Танец Чёрной и Белой розы

11 декабря 778 года, утро. Алун в сопровождении своей небольшой «свиты» довольно быстро двинулся вглубь провинции Тэкугён. План был таков: положившись на скорость и выносливость их породистых скакунов, — «опережая слухи», как выразился Алун, — обойти стороной возможные скопления отрядов Сого и Тотоми, двигаясь по узким и извилистым дорогам. Тэкугён была огромной провинцией, которая была покрыта холмами и горами, поэтому путь не обещал быть лёгким и быстрым, даже если они не попадутся неприятелю. Алун строго запретил загонять коней, поэтому всадники чередовали галоп с лёгкой рысцой. Неожиданно он приказал полностью остановиться и, спешившись, подозвал к себе Ги Хэндо, командира своих всадников. Тот ловко слез с коня и подошёл к Алуну: — Прошу прощения за вопрос, мой дорхан. Что-то не так? Возникла неловкая пауза. Джонхван, находящийся рядом, спешился и начал озираться по сторонам в поисках врагов; его господин достал карту и, поморщившись, начал тыкать указательным пальцем в одну точку, надув губы. Наконец Алун, вздохнув, повернулся к Ги и начал говорить так, чтобы все услышали: — Кажется, сейчас будет трагедия с элементами комедии. — Поправив свои длинные чёрные волосы, он подозвал Хэндо ещё ближе, чтобы ему тоже была видна точка, к которой был прикован его взгляд. — Видишь, я заранее отметил, на будущее. Мы сейчас примерно в пяти тысячах шагов от данной занозы. Это место — узел, что связывает сразу три небольшие дороги! Ладно, ещё рядом должны быть расположены деревушка и небольшой аванпост. — Слишком заманчивое место, чтобы расположить большой отряд, — резонно заметил Ги Хэндо. — Аванпост — это часто хорошая позиция и неплохая казарма. Поскольку рядом есть деревня, то можно у крестьян попросить еду и питьё. Подождите, разве здесь нельзя обойти? Он провёл пальцем вдоль нарисованного русла реки и указал на отмеченный синим крестом брод. Алун отрицательно помотал головой, заметив серые фигуры за бродом.        — За каменистым берегом высокие скалы. Нашим скакунам будет, мягко говоря, неприятно, если они вообще смогут там пройти. Времени много потеряем на всякие проволочки. Ещё и реки в этих местах буйные, быстрым течением спускаются с гор. Пока я видел только потоки с глубоким дном. Скорее всего, этот поток той же породы. Наверняка и броды не будут тихими и спокойными. Также здесь не указаны ширина и размеры. Хоть карта неплохая и большая, но она охватывает всю провинцию. На ней места не хватит, чтобы расписать детали каждой речушки. Проще говоря, я не уверен в надёжности брода. Алун многозначительно посмотрел в глаза Хэндо. — Следовательно, идём к аванпосту, а это значит, что будем прорываться? Джонхван внимательно слушал разговор и действительно хотел помочь, но очень сильно стеснялся подходить к ним, чтобы не показаться бестактным. Чувствуя, как лицо покрыл лёгкий румянец, бедняга смутился ещё больше. За мгновение он уже успел мысленно накрутить тысячу вариантов своего вмешательства в разговор и тысячу раз мысленно успел ощутить позор из-за своей неучтивости. Он незаметно достал платок и вытер губы, которые прикусил до крови. То ли Алун это почувствовал, то ли решил уделить внимание своему слуге, но он резко развернулся, хотя до скорости Джонхвана, убирающего платок быстрее молнии, ему было далеко. — Ангиро, ты чего такой красный? — Лукаво улыбаясь, он подошёл ближе и почти прошептал: — Ну-у, неужели боишься? — Сражаться и даже умереть за господина — великая награда. Я буду рад отдать за Вас свою душу сейчас и в последующей жизни тоже, — твёрдо ответил Джонхван. — Прямо-таки в следующей отдашь? — спросил Алун, обнажая клыки в почти волчьей улыбке. — Если на то будет воля судьбы. — А после? — не отставал Алун. — Разумеется. — И даже после? — С великим счастьем. Алун заметил, как голос Джонхвана постепенно переставал дрожать. Он начал недовольно рассматривать стоящего