгляд. Тот самый из серии «я тут главный». Мне же вспоминается горстка таблеток, что покоится на прикроватной тумбочке в комнате Вербицкого.       — Хреново, — не сразу понимаю, что произнесла слово вслух.       — Поговори с ним, тебя он послушает, — внезапно для окружающих Леонов обращается именно ко мне. Ну, либо у меня начинается паранойя и никто не услышал в его словах ничего подозрительного. Киваю и роняю свой взгляд в кружку с чаем. Боковым зрением, замечаю как заиграли жевательные мышцы под скулами Орлова. Он сжал челюсть.       — А может Диме стоит поговорить с Максом? Они всё-таки лучшие друзья, — мне не показалось, Саша посчитала странным, что Андрей обратился именно ко мне.       — Ну, если у меня не получится, то Ковалёв поползёт на коленях с извинениями к Максиму, — бормочу себе под нос, не отрывая глаз от чашки. Не испытываю желания, пересекаться с кем-то взглядом, тем более с Орловой. Между нами всегда будет невидимая стена непонимания. Неловкая тишина вновь повисла в воздухе.       — Ярик, может ты сделаешь нам кальян, — прочистив горло, Танечка проговаривает свои слова мягким бархатистым голосом. Не сразу понимаю, в чём заключается её план.       — Только курить будете на балконе, — фыркнув, в разговор вклинивается Леонов. А теперь всё становится максимально понятным. Титова решила разделить нашу компанию, пока дело не дошло до драки. Так проще разрядить обстановку. Поднимаюсь со стула и с кружкой в руках топаю в сторону балкона.

***

      Прошло где-то пол часа с момента, когда я решила ретироваться с кухни. Стою в мятном дыму, поглядывая на приоткрытую дверь. Мне стало жарко и пришлось снять с себя джинсовку. На подоконнике рядом с кальяном сидит Ярик. Таня сидит на стуле напротив нас. На кухне разговаривают Дима и Тася на тему льготных ипотек. Остальных голосов я не слышу.       — Яр? — Титова обращается к Орлову с улыбкой на губах, а затем добавляет вопрос: «Ты ещё долго будешь пялиться на декольте Арины».       Поворачиваю голову в его сторону и издаю истеричный смешок. Яр кивает, облизнув губы. Его взгляд прикован к моей груди. На мне легкий сиреневый топ на тонких лямках. Следы от засосов с утра пришлось замазывать тональным кремом. Таня смеётся. Забавный момент. На фоне происходящих событий он контрастирует своей лёгкостью и беззаботностью. Мы молоды, а за окном май. Дождь закончился и из-за туч выглядывает тёплое солнце. В воздухе витает запах мятного табака и озона. На мгновение я забываю обо всём. На короткий миг утихают все мои тревожные мысли. Только на короткий миг. На балкон входит Леонов. Он не смотрит на меня, его ревностный взгляд сразу же падает на Орлова, что без стыда и совести продолжает пялиться на мою грудь. Мне не ловко. Настроение сменяется словно по щечку пальцев. Я чувствую, как начинаю покрываться красными пятнами. Поднимаю с пола джинсовку, чтобы накинуть её на плечи. Ярослав хмурится. Обращаю внимание на Таню. Её хитрый взгляд блуждает по нашим лицам.       — Ты как-то сильно похудела, — бормочет Андрей, я не сразу осознаю, что его слова адресованы мне. Брови Титовой изгибаются подчёркивая её любопытство. Она даже чуть вытягивает шею, его глаза округляются, а щёки покрываются лёгким румянцем.       А ты палишься!       Сжимаю челюсть от нахлынувшего раздражения. Молчу, и возможно зря. Не знаю, что сказать. Если мы начнем сраться, то наше поведение вызовет ещё больше подозрений со стороны Тани. Она о нас ничего не знает. Я же не хочу всем объяснять, по какой причине скрывала наши отношения от большинства знакомых.       — Она практически не ест с понедельника, — за меня отвечает Орлов и в его голосе четко слышаться нотки недовольства, только не понятно, кем он конкретно недоволен в этот момент.       — Я больше не руковожу волонтерским отрядом из-за инцидента на Мисс университет, — сглотнув слюну, наконец-то решаюсь объяснить причину своей голодовки. Эмоции сожаления застывают на лице Андрея. Нам чертовски сложно притворяться незнакомцами. Я мысленно умоляю его уйти.       — Может тебе всё-таки принести еды? — Ярик задаёт мне вопрос, наклонив голову к плечу. Качаю головой. Я не могу есть. Кусок в горло не лезет. Таня передает мне мундштук. Леонов недовольно фыркает и уходит с балкона. Я же делаю глубокую затяжку заполняя лёгкие мятным дымом, замечая, что Андрей недалеко ушёл. Он остановился буквально в двух шагах от балконной двери, оперившись левой рукой о столешницу кухонного гарнитура.       — Яр, забыла спросить тебя. Когда будет готов отчетный ролик? — Танечка решает сменить тему разговора. Снова делаю затяжку, чтобы заглушить приступ обиды. Не лучшая тема для беседы, по крайней мере не в моём присутствии. Не думаю, что Титова хотела меня задеть. Она теперь председатель волонтерского отряда, а декан будет ждать от неё отчетный ролик.              — В понедельник будет готов, — Орлов отвечает спокойным тоном. Он расслабился, стоило Леонову исчезнуть из его поле зрения. Но Ярослав не в курсе, что Андрей всё ещё рядом. Я даже готова поспорить, что Леон греет уши в двух шагах от балконной двери. Мысленно усмехаюсь. Голоса на кузне не затихают, Ковалёв активной продолжает обсуждать с Тасей варианты ипотек.       — Я читала сценарий, он хорош, — Таня облизывает пересохшие губы. Пятнадцать минут назад она жаловалась, что потеряла сегодня гигиеническую помаду.       — Аришка писала сценарий, — губы Ярик расплываются в нежной улыбке. Я же не могу улыбнуться ему в ответ. У меня отняли мой проект, моё детище. И теперь о моих достижениях все будут говорить только в прошедшем времени. Что у меня осталось? Учёба? Я даже не знаю, хочу ли я быть юристом. Сборная по аэробике? Сборной, из которой можно уйти, получив диплом об окончание университета или при наличии инвалидности. Получается, что из хорошего в моей жизни остались только Ярик и мама. Да, я продолжу участвовать в мероприятия отряда, но больше не буду их организатором. Для меня это и было важно. Важно контролировать хоть что-то в своей жизни.       — Но я думаю, что концовку можно изменить, — слова Титовой вырывают меня из собственных мыслей. Изменить концовку? Перевожу свой взгляд на подругу и осознаю, как же быстро моё мнение стало чем-то неважным. В понедельник и вторник я ревела, а сегодня у меня даже сил нет, чтобы пустить слезу. Делаю глубокий вдох. Кафельный пол словно растворяется под моими ногами. Я чувствую себя потерянной. Арина, прекращай! Сейчас не время показывать свою слабость!       — Давай обсудим это в понедельник, — интонация, с которой Ярослав отвечает Тане, подсказывает мне, что он не считает правильным обсуждать эту тему в моём присутствии. Наверное я побледнела, раз ощущаю, как температура моей кожи упала на градус.       — Нам нужно показать ролик декану не позднее среды, — Титова качает головой. Меня накрывает желание уйти с балкона, хлопнув дверью. Но проблема в том, что я могу обидеть подругу. Не думаю, что в её планы входило принимать на себя обязанности председателя волонтерского отряда в конце учебного года. Теперь она должна отчитываться за проделанную работу, а не я.       В этот момент на балконе снова появляется Андрей со словами: «Арина, тебя Макс зовёт».       Моргаю несколько раз. Я не заметила, чтобы он отходил от балконной двери. Только если ему, кто-то передал просьбу Максима.       Открываю рот, чтобы задать вопрос, но тут же смыкаю челюсть, случайно прикусив нижнюю губу. Глупо ловить Леонова на возможной лжи. Мне придётся объяснять, что я всё это время держала его в поле зрения. Да и существует вероятность, что Саша передала ему просьбу Максима.       