143

Мысли путались, как ебаное йо-йо в детстве, когда откидываешь его слишком далеко, с умным лицом ожидая, как оно вернется, но вместо этого нитка просто отвисает, не притягивая нужного груза. Мавки нет. С мамой он не разговаривал. Даша не писала и не звонила неделю. Колю вообще добровольно выгнал из квартиры, а Давиду и Арише, и так редко пишущим, вовсе перестал отвечать. Есть Даня, едущий с ним в одной машине, крепко сжимающий его ледяную ладонь своей не менее холодной. Блядская терморегуляция на подсознательном уровне как будто сближала то, что не должно быть рядом, как одни и те же полюса магнита. Все знают, что одинаковые персонажи всегда расходятся. Но сейчас ему жизненно необходимо было быть рядом с ним. Именно с этим ходячим оксюмороном, внешне разительно контрастирующий, а внутренне — Руслан без понятия. Почему ощущение, что отличий в их мыслях не было, полностью заполняло Тушенцова. Избитый трюизм, думает он. Хоть что-то запомнил из болтовни старика в подгузнике на паре. Какое это отношение имеет к клинической дисциплине конца цикла учебной истории болезни? Мозг тает с каждой секундой все сильнее, капая серым веществом на грязный ковер Приуса. Он прикрывает глаза, стараясь не ощущать, как тройничный нерв пытается выпрыгнуть. Или просто поздороваться с кем-то. На улице даже лучше было, пробегает образ картины, как Даня смахивал с его обветренных щек влагу и тихо шепчет: «купим вино», «поминки» и пресловутое: «все будет хорошо». Все вправду хорошо, пока его укачивает тихо бурчащая машина и предвкушение дорогого вина. Не дай бог Даня скупится на Мавку! Пойдет туда же, куда и Коля с Дашей. И он снова будет один. Ему не по себе. Измученный последними событиями мозг затягивал в яму переживаний. Внутри бушевали подавленные эмоции, сделанные и только в будущем заглушенные. Хотелось запрятаться в пустой болтовне, а не проживать катарсис всех эмоций в мире. После таких очищений обычно начиналась обсессия, а это то, чего он ну очень не хотел. Слышать шум в голове, не затыкающимся рокотом всякую ерунду. В мглистой дымке хмурого вечера такси неспешно катилось по мокрым улицам. Капли дождя барабанили по крыше, создавая монотонный аккомпанемент к ритмичному шелесту шин. Фонари, мерцая сквозь пелену осадков, отбрасывали причудливые тени на мокрый асфальт. Улицы тонули в плотном тумане, окутывающем все вокруг влажной пеленой. Почти неслышные звуки города пробивались сквозь стену сырости приглушенными эхами. Одинокие фигуры прохожих, закутанные в плащи и державшие зонты, двигались как призраки в этом затуманенном мире. Моросивший дождь омывал город, смывая с улиц грязь и освежая воздух. Руслан отстраненно смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Рядом сидел Даня, и вроде все не зря, но атмосфера в салоне сгущалась, становясь неловкой. Только для меня она неловкая, думает Руслан, укутывая нос в пушистый шарф. Вскоре они остановились у знакомого винного магазина. Даня вышел, купив красного вина, с легкой улыбкой на губах всучил пакет Руслану. Обжигающий алкоголь должен был притупить боль. Атараксии — вот то, чего он хотел сейчас больше всего. Без сумбурного сонмища всякой хуйни в голове. Когда дверь за Даней захлопнулась, маршрут перестроился в старую квартиру Руслана. Погруженные в тишину окраин, они добрались до здания и поднялись на нужный этаж. Руслан отпер дверь, так и слова не сказав после своей маленькой минутки слабости в лесу. Изношенные обои, скрипучий пол и полуразвалившаяся мебель никого из них не удивляла. Яркий плед с Авророй на диване заставлял Даню усмехнуться: это единственная яркая вещь в доме, не считая носков и розовых бритв. Руслан говорил, что брал их из-за того, что они намного дешевле обычных синих, но Даня интерпретировал это в своей голове как хотел и стебал того, если взору показывалась вещица. Если