перед ним сверху-вниз, но взгляд Ангиро продолжал оставаться абсолютно спокойным. Бледное и красивое лицо Алуна — почти белое, как у любого Кана, но далеко не как у всех в роду симпатичное, — немного исказилось в неудовольствии, словно любимая игрушка перестала работать так, как хотелось. Хэндо великодушно решил разрядить обстановку. — Господин... получается, идём на аванпост, да? — задал он первый пришедший на ум вопрос. Алун кинул на него взгляд через плечо. — Нет, это опасно. Пойду только я. Узнаю, сколько их там, и есть ли враги вообще. Меня одного тяжелее заметить и поймать, чем целый отряд, верно? — Господин, у нас есть много хороших разведчиков… — неуверенно запротестовал Хэндо. От этих слов Алуна слегка покоробило, и он полностью повернулся, смерив его взглядом, в которых сверкал недобрый огонёк. — Я что-то не понимаю. Считаешь, что кто-то здесь может быть лучше меня?! ЛУЧШЕ МЕНЯ?! — прокричал он, отчего почти все находящиеся рядом вздрогнули. — Если я правильно понял, ты осмелился поставить под сомнение навыки своего господина? Хэндо, сделай шаг вперёд и обнажи свой клинок! — Алун направил рукоять в сторону того, к кому обратился, незаметным движением большого пальца немного вынув холодный металл из ножен. Ги Хэндо — взрослый мужчина, командир, опытный воин — задрожал, как осиновый лист на ветру. Сражаться с врагами своих господ и ставить на кон только свою жизнь — это одно, но когда под угрозой кары вся семья из-за лишних слов, это совсем другое. Возможно, в иное время он бы попытал счастье и решился на поединок с Алуном, но сейчас на кону не только его жизнь. Ги был рядом с этим человеком много лет и прекрасно знал, на что тот способен. — М-мой дорхан, господин… господин, не нужно, я не это имел в виду... — Он хотел сказать что-то более убедительное, но последние крупицы отваги покинули его. Комок в горле сдавил так, что нельзя было произнести и звука. Алун презрительно улыбнулся и решил преподать другой урок — сбросил с плеч верхнюю одежду. Она безвольно повисла, касаясь его ног и показывая бледное и худощавое, но мускулистое тело без единого шрама.        — Мой первый бой был в четырнадцать лет, ты помнишь? Мне уже семнадцать. За три года я убивал, резал, бил, калечил, но никто не смог даже задеть меня. Ни стрела, ни меч, ни копьё, ни что-либо ещё ни разу не коснулось меня. Даже боги и демоны не могут сравниться со мной. Временами это очень приятно осознавать. Алун подошёл ближе и распростёр руки. — Я дам тебе ударить первым. Готов поспорить: даже если я подойду вплотную, ты не попадёшь. Он действительно сделал шаг вперёд, подойдя настолько близко, что Хэндо ощутил его горячее дыхание на своей коже. Остальные молча наблюдали за происходящим, опасаясь издать хотя бы звук. Тёмно-карие, почти чёрные глаза Алуна поймали взгляд Ги, отчего в последнем проснулся ужас. Может, это было самовнушение, или еще что-то, но в этих глазах Хэндо увидел намерения чудовища, настоящего монстра, которому не нужен меч чтобы от еще одного лишнего действия его голова отделилась от остального тела. Его шея заныла от фантомной боли, будто её правда сворачивают и разрывают. Неожиданно Алун мягко улыбнулся и похлопал Ги по плечу. В тех же глазах разлилось какое-то внутреннее, согревающее тепло. От каждого довольно лёгкого хлопка несчастный дёргался так, будто его бьют ореховой палкой. — Ну-ну, чего ты так нервничаешь? Знаешь же, я не люблю, когда кто-то сомневается во мне. Прости уж за мою грубость. Ты всего-навсего беспокоился за меня… вдруг со мной что-то случится, ведь я желаю идти в одиночку. Ценю твою заботу, но это лишнее. Твой господин не какой-то обычный человек. Но если тебе будет беспокойно и не сможешь спокойно спать…так уж и быть. Алун медленно повернулся к остальным, на его лице засияла очаровательная улыбка. — Так, мне бы ещё двоих с собой взять. Не хочу, чтобы мой слуга беспокоился. Я же добрый