Создатели прозрачной смерти

      Как же медленно тянется время. Как медленно. Не замечала этого раньше, но сейчас кажется, что оно замерло на месте и стрелки часов даже не двигаются. Боль, тоска, ожидание. И холодная серая пустота. Больше ничего. Часы превратились в одно бесконечное ожидание.       У меня в руке телефон. Не отпускаю его ни на секунду. Сейчас это самая драгоценная вещь, какая у меня есть. Второй день. Пошёл второй день, поверить не могу. Неужели я столько продержалась и ещё не сошла с ума? Томительное ожидание уже кажется невыносимым. Меня разрывает от боли. Я вся превратилась в ожидание. Но нет, телефон молчит. Каждую минуту смотрю на экран, вдруг пропустила звонок или сообщение. Но тоже ничего. Проблемы на линии тоже не могут быть, мне приходят сообщения от подруг и от разных дебильных навязчивых поклонников, которые на что-то надеются. А может быть, это у него проблемы на линии? Точно, наверное, сломался телефон или потерял. Ну, конечно, всё должно иметь простое объяснение. Ведь не может он не звонить и не писать, зная, что я жду. И не отвечать на мои бесконечные звонки и сообщения, которыми я его закидала во всех соцсетях. Вспыхнувшая надежда внезапно быстро гаснет. Даже если у него сломался телефон, почему он не найдёт, откуда позвонить? Со стационарного, от друзей, знакомых, родителей, в конце концов. Не напишет по электронной почте? Получается, ему нет дела до моих чувств? Неважно, что я тут страдаю и разрываюсь от боли, не понимая, куда он пропал и почему не отвечает? Но разве такое возможно? Разве может тот, кто так красиво и трогательно признавался в любви, стать равнодушным? Нет, так не бывает. У других может и да, но со мной такое не может произойти. Он меня любит, как никого. Вот только реальность назойливо говорит об обратном. Нашёптывает мне ужасные подозрения. Почему он не нашёл способ связаться со мной, даже если что-то с телефоном? Получается, ему на меня наплевать? Но как такое возможно, как? Да, мы поругались из-за денег, не удалось улететь, потому что мой счёт оказался заморожен. Идиот Максим ни с того ни сего решил его заблокировать. Урод, козёл, ненавижу! Любимый очень разозлился и расстроился, что нам не удалось убежать. Да и платить дилеру надо. Но он же меня не бросит из-за этого? Не бросит, правда же? От страха по спине проходит липкая волна паники, желудок сжимается. А вдруг он так обиделся, что решил меня бросить? Я это не переживу. Мне так плохо, что почти тошнит, а из глаз текут слёзы. Не могу удержать их. Он такой любящий, добрый, понимающий, всё пройдёт, он успокоится и вернётся. Это не может продолжаться бесконечно. Любимый скоро одумается. И попросит прощения за то, что ударил на эмоциях. Но ведь это не страшно, это же можно простить? Ведь я виновата, я мерзкая стерва. Если бы сняла деньги заранее, ничего бы не произошло. И мой любимый сейчас был бы со мной. Мы бы уже поженились в Вегасе.       Беззвучно рыдаю, закусив зубами подушку. Волна разочарования накрывает целиком. Почему всё так? Почему? Хочется кричать вслух, но не решаюсь, хотя и одна дома. Мама с отчимом в лаборатории, а сестра на каких-то своих курсах. Она не хотела идти, собиралась остаться со мной, но я её переубедила. Не хочу никого видеть. А сама всё жду, жду. Где же он? Уже прошли сутки, а он всё не выходит на связь.       Лежу совершенно без сил. Единственное, что могу делать, это непрерывно смотреть на экран телефона и снова и снова набирать заветный номер, который давно уже успела выучить наизусть. И в тысячный раз равнодушный механический голос уведомляет, что абонент не абонент. Визжу от злости и уже собираюсь швырнуть телефон в стену, но в последнюю минуту передумываю. Вдруг он именно в этот момент позвонит или напишет, а я уже не смогу ответить, потому что разбила телефон. Но уже и ждать не могу. Это невыносимая пытка. Сколько можно ждать? Я только живу этим ожиданием, боюсь выпустить телефон из рук даже на секунду. Даже обзвонила наших общих знакомых. Все говорят, что не видели его.       