Создатели прозрачной смерти

      — Вот она, наша гордость! — с фанатичным блеском в глазах говорит Андрей, держа в руке плотно закрытую ампулу с бесцветным раствором. Он с восхищением рассматривает отблеск света, отражающийся от поверхности жидкости. — Мы найдём его, кем бы он ни был и где бы не скрывался. Негодяй не уйдёт от справедливого наказания!       Знаю, муж пытается таким образом подбодрить меня, остановить зарождающуюся истерику, но сегодня ему это не удаётся. На меня не действуют его слова. А всё потому, что сейчас я думаю не о возмездии, а о помощи дочери. Поэтому слова мужа почти не воспринимаются сознанием, остаются где-то на периферии поверхности восприятия. Я же полностью сосредоточена на своей задаче.       Все мои мысли сейчас с Ниной, которой проводят детоксикацию путём перитонеального диализа. Врачи клятвенно уверяли, что делают всё возможное, что Нину доставили вовремя и успели оказать необходимую помощь. Но мне трудно доверять. Я не привыкла доверять другим, стараюсь всегда сама всё контролировать. Но меня не допустят к её лечению, я же не являюсь сотрудником больницы. Хотя мне нет дела до их запретов, всё равно поступлю по-своему. Именно поэтому после визита к Нине я сорвалась в нашу лабораторию за моим новым препаратом для очищения крови. Ещё надо захватить сканер, позволяющий точно определить концентрацию токсина в крови, и укрепляющий раствор. Последнее помещаю в центрифугу на десять минут.       — Не знаю, имеет ли смысл наказание, — отвечаю Андрею, обратив, наконец, на него внимание. Развитая мной бурная деятельность отвлекает от начавшегося нервного срыва, ведь я действую, а не сижу, сложа руки. А поскольку я привыкла решать все проблемы, не надеясь на других, не плыть по течению, то ощущение того, что я контролирую ситуацию, даёт силы, — ведь вполне может быть, что наказывать уже некого.       — Откуда такая гипотеза? — он смотрит на меня удивлённо.       Бросаю быстрый взгляд на центрифугу: ещё есть время. Тогда открываю статью в телефоне. Читаю дрожащим голосом.       — «Журналист нашего канала рассказывает о произошедшем в семье Жозефины Альварес. Известная бизнес-леди в сорок лет вышла замуж за двадцатипятилетнего бразильца и родила сына Педру. Это было семнадцать лет назад. Владелица сети отелей не занималась воспитанием сына, для этого у них с мужем, работавшим в одном из её отелей, был целый штат прислуги.       Мальчик рос капризным, избалованным. Не получая родительской любви и заботы, он привык видеть счастье только в деньгах и в материальных ценностях. Все человеческие качества были ему чужды. Он связывался с компаниями таких же богатых бездельников. От скуки рано начал употреблять алкоголь, курить, возможно, даже принимать запрещённые вещества, неизвестно как попадавшие к нему.       Мать поняла, что её сын — человек без души, когда соседи пожаловались, что он ловит их домашних животных и издевается над ними. Конечно, сразу она в это не поверила, но начала наблюдения за сыном и узнала, что соседи правы, Педру действительно был бессердечным. Он обожал мучить животных. Придумывал изощрённые издевательства над зверьками, птицами и насекомыми, попадавшими ему в руки. Вместо того чтобы отвести сына к психологу, Жозефина урезала его карманные деньги.       Судя по всему, обозлённый подросток нашёл способ самостоятельно зарабатывать, продавая друзьям и знакомым наркотики, строго запрешённые в стране. Видимо, у Педру была возможность контактировать с дилерами из других стран. Скорее всего, его завербовали в одной из поездок на историческую родину его предков. Имена свидетелей, знавших Педру и пользовавшихся услугами его бизнеса, находятся под тайной следствия и не будут разглашены по морально-этическим соображениям. Известно же всё стало потому, что Жозефина сегодня вечером заявила о пропаже сына при пожаре. Безутешная мать утверждает, что он сгорел.       Расследование дела о поджоге дома семьи Алварес и извлекло на свет историю с наркотиками. По одной из версий, кто-то из наркоманов поджёг дом под действием веществ. По другой же — это могли сделать “партнёры по бизнесу”, которым Педру задолжал большую сумму. Поскольку произошёл взрыв газа, то не удалось обнаружить никаких фрагментов. Тем не менее, нет оснований не верить безутешной матери, утверждающей, что потеряла единственного наследника. Хотя поиски продолжатся…»       — И ты думаешь, что это Педру? — прерывает, наконец, Андрей. Повисло тягостное молчание после того, как я закончила читать.       — Всё на него указывает, — тихо отвечаю, — её же доставили в больницу из его дома. Как раз незадолго до взрыва. Да я вроде слышала об её однокласснике из театральной школы по имени Педру. Только он учился на отделении для мальчиков.       — Но ведь Нина не может быть наркоманкой, — возражает Андрей. Теперь уже в его взгляде шок и недоверие, а рука крепче сжимает ампулу.       Смотрю с тревогой: как бы не раздавил. Если порежется о стекло, вирус попадёт в кровь. А от него нет антидота. Ведь в этом и был весь смысл. Да нет, не должен порезаться, стекло сверхпрочное.       — Мы же всегда рассказывали девочкам о вреде этих веществ. Они всё понимали. Это просто недоразумение, — по голосу слышу, что мужу больно даже предположить подобное.       — И я так считаю, — отвечаю, — скорее всего, действительно недоразумение. Она, наверное, просто чем-то отравилась. Надо выяснить, чем. Хотя, может, этот Педру заставил её? Узнал, что у неё богатый отец, и решил, что нашёл лёгкую добычу, — во мне кипит ярость при этой мысли. Как этот мерзкий наркоман только посмел? — Ведь не могла Нина сама захотеть попробовать? Она не такая, чтобы употреблять эту гадость из любопытства.       — Думаю, этот вопрос сейчас не самый важный, — говорит Андрей. — Во-первых, нужно скорее доставить наше средство в клинику, — он смотрит на центрифугу, — во-вторых, надо узнать, действительно ли этот Педру погиб при взрыве, — он презрительно морщится, произнося имя дилера. — Подобное зло не имеет права на существование, — теперь в его голосе слышится угроза, а глаза темнеют, кажется, он начинает терять контроль.       Мне становится не по себе, не люблю, когда его способности затмевают разум и здравый смысл. Это может быть опасно для всех нас.       — Думаю, Жозефина сказала правду, — поспешно произношу я.       Только мести Высшего разума, завладевшего сознанием моего мужа, мне сейчас не хватает. Не до него, особенно не до последствий его гнева. Если Педру жив, то только я имею право с ним разобраться. Но сейчас важен не он, а помощь Нине.       — Жаль, — Андрей смотрит на ампулу разочарованно, — опять не пригодилась Прозрачная смерть. А ведь мы над ней так упорно работали, усовершенствовали, — в его взгляде снова появляется гордость за своё изобретение. Он слегка гладит ампулу. — Эта версия намного совершеннее предыдущей. Та, которую пришлось применить против Тарика, была недоработанной.       Он говорит об этом даже без дрожи в голосе, а ведь раньше не мог вспоминать без содрогания. Да и вообще старался не вспоминать. А сейчас… Главное, чтобы не вошёл во вкус убийств.       — Спасибо, любимый. Я очень ценю твоё желание помочь, но сейчас важно другое.       Центрифуга уведомляет о завершении цикла. Взяв всё необходимое, поспешно направляюсь к выходу.       Андрей с сожалением на лице прячет ампулу в сейф и следует за мной. Я же, пока мы идём, вспоминаю события недавнего прошлого. А именно мощный всплеск и выброс энергии, который мы почувствовали на расстоянии и давший понять, что наша строго оберегаемая дочь вышла из-под контроля. Точнее, её что-то вывело, сама бы она не смогла испытать на пустом месте настолько сильные эмоции. Кто-то очень серьёзно разозлил её.       А ведь мы так старались этого избежать. Думали, если ограждать её от негативного воздействия, она останется собой. Но страх и боль за сестру спровоцировали новую связь с Высшим разумом. Мы не успели увидеть, что именно происходило, и заметил ли кто-то, что с Дашей происходило что-то необычное. Надеюсь, нет. Скорее всего, её приступ ярости был направлен на Педру, если тот действительно замешан в несчастье Нины. Связана ли Даша с пожаром и взрывом? Пока даже думать об этом не хочу. И я не могу радоваться, как Андрей, что способности дочери растут. Я боюсь. Но не её, а за неё. Вдруг она навредит себе? Или другие навредят ей, если о чём-то заподозрят? У меня мороз пробегает по коже, и меня периодически сотрясает нервная дрожь, пока мы едем к клинике, уже во второй раз за сегодня.

