Один в поле — воин

      В момент получения удара он был оглушён затопившей его болью, так что полёт и попадание под завал миновали его внимание. На какое-то время сознание покинуло его, поскольку когда он в следующий раз попытался открыть глаза, это сделать было невозможно. До него не сразу дошло, что на его лице кровь смешалась с пылью и сажей, лишив возможности разомкнуть веки без риска попадания в глаза всей этой смеси. Когда же дошло, он попытался хотя бы наощупь оценить степень пиздеца, в который его угораздило попасть. «Попадалово», — был вынужден Марк признать, сдавленно вздохнув.       Он не знал наверняка, но догадывался — дом обрушился таким образом, что он оказался в самом низу, и это было не слишком-то хорошо. И это не говоря о том, что без последствий его попадание под горячую руку Колосса — и это не в переносном смысле, ведь титан действительно ударил его своей источающей жар лапой — не обошлось. Рёбра стонут от боли, левая рука ему не подчинялась, а в правом боку явно что-то застряло, поскольку он чувствует, как кровь заливает штаны. Не стоит забывать о том, что где-то на его многострадальной голове имеется рассечение, кровь из которого залила ему глаза.       Донёсшийся до него скрип откуда-то сверху заставил насторожиться, а чьи-то крики позволили вздохнуть свободнее. Осознание, что его не бросят подыхать, не заставило его, однако, расслабиться и дожидаться спасения. По своей природе упрямый, если не сказать упёртый, как баран, Марк привык в большей степени полагаться именно на себя, а потому, определив направление, стал наощупь продвигаться вперёд. Делать это лишь с одной здоровой рукой и травмой рёбер не слишком удобно, и не особо быстро, но он был не намерен отступать.       Медленно, но верно голоса приближались, когда произошло это. Кто-то — скорее всего из его неизвестных помощников — сдвинул не ту балку и обломки пришли в движение. Всё затряслось-заскрипело, на него сверху посыпалась труха и щепа, уменьшая доступное ему пространство едва не вдвое. Однако Марк всё ещё мог продвигаться вперёд.       И это был первый раз, когда он порадовался, что тело пятнадцатилетнего подростка так невелико. Он этому порадовался, но никогда в этом не признается. Никому и никогда.       Когда обломки прекратили двигаться, он тихонько вздохнул и дёрнулся было вперёд, когда осознал, что это невозможно. Он даже не почувствовал, что часть обломков заблокировала его ногу. Возможно дело в том, что внимание отвлекли на себя рёбра и начавшее путаться из-за кровопотери сознание. Оказавшись в узком пространстве, он не имел возможности позаботиться о ране в своём боку. В ране застряла крупная щепка, и он был не настолько глуп, чтобы незамедлительно выдернуть её из себя. Сделай он это, сдох бы за считанные минуты.       Аккуратно перемещаясь, он разведывал обстановку и ошеломлённо замер, поняв, что справа от него есть кое-что принадлежавшее ему. Вертикальное положение не помешало ему опознать свою винтовку, которая столько раз была ему полезна, что оставить её под этими завалами было бы настоящим предательством с его стороны.       Винтовка подпирала собой тяжёлую балку, и это была плохая новость. Хорошая же новость заключалась в том, что если он освободит своё оружие и быстро-быстро поползёт вперёд, то окажется уже очень близко к своим спасителям, чьи ругательства уже отчётливо слышны. Была лишь одна проблема — его правая нога в западне.       Времени на сомнения и торг с собой не осталось, поскольку освобождающие его разведчики продолжали растаскивать обломки, и это повлекло за собой новый не то толчок, не то волну. Не желая получить травму, которая сделает его инвалидом до конца жизни, Марк напряг челюсти и дёрнул ногой, вывихивая её. Скрип зубов слился со скрежетом деревянных балок, и Уайт схватился за свою винтовку, отталкиваясь левой ногой от земли.       