Киваю. Киваю и понимаю, что зависла и не сразу отреагировала на слова Андрея. Передаю мундштук Ярику и выхожу с балкона на кухню, следом за мной идёт Леон. Проплываю мимо Ковалёва, игнорирую озадаченные взгляды двух девушек. Что-то мне подсказывает, что Вербицкий меня всё-таки не звал.       Надеюсь, что Андрей не выманил меня из укрытия для откровенного разговора. Ярику это не понравится. Мы проходим по коридору и уже через несколько секунд оказываемся в комнате Максима. Он спит. Интуиция меня не обманула. Резко разворачиваюсь и приподнимаю подбородок, чтобы убить собственным взглядом Леонова. Он молчит. Уставился на меня своими огромными карими глазами, но молчит. Будто я должна прочитать его мысли. Понять его план. Между нами немногим больше полуметра. Полтора коротких шага. Я улавливаю запах его одеколона, но к счастью ничего не испытываю, кроме раздражения. Бурлящего раздражения, такого знакомого и… Не могу подобрать подходящее прилагательное на ходу.       — Ну, что ты смотришь на меня? Давай его разбудим, — Леонов произносит слова своим фирменным металлическим голосом, таким, что у меня зубы сводит от напряжения.       — Зачем? — мой злобный шёпот звучит слишком громко. Оглядываюсь, чтобы проверить Максима. Он даже не пошевелился, так и спит с накрытой одеялом головой.       — Ты сейчас так похожа на того бурундука из старых мультиков, — ответ Андрея сбивает меня с толку. Мой мозг переключается на ходу. Леон, каким-то непостижимым образом отвлек меня от предыдущей темы разговора.       — На Чипа или на Дейла? — задаю ему встречный вопрос, словно на автомате. В детстве мне сначала нравился Дейл, ну а потом я разглядела харизму Чипа. Блять, куда это меня уносят собственные воспоминания? В комнату в общаге, где мы с мамой жили. К старому ноутбуку с розовыми наклейками в виде сердечек.       — Нет, я про тот мультик, где бурундук сражается с кобрами, — Леонов качает головой. Мой мозг только что замкнуло. Бурундук сражается с коброй? Морщусь, моргаю. Я помню только один мультик, где были кобры.       — Ты имеешь в виду Рикки-Тикки-Тави? — озвучиваю своё предположение. Андрей кивает, поджав губы. Накрываю рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Бурундук? Раздуваю щеки, продолжая сдерживать истеричный смех.       Забавно, но мы пересмотрели наверное все старые мультфильмы в своё время. Я даже не помню, по какой причине мы начали устраивать анимационные марафоны. Если память мне изменяет, началось всё зимой четыре года назад. Хотя, нет. Как же я могла забыть? Мама Андрея часто включала ему старые мультфильмы, они ей нравились. И однажды в её день рождение, он предложил мне посмотреть один из них. Мотнув головой, заставляю вернуться себя в настоящее.       — Рикки-Тикки-Тави — мангуст, а не бурундук, балда! — усмехаюсь.       — Ну, ошибся немного, — Леонов пожимает плечам, в то время как его губы растягиваются в мягкой улыбке. Той самой, от которой даже самое чёрствое сердце сменит свой ритм и вспомнит о весне. Я смотрю в его глаза, в которых медленно расширяются зрачки, поедая невероятные узоры медного оттенка. Моя грудь вздымается от глубоко вдоха. В воздухе танцуют частички пыли и мелодия неловкой тишины.       — Ладно, давай разбудим его, — небрежно заговорил Андрей, моргнув. Киваю.       И почему это я киваю? Какой план? Ну, разбудим мы «спящего красавца», а что потом?              Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и хватаюсь руками за голову. Оглядываю комнату. Таблетки. Однажды мне уже удавалась заставить Максима принимать лекарства. Но тогда он был в маниакальной стадии.       — Таблетки на его тумбочке... Они от депрессии? — шёпотом задаю вопрос Леонову, и в ответ слышу громкое: «Ага!»       Прохожу вдоль кровати, где тихо спит Вербицкий, и останавливаюсь на секунду. Моё внимание привлекают блокноты в толстом переплёте. Делаю ещё несколько шагов и сгребаю пальцами горсть таблеток с тумбочки, а затем прячу их в кармане своих джинсовых шорт. Затем разворачиваюсь на пятках и выдыхаю. В моей голове ещё не сложился план действий, поэтому придётся импровизировать на ходу.       — Просыпайся, красавица, лисичка к тебе в гости пришла, — цепляю край одеяла и делаю один шаг, затем второй. Поворачиваю голову в право, чтобы видеть, как одеяло спадает с Максима. Сначала появляется белобрысая макушка. Ещё шаг и одеяло сползает до оголенных плеч. Вербицкий лежит на спине. Ощутив холодок на коже, он зашевелился. Делаю ещё шаг. Одеяло сползает до поясницы. Я вхожу во вкус, ещё шаг и… Мне никто не сказал, что Максимилиан спит без трусов. Верхняя часть бледных ягодиц затмила своим сиянием всю комнату. Поворачиваю голову в сторону Леонова. Улыбаюсь, он нет. Андрей поджал губы, мысленно умоляя меня остановиться. Он закачал головой. Я же делаю шаг и одним резким движением руки сбрасываю одеяло на пол. Леон закатывает глаза. Он вероятно уже жалеет, что попросил меня ему помочь.       — Отстаньте от меня, — за моей спиной раздаётся негромкое бормотание. Наш голожопый красавец проснулся. Я же наклоняюсь, заметив один из блокнотов у своих ног. От падения он раскрылся. Цепляю его пальцами, чтобы взять в руки. Это не совсем блокнот. В нём полно записей. Пробегаю глазами по тексту, написанному аккуратным каллиграфическим подчерком.       — А что это у нас такое? — нарочито удивленным голосом произношу. — Дневники? Серьезно? — резко оборачиваюсь и вижу абсолютно голое тело Вербицкого. Хорошо, что он лежит на спине.       — Макс, ты ведешь дневники? — с язвительной усмешкой, задаю ему вопрос звонким голосом.       — Это дневники моей мамы, — блондин дёрнул плечами. — А теперь съебите, пожалуйста, из моей комнаты, — промычал он в подушку мученическим тоном.       — Ты не против, если я возьму один и почитаю? — перелистываю пару страниц, разглядывая записи, в ожидании реакции на свою безобидную дерзость. Мама для Максимилиана — слабое место. Замечаю настенные часы, половина пятого. Прекрасно! В моей голове потихоньку выстраивается план дальнейших действий.       — Положи на место, — сонный ворчливый голос послышался справа от меня. Продолжаю играть роль хитрой лисицы из детского спектакля. Пробегаю глазами по тексту, не читая. Но Макс этого не знает.       — Арина! — в меня летит подушка. Хихикнув, я делаю несколько шагов вперёд удаляясь от Вербицкого.       — Хочешь вернуть дневник? Тогда поднимайся и одевайся, в пять часов нас ждут на собрании не анонимных психбольных, — с этими словами я покидаю комнату.       В коридоре замечаю Ярослава. Он стоит у стены. Задаюсь вопросом: «А давненько ли он греет свои расчудесные ушки?»       — Максимка на такое не поведётся, — Орлов бормочет, еле шевеля пухлыми губами. Я же усмехаюсь, проходя мимо него. Мне не стоит выходить из образа. Максимилиан любит живой театр с яркими персонажами. Оказавшись у входной двери, прячу дневник в своём рюкзаке, после чего наклоняюсь, чтобы надеть кроссовки.       — Макс! Я ведь могу выбросить дневник твоей мамы в помойку, а не читать его, — кричу так, чтобы Вербицкий наверняка меня услышал. Слышу, как на кухне кто-то вскочил из-за стола. Через несколько секунд передо мной появляется Александра. Она хлопает глазами, закусив губы. Её распирает от возмущения. Из спальни Максима стали доносится странные звуки. Считаю про себя до десяти и открываю входную дверь. Ярик провожает меня улыбчивым взглядом. Саша же вся покраснела от злости.       Шагнув на лестничную площадку, оглядываюсь по сторонам, после чего иду к лифту. Нажимаю на кнопку, а в ответ тишина. Нажимаю ещё раз. Похоже, что Вербицкий заколдовал лифт. Пожимаю плечами и выдыхаю. Разворачиваюсь и иду к лестнице. На моих губах сияет улыбка, а в кармане горсть таблеток, на плечах рюкзак, на ногах те самые счастливые кроссовки с разными шнурками.

