Макалаурэ Феанарион "Lúmequentalёnya"

      Лишь единожды довелось мне своими ушами услышать, как поет звавшийся Даэроном лучший из придворных менестрелей упрямого синдарского владыки Среброманта. Но и много лет спустя после Пира Воссоединения до моей крепости и до Химринга долетали рассказы тех, кому не раз посчастливилось насладится голосом и игрой на лютне этого величайшего из музыкантов. Его голос подобен серебряному сиянию Исиль и особенно ярких звезд, так нежны его переливы и насыщенны чувством его звуки. Он течет, что кристально-прозрачный горный поток, закованный в каменное русло, гулким эхом слышится он над холмами и долинами, вихрем проносится среди стволов вековых платанов дориатских лесов. А музыка Даэрона, даже если он хотел, играя на изящной флейте, сделать её веселой, выходила напевной и задумчивой, словно сумеречная трель соловья. Но была прекрасной и щемящей, трогая душу, заставляя вспоминать о красоте созданной Илуватаром Арды и, конечно, о неразделенной любви. Что же до меня, то свой голос я отчасти унаследовал от отца. Могучий и зычный, он может делаться властным и раскатистым, словно гром, гремящий в ночном небе или шум сердитого моря в грозу. Мой голос также, как и отцовский, обладает даром убеждения, побуждая всякого, на кого направлен, всецело довериться мне и следовать за мной. Недаром отец назвал меня Канафинвэ — «Вожак», «Предводитель», «Командующий». Звучание моего голоса многие сравнивали с блеском золота, освещенного ярким светом Лаурелина, таким он казался им чистым, звонким и при этом глубоким, словно морская пучина. Иные говорили, что в нем много торжественности и возвышенной тоски по чему-то несбыточному и далекому, что не увидишь, но можно лишь ощутить. Музыка, которую сам я хотел сочинять, воспевала Аман и его природу. Предпочитая арфу всем другим инструментам, я также писал баллады, прославлявшие труд и знания народа нолдор. А когда мы уходили, сознавая, что навсегда оставляем родные берега, я, чтобы поддерживать боевой дух воинов отца, сочинял для них военные марши и гимны. В юности я часто задумывался о красоте ваниарских дев, посвящая им оды, песни и поэмы. Но исполнять их слишком часто и увлеченно я опасался. Я боялся. Не дев, но того чуждого моей спокойной натуре пламени, что пробуждалось во мне при мыслях об их красоте. Мы с Даэроном могли бы составить такой гармоничный музыкальный дуэт, виртуознее которого мир Арды ещё не знал. Признаюсь, мне бы очень хотелось, чтобы в Арде Возрожденной это стало возможно.