Я делаю вид: Предательство

– Марьяна, пока только так, потом посмотрим. – Папе неловко. Он садится на протертый диван – хоть он не крупный мужчина, но под ним скрипят петли. От этого он еще сильнее поникает. – Я и за это благодарна, – говорю искренне и смотрю в окно съемной квартиры – первый этаж оживленной улицы. Толпы прохожих, шум автомобилей и линии трамваев. Стекло не пластиковое – отлично пропускает все звуки. Сама квартира столь бедная, с обшарпанными обоями и старой мебелью – я видела подобное лишь по телевизору. А теперь это мое новое жилье. Но даже оно лучше, чем продолжать жить под одной крышей с матерью. Я так много от нее впитала в себя, что мне уже страшно – вряд ли я когда-нибудь кардинально изменюсь. Но отдалиться от нее хотя бы сейчас – самый безопасный выход.  Когда я сказала, что не хочу больше жить дома – она запретила папе хоть как-то мне помогать.  Раз такая самостоятельная, то сама себя обеспечивай. В этом она права – я планировала первое время пожить у Карины с Кириллом и устроиться на работу. Без разницы – какую. Лишь бы платили деньги, чтоб снять себе хотя бы комнату и купить минимальный набор продуктов. Так бы, наверное, и было. Но папа без разрешения матери все же смог выделить тайно немного денег на аренду квартиры, и теперь я буду жить одна.  Моя дизайнерская одежда занимает, наверное, половину и так небольшой квартирки. На общем фоне местной бедности – выглядит просто карикатурно.  Папа очень против, чтоб я работала, говорит, чтоб сначала нормально доучилась. Поэтому, помимо денег на квартиру, приносит все мои подарки – драгоценности. Если их продавать – то я спокойно проживу до конца обучения. Но все же он очень надеется, что до этого мы не дойдем – все само собой решится как-то раньше. Я в это не верю, да и он сам не верит. Грустно, что этот мужчина так сильно боится моей матери. Для него это даже огромный поступок – принести мне мои же подарки. За это его определенно ждет дома скандал.  Мне его даже жалко – такого. Что помогает мне, дочери, тайно. Хотя говорит, что понимает меня и полностью на моей стороне. На моей – пока не слышит мать. Но спасибо ему и на этом. Обнимаю его на прощанье – в его серых глазах слезы, тихо шепчет: – Прости. И мы оба понимаем, что это «прости» – за все его невмешательство. Что всю мою жизнь он был где-то за горизонтом. Что полностью отдал меня матери на растерзание и не говорил ни слова, даже понимая, когда она была не права. Даже с «уродом», что домогался до его малолетней дочери, продолжал потом иметь общие дела. Но я все же его прощаю. Потому что хочу, чтоб и меня прощали.  Все мы бываем не правы, в большой или меньшей степени, но не все заслуживаем второй шанс.  Собираюсь раскладывать свои вещи и мысленно усмехаюсь. А ведь действительно мне теперь придется самой учиться готовить, мыть полы и стирать вручную – мать оказалась права. Но ошиблась в главном – я буду делать это для нищей себя, а не для потенциального нищего парня. Почему-то эта мысль меня смешит, и я раскатываюсь демоническим хохотом. Падаю на раскладной диван, который теперь будет моей новой постелью. Понять не могу – как я скатилась до жизни такой? Или, наоборот, как я выросла до всего этого? Вместо приборки залипаю в телефоне – дурная привычка, конечно, но не так сразу меняться. Тем более, теперь в соцсетях – чуть ли не мой второй дом. Ложь, я просто зависаю на странице Артема. Я это делаю бесконечно. С момента, как мы расстались – иррационально, расковыривая все свои раны.  