А вдруг с ним что-то случилось? Мысль заставляет меня похолодеть от ужаса. Пока я тут валяюсь, как идиотка, его могли забрать в полицию, ведь он занимается запрещённой деятельностью. Если его загребут, то одним сроком он не отделается. Его не просто посадят, а потом ещё и депортируют. А может, он попал под машину, ведь так быстро вчера убегал из аэропорта. Или… Моё сердце заходится от паники, а дыхание сбивается, вдруг его дилер поймал и убил? Ведь я не смогла достать деньги, чтобы заплатить. Педру, бедный мой любимый. Рыдаю, не могу остановиться. Конечно, с ним что-то случилось. А я и не знаю. Что с ним? Не могу больше, я сейчас сойду с ума от неизвестности. Или он всё-таки бросил меня? Может ли так быть? Он меня не любит? Нет, я в это не поверю. Он такой нежный и любящий, никогда меня не бросит.       Но факты говорят сами за себя. Не звонит, не пишет. Ведь можно найти время. Снова отправляю сообщение в пустоту. Меня игнорируют, даже не читают. Тоска, холодная, пустая, снова ложится на сердце, она колет его острыми краями, и мне кажется, что эта боль всегда будет со мной, никогда не пройдёт. Острый нож раз за разом врезается в сознание, когда не получаю ответа.       Звонок в дверь нарушает тишину. Резко вскакиваю, так, что кружится голова, ведь я не ем второй день. Острая боль отдаётся в висках. Перед глазами плывёт. Меня охватывает нереальное чувство эйфории. Это он, мой любимый. Не смог позвонить, что-то с телефоном, пришёл сам. Какое счастье. Сейчас он всё объяснит. Не помня себя от радости, бегу к двери, как будто слабости и депрессии только что не было. Любовь придаёт мне силы, наполняя сердце восторгом. Он здесь, я снова живу.       Открываю дверь, не могу подавить стон разочарования. Это не Педру. Не мой милый. К моему огромному удивлению, на пороге…       — Эдвард? — удивлённо спрашиваю. — Что ты здесь делаешь?       Тут же прикусываю язык. Как же это глупо спрашивать наследника династии, будущего правителя страны, что он здесь делает, если он может поехать, куда захочет в своей стране. Он вполне резонно может сделать мне замечание по этому поводу. Интересно, что Эдвард здесь делает? Зачем приехал? Мне становится жарко. Вспоминаю, как несколько дней назад приставала к нему, предлагала себя, как последняя шлюха. Почему-то вчера, когда попросила забрать меня из аэропорта, не подумала об этом и о том, что Эдвард обо мне думает. Ещё хуже мне становится, когда приходит мысль, что он мне отказал, потому что я была пьяна, а сейчас пришёл получить обещанное. Но сейчас я трезвая и не готова спать с ним.       — Привет, — его голос прерывает мои безрадостные мысли, — можно пройти?       — Да, конечно, — спохватываюсь, что очень невежливо держать гостя на пороге. Отхожу в сторону, чтобы пропустить его.       Эдвард внимательно смотрит на меня. Не могу понять, что выражает его взгляд. Этот человек никогда не показывает истинные эмоции. Чаще всего он надевает маску аристократического холода и надменности. Но когда говорит с собеседником, всегда очень дружелюбно, улыбается вполне искренне. Не так, как мой отчим, у которого улыбка чаще всего неискренняя, холодная, слишком вежливая, а взгляд остаётся настороженным, немного пугающим, холодным. Эдвард же, несмотря на демонстрацию презрения и равнодушия, при разговоре всегда становится очень милым, вежливым, в глазах загораются искорки. Он очень красиво улыбается глазами, даже не знала, что так возможно, и это наводит на мысль, что его равнодушие показное, просто он держит лицо, не хочет сильно демонстрировать эмоции, а на самом деле очень доброжелательный, жизнерадостный человек. Про таких говорят: всегда на позитиве. И этой положительной энергией щедро делится с окружающими, как солнце теплом. Любому человеку становится легко и спокойно в его присутствии, и никакая аристократическая надменность не скроет это. И как всегда в его присутствии, мне становится радостно просто так, без повода.       — Пирожные любишь? — спрашивает Эдвард, проходя в гостиную.       — Что? — в норме не должна удивляться, ничто не может сейчас вызвать во мне эмоций, но его вопрос почему-то вызывает недоумение.       — Я купил для тебя пирожные. Между прочим, в лучшей кондитерской, — терпеливо, как умственно отсталой, объясняет Эдвард. Судя по глубокому вздоху, именно такой он меня и считает.       — А как же моя диета? — едва слышно пытаюсь сопротивляться, но Эдвард меня не слушает.       — Никакой диеты, — авторитетно заявляет парень, — ты и так почти прозрачная. Будешь нормально питаться.       — С чего такая забота? — выходит немного язвительно.       Взгляд, который он бросает на меня, становится серьёзным.       — Нина, надеюсь, ты не обидишься? — спрашивает Эдвард.       — На что? — пожимаю плечами. Кажется, я уже не способна обижаться, ведь обида проникла глубоко вовнутрь меня, стала моей сутью. Я вся из неё состою. Но она направлена против Педру, на других уже не могу обижаться.       Он подходит ко мне ближе и внимательно смотрит в глаза. Взгляд ярко-синих глаз, нереально затягивающий. Ловлю себя на мысли, что у обычного человека такого не может быть.       — Нина, ты очень сильная личность, — прерывает он мои размышления, — знаешь об этом?       Я сильная? Да не смеши меня. Я просто размазня и тряпка. Ни на что неспособна.       — Ну, допустим, — уклончиво отвечаю совсем не то, о чём думаю.       — А сильный человек ненавидит, когда его жалеют, — спокойно говорит Эдвард, — потому что уверен, что может сам справиться с любой проблемой. Он ищет уединение и никого не хочет видеть.       — М-м-м, — мычу нечто невразумительное, не понимая к чему он клонит. Зачем мне всё это говорит?       — Но надо понимать, что любой имеет право побыть слабым, — продолжает парень, не сводя с меня проникновенного взгляда, от которого меня бросает в дрожь, но не от страха, а от необъяснимых эмоций, накатывающих на меня. Даже не могу понять природу того, что испытываю. Одновременно что-то вроде умиротворения и желание заснуть, но и понимания правильности его слов. И ещё балдею от его красоты. Хотя в норме не должна. — Каким бы сильным человек ни был, в трудные моменты он не должен отказать себе, попросить о помощи. Любой нуждается в поддержке, и друзья для того и нужны. Это проявление человеческой сущности, ведь мы живые, а не роботы. И мне тебя жалко, что тоже совершенно нормально, поэтому и хочу помочь.       — Ясно, — протягиваю я. Мои мысли становятся вязкими, как кисель, путаются, разбегаются. Ни на чём не могу сосредоточиться. Понимаю только, что Эдвард прав и испытываю к нему невероятное доверие и расположение. На душе становится очень тепло от того, что я кому-то нужна, нашёлся человек, который меня понимает и поддерживает. Даже не обидно, что жалеет меня, наоборот, приятна такая забота. Предательские слёзы жгут глаза, ещё чуть-чуть и я расплачусь от благодарности к другу.       Эдвард ставит на стол в гостиной коробку с пирожными. и предлагает мне пойти вскипятить воду и заварить чай.       По пути на кухню не могу удержаться и посматриваю на него через плечо, рискуя врезаться в стену, но ничего не могу с собой поделать. Эдвард садится на диван. Очень изящно, плавно, с абсолютно прямой спиной. Даже такое простое движение выходит очень красиво, с аристократическим достоинством. Стоит только вспомнить, как садятся мои приятели. Просто плюхаются со всей дури, едва не ломая предмет мебели, один даже перевернул стул, на который свалился. А после закидывают ногу на ногу и ещё и болтают ей в воздухе. Да, никакого сравнения с Эдвардом. Кажется, я готова вечно любоваться его изящными манерами.       Прихожу в себя от направленного на меня удивлённого взгляда. Чувствую, что щёки запылали, когда поняла, что уже с минуту беззастенчиво пялюсь на парня.       Поспешно отворачиваюсь, чтобы скрыть пылающие от стыда щёки, и почти забегаю на кухню. Вот идиотка, зачем уставилась на него? Ещё невесть что теперь подумает, возомнит о себе. Хотя и так мнит, это не новость.       