господин. — Он снова посмотрел на абсолютно сломленного командира всадников. — Так ведь, Хэндо? — Д-да… — еле слышно ответил он, энергично кивая головой. — Вот и славно! Со мной пойдёт Джонхван и… Хм-м, кого ты посоветуешь? Ги неуверенно посмотрел в сторону Алуна, не найдя в себе сил встретиться с ним взглядом. — М-можно взять Хару́… Он хороший лазутчик. Хару Хэндо, худощавый и низкий паренёк с волосами пшеничного цвета, как у Джонхвана, но с синими глазами, выступил вперёд и поклонился. Алун улыбнулся в ответ на поклон. — Твой пасынок, да? Эй, да он совсем ребёнок! Сколько ему, пятнадцать? — Мне двадцать три, мой господин, — чуть обиженно ответил Хару. — Видите ли, не всем везёт вырасти такими же могучими и высокими, как вы. — Хорошо. Уж прости, если обидел, — сказал с такой же лукавой улыбочкой Алун. — Мне, честно говоря, особо не важно, хороший ты лазутчик или нет. Главное чтобы скучно не было. Стоп, знаю! Ты знаешь стихи Сео́ Исеу́л? Хотя бы отрывочек, пожалуйста! Хару слегка растерялся от странного вопроса, но быстро ответил: — Да, конечно же!       Под синим небом тебе открылась       Твоему сердцу навсегда. Небесам я отчаянно молилась,       Чтобы горела дольше любви общая звезда.              Нужна ли мне жизнь, где свет твой яркий       Опалять меня не будет?       Нужно мне одинокое лето?       Нужны ли мне холодные лучи рассвета? Вокруг снисходительно усмехнулись, даже Джонхван, но сразу же наступила гробовая тишина, когда Алун окинул всех убийственным взглядом. — Хорошо, что хоть кто-то ценит настоящее искусство! Мне это нравится. Алун вскочил на коня и после, поставив на карте отметку на том месте, где примерно они сейчас находятся, обратился к Ги: — Разбейте лагерь где-нибудь тут, только подальше от дороги. Постараюсь вернуться ночью. Всё понятно? Хэндо быстро кивнул, сразу принявшись за работу. Хару и Джонхван сели на своих коней и приблизились, ожидая приказа Алуна. У пасынка Ги был гнедой скакун по имени Бонхва, а у Джонхвана — караковый скакун по имени Миока. Они были выносливые, как все кони из Кёнкая, но им не хватало скорости; они плохо восстанавливались после длительных путешествий, в отличие от Хангахады, вороного коня Алуна. Его породу, которая называется Камэгу, выводили и взращивали столько же, сколько существуют Каны. Других дворян сильно удивляло, почему они, далеко не бедные, используют лишь одного коня и для поездок, и для боя, и чтобы везти поклажу. Ответ всегда был один и тот же: Каны считали, что породу Камэгу сильно оскорбляет, когда её заменяют даже в самом незначительном деле. Они очень ревнивые и откажутся от хозяина, если подобное произойдёт. Кланы Тэн и Сого про это шутили, что у любого Кана есть жена и любовница: любовница — та, которая воспитывает детей и ждёт дома, а жена — та, что стоит в конюшне и лягает копытом. Но несмотря на шутки, многие кусали локти от зависти, так как передача или продажа Камэгу кому-либо постороннему, даже слуге клана Кан, каралась смертной казнью. Жеребёнок это или совсем одряхлевший конь — владеть им по праву может только тот, кто является Каном. Род Алуна, являющийся самым старшим и правящим, обладает исключительным правом на дарение Камэгу, но с условиями: это добровольный и безвозмездный подарок, а не продажа за какое-либо имущество, и лишь один раз за жизнь. Нимхван, отец Алуна, например, подарил великолепного скакуна князю Лиану Номии, отцу Иля Номии и Джихён Номии, матери Алуна. Многие из Канов протестовали, говоря, что это буквально выкуп за невесту, но Нимхвану было наплевать на их мнения с высокой башни. Удивительно, но Алун, восседая на Хангахаде, мельком вспомнил эту не самую романтичную историю встречи его родителей. Улыбнувшись, он посмотрел на своих спутников и, жестом показав следовать за ним, помчался вперёд, обгоняя ветер. Миока и Бонхва едва успевали за Хангахадой, который был без преувеличения живой чёрной молнией.