В момент, когда разведчики вытащили его, он едва ли осознавал реальность, утопая в боли. Он дёргался, вырываясь, до тех пор, пока ему на лицо не полили воду, помогая избавиться от мешающего его глазам открыться покрытия. Лишь увидев смутно знакомых парней, он унялся и принял их помощь в обработке ран.       На какое-то время он потерял сознание, когда его руку помещали импровизированные лубки, а на ногу и бок накладывали повязки. Остаётся лишь надеяться, что он не говорил и делал ничего странного в своём не вполне вменяемом состоянии.       Не передать словами весь тот коктейль эмоций, который захлестнул его, стоило им с Тео и Жаком добраться до капитана Леви. Марк сам не понял, как сумел поднять винтовку одной рукой и нажать на спусковой крючок, не дрогнув от ударившего по барабанным перепонкам грохота. Вероятно, им руководил гнев и непонимание, как так постоянно выходит, что одни и те же люди — Йегер и Аккерман, которая Микаса — оказываются теми, кто презирает субординацию.       У него нет никаких предубеждений насчёт офицерского состава легиона Разведки, он не идеализирует их и прекрасно осознаёт, что все они люди и могут ошибаться. Да, даже тот же самый командор Смит, чьё существование кому-то может быть ненавистным за все те решения, из-за принятия которых сотни, если не тысячи солдат не смогли вернуться домой. Но не стоит забывать о том, сколь большой вклад был сделан этим мужчиной во благо человечества.       Вот почему он твёрдо уверен в том, что именно Смит должен выжить.       Он хорошо относился к Армину, признавал его гениальность и способности быть убедительным, но это не делает его более сильным. Марк не мог сказать, убил ли Армин хоть одного гиганта самостоятельно, да это в общем-то и не важно. Армин проявил слабину в Стохесе, когда Военная Полиция выслеживала, преследовала и отстреливала их. Конечно, в конце концов он всё же смог выстрелить, спасая тем самым жизнь ему и Кирштайну, однако продлись его заминка ещё один удар сердца, кого-то из них пришлось бы хоронить.       Признаться, он не сожалеет ни об одном из сказанных Эрену и Микасе слов. Да, было жестоко говорить подобное им в лицо, но менее справедливыми его замечания не становились. Серьёзно, если им хватит смелости — или скорее наглости — винить его за проявленное хладнокровие, он не будет жалеть их нежных чувств и как следует проедется по тем поступкам Армина, которые Эрен перечислил. Начиная его подозрениями Энни и заканчивая захватом Бертольда, который был бы проведён без жертв, не ослушайся Арлерт его запрета.       Марк внутренне поморщился, когда Эрен уставился на него. — Хочешь убить меня? — прошептал он, и едва не фыркнул, увидев, как Йегер опустил голову, не ответив.       Однако вскоре ему стало не до веселья, поскольку когда вице-капитан Моблит помог ему подняться, полученные им в ходе последних часов — прошло максимум три часа, но такое ощущение, что бои шли сутки напролёт — травмы напомнили о себе болью. Был велик соблазн попросить оставить его здесь, но в таком случае он рисковал попасться на глаза новообращённому Колоссальному титану, а этого хотелось гораздо меньше, большое спасибо.       Марк сам не понял, как его сознание погрузилось в тёмные глубины обморока. Казалось, он только вознамерился попросить вице-капитана Моблита нокаутировать его, чтобы не испытывать боли при транспортировке на стену, как тело внезапно расслабилось и обмякло, попадая прямиком в подставленные заместителем майора Ханджи руки.       Ну, оно и к лучшему.

