Власть над прошлым

Рейнира устала. Ее ноги отчаянно жаловались на все эти танцы и бесчисленные шаги, сделанные ею, а от вида еды, когда она все же садилась за стол, к горлу подкатывала желчь. Она хотела уже просто лечь и поспать. Но знала, что вечер еще далеко не окончен, а самое тяжелое впереди. Рейнира не помнила точно, какой час был, когда началась драка, оттого ожидание бойни было еще более изматывающий, хотя разумом она и понимала, что причин для ее претворения в жизнь просто не было. Кристон не покидал свой пост и был в поле ее зрения, а сир Джоффри сейчас стоял рядом с отдыхающим от танцев Лейнором и что-то говорил тому на ухо, но все же… …тут Рейнира неожиданно для себя сменила партнера по танцам — какой-то юноша из Пайперов, чьего имени она не запомнила — и встретившись взглядом с тем, кто теперь стоял перед ней, она на миг забыла о всех своих переживаниях. Карие глаза. На нее смотрели теплые карие глаза, которые могли бы смотреть на нее с трех очаровательных мордашек мальчиков, чьих жизни были бы коротки и кончились трагично. Мальчиков, которых Рейнира в любом случае всегда будет нежно хранить в своем сердце и лелеять каждое видение-воспоминания о них, которое ей даровали боги. Перед ней был сир Харвин Стронг во всей своей широкоплечей, кудрявой и притягательной славе. Рейнира и не знала, как сильно на нее повлияет встреча с мужчиной, который был бы ей мужем во всем, кроме имени целых десять лет. Впрочем, теперь знала. Ей вдруг захотелось расплакаться, прижаться к этой сильной и надежной груди, и ощутить, как ее обнимают крепкие, но нежные руки, способные подарить то чувство безопасности, которое Рейнира, если бы бы совсем с собой честной, не испытывала уже давно. Или никогда. Она чисто инстинктивно вскинула руку, как того требовал танец, слыша, как сквозь вату, традиционные восклицания танцующих, продолжая при этом жадно смотреть на мужественное и открытое лицо Харвина. Рейнира видела, как нахмурились его брови, а в карих глазах застыл немой вопрос, но она ничего не могла с собой поделать. Лишь смотреть и стараться не заплакать, поскольку, да, в этой жизни она всего пару раз сталкивалась с лордом Стронгом, и тот ее не знал, но Рейнира не могла просто так взять и выбросить из своего сердца чувства, которые отчасти там поселились после того ускоренного путешествия по волнам ее предполагаемой жизни. Жизни, где та, другая она, полюбила этого доброго рыцаря, — не так, как Деймона, но все же полюбила — и которого даже толком не могла оплакать, когда тот погиб вместе со своим отцом в своем родовом доме из-за проклятого пожара. — Моя принцесса? — тихо сказал он, своим хрипловатым голосом, в котором затаилась искра беспокойства. — Все в порядке? — Спасибо, сир, — внезапно выпалила Рейнира, почти бессознательно продолжая двигаться в танце. — Я слышала, что это вы меня нашли и вынесли из леса. Спасибо, что спасли меня. «Как ты делал всегда, мой дорогой рыцарь в золотом плаще», — печально подумала она, но оставила это при себе, не желая показаться сумасшедшей. Харвин широко ухмыльнулся, и от этого ее глупое сердце йокнуло, а ее губы невольно расплылись в улыбке. — Я всегда к вашим услугам, моя принцесса, — искренне сказал он, и вдруг подхватил ее, как того требовал танец, приподнял, и вновь поставил на землю. Тепло этих больших ладоней, которые касались ее всего миг, казалось проникло сквозь ткань платья, и оставило невидимые следы на ее чувствительной коже. — Для того, кого прозвали «Костоломом», вы слишком очаровательный, сир Харвин, — лукаво сказала Рейнира. Она наконец справилась с собой и хотела бы продлить этот миг чуть дольше, чтобы побыть с человеком, которые мог бы любить ее любой, человеком, в чьих костях, крови и плоти, живая частичка ее утерянных теперь мальчиков. Если прикрыть глаза, Рейнира была уверена, что почти могла бы услышать их звонкие голоса, уловить их аромат, ощутить, тепло их ручек в своих ладонях… Но это была бы лишь иллюзия. Ее мальчиков больше не было, а Харвин… Это было бы эгоистично, если бы Рейнира вновь повелела тому стать ее заклятым щитом? Было эгоистично, держать при себе всех трех мужчин, — Харвина, Деймона, и Кристона — которые так или иначе повлияли на ее жизнь, или могли бы, но не отдавать им ничего взамен, ибо она уже поклялась себе, что будет верна только Лейнору, даже если тот не будет таковым в ответ?.. Харвин засмеялся. — Так я вас очаровал? — игриво сказал он, делая шаг назад и вновь вперед, вскидывая руку под