аффективная память не подводила его, то на коже Руслана с самого детства не было волос. Зачем тому одноразовые — можно только догадываться, строить теории, заговоры. Он даже вспоминал, как стебал того лет так в четырнадцать, когда Даня, гордо нося шорты, со своими друзьями называли друг друга обезьянами, а над Тушенцовым так и посмеяться нельзя — волос-то нет. Руслан молча разулся, небрежно скинул с себя уличную одежду, плюхаясь на старенький диван. Даня просто последовал за ним, наблюдая, как тот достает стеклянные бутылки и расставляет на свой косой ободранный круглый столик. И снова блядская полярность, только в голове Кашина. Как же под местный ремонт не подходили его потраченные пятьдесят кусков. Черная бутылка тихо приземлилась на ковер под ногами; одна стояла на обшарпанном столе и ожидала своей участи, пока Руслан доставал остальные. — Уверен, ты такое близко не нюхал, — подходя ближе и садясь рядом, иронично промямлил он, чувствуя острую усталость во всем теле. Давно такого не было. Даня изумленно смотрит на поникшее лицо Руслана, когда не услышал сразу после своих слов приевшееся «пошел нахуй». — Эй, ну чего ты. — Мавка, — еле слышно ответил он. Покачав головой, его изломленный взгляд свернул, мгновенно утопая в светлых глазах напротив. — Я… Блять, чувствую себя как перед экзаменом… — он резко встал с дивана, начиная беспорядочно ходить туда-сюда по маленькой проходной гостиной, словно в попытках найти домового. Данины плечи ссутулились, а голова опустилась, словно под неосязаемой тяжестью. Он наблюдал, как тот мерил шагами комнату, его лицо было мрачным и напряженным. Каждое движение Руслана казалось отяжеленным, будто муравьем с грузом в десять раз больше собственной массы ходит. Даня хотел подойти к нему, обнять его и сказать слова утешения, но какая-то блядская нерешительность не давала ему это сделать. Ублюдское желание сделать хоть что-то для улыбки или хотя бы блеска в темных глазах пожирало каждую клетку тела. Он закрыл глаза, пытаясь найти решение в собственных мыслях, но беспокойство Руслана воздушно-капельным заражало его. Ебаный вирусник. Встав и поравнявшись с Русланом, он обхватил чужой дрожащий подбородок пальцами, заставляя посмотреть на себя. — Давай выпьем за нее. И за твой экзамен. За что еще хочешь выпить? Выпьем за все, — спокойным тембром говорит Даня, смотря в эти мутные глаза. — Открывай тогда, — шумно выдохнув и выбравшись из чужих рук, сказал Руслан, садясь на диван и сверля взглядом черную бутылку, на горлышке которой стандартным шрифтом написано «Точка». — И что ты встал? Ты ждешь, чтобы такой холоп, как я, открывал это чудо? Серьезное лицо меняется в более расслабленную гримасу, а Даня и вовсе усмехнулся. — Тащи свои пластмассовые стаканчики. Наклонившись над раковиной, Даня наполнил стаканы темно-рубинового цвета с фиолетовым оттенком жидкостью. От вина исходил тонкий аромат чернослива и шоколада. В дешевых прозрачных стаканчиках вино выглядело неуместно, словно пыталось придать некий шик непритязательному интерьеру. Когда Даня повернулся к сидящему на табуретке — или что это? точно не стул — Руслану, их взгляды встретились. В глазах каждого отражалось осознание того, что их увлеченность друг другом становилась все более очевидной. Молча, они пересели обратно на диван, сжимая в руках наполненные стаканы. Напряженность обхватывала обоих, пока они в тишине хлебали вкусную красную жижу. — У нас осталось чуть меньше половины бутылки, — вдруг сказал Тушенцов, постукивая пальцами по стакану. Неудобно как-то. Во всех смыслах. — Да, а ты еще не валяешься, храпя себе под нос. Когда в алконафты вписаться успел? — лыбясь, спрашивает Даня. — Отсутствие алкогольдегидрогеназы, — невозмутимо ответил Руслан, икая. — Ой блять, давай на человеческом, — смеется Даня, придвигаясь ближе к нему. — Я нихуя не понял. Когда он