***

      Макс догнал меня только на крыльце. Уж очень долго он собирался. Нацепил на себя спортивные шорты, растянутую футболку и кеды. С виду похож на молодого поэта, что застрял в затяжном эпизоде запоя. Вербицкий обматюгал меня несколько раз, но всё равно пошёл за мной.       На небе растеклись темно-серые тучи, но дождя нет. Мы молча шагаем по мокрому асфальту, периодически виляя между лужами. У меня то и дело вибрирует телефон в кармане джинсовой куртки. Это либо Ярик, либо Андрей.       — Ненавижу тебя, — Максим решается заговорить, когда мы поворачиваем на улицу ведущую в клинику современной психотерапии. Несколько лет назад, я вполне могла ответить ему, что это взаимно. Вербицкий с лёгкостью вычеркнул Леонова из своей жизни. Всё началось с того, что он начал игнорировать сообщения, затем звонки. Его жизни наполнилась новыми интересными людьми и для двоюродного брата совсем не осталось места. Андрей же очень долго ждал, что Макс позвонит. А тот лишь написал ему спустя полгода сообщение на следующий день, после того, как Леонову исполнилось двадцать лет.       Андрея бросила мама, родных братьев и сестёр у него нет. Его отец — сухарь. Друзья у него были и есть, но ему не хватало семьи.       — Я правильно понимаю, что мы идём на твоё идиотское собрание? — не дождавшись от меня слов, Максимилиан решает задать вопрос.       — Правильно понимаешь, — киваю. Хочу выгнать печальные воспоминания из головы, но картинки из прошлого мелькают перед глазами. Помню, как Леон грустил, расспрашивая меня об университетской жизни Максима. Он скучал по нему. Очень скучал. Максу чертовски везёт с людьми…       — Так собрание вроде в субботу проходит? — блондин нахмурился, а затем поднес руки к голове, чтобы поправить растрепанные платиновые волосы.       — Перенесли на пятницу, в субботу никто не хочет ходить, — коротко объясняю, причину переноса групповой терапии. Летом посещаемость групповых сеансов упадёт до нуля, но осенью все вернутся.       — Может отдашь мне дневник? М? И мы с тобой пойдём в бар и напьёмся? — мученически выдохнув, растягивает звуки в словах блондин. Качаю головой. Алкоголь не входит в мои планы. Он сделает только хуже. Я опьянению с одной стопки, а Максимилиан получит лишь временное утешение на дне стакана. Завтра ему станет хуже.       Ускоряю шаг. До здания, где находится клиника современной психотерапии осталось чуть больше ста метров. Максим недовольно фыркает, я усмехаюсь. Через минуту мы оказываемся в здании и проходим по длинному коридору, ведущему в зал для групповой терапии.       Войдя в помещение, замечаю, что практически все уже собрались, даже Юля здесь. Вы же помните Юленьку? Ту самую, что является мастером спорта по дзюдо. Присаживаюсь рядом с ней. Максим замирает на месте. Он смотрит на меня так, словно пытается при помощи телепатии отправить сообщение в мой мозг. Вербицкий качает головой, а затем разворачивается и делает несколько шагов к свободному стулу. Он не рискнул сесть рядом с Юленькой, что уже просверлила дыру своим взглядом в черепе Максимилиана.       В помещение входит Алексей Сергеевич — наш психотерапевт. Он оглядывает своих пациентов беглым взором, заострив внимание на потрепанном депрессией блондине.       — Ну-с, начнём? — прочистив горло, мужчина присаживается на своё место в центре круга. Я же чувствую напряжение, оно парит в воздухе. Мои коллеги по несчастью прекрасно помнят, что было в прошлый раз, когда Максимилиан заявился на сеанс групповой терапии.              — Арина, ты давно нас не навещала, поэтому начнём с тебя, — Алексей обращается ко мне, а я замечаю, как Максим нахмурился, задумавшись о чём-то. Да, я забила на терапию. Бывает.       — На прошлой неделе у нас в университете проходил конкурс красоты, который я организовала, — облизнув пересохшие губы, начинаю говорить. Мой голос звучит довольно нервозно. — Одна из участниц решила выступить с несогласованным номером, — шевелю губами и замечаю, как помещение и присутствующие вокруг меня люди расплываются. — Она использовала акробатическую трапецию, но страховочный механизм заклинило. Девушка не пострадала, но в понедельник меня отстранили от руководства волонтерским отрядом.       Сердце в грудной клетке почти не бьётся. Мой разум падает в пропасть воспоминаний. Я вижу перед глазами багровое лицо вопящего декана и не могу пошевелиться. Меня словно оглушило ударной волной из прошлого.       — Как ты себя чувствуешь? — интересуется Алексей Сергеевич. Это его стандартная фраза. Фраза, от которой к горлу подступает тошнота.       — Потерянной. Я чувствую себя потерянной и бесполезной, — откидываюсь на спинку стула и вспоминаю, что у меня на плечах небольшой рюкзак. Ловлю на себе сочувствующий взгляд Максима. Он не знал, не мог знать. Вербицкий не посещал последнюю неделю занятия.       — Тебе стоит прийти на индивидуальный сеанс, — спокойным тоном проговаривает психотерапевт, киваю. Не факт, что приду, но киваю. Алексей Сергеевич поправляет оправу своих очков и переводит взгляд на сидящую рядом со мной дзюдоистку.       — Юля, как твои дела? — он задаёт ей вопрос тем же спокойным тоном. Не могу ни улыбнуться, испытав дежавю. Макс смотрит на меня и мы оба понимаем, что я от него хочу. Назовём это методом провокационной терапии. Вербицкий качает головой. Плохо. Подмигиваю ему, после чего снимаю рюкзак с плеч и достаю из него дневник. Блондин шевелит губами. Понятия не имею, что он там бормочет. Он смотрит сначала на меня, потом на дневник в моих руках.       — Ну, что Юленька, ты научилась чистить зубы? — не дав дзюдоистке заговорить, язвительным тоном Максимилиан решается на вопрос. Вопрос, после которого ему может понадобиться помощь стоматолога.       — Ах, ты ж! С-с-сука белобрысая! — стокилограммовое, накаченное тело срывается с места. Оно мчится на бешеной скорости к блондину, чьи губы скривились в изумительной улыбке. Я же ловлю кайф от эффекта полного присутствия посреди эпичной сцены. Хочу отметить, что у меня самое идеальное место для просмотра. Я вижу, как Юля хватает Макса за ворот растянутой футболки. Ловлю момент, когда его улыбка достигает своего пика яркости. Алексей Сергеевич бросается на помощь. Неудержимый смех Вербицкого разносится по просторному помещению, эхом отражаясь от стен. Юленька со всей дури ударяет парня собственным лбом. Кровь разлетается по сторонам, словно под эффектом «слоу мо». И тут я понимаю, что мой план пошёл по пизде. Алексей Сергеевич, будучи прекрасным психотерапевтом, не позаботился о своей физической форме. У него никак не получается разнять Юлю и Максима. Прячу дневник в рюкзак и уже сама срываюсь с места.        Уже через секунду, я запрыгиваю на широкую спину дзюдоистки, обхватив руками шею. Она отпускает блондина, выпрямляется и пытается сбросить меня, как букашку. Остальные девчонки с визгом разбегаются по сторонам. Вербицкий поднимается со стула.       — Юляш, тебе стоит начать чистить зубы, у тебя изо рта воняет, — сплюнув кровь на пол, произносит Максим, растягивая в своей привычной манере гласные. Похоже, что он возомнил себя бессмертным. Юля резко запрокидывает голову, и у меня из глаз ссыпаться искры. Удар пришёлся одновременно по носу и губам. Удивительно, но я не отпустила шею дзюдоистки. Сгибаю руки в локтях и тянусь к её уху. Смыкаю зубы на ушном завитке. А дальше… Дальше, всё как в тумане. Не понимаю как, но Юленька хватает меня за шкирку и точным броском запускает в свободный полёт. Пролетая мимо дверного проёма замечаю Ярика и Андрея. А дальше? Дальше темнота.