***

      Выплывая из темноты, Марк начал ощущать разрывающую нутро боль. Из глубин глотки вырвался крик, который оборвался по причине попадания в рот чего-то умеренно-твёрдого. Сомкнув челюсти, он замычал и выгнулся дугой, тут же об этом жалея, поскольку этот поступок отозвался на его рёбрах. Стоны и рычание заглушил ремень, который ему сунули между зубов, чтобы не прикусил себе язык, и он же мешал дышать глубоко, что было на благо в данный момент.       Он уже догадывался, что происходит, и искренне проклинал всё на свете за то, как невовремя сознание решило к нему вернуться. Конечно, ему уже приходилось терпеть боль от наложения швов на рану, но это вовсе не значит, что этот процесс перестал быть неприятным. Покажите ему хоть одного человека, который способен пережить эту агонию, не моргнув и глазом. Даже тот же самый капитан Леви, сильнейший воин человечества, едва ли получал удовольствие от процесса. —… почти закончила, Марк, — донёсся до него словно сквозь толщу воды голос майора, и он попытался открыть глаза.       Дёрнув было рукой, чтобы стереть заливающий глаза пот, он ошеломлённо замер, осознав, что его пальцы сомкнуты на чьём-то запястье. Медленно, с некоторым усилием, он отцепил свою руку от чужой конечности и потянулся, чтобы утереть лицо, когда его ладонь перехватили чьи-то тёплые шершавые пальцы. Это раздражало в той же степени, в какой напрягало. Он недовольно дёрнул рукой и рыкнул, но из-за ремня во рту получилось едва ли внятное ворчание. — Тео, нужно смоченное полотенце. Потерпи немного, Марк, — вновь голос майора, и он замер, прислушиваясь к тону. Нет напряжения и спешки, только усталость.       Боль вновь ввинтилась в его мозг, и он глухо застонал, дёргая здоровой ногой, да пытаясь сжать в кулаке что-нибудь. Его пальцы оказались скрюченными на манер когтей хищной птицы, а ногти впились в запястье человека, что продолжал удерживать его неповреждённую руку. Это всё, что он мог позволить себе в сложившейся ситуации, потому что левая рука и правая нога были объяты пламенем агонии, но это было ничто в сравнении с тем, что он чувствовал в правом боку.       Усилив хватку во время очередного движения иглы, он замычал и свёл вместе колени, тем самым, кажется, что-то роняя. Меньше всего он ожидал услышать над головой негромкий вздох и ощутить прикосновения к плечу, показавшегося знакомым, но это стало неважно, поскольку на дыру в его правом боку полилась жидкость, от которой рану начало печь. Он не стал отказываться от чужой поддержки, изо всех сил цепляясь за реальность.       Наступившее после онемение стало благословением божьим и Марк неглубоко, но часто задышал, терзаемый болью в травмированных рёбрах. Кто-то ещё раз провёл влажной тканью по лицу, стирая пот, и он мысленно поблагодарил этого человека. Усилившаяся слабость упала на него пуховым одеялом, и он даже сам не заметил, как погрузился в сон. Тело обмякло, пальцы разжались и соскользнули с чужого запястья, заставив обладателя оного дёрнуться. Разведчик не знал, что своими действиями заставил встрепенуться двоих офицеров, один из которых заворчал, а второй испустил смешок, завершая перевязку.       Следующий приход в себя произошёл при возникновении шума. Кто-то ходил поблизости, голоса тех, кто сидел на месте, становились то громче, то тише. Марк медленно разлепил веки, едва ли что-то видя. Сонная пелена ещё не полностью отступила и ему пришлось несколько раз моргнуть, чтобы «изображение» перестало расплываться. Потянуло холодом, когда солнце заслонило плотное облако, но тень держалась недолго благодаря ветру, что принёс запах леса. Он не знал, как долго был без сознания, только надеялся, что пребывал в бессознательном состоянии не более пары часов.       Уайт не предпринимал попыток пошевелиться, и не спешил сообщать о том, что пришёл в себя. Битва закончена, и осталось только добраться до Троста. Стена Мария была отбита, человечество получило ещё одного титана — да не какого-нибудь, а Колоссального — командор Смит выжил, а значит… их война не окончена. Они должны вернуться, зализать раны и начать готовиться. Поскольку крайне сомнительно, что после того, как они показали зубы, их оставят в покое. Впрочем, для размышлений об этом ещё будет время.       