начал ненавязчиво обводить татуировку на шее, настроение мгновенно изменилось. — Ты перепил, — кашляя в кулак, бормочет Руслан, пытаясь отойти от прикосновений. — А ты смущаешься, — улыбаясь, говорит Даня, продолжая царапать контур летучей мышки. В домашней одежде Руслан выглядел так уютно, что невольно хотелось его затискать до хрипов от нехватки кислорода. — Красивый такой. Сегодня второе свидание. Несмотря на странную обстановку, он продолжил пить вино и пытался не обращать внимание на эти странные выпады Кашина. — Какой романтик, — с насмешливой улыбкой бросает Руслан, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство. Даня, не обращая внимания на его слова, продолжает свои действия, словно нарисованная летучая мышь оживет под его ловкими пальцами. Плавными движениями он переходит с шеи к ключице, выглядывающей сквозь домашнюю кофту, царапая ее с внимательностью Штирлица, смотря на покрывающуюся мурашками кожу. Шмыгает носом и смотрит на Руслана со сведенными бровями и мутными глазами. Утонуть в них не жалко. — Я сапиосексуал! — ухмыляясь, весело восклицает Даня. — Что? Я тоже умные словечки знаю. — У тебя встает на людей, дрочащих учебники? — На одного конкретного — да. Руслан коротко охнул, когда почувствовал, как Кашин с нажимом целует его губы. Данин язык колеблется, прикасаясь к языку парня. Ощущал собственное бьющееся сердце и то, как Даня дрожит от возбуждения. Он не отдает отчета своим действиям, подумал Руслан, но не обращал на это внимания: просто растворился в чувствах и эмоциях, которые испытывал, отвечая на поцелуй. Даня легко и ненавязчиво начинает залезать под одежду Руслана, его руки ласково скользят по телу. Он должен был рискнуть, пусть даже это означало потенциальный конец их связи. Опьянение это или искреннее желание, но Руслан, не думая, подался ближе, ногой задевая плед, лежащий на краю дивана. Отвечая на поцелуй, он мычит и помогает Дане снять кофту. А тот хмыкает довольно, улыбаясь одной стороной лица и валя его на спину, покрывая поцелуями грудь, мягко обхватил там, где талия соединялась с бедрами, заработав шумный вздох. Целовал недавно зажившие шрамы на запястьях, мягкой коже ног, покусывая шрамики чуть выше колен. Они мягкие, с ощутимыми ранками и пахнущие вином. Идеальные, — подумал Даня. Он чувствовал, как ресницы Руслана трепещут на собственных щеках, щекоча их. Специально дотронувшись до чужого паха, он со смешинками в глазах посмотрел на Тушенцова, бурно матерящегося на такое движение. В ответ тоже пытается достать до чужих серых спортивок, но его запястье перехватывают, целуя вдоль и поперек. — Сними их, блять, — надрывисто дыша, ощущая чужие пальцы, ласкающие член сквозь домашние штаны, бормочет Руслан. — Даже сейчас ядом плюешь, — весело щебечет Даня, выполняя его просьбу. Открывает вид на длинные бледные ноги, и до него субтильным ветерком доходит одна мысль: — Ты все-таки бреешься? Руслан смотрит на него, саркастично приподняв бровь, и фыркает: — Генетика такая. Я тебе уже говорил об этом. — Кто поверит в то, что у мальчика по генетическим соображениям не растут волосы на ногах? — Точно не рыжий имбецил, — говорит Руслан и, приподнимаясь, целует Даню, не желая слушать этот бред. Никогда никого так по-настоящему не целовал раньше, но с Русланом это казалось правильным. Он должен был сделать это давным-давно. Должен был сделать именно так. Без грубостей. Только шутливых, пожалуй. С этой мыслью он резко перевернул его на живот, садясь на его ноги. — Удобно? — спросил Даня, ехидно глядя на половину развернувшегося к нему лица. Сведенные брови, растрепанные волнистые волосы, капелька пота на лбу и расширенные, чернеющие с каждой секундой все сильнее глаза. Он спустил спортивки, сбросив их с кровати. Схватив Руслана за бедра, он притянул его ближе и приподнял ровно настолько, чтобы подложить под