***

      Открываю глаза. Всё плывёт. Секунду назад я была в зале для групповой психотерапии, а сейчас… Сейчас. Сижу на кушетке в каком-то очень странном и неприятном месте. Моя голова покоится на плече Максима. В окровавленной руке он держит телефон.       — Что ты делаешь? — хриплым голосом задаю ему вопрос. Моргаю несколько раз. Картинка чётче не становится. Где-то рядом звучит жуткий старческий кашель.       — Переименовываю тебя в списке своих контактов, — усмехается Вербицкий. Снова моргаю, пытаясь прочитать, что он там печатает. Буквы расплываются, но складываются в слово «Тайсон».       — Ты как? — слышу голос Ярика, а в следующую секунду, чувствую тёплое прикосновение пальцев к правой щеке. Как же приятно...       — Нормально, — дёргаю головой, дабы кивнуть, но мою шею словно заклинило. — Где мы? — переношу вес на правое полупопие, чтобы оторвать голову от плеча Макса. Замечаю, что стены вокруг покрыты серой кафельной плиткой. Запах. Запах странный. Пахнет помойкой и лекарствами. Вздрагиваю, увидев боковым зрением бомжа, лежащего на соседней кушетке.       — В больнице, — шумно выдохнув отвечает Ярослав, я не могу повернуть голову, чтобы взглянуть на него. Картинка перед глазами становится чётче. В целом всё прекрасно. Ну, если не считать того, что у меня заклинило шею, а во рту привкус крови. Верхнюю губу раздуло и нос не дышит. Ярик обходит меня и наклоняется, так что его лицо нависает над моим. Я улыбаюсь. А что мне ещё делать? Жду осуждающего взгляда, но его нет. Я вижу глаза по уши влюбленного человека. Он просто не может злиться на меня. Мир не исчезает вокруг. Я не задыхаюсь. Я никогда не верила, что на станет это момент. Мне всегда казалось, что любовь в моей жизни всегда будет иллюзией. Она будет растворяться вместе с дозой дофамина среди клеток головного мозга. Как же я ошибалась.       Вдыхаю воздух через рот. Боюсь моргнуть и упустить всю сладость эфемерного момента. Узоры радужек темно-карих глаз, длинные черные ресницы. Идеальные губы. Кожа, которую хочется целовать. Целовать каждое утро, каждый день и каждую ночь, пока моё сердце не прекратит свой ритм в грудной клетке. Я впервые в жизни испытываю любовь без симптомов помешательства.       — Вербицкий? — чей-то голос прерывает этот прекрасный миг. В помещение появляется мужчина в белом халате. Максим поднимает руку, а затем сдвигается к краю кушетки и пытается встать на ноги, но его ведёт влево. Ярик вовремя подхватывает брата, спасая его от падения. Меньше чем через минуту я остаюсь наедине со спящим господином без определенного места жительства.       Опускаю взгляд, чтобы осмотреть своё тело. Всё нормально. Руки и ноги целы. Относительно целы. Пара синяков и царапин. Всё нормально, только в туалет очень захотелось. Оттолкнувшись спиной от стены встаю. Похоже, что Максим пострадал больше. Голова немного кружится, но я способна держать равновесие и передвигаться с помощью нижних конечностей. Медленными осторожными шагами направляюсь к коридору. За спиной снова раздаётся жуткий кашель. Вздрагиваю. Чертыхаюсь. Оказавшись в коридоре, ищу глазами нужную дверь и натыкаюсь на объявление: «Туалет на втором этаже».       Зашибись! Ковыляю в сторону, где должна быть лестница, то есть в конец коридора. Мимо снуют пациенты и медицинский персонал. Постепенно прихожу в себя. Облизываю губы, на них запеклась кровь. Ну, в целом мой план сработал! Усмехаюсь.       Добравшись до лестничной площадки, делаю очередную попытку приподнять подбородок. Зашипев от боли, отказываюсь сдаваться. Сжав зубы, добиваюсь нужного результата. Моргаю, заметив на лестничной площадке между первым и вторым этажом Леонова. Он смотрит на меня, сдвинув брови к переносице. Шумно выдыхаю через рот. Я осознаю, что меня ждёт длинная занудная лекция на тему инстинктов самосохранения. Поднимаюсь по лестнице с виноватым видом. Рядом с парнем на подоконнике лежит мой рюкзак и какой-то пакет чёрного цвета.       