Чьи-то приближающиеся шаги заставили Марка насторожиться, но голос оказался знакомым: — С возвращением в реальный мир, боец. Майор, Уайт очнулся. — О! — возглас майора Ханджи и торопливые шаги вынудили разведчика приложить небольшое усилие, чтобы не хмыкнуть. — Марк, на что ты умудрился напороться? Пришлось наложить двадцать швов!       Уайт повернул голову на звук и иронично вскинул бровь, мол, как будто в первый раз, чем вызвал у Ханджи смешок. — И то верно, ты уже пережил нечто подобное. Но в этот раз всё было сложнее, и швов было всё же больше. Мы использовали твой ремень, чтобы ты не прикусил себе язык. Твои рёбра в целом в порядке… — Если не считать трещин. На перелом не похоже, ощущения другие. — Даже не буду спрашивать, как ты умудряешься отличить перелом рёбер от трещин в них, — покачала головой майор, и коснулась лба растерянно моргнувшего разведчика. — У тебя был жар. — Долго я спал? — Почти четыре часа. — Мать твою… — выдохнул Марк, не сдержавшись, и на миг смежил веки, пытаясь осознать услышанное. Он надеялся, что провалялся часа два, но как выяснилось, не тут-то было. — Ладно… ладно.       Послышались новые шаги, и Уайт понадеялся, что это Конни или Леон, но понял всю тщетность своих надежд, когда услышал голос новоприбывшего: — Пришёл в сознание? — задал вопрос подошедший капитан Леви, глядя на подчинённого.       Сжав в кулак руку, которую стискивал этот упрямый сопляк, Аккерман прищурился. На самом деле он до сих пор находился под впечатлением от того, что Уайт ни разу не всхлипнул от мучимой его боли. Пребывая без сознания, пока его поднимали на стену, обрабатывали рассечение на голове и заботились о травмах руки и ноги, он выбрал именно тот момент, когда Ханджи зашивала рану в боку. Повезло ещё, что не начал дёргаться. Ну, за исключением того раза, когда игла вошла слишком глубоко. Тогда Леви подумал, что Уайт выплюнет ремень, начнёт вертеться, а после свернётся калачиком, чтобы не подпускать никого к ране. — Капитан. — Лежи уже. Ханджи, раз у нас все в той или иной степени очнулись, отправь Моблита следить за переброской лошадей и пошли. Эрвин ждёт. — Ладно. Марк, пить не хочешь? — Всё в порядке. Скажите только, как ребята? — Моблит, обрисуй Марку ситуацию и отправляйся к остальным. Всё, я пошла. — Ну, что тебя интересует? — присев рядом с нахмурившимся разведчиком, поинтересовался вице-капитан.       Расспросив заместителя майора Ханджи о состоянии друзей, Марк поблагодарил его и вновь прикрыл глаза. Его успокоили слова вице-капитана Моблита о том, что травмы Саши оказались хоть и серьёзными, но не смертельными, а Леон отделался сотрясением и ушибами с ссадинами. Что касается остальных, то они в большинстве своём остались целы и последствия битвы ограничены вывихом плеча, сильной усталостью, да небольшими ожогами.       Самыми бодрыми были те, кого отправили за пределы Шиганшины следить за лошадьми. Именно они сейчас занимаются переброской скакунов через стену. Работа эта усложнялась тем, что здесь, в Шиганшине, людей не было уже очень давно, в связи с чем разведчикам придётся потрудиться, чтобы организовать подъём и спуск лошадей.       Попытавшись поменять позу, чтобы избавиться от ощущения онемения под поясницей, Уайт не сдержал шипения. Проклятый Колосс, если бы не он, Уайт мог бы принять участие в работе разведчиков, обойти город, стену, сунуть нос в кузни и столярные мастерские Шиганшины, чтобы внести свою лепту. Да, пришлось бы повозиться, но они не застряли бы на стене в столь отвратительной ситуации. Если так пойдёт и дальше, им придётся заночевать здесь.       Подняв руку, чтобы создать себе тень, он задержал дыхание, ощущая нестерпимое желание чихнуть, что не есть хорошо при травме рёбер. Когда зуд стих, он потёр нос и тихонько фыркнул, поморщившись от не самых приятных ощущений в груди. Он успел забыть, как ощущается травма рёбер и сколько ограничений появляется.       