Возвращаюсь в гостиную, неся поднос с чашками чая. Ставлю его на стол, сажусь на диван, стараясь, чтобы это тоже вышло красиво и элегантно, хотя вряд ли сравнюсь грацией с Эдвардом. Ему легко даётся быть изящным и пластичным, наверное, это врождённое качество, я же пытаюсь учиться, но не очень получается.       Беру пирожное, откусываю кусочек, хотя совершенно нет аппетита. Не обманул, действительно, вкус необыкновенный. В жизни такое не ела. Закрываю глаза, не могу сдержать стон удовольствия. Да это просто гастрономический оргазм.       — М-м-м… — облизываю губы, не думая о том, что это не принято в дворянском обществе. Но Эдвард только улыбается, глядя на меня. А мне даже не стыдно, до того наслаждаюсь вкусом.       — Нравится? — с ласковой улыбкой спрашивает Эдвард, слегка прикоснувшись к моей руке.       По коже пробежали мурашки. Почему он так действует на меня?       — Конечно, — киваю я, не в силах выразить словами удовольствие от сладкого. Даже не ожидала, что это может быть так потрясающе. Давно не нарушала диету, но не чувствую вины. Плевать на всё, даже не хочу думать о карьере модели, зачем? Ведь жизнь закончена без любви жить не хочу.       Стараюсь отбросить безрадостные мысли. Не надо думать об этом. Просто сидеть и радоваться вкусняшкам. И обществу друга. Эдвард внимательно смотрит на меня, видимо, чувствует моё настроение. В его взгляде появляется сочувствие. И как ни странно, мне не стыдно за то, что меня жалеют. Хотя обычно злюсь. Но его искреннее участие меня трогает до глубины души. Ощущаю предательские слёзы на глазах.       — Хочешь рассказать, что случилось? — его голос такой ласковый, заботливый. Он осторожно обнимает меня за плечи.       Не могу прийти в себя от удивления. Даже не знаю, чего ему стоило это действие. Ведь, насколько знаю, у Эдварда какое-то расстройство, что-то вроде фобии. Он ненавидит, когда к нему кто-то прикасается. Кроме самых близких, сестры, например. Ещё, правда, его моя мама обнимает, она очень тактильная, и ему это нравится. Наверное, потому, что чувствует искреннее отношение, в её действиях нет лицемерия. И к ней все тянутся. И Дашу он тоже обнимает, но она такая милая, пушистая, как котёнок, её невозможно не тискать. Но к другим он ненавидит прикасаться, вплоть до тошноты. Насколько же он сейчас сочувствует мне и готов поддержать, что даже забыл о своей фобии?       — Большое спасибо за поддержку, я это очень ценю, — говорю я, стараясь сдержать слёзы.       Не получается. Кладу голову ему на плечо и рыдаю безутешно, словно в душе прорвало плотину. Эдвард не отстраняется, только гладит меня по голове. В его взгляде, кажется, нет отвращения. А я не анализирую его реакцию, мне не до того. Рада только, что рядом человек, который может помочь. Но не хочу ничего рассказывать, об этом никто не должен знать.       Так и сидим некоторое время. Я плачу, Эдвард меня не прерывает. Слёзы приносят облегчение, смывая боль с души. И присутствие лучшего друга греет сердце. Наконец успокаиваюсь и, дождавшись, когда всхлипы станут слабее, делаю глоток чая.       — Можешь рассказать, когда захочешь, — спокойно предлагает Эдвард, — звони в любое время, я всегда тебя выслушаю.       — Что бы я без тебя делала? — задаю риторический вопрос.       — Даже не знаю, — отвечает Эдвард совершенно серьёзно.       Беру ещё кусочек пирожного. Разве можно плакать, когда ешь такую вкусноту? Эдвард укрывает меня пледом, натягивает его и на себя. Теперь мы как в гроте. Тепло и уютно. Он всё ещё обнимает меня, я держу голову на его плече. Приятное тепло наполняет тело. Становится легко и спокойно. Этот человек действует на меня удивительным образом. В его присутствии я расслабляюсь, беды отступают. Даже не верится, что ещё недавно вообще не могла встать с кровати и не хотела жить. Даже мысли о любимом на время отступают. Только долго ли это продлится? Эдвард вернётся домой, а я останусь наедине со своей болью, которая начнёт мучить с новой силой. И полностью избавиться от неё невозможно.