бедра подушку. Руслан, может, и возмутился бы, да вот поза была чересчур смущающей — его положение не давало никаких преимуществ. Стараясь не думать, он шумно выдохнул, чувствуя чужие мозолистые руки, оглаживающие, мнущие и щипающие все тело от спины до бедер. Руслан закрывает глаза, четко ощущая головокружение от выпитого. И блядское возбуждение Кашина у своего бедра. — Где там моя малинка? — хриплым голосом спрашивает Даня. Уверенность в том, что смазка не выкинута, в тот момент была завышена. Поэтому усмехается, когда слышит тихое: «Под диваном». Одной рукой опускаясь туда, нащупывает флакон, выливая себе на пальцы, возможно, даже больше, чем надо. Даня наклонился ниже, покрывая бледную спину, усыпанную родинками, поцелуями, оглаживал бока, пролезал пальцами под тело, ощупывая чужой живот, ребра. Он старался отвлечь Руслана от последующих своих действий, но, когда скользкие от смазки татуированные пальцы прикоснулись к ложбинке между ягодиц, он почувствовал, как Руслан испуганно застыл. Его мышцы напрягались, его сердце бешено колотилось в груди, а дыхание становилось поверхностным. Это было непроизвольно, как неконтролируемая вспышка. Он может поклясться, что услышал стук своего сердца, которое еще немного и выпрыгнет. Пальцы вцепились в подушку сильнее, дыхание стало сдавленным. Это ты меня пидорасом сделал, умник хуев. Ты знаешь что я пережил из-за тебя, уебище ты заморское? Понравилось ему, ха! Щас тебе понравится, извращенец хуев. Вспомнив эти слова, он неожиданно замирает. Внезапное ощущение страха, охватывающее всё тело, будто кипяток, разливалось по каждой клеточке тела. Воспоминания о том моменте заставляют сердце бешено колотиться, а кожа покрывается холодным потом. В голове возникает вихрь мыслей, и он не может понять, что делать дальше. Воспоминания, от которых кровь стыла в жилах, нехотя вторгались в мысли, оставляя за собой шрамы похлеще уже существующих телесных. Будто шипы впивались в душу. Когда воспоминания одолевали его в обычной жизни, мир вокруг расплывался, превращаясь во враждебный лабиринт. А в такой ситуации вспоминать о таком, мягко говоря, неприятно. Физическая боль, казалось, уступала место моральной. Ему хотелось разорвать на части собственную память. И психосоматику, заставляющую его застыть от фантомной боли, как у человека с ампутированной ногой. Тело всё сильнее вжимают в подушку. Кровь между бедер кипятком опаляет кожу. Реакция «бей или беги» не сработала. Он помнит, как просто замирает и не пытается оказать сопротивление. Непроизвольная реакция, которую психика воспринимает как угрозу жизни, заставила его остолбенеть и, пытаясь не делать лишних движений, ожидать, пока все прекратится. Разум перестает принимать решения, нервная система мобилизуется. Тело становится неподвижным и ригидным. Руслан хотел бы быть оторванным от тела, не чувствовать его; диссоциироваться от испытываемых ощущений. Когда Даня, плюнув на него и истерично смеясь, ушел, оставляя его сидеть на холодном полу в луже соплей, слез и крови, он отчетливо вспоминает резко накатившие озноб, слабость и внутреннюю дрожь; чувство онемения во всем теле и блядскую тошноту. — Не шевелись сейчас, — тихо пробурчал Руслан в подушку. Он не знает, почему не отказался от этой идеи. Но ему необходимо было перевести дыхание, мантрой повторяя себе: «Это было дохуя лет назад, всё изменилось». — Сними с себя футболку. Попросил он это исключительно из собственного менталитета, говорившего ему, что так они будут на одном уровне. Даня послушно кивнул, быстро сбрасывая с себя одежду, снова устремляя взгляд на напряженного Руслана. Уступчивым и таким безропотным Даня себя ощущал, кажется, впервые в жизни. Он сосредоточился, следя за его реакцией, аккуратно давя на стенки мышц кончиком указательного пальца. Он опасался проявить лишнюю грубость, нанести вред или