Потому что следить за жизнью человека, которого любишь и который не даст второго шанса – вообще, тот еще мазохизм. Приходится наблюдать за ним с пустого фейка, потому что все мои страницы и номера у него в игноре.  А выглядит на фото он всегда вполне счастливым. Не знаю – ну точно не грустным. Хоть я, в принципе, я не и ожидала, что Артем станет плакать на камеру. Да и вообще, кто сказал, что он будет нечто подобное делать даже не на камеру?  Еще у него новые татуировки – теперь уже на костяшках пальцев. На одной фото еле как разглядела – «painy» на левой руке, на правой - «happy». Болезненный и счастливый – два пути, я согласна.  Хоть и эгоистично хочу, чтоб он по мне скучал, но на самом деле желаю ему счастья. Под каждым фото у него куча лайков – я их проверяю, кто ставил. Конечно же, много незнакомых девушек. Это довольно неприятно. Сколько угодно себя ни вини, но честно – я очень ревную. Хоть и предполагаю, что он не станет держать мне верность. Зачем? Кто я для него? Бывшая жена, хоть официально не разведены. Но кольцо он, разумеется, не носит. Но как дура тешу себя надеждой, что ничего серьезного у Артема пока нет. Раньше он всегда выкладывал совместные наши фотографии – сейчас они, конечно, удалены – но хотя бы ни с кем другой нет. Слабое утешение, но, когда нет другого – радуешься и этому. Из нового со вчерашнего – странное фото. Не его, а им снято – белая лилия, лежащая на снегу и поломанная надвое чьей-то рукой и выброшенная. Цветочек. Я тут же вскакиваю обратно на ноги – это какой-то знак мне или нет? В двух вариантах ответа – это радует, и огорчает. Если знак – значит, он обо мне все еще помнит. Даже не помнит – думает. Потому что даже специально выставил этот снимок. Значит, хотя бы в тот момент я была в его голове. Но то, что цветок поломанный, ненужный такой и брошенный – не слишком-то обольщает, в общем.  Но за пять месяцев без каких-либо намеков, я все же хочу думать – это знак.  Не сильно себя понимая, начинаю быстро одеваться. Хочу тут же вылететь на улицу, но все же себя торможу. Возвращаюсь к зеркалу – под шапкой поправляю волосы, смотрю на себя со всех сторон – ладно, я хороша. Такси сейчас роскошь непозволительная, поэтому еду в автобусе.  Еду почти шокированная – в давке, схватившись за поручень. Чувствую, как ко мне кто-то жмется. Оборачиваюсь – какой-то качок в кожаной курточке. Понять не могу – он специально это делает или из-за людского давления, но на всякий случай недовольно рявкаю: – Отойди от меня, козел! – Куда отойти? – спрашивает. То ли разыгрывает возмущение, то ли искренне. Но потом добавляет мерзкое: – Сладкая, не нервничай. – Какая я тебе еще сладкая? Охренел, мудак? На меня тут же шикает какая-то возрастная женщина с лицом грустной лошади. – Поспокойнее веди себя! Девушкам не идет так ругаться!  – Давайте меняться местами. – Отвечаю уверенно. – Пусть этот извращенец тогда уже вас лапает. К счастью, в этот момент замечаю – моя остановка и, распихивая всех, несусь к выходу – не хватало еще уехать дальше с ними. Дохожу до универа Артема, а дойдя – резко останавливаюсь.  