Жужжание нескольких приводов дало понять, что на стену вернулся кто-то из тех, кто надеялся разыскать выживших. Марк насчитал не больше шести приземлений, и моргнул, когда над ним возникло знакомое лицо. Это лицо исказилось в гримасе, которая объединяла горе и желание ударить, что выглядело… своеобразно. И даже то, что горя было больше, не улучшало ситуацию. Поскольку тот, кто пришёл, вероятно, был тем, кто хотел, чтобы выжил Армин. Хотя, казалось бы, какое дело одному из недавно вступивших в легион до того, выживет Арлерт, или Смит. Но как выяснилось, ему было дело. — Марк… — прохрипел Ной, и Уайт мысленно приготовился получить как минимум пинок, но тот, к счастью, ничего такого не сделал. Только продолжал стоять и смотреть, сжимая кулаки. — Я слышал, что произошло. Ты не колебался бы ни секунды, даже если бы на месте Арлерта оказался кто-то из твоих близких друзей? — Ной. — Ответь на вопрос!       Марк смотрел на лицо разведчика, обдумывая вопрос. Вообще-то он не обязан это делать, и не было сомнений, что этот засранец не осмелился бы приблизиться к нему, останься он невредимым и способным надрать зад любому. Но если всё же говорить… в данной ситуации нет ответа, который можно назвать подходящим. Если скажет нет, его назовут лицемером. А если да… вероятно, его всё же пнут. Это вызовет осложнения, если удар придётся на рёбра. Хотя если пнут по руке, которая примет весь урон на себя, тогда всё будет не так уж и плохо. — Моё мнение неизменно. Жизнь командора Смита ценнее жизней простых рядовых, — скривил губы Марк, чуть прищурившись. И не сдержал болезненного вскрика, когда получил-таки пинок, пусть и не в области рёбер. Удар пришёлся на раненный бок, и то, что ему всё же удалось прикрыться рукой, едва ли помогло. — Эй, ты что творишь?! — послышался смутно знакомый голос, но Уайт едва ли мог его опознать, изо всех сил цепляясь за реальность. С губ, вперемешку с хрипами, срывалось быстрое поверхностное дыхание, грудь ходила ходуном. Шум крови в ушах мешал расслышать, что ещё ему говорит тот, кто касается его плеча.       Марк понятия не имел, что тем, кто оказался рядом и пытался уговорить его дышать медленнее, был Конни. Только те, кто прибежал на шум, видели, как перепугался Спрингер, когда его друг вдруг дёрнулся и обмяк, потеряв сознание. Подоспевшие подчинённые майора Ханджи в последний момент успели остановить Конни, который хотел начинать делать непрямой массаж сердца, подумав, что Марк перестал дышать.       Спрингер ещё какое-то время суетился, но получив заверения, что жизни его друга ничего не угрожает, успокоился. Хотя время от времени всё же касался груди Марка, чтобы убедиться, что она всё ещё вздымается при дыхании. Его беспокоило также состояние Саши, которая совсем недавно проснулась, попросила воды и снова уснула, но у Марка травмы куда более пугающие. А тут ещё и разведчики, которым не понравились слухи, норовят ухудшить состояние и без того пострадавшего товарища.       Конни не был идиотом, и он тоже слышал разговоры между парнями, которые были свидетелями если не потасовки, то спора точно, но пока не знал, что думать. Армин был его другом и он тоже должен презирать Марка за то, что он наговорил, однако… слова ребят, которые разделяли точку зрения Марка, были ему понятны тоже. Равно как и замечания о неподчинении приказу, сделанные его другом в адрес Армина. Командор назначил Марка главным в операции по обезвреживанию Колосса, и разведчики подчинялись. Все, кроме Армина.       Посмотрев на лицо друга, пребывающего в бессознательном состоянии, Спрингер опустил голову и провёл ладонью по лбу, массируя виски. Этот день был чудовищно долгим, грядущая ночь будет такой же бессонной, как предыдущая, и сейчас, когда адреналин схлынул, организм требует дать ему отдых. Но операция будет официально завершена только когда они вернутся в Трост. Не раньше. Как бы не хотелось.