возгласы толпы. — Если так, то я, кажется, должен начинать гордиться собой, ведь не каждые день услышишь такое от принцессы, и при этом ничего не делая. Рейнира засмеялась и сделала поворот, а потом все веселье оставило ее, когда она увидела, как к ним подошел дядя Деймон, до сего момента танцующий с Лейной чуть поодаль. — Можно, сир, украсть мою племянницу для одного танца? — сказал тот Харвину и, похлопав того по плечу, оттеснил Стронга в сторону, даже не дожидаясь ответа рыцаря. — Не можно, — резко сказала Рейнира, не желая сейчас переживать разговор, которые она видела в видениях. — Дядюшка, я думаю, что леди Лейна… — Меня подождет, — уверенно завил тот, заслонив ей вид на сира Харвина, который хмуро смотрел в затылок наглого принца и одним взглядом спрашивал ее стоит ли ему вмешаться. Рейнира опять ощутила, как ее сердце сделало нелепый кувырок, а ее душу наполнило сожаление, что не Харвин, которые никогда не ставил под сомнения ее слова и был готов ради нее на все, сегодня станет ее спутником на ближайшие годы. Она устало вздохнула и чуть покачала головой, давая тому понять, что сама справиться с задницей дядей, которые явно не примет «нет» за ответ. Харвин несколько секунд еще посверлил хмурым взглядом затылок Деймона и отошел, но недалеко. Впрочем, дядя тоже это заметил и, схватив ее за руку, оттащил глубже в толпу танцующих людей. Рейнира вырвала руку, а Деймон, словно не замечая, что ей не нравиться то, как он себя ведет, настойчиво спросил: — Iksos bona skoros ao jaelagon? — Daoriot jemas skoros nyke jaelagon. Skoros matters iksos skoros nyke emagon naejot gaomagon naejot fulfill issa gaomilaksir naejot… — с принудительным спокойствием в голосе начала Рейнира, краем глаза наблюдая за людьми, и надеясь, что никто не заметить их вдвоем. Это же может нарушить все ее планы! — Naejot nopāzma rūsīr se gēlȳn! Ziry iksos daor syt ао , — сердито воскликнул Деймон, стараясь не повышать громко голос. Рейнира недоверчиво уставилась на него. — Naejot nopāzma rūsīr se gēlȳn? Naejot nopāzma rūsīr se gēlȳn?! — прорычала она, невольно подаваясь вперед, будь проклятое ее предательское тело, которое притягивало к дяде, как мотылек к огню. — Ziry iksos easy naejot ȳzaldrīzes naejot someone qilōni emagon nykeā orvorta se konīr issi daor obligations, nykeā expectations. Она толкнула его в грудь. — Aōha reputation emagon already issare pryjatan, yn gīda isse bisa case, dorolvie people jāhor dare naejot blame ao. Yn syt issa, lo nyke stumble, pōnta jāhor immediately devour issa! — запальчиво продолжила она. — Nyke se future dāria. Nyke emagon naejot pendagon bē se dārion ēlī, se pār bē skoros nyke jaelagon. Деймон чуть отпрянул. — Se gaomilaksir tells ao naejot dīnagon someone qilōni iksos nykeā sȳz vala se nykeā jaqiarza azantys, yn someone qilōni kostagon dōrī mazverdagon ao biare? — скептически сказал он. — Gaomagon ao pendagon ao kostagon? — горько спросила Рейнира, зная, что тот как раз сможет, но то будет мимолетнее чувство. Пока реальность не обрушиться им на голову, или не появиться какая-то очередная Миссария, Крапива или еще какая-то женщина, которая увлечет Деймона больше, чем стареющая жена с чужим ребенком и тяжким грузом ответственности на плечах, которую он отнюдь не поможет тащить, а будет подставлять подножки, считая, что знает лучше. — Jikagon arlī naejot Leina, cepus. Ziry rattan ao se nyke gīmigon ao sagon attracted naejot zȳhon tolī. Nyke'll mazverdagon ziry easier syt kepa naejot tepagon ao nykeā divorce hen riñnykeā Royce ēlī, se pār dīnagon zȳhon. Se sagon biare ēva nyke mazverdagon ao mēre. Nyke se burden, nyke se state, se ziry iksos se freedom bona ao crave, — устало добавила Рейнира, в миг растеряв весь свой запал, и ощущая, как на нее вновь накатила усталость, и ей захотелось сесть, а лучше лечь и уснуть на ближайшую неделю. Но вдруг все ее тело инстинктивно застыло в каком-то ожидание неизвестно чего, а точнее, как поняла она спустя пару мгновений, криков ужаса и звуков потасовки. Но ничего не было. Рейнира отвернулась от дяди и довольно быстро нашла взглядом Кристона, спокойно стоящего на своем посту и никакого сира Джоффри поблизости. Она выдохнула. Обошлось. Рейнира повернула голову обратно к дяде, надеясь закончить разговор на более благоприятной ноте, но… Тот уже исчез. Она лихорадочно заозиралась, и на секунду узрела его напряженную спину, стремительно удаляющуюся от нее, а потом Рейнира и ее потеряла в толпе. Это… было больно. Да, она