***

      Всплеск энергии мы уловили почти два часа назад. Как раз подъезжали к дому. Встревоженные, сразу же стали звонить Даше. Но ответила не она, а почему-то Эдвард. Прежде чем я успела упасть в обморок от паники и непонимания, почему отвечает этот парень вместо Даши и что он с ней сделал, что вызвал такую реакцию, как он быстро объяснил, что Даша сейчас спит, поскольку очень устала.       — Отчего она устала? — не удерживаюсь от истерического визга так, что муж удивлённо смотрит на меня, готовый вступиться в любую минуту.       — С Дашей всё в порядке, — поспешно говорит Эдвард. — Мы в больнице, потому что Нина… Отравилась. Но не беспокойтесь, с ней тоже всё в порядке. Она была в компании друзей. Мы вовремя приехали, — он говорит немного сбивчиво, что для него нехарактерно, а я леденею от ужаса. Но стараюсь не поддаваться панике, сохранять трезвый рассудок.       — Где именно? — всё же не удерживается от крика. — Пришли мне адрес на этот номер немедленно, — не думаю о том, что не слишком вежливо так говорить с Эдвардом, но сейчас мне не до соблюдения приличий.       — Конечно, — спокойно говорит парень.       После он мне действительно послал адрес.       И мы с Андреем едем в клинику. Прошу мужа остаться в машине на всякий случай. Не хочется проблем, а он может их устроит. Не помню, как бежала по коридору к ВИП-залу. Эдвард уже ждал меня.       — Где они? — кричу, вцепившись в него, как в единственный источник помощи.       — Нина в палате, — невозмутимо отвечает парень. — Ей делают, — он запинается, краснеет и, наконец, договаривает, — кажется, переливание. Хотя нет, не то, очищение крови, по-моему.       Не делаю ему замечание, конечно, он не разбирается.       — А Даша там, — он указывает на ВИП-зал. Через стеклянную дверь вижу, что Даша лежит на диване, укрытая какой-то толстовкой с надписью. У нас такой не было. Неужели Эдвард дал ей свою? Думаю о таких незначительных вещах, чтобы не сразу осознать главное. — А Нина, — он слегка бледнеет, — я уже сказал, она в палате, — он слегка гладит меня по плечу, чтобы успокоить.       — Как? Почему? — задыхаясь, шепчу я, чувствуя, что катастрофически не хватает воздуха. Пол кружится под ногами, а на глазах закипают слёзы, готовые пролиться водопадом.       — Нина была у друзей, — повторяет Эдвард сказанное прежде, — чем-то отравилась, попросила нас с Дашей приехать.       Не знаю, правду он говорит или что-то скрывает, но рассказ похож на правду. Нина действительно в случае беды позвонила бы этим двоим. Сестре и другу, который для неё очень важен, но не мне, поскольку не доверяет, боится, что я буду ругаться. Наивная глупышка. Ну ладно, потом разберёмся.       — Проводи меня к ней, — требую я.       — Вы уверены, что можно в реанимацию? — спрашивает он неуверенно.       — Можно, если ты им прикажешь, — сейчас мне снова не до соблюдения правил.       Эдвард, видимо, понимает, что со мной лучше не спорить, пожимает плечами и ведёт меня к палате интенсивной терапии, предварительно бросив взгляд на Дашу, чтобы убедиться, что она спокойно спит.       Конечно, нельзя было проходить в палату интенсивной терапии, но по просьбе Эдварда меня пропускают.       