оставить какие-то неприятные воспоминания и навсегда истратить желание Руслана когда-либо повторить подобное. Выглядел тот слишком ранимо. Сипло дышащий, дрожащий и несвязно что-то бормочущий в подушку, он напомнил Дане то ли Мавку, то ли просто мокрого от дождя кота. — Расслабься, — прошептал Даня. Руслан на его слова хотел съязвить, но все слова вылетели из него, когда он почувствовал резкую боль от неглубокого толчка. Хорошо. Надо расслабиться. Расслабиться, когда сзади тебя, буквально между твоих ног, сидит этот рыжий клоун, явно слишком сильно погрузившийся в свои полномочия. Тем не менее, зажмурив глаза, он с шумным выдохом постарался сделать то, что попросили. Чувствует, как за первым пальцем появляется второй, медленно входящий в него. — Давай уже, — в подушку шикнул Руслан, поддаваясь бедрами, сам уже насаживаясь на пальцы. Даня ласково улыбнулся, когда, обхватив свой член пальцами, плавно толкнул и смог свободнее покачать бедрами. Хотелось бы просто приподнять его за бедра и, не церемонясь, вогнать до конца и сильно вбиваться в узкое тело. Но он пообещал, хотя бы самому себе, быть терпеливым. И ласковым. Руслан только губы кусал и шумно дышал, шипя при каждом прикосновении. Больно, блять. Неловко двигая бедрами, он покрутился и слегка кивнул Дане. Без слов поняв, что от него хотят, он чуть глубже толкнул, и Руслан ошарашенно раскрыл глаза. Мурашки прошлись по всему телу, рот открылся в немом стоне. Каждая клеточка тела ощущается напряжением и приятным теплом, словно пронизанными электричеством и сладостью удовольствия. Даня слабо улыбнулся, поняв всё без слов. Повторил то же движение, сильнее возбуждаясь от шумных выдохах и еле слышными стонами Руслана. — Да ладно тебе, не чужие люди, давай вслух, — пытаясь выдать из себя максимальное количество самодовольства, хриплым голосом говорит Даня. — Пошел… — Не лучший момент для того, чтобы посылать меня на хуй, согласен? Он мог все свои кровно нажитые поставить на то, что Руслан закатил глаза. Почему-то эта мысль заставила его ухмыльнуться. — Завались. И сделай что-нибудь. Даня громко фыркнул на его слова, крепче сжимая в руках бледные бедра. Диван скрипел под их весом, шумный сквозняк окутывал разгоряченные тела освежающим покрывалом. Он сделал пару пробных толчков и, не услышав кряхтений и злых рыков, облегченно выдохнул, входя глубже и начиная двигаться. Ритмичные вздохи наполняли комнату, создавая атмосферу напряженного двусмыслия. Ощущение тесноты кружило пьяную голову, а просто сам факт, что кусает губы и жмурится под ним не девчонка, снятая на ночь, причина его дискуссий по поводу собственной ориентации — еще лучше. Бессмысленные толчки продолжались недолго: в какой-то момент Даня просто высунул половину и вогнал член почти по яйца и услышал скулящий стон. — Опять нашел, — со смешком сказал он, сильнее вдалбливая тело в диван, надавливая на поясницу. А у Руслана, кажется, звезды сейчас появятся над головой. Когда Даня касался нужной точки, он с силой кусал подушку, стараясь больше не выдавать жалких звуков. Уже без разницы, кто и в какой позе берет его. Голова кружилась, комната становилась калейдоскопом. Он сжимал ебаный плед с Авророй — единственное, что оказалось поблизости, — до ощущения впившихся в ладонь коротких ногтей, шумно вздыхая, когда Даня решал вспомнить прелюдию, приближаясь к спине, расцеловывая ее. Сминал чужие бедра до покраснений: синяки останутся, если верить рассказам преподши о пораженных слабых венах. Руслан хрипло простонал, когда у Дани снова получилось задеть простату, но простонал он с такой громкостью от другого: Даня резко вышел из него, одним движением переворачивая на спину и смотря похотливым азартным взглядом если не в глаза, то в душу. — Ты… — начал было говорить Руслан, но Даня его перебивает, хватая бледную лодыжку, поднося ее к губам, покрывая