Я могла бы сбежать, пройти мимо, проигнорировав его взгляд, но… Но скорее всего он меня догонит и накажет. Преодолев оставшиеся ступеньки, останавливаюсь в двух шагах от него. Вновь шумно выдыхаю через рот. Андрей молчит. Смотрит на меня и молчит. Перевожу дыхание, морально готовясь к худшему. Я открываю рот, чтобы сказать «не злись», но он делает один резкий длинный шаг и сгребает меня в объятия. Мне кажется, что где-то заиграла до боли знакомая мелодия. Моё тело обмякло, а носки кроссовок почти не касаются пола. Я не сопротивляюсь, а должна. Просто не могу. Он моя слабость. Мой порок и вечное проклятье. Мой незатейливый мирок рассыпается на мелкие частички и превращается в пыль. Сердце. Сердце предательски подпевает до боли знакомой мелодии.       Я чувствую его тепло. Слышу его дыхание и шум дождя за окном. Нет, это не начало гиперфиксации. Просто момент слабости. Даю нам ещё пару секунд, хуже не будет. Мысли молчат, а тревога сдохла где-то на ступеньках на лестничном пролёте ниже. Пытаюсь вдохнуть его запах, но не получается. Юленька разбила мне нос.       — Нам не стоит обниматься, — шевелю губами, пачкая его чёрную футболку где-то в районе правой ключицы. Во мне заговорил холодный рассудок.       — Ещё несколько секунд… — я слышу его шёпот и медленно схожу с ума. Боже, сколько в этих словах спрятано боли? Боли и отчаяния. Я всегда буду считать себя беспощадным монстром. Ещё минута и нас здесь не будет. Меня будет обнимать Ярик, ты будешь обнимать Тасю. Я хочу верить, что у нас получится построить любовь на осколках нашей боли с другими.       — Я не обнимал тебя целый месяц, — моё сердце сжимается в груди от его хриплого голоса. Меня душит невыносимая тоска. Это неправильно, но я не в силах разорвать наши объятия. Вы сколько угодно можете осуждать мои поступки, мысли… Собственно, я не прошу меня понять и принять.       Даю нашей слабости ещё пару секунд. Раз, два, три. Три удара сердца и один болезненный выдох. Андрей отпускает меня и я делаю шаг назад. Он берёт в руки черный пакет с подоконника и протягивает его мне.       — Что там? — недоверчиво интересуюсь.       — Булочки из пекарни… — прочистив горло, как ни в чём не бывало отвечает Леонов. Смотрю на него недоумевающим взглядом. — Той самой пекарни, что напротив общаги, где ты жила с мамой.       Моргаю, но не могу произнести ни слова. Нам сложно притворяться незнакомцами. Эта задача не подвластна даже самым отчаянным безумцам.       — Когда тебе было плохо, ты могла есть только эти булочки, — договорив, Андрей отводит глаза к окну. Мне снова кажется, что я слышу до боли знакомую мелодию. Протягиваю руку, чтобы взять пакет. Не знаю, стоит ли что-то сказать. Сказать и ничего не испортить. Сглотнув вязкую слюну, киваю. Киваю и жалею о необдуманном движение головой. Болезненные ощущения сводят шею. Делаю несколько шагов и оказываюсь на первой ступеньке. Замираю на секунду. Последнюю секунду слабости. Поднимаю ногу, чтобы переступить ещё через одну ступень.       — Ты можешь создать городской волонтёрский отряд, — слышу голос Андрея за своей спиной и оборачиваюсь. Он смотрит на меня с грустной улыбкой на устах.       — Тебе пора двигаться дальше, расти, — навряд ли вы понимаете, что сейчас произошло. Просто у вас не было возможности познакомиться с нашей историей раньше. Когда-то эти самые слова были сказаны мной, но в адрес Андрея. Тогда он проходил реабилитацию после тяжелой спортивной травмы. Сейчас же он возвращает мне надежду, что я подарила ему несколько лет назад. Вот так просто, в один короткий миг, моя жизнь снова приобретает смысл. В груди растекается тепло, а мысли рисуют яркие картинки будущего.