и сама, наверняка, причинила своими словами ему боль, но все же Рейнира надеялась, что в этот раз дядя от нее не сбежит. Но видимо зря. В конце концов, такова натура Деймона Таргариена: уничтожать то, что имеет и бежать, когда есть вероятность того, что ему причинят боль. В конце концов, это уже было не в первый раз и не будет в последний. *** …перед лицом Семерых я сочетаю браком этих двоих, да будут они едины отныне и навеки. Взгляните друг на друга и произносите обеты. Септон бубнил эти слова словно издалека, и Рейнира едва ли его слушала. После ухода дяди праздник длился еще час прежде, чем началась сама церемония бракосочетания, которую явно нужно было провести чуть раньше. Лейнор был уже порядком пьян, а она еле стояла на ногах. Даже страх перед предстоящей брачной ночью отошел куда-то на задний план, и Рейнира просто уже хотела, чтобы этот день закончился. Из рассеянного транса ее вывел укоризненное покашливание септона, который сверлил ее выразительным взглядом. Рейнира должна была бы покраснеть, когда поняла, что должна была молвить клятвы, а не стоять и пялиться в пустоту, но у нее не было на это сил. Вместо этого, она выпрямилась и четко произнесла: — Отец, Матерь, Дева, Старица, Кузнец, Воин и Неведомый… — Отец, М-матерь, Дева, С-старица, Кузнец, В-воин и Неведомый… — одновременно с ней начала Лейнор, чей язык уже начал подводить своего хозяина. — Я-ее, и она моя… — Я-его, и он мой… — смиренно добавила Рейнира, чуть сжав пальцы кузена, чтобы тот собрался и закончил их клятвы. — …с этого дня и до конца моих дней, — синхронно закончили они, и зал тут же потонул в аплодисментах, которые были куда предпочтительнее, чем крики ужаса, даже если от этого виски Рейниры взорвались от боли. Ее глаза удивлено распахнулись, когда Лейнор наклонился вперед и прижался своими губами к ее губам. Его глаза были закрыты, наверняка он представлял своего любовника на ее месте, а поцелуй был довольно краток, но для публики и это сойдет. Правда, когда он отпрянул, Рейнира внимательно посмотрела на него, поскольку ощутила отчетливый, но неестественный жар от кожи Лейнора, когда их губы соприкоснулись. Щеки ее уже мужа были алыми, будто у него была лихорадка, зрачки расширены, отчего глаза кузена были почти черными, а на его висках застыли капельки пота. Мысленно она выругалась. Рейнира видела в видениях, что изначально она и Лейнор предпринимали попытки зачать законнорожденное дитя, но из этого мало что вышло. И чтобы хоть как-то… помочь кузену возбудиться достаточно сильно, чтобы его семя наконец пролилось в ее лоно, они в отчаяние обратились к тоникам, которыми баловались в домах подушек Лиса богачи, чтобы продлить удовольствие. А именно к тоникам-афродизиакам, вызывающие неконтролируемое и очень сильное возбуждение. К сожалению, у них хоть и вышло заняться сексом и довести все до логического финала, дитя зачать все же не удалось, а после третьего приема тоника, Лейнор едва не умер от лихорадки, поскольку его организм яростно восстал против такого с собой обращения и они отказались от этого способа. Но здесь этого еще не было. Поэтому Лейнор, не знавший еще о своей непереносимости, явно где-то раздобыл и выпил один из таких тоников, — в прошлый раз этот план наверняка был забыт на фоне случившегося — чтобы выполнить сегодня свой долг до конца. Наверняка с надеждой, что они смогут зачать наследника и он будет освобожден от тяжкого бремя обязанности, которая ему была неприятна. Дурак. Рейнира обязательно отчитает его позже, потому что не хотела, чтобы он себя мучил и подвергал лишнему риску. Впрочем, какая-то часть нее была благодарна Лейнору за его смелый шаг. Ведь она до сих пор точно не знала, как сделать так, чтобы сегодня их брачная ночь случилась, и ее кровь окропила белоснежные простыни их брачного ложа, которые Рейнира намеривалась продемонстрировать всем любопытным, в доказательства, что она была невинна в день своей свадьбы и дитя в ее чреве не могло быть чьим-то, кроме ее мужа. Но стоило поторопиться, пока действие тоника, помноженное на алкоголь, не выветрилось. Из-за своих мыслей, когда началась церемония провожание новобрачных, Рейнира почти не ощутила, как с нее сдирают одежду улюлюкающая толпа, как и не ощутила стыда. Все, что ее волновало, так это горячая рука тяжело дышащего Лейнора в ее руке, и острая необходимость дойти уже наконец до кровати, чтобы завершить этот проклятый брак и больше не переживать о времени, которое утекало у нее сквозь пальцы.