Глаза застилаются слезами, почти не различаю происходящее в палате. Быстро подхожу к Нине. Сейчас не время для эмоций. Я уже мысленно погружаюсь в ставшее уже привычным состояние. Ощущаю постороннее присутствие в сознании. Я уже не совсем принадлежу себе. К счастью, рядом в данный момент никого нет. Прибор подключён, очищение крови проходит как следует. Но я ощущаю, что Нина слишком слабая. Вроде бы очищение крови проходит планово, но с Ниной что-то не так. Почти не ощущаю её присутствие. Меня накрывает волна тревоги. Что же там всё-таки произошло? Складывается впечатление, что Нина сама не хочет приходить в себя и выздоравливать. Или отравление слишком серьёзное. Обычные методы не помогают, похоже, врачи не справляются.       Времени думать нет. Подхожу к дочери, кладу руку ей на щёку.       — Ты не доверяешь мне, доченька, — тихо говорю я, — а ведь только я могу тебя спасти, родная. Я никогда ни за что не буду тебя осуждать, что бы ты не совершила. Я на твоей стороне, зря ты скрывала от меня правду о себе. Даже не буду спрашивать, что случилось, если не захочешь рассказать.       И это последняя разумная мысль в моём сознании. Оно тут же затуманивается. Это уже не я. Зато чувствую хлынувший поток мощной энергии. Она невероятно сильная, в своём обычном состоянии я бы не выдержала, не справилась бы с таким количеством. Зато сейчас искусственный интеллект в лице Высшего разума улыбается внутри меня. Озарение сияет в сознании. Наслаждаюсь текущей по венам энергией, которую не может выработать ни одна электростанция в мире. С такой мощностью ничего не сравнится.       И эту энергию я направляю из сознания в руку, лежащую на щеке Нины. Ощущаю, как она переливается в неё, возвращая ей жизненные силы. Наконец веки Нины задрожали, губы приоткрылись. Ей больше не нужна маска для дыхания. Снимаю её. Она открывает глаза.       — Мама… — тихо говорит моя девочка едва слышно. — Я люблю тебя. Прости…       — Девочка моя, — в этот момент едва не рыдаю. Но приходится сдерживаться, ведь я не должна её пугать. Комок сдавил горло, с трудом могу дышать. — Теперь с тобой всё будет хорошо, — я чувствую, что она ещё очень слаба. На одной энергии, переданной Высшим разумом, невозможно продержаться всё время, если здоровье не в порядке. То есть мои целительские способности могут поддержать и даже вернуть жизнь, но после этого необходимо лечить человека, ведь если причина заболевания, а в данном случае отравления, не будет взята под контроль, выздоровление не пройдёт успешно. Поэтому мне срочно надо в лабораторию за необходимым препаратом.       — Мамочка, ты уходишь? — испуганно спрашивает Нина.       — Нет, детка, я сейчас вернусь. Принесу то, что тебе поможет. Подожди меня, обязательно, — на всякий случай надеваю на неё маску, вдруг станет хуже.       — Уже уходите? — удивлённо спрашивает Эдвард, когда видит, что направляюсь в коридор.       — Мне срочно надо в лабораторию. Там… — я машу рукой, нет времени объяснять.       — Я вас провожу, — он берёт меня под локоть и идёт со мной по коридору.       — Считаешь, что в тридцать шесть лет я старушка? — слегка хмыкаю. — И мне надо помочь дойти?       — Нет, конечно, — возмущается парень таким предположением. — Просто вы сейчас в таком состоянии, что я хочу вам помочь.       Эдвард не договаривает, но я предполагаю, что парень думает, что если я пойду одна, то просто упаду. Но в принципе, я рада, что кто-то поддерживает меня хотя бы морально.       — Спасибо.       Он сжимает мою руку в ответ.       И вот сейчас мы возвращаемся с мужем в клинику из лаборатории, и я почти успокаиваюсь. Все необходимые средства у меня, сейчас всё будет хорошо.