***

      Возвращение в сознание после очередного обморока выдалось ещё более тяжёлым. Веки налились свинцом, всё тело болело, рану пекло, и это ощущение создавало контраст с опустившейся на землю прохладой. Уже начало смеркаться, а значит в этот раз он провалялся без сознания дольше, чем в прошлый.       Упираясь в поверхность стены рукой за спиной, Марк скрипнул зубами, принимая положение сидя. Он едва мог дышать от боли, раскалёнными обручами обхватывающей грудь, и чертовски жалел о том, что эффект обезболивающего, которое майор, вероятно, нашла в его аптечке — настойка опия не бог весть какое обездоливающее, но даже его оказалось чудовищно трудно найти — уже сошёл на нет. Принимать ещё одну дозу было нежелательно, поскольку в нынешней ситуации оставаться одурманенным приравнивается к становлению безоружным, что для него непозволительно.       Криво усмехнувшись при мысли о том, что теперь друзей у него определённо не осталось, Марк дёрнулся, услышав за спиной шаги. Судя по ощущениям, сапог с правой ноги сняли, значит он должен быть где-то рядом. А где сапог , там оружие для самообороны. Сомнительно, что кто-то его забрал, чтобы надеть, а значит надо его найти, чтобы быть готовым к- — Тебе не стоит так много шевелиться. — Леон, — скорее выдохнул, чем произнёс Марк, и насторожился, когда на плечи опустился плащ легиона. Впрочем, напряжение немного ослабло, когда Стейн наконец оказался в поле его зрения, присев на расстоянии вытянутой руки. — Выглядишь дерьмово. — Ты ещё себя не видел, — хмыкнул Леон, подавая ему кружку с исходящим паром напитком. Он не выказывал нетерпения или недовольства, пока Уайт продолжал смотреть на него. Однако всё же закатил глаза и пригубил из кружки, демонстрируя, что переживать не о чем. — Чай и сухой паёк, всё как обычно. — Напускал туда слюней? — криво усмехнулся Марк, но всё же принял кружку. Демонстративно принюхался и обтёр край, вызывая тем самым фырканье у товарища, а после всё же отпил, пусть и с другого края. Чай был горьковат, но Уайт мог это игнорировать, ощущая прокатившееся по пищеводу тепло. И негромко уронил: — Спасибо. — Твой Пепел уже по ту сторону стены. Хотя сомнительно, что ты сможешь ехать на нём. Да и я верхом держаться не смогу, — невпопад отозвался Стейн, возясь с распаковкой сухпайка. И Марк был ему за это признателен, поскольку хоть и мог справиться сам, определённо потратил бы больше времени. — У нас у обоих травма головы, но ты со своими рёбрами и боком даже залезть в седло не сумеешь.       В любой другой момент Марк начал бы спорить, но сейчас лишь невнятно пробурчал своё мнение о запретах и где он их видал, пусть даже это делается ради его же блага. Леон только усмехнулся в ответ и протянул ему сухпаёк.       Какое-то время они сидели молча — Марк был занят наполнением желудка, а Леон смотрел в сторону догорающих домов — и ни один из них не спешил возобновлять разговор. Хотя у Уайта было немало вопросов о том, что происходило, пока он пребывал без сознания, он был больше сосредоточен на содержимом своей кружки. То спрессованное нечто, из которого состоят сухие пайки, уже закончилось, позволяя ощутить сытость. Практически опустевшая кружка же давала понять, что причина продолжать хранить молчание вот-вот иссякнет. — Тому парню сделали выговор, — заметил Леон, спустя несколько мгновений после того, как Марк