Чего, собственно, я пришла? Я ведь даже не знаю, он там вообще? Зато знаю – если и там, все равно не подойду. Разум говорит – сумасшедшая, иди домой! Нужно разобрать вещи, нужно научиться пользоваться плитой со спичками, нужно придумать, чем питаться вообще. И вообще – у самой никто пары завтра не отменял. Задание на дом верно ждет меня. А тут я чего? Какая-то импульсивная реакция – на фотографию, которая ни при каких раскладах не говорит о том, что я нужна Артему. Скорее – наоборот. Я хочу его увидеть. Безумно. А это уже ближе к правде. Я так по нему соскучилась. И хоть не хочу казаться двинутым сталкером – мечтаю хотя бы раз посмотреть. Фото с цветком было лишь поводом исполнить это желание. Начинаю торговаться с гордостью и совестью: дождусь максимум час – и уйду. Показываться на глаза не буду, вступать в разговоры – тем более. Ничего не случится страшного. Скорее всего, я вообще его не увижу. Стою у ворот корпуса, где Артем учится. Постоянно выходят – заходят люди, но и каждый раз – это не он.  Начинаю мерзнуть. Замечаю у самого входа блондинку в розовой дутой куртке – она иногда подпрыгивает, чтоб согреться. Постоянно бросает взгляд на телефон – сразу ясно – кого-то ждет.  Назначаю ее за своим ориентиром: если она дождется раньше, чем я увижу Артема, то в этот момент сама уйду.  Когда уже я сама готова начать прыгать от холода – он выходит! Боль, восхищение, радость, тоска, любовь – весь спектр эмоций разом. Я узнаю его новую куртку по фотографиям, а улыбку – по памяти. Хочется плакать и улыбаться враз – «мой».  Конечно, не мой, но так хочется… Еле сдерживаю себя, чтоб не выйти из-за укрытия.  А потом с удивлением понимаю – мы с блондинкой ждали одного человека. Он подходит к ней и останавливается, они о чем-то разговаривают. Девушка стоит теперь ко мне спиной, но она невысокая – и я пытаюсь следить за мимикой Артема. Кто она вообще ему? Какая-то одногруппница? Что он испытывает при разговоре с ней?  Немного выхожу из-за кирпичного укрытия, чтоб разглядеть более детально. Черт, он ей улыбается! Но это же не обязательно что-то значит? Он же не обязан общаться с людьми с хмурым лицом. Мимо проходящий студент в длинной парке фыркает мне: – Дай дорогу, эй! – Тупой мужлан! – Но отхожу немного в сторону. И в этот момент наши взгляды с Артемом пересекаются. Я чуть ли не физически чувствую этот взгляд на себе – но уже не пытаюсь спрятаться. Что толку, я выдала себя – и смотрю в ответ. Это длится буквально несколько секунд, потом происходит очень страшное. Артем прижимает эту дуру к себе и целует!  Я просто смотрю, как он целуется с этой блондинкой, зная, что я это вижу – и не могу пошевелиться. Хочу закрыть глаза, сбежать, стереть это из памяти – но мазохистски смотрю. Больно.  Но, видимо, даже этого мало для ужасного дня. Артем, не отрываясь от своей клуши в розовом, сверлит меня взглядом, а потом, за ее спиной, чтоб она не видела, показывает мне средний палец. Знак. Цветочек. Ты дура. Капец, это дно. Возвращаю подонку его же жест и резко ухожу – достаточно. Бреду в неизвестном направлении, холод уже не так чувствуется. Или не обращаю на него внимания. Что мне холод сейчас после увиденного – парень, которого люблю, целует другую. Я не должна сейчас злиться на него, но я человек, и даже не самый лучший – я злюсь. Я хочу рвать и метать, кидаться на людей, прыгнуть в сугроб и просто завыть. Шквал эмоций – неописуемый. Но ни один мускул на лице не дрожит, и даже слез нет.  Это конец. Он с другой.  У них все иначе, уверена. Это не как в моем случае – в припадке полуалкогольного безумия. Артем с ней – абсолютно осознанно. Его жест мне – тому подтверждение. Мы уже совсем чужие друг другу люди.  Мы проживаем свои жизни, параллельно друг другу, не пересекаясь. Я понимаю все это – разумом. Но сердцем принять не могу. Может, у них несерьезно? – пытаюсь найти отдушину.  И хочу остаться с этой верой, потому что иначе – с ума сойду от боли. Все закончилось, но я все еще не готова.  А представь, что он тогда чувствовал? Представляю, и снимаю кольцо