отставил опустевшую кружку. — В чём бы ни была причина размолвки между вами, причинять вред раненному товарищу непростительно. — Даже если я скажу, что в какой-то мере признаю его реакцию оправданной? — Да. Даже в этом случае. У тебя могло открыться внутреннее кровотечение, ты мог умереть, и это уже после всего, что произошло. Уверен, ты был бы не в восторге от такой смерти, — скривив губы, хмыкнул Стейн. Не получив ответа и немного помолчав, он обронил: — Ной так отреагировал из-за гибели Эдда, его друга. Это произошло не сразу, он ещё дышал, когда его нашли, но скончался во время транспортировки на стену. — А, — Марк помнил, что друзья детства Ника держались вместе, но поскольку те не доставляли проблем, предпочёл выкинуть их из головы. — Не скажу, что сожалею. Он был тем ещё... — Знаешь, я ожидал, что ты сорвёшься. — Хрм? — Из-за смерти Армина. Накануне операции ты говорил, что сомневаешься, удержишься ли от срыва, если погибнет кто-то из 104. — Я должен быть польщён тем, что ты запоминаешь всё, что я говорю? — прыснул Марк, и взял паузу из-за усилившейся боли. — Сложись всё иначе, я, наверное, был бы вне себя. Однако Армин ослушался прямого запрета приближаться к Колоссу. Но он настаивал на том, чтобы устроить бой на истощение. Хотя в этом не было необходимости, поскольку атакующая группа почти достигла успеха. Впрочем что уж теперь говорить? Что сделано, то сделано.       Леон понял его точку зрения и принял к сведению, размышляя, смог бы он сохранять спокойствие так, как Марк, поменяйся они местами. Сказанное Марком передаётся из уст в уста, инцидент с Ноем обрастает подробностями и очевидно, что среди выживших разведчиков найдётся немало тех, кто решит воспользоваться шансом показать Уайту его место. В конце концов, слухи о том, что Марк участвовал в обсуждении стратегии, а также руководил операцией по обезвреживанию Колоссального уже успели распространиться.       Когда они вернутся в Трост, их наверняка определят в госпиталь, а значит ему стоит попытаться договориться с врачом, чтобы делить палату с Марком. У них у обоих травма головы, пусть даже у него сотрясение, тогда как Марк ограничился рассечением. Но можно прибегнуть к аргументу, что они могли бы присматривать друг за другом, и убедить в наличии выгоды такого решения. Скорее всего будет непросто, но должно получиться. — Тебе не стоит это делать, — из размышлений его вывел голос Марка, который, как оказалось, всё это время наблюдал за ним. — Что ты имеешь в виду? — Даже в таком состоянии я всё ещё могу врезать любому так, чтобы отправить в нокаут. Тебе нет необходимости держаться рядом со мной. На самом деле будет лучше, если начнёшь сторониться, чтобы не зацепило. — Мне кажется ты преувеличиваешь. Среди разведчиков найдутся те, кому не понравились твои слова, но они всё же солдаты, а не- — Ты слишком хорошо думаешь о людях, — перебил его Марк, и его глаза сверкнули в свете костра. В его тело вернулось напряжение, совсем как было до того, как они сумели сблизиться. Он всем своим видом давал понять, что готов к броску или драке, в зависимости от ситуации. — Жизнь тебя сожрёт, не подавится, если не перестанешь думать о людях лучше, чем они заслуживают на самом деле. Ты заблуждаешься, полагая, что разведчики не решат устроить мне тёмную лишь потому, что я сделал что-то там на благо человечества.       Посмотрев ему в глаза, Леон с запозданием осознал, что таким образом Марк демонстрирует обеспокоенность его безопасностью и в какой-то степени… заботится о нём? Он по-прежнему испытывал трудности с тем, чтобы сразу распознавать, правдивы ли слова товарища, или он вкладывает в сказанное что-то иное, но «читать» по глазам ему удаётся уже лучше. Вот и в этот раз он смог понять всё до того, как принял на веру сказанное и последовал снисходительному совету. — Не думай, что я верю всем подряд и живу с душой нараспашку. — Да ну? — голос источал скепсис, пока Марк хмурился от понимания, что был недостаточно убедительным. Он был твёрд в своём намерении не допустить, чтобы Леона зацепило из-за того, что они были соседями по комнате и друзьями. Сам он был готов к любому исходу, что бы ни придумали разведчики, которым пришлись не по нраву его слова и решения. — А мне казалось, что веришь. И живёшь именно так. — Что ж, тебе определённо показалось. — Леон- — Кстати, пора готовиться к выходу, — перебил его Леон, неспешно поднимаясь. И не давай шанса дать ответ добавил: — Я позову ребят с носилками.       Глядя вслед уходящему другу, Марк чувствовал себя побеждённым и недоумевал, как так вышло, что он позволил Стейну оставить последнее слово за собой. Он не любил копаться в себе, думать о чувствах и сомневаться в правильности слов/действий/решений, но прямо сейчас занимался именно этим, пытаясь осознать произошедшее. В конце концов, он не ожидал, что с ним поступят подобным образом. И кто? Пятнадцатилетний соп-       А. Он на данный момент так-то тоже пятнадцатилетний.       Впихнув пуговицу в полагающуюся ей петлю на плаще легиона Разведки, Марк не пытался возражать, когда его транспортировали в телегу к Саше и приветливо кивнувшему ему Леону. Он смог только пробормотать благодарность Фернандесу, что принёс его вещь-мешок и винтовку, не обратив при этом внимания на то, как у разведчика округлились глаза, когда он, одной рукой взяв своё оружие, уложил его подле себя, подложив вещь-мешок под спину, чтобы оставаться в положении сидя.       Марк чувствовал, что очень скоро сойдёт с ума. От его глаз не укрылась подавленность «сладкой парочки», которая состояла из Эрена и Микасы, пришибленность Жана и растерянность Конни, который, очевидно, тоже не вполне понимал причин столь похоронных настроений. Нет, с Йегером и Аккерман всё было понятно, у них друга детства — тело которого едет на другой телеге с ещё несколькими трупами — не стало, но с Кирштайном-то что? Но самое главное, почему его это так волнует? Не иначе травма головы сказывается.       От мыслей о том, как он докатился до жизни такой, отвлекло знакомое ржание. Поскольку он по-прежнему сидел, увидеть приближение взбесившегося — как кричали разведчики, не сумевшие удержать поводья — жеребца был вполне способен, так что как только скакун добрался до него и поравнялся с телегой, Марк с трудом подавил смех. Смеяться ему в ближайшие недели нельзя, если он не хочет усугубить свою травму. — Привет, брат, — протянув здоровую руку, он погладил фыркнувшего коня по морде и затаил дыхание, сотрясаясь от лёгкой дрожи, когда запястья коснулись губы животного. Это было щекотно, тепло и мокро, но уйти от прикосновения он не попытался. Контакт с Пеплом, пусть даже и такой, дарил успокоение. — Я тоже рад тебя видеть, но целовать определённо не буду.