ее россыпью коротких поцелуев. И пока Руслан завороженно смотрел за его действиями, не понял, в какой момент такая поза стала еще более смущающей. Попытаться в таком положении скрыть собственно оставленные наколки на шее, запястьях и бедрах еще труднее, но, понимая, что необходимости в этом вроде нет, старается снова расслабиться. Смотрит на Даню, на его взъерошенные волосы, широкие плечи, усеянные веснушками и продолговатым, бледно-красным шрамом; еще один чуть ниже груди, напоминающий узором розочку, и крупные руки, держащие его ноги, также в мелких шрамиках. О последних он знает, а про остальные надо будет спросить, смутно проносится в голове. Его с силой притянули ближе к себе, прокатывая позвоночником по пледу, сбивая ткань и аккуратностью вставляя снова. Блять, и как тут не заорать на этого халтурщика? Сначала глядит своим взглядом, пожирающим всё тело, а потом расцеловывает ноги и с пряной нежностью, обвив собственный член пальцами, старается не нанести вред. Руслан уже сам начинает подмахивать бедрами, забив на свое положение. — Не будешь ладони кусать — сделаю всё, как попросишь, — шепчет Даня, сжимая чужую ногу в руке сильнее. Руслан сдавлено проглотил вязкую слюну, кивая. — Так бы сразу. И более уверенно входит в него на половину, сразу выбивая из Руслана громкий всхлип. Ерзает некоторое время бедрами, дразня и ухмыляясь самодовольно, но и самому кончить хотелось сильно. Кажется, это его мотивировало, когда он опустился к Руслану, ловя его губы своими, резко начиная вбивать чужое тело в диван. Он сначала промычал довольно, пока не почувствовал на своем члене чужие пальцы, в такт толчкам водящие по всей длине. Он раскрыл глаза от покалывающего ощущения на грани боли и удовольствия. Громко вскрикнув что-то похожее на проклятье, он задрожал, кусая Данины губы и жмуря глаза до молний под веками. Даня только довольно мычит, ощущая пронизывающее все тело тепло. Двигается быстрее, наслаждаясь ощущением зубов Руслана на губах, прокалывающих их до струек крови. Тот мычит, стонет, шумно дышит и, не зная, куда деть руки, одной вцепляется в рыжие волосы, второй держась за плечо. Ощущение взаимно ощущающейся похоти успокаивало и дразнило одновременно. Когда Даня почувствовал приближающийся оргазм, стал быстрее двигать рукой на чужом члене, с помощью всех существующих богов сумев не усмехнуться от скулежа Руслана. — Я сейчас кончу, — будто себе сказал Тушенцов, царапая бледную спину. — Кончай, — с особенно резким толчком промурчал Даня, изливаясь. Два раза провести по всей длине — и Руслан вслед за ним с громким шипением кончил себе на живот. Некоторое время после сильного оргазма он ощущает непроизвольную дрожь. Ему требуется некоторое время, чтобы отдышаться и понять, в каком говне он находится. Даня валится рядом, быстро дыша и ласково улыбаясь. «Возможно, это любовь», — эта мысль заставила его пьяное сознание засветиться красным светом, мигая, вызывая эфемерный приступ эпилепсии. «Возможно, я переспал с психопатом». Он смахивает эти мысли, как спартанцы выкидывали слабых детей с гор, и пытается встать с дивана, но чувствует только замок на талии, прижимающий ближе к себе. — Пусти. Надо в душ. — Завтра сходим, — вибрирует голос у него в шее. — Вместе. И повторим. Руслан на его слова только носом шмыгает и говорит: — Клуб плохих идей закрылся. — Что, там плохо было? — слишком уверенным тоном спрашивает Даня. Руслан игнорирует это, пытаясь вырваться из захвата, однако сонно-уставшее бурчание под ухо и крепче сжимающиеся руки вынуждают обреченно выдохнуть и прижаться ближе к горячему телу. Рефлексировать не хотелось, но чувство, что теперь у него точно есть и звание «педик», и «ненормальный», било под дых. Внезапная мысль, пришедшая в голову, не успела пройти проверку перед тем, как она была озвучена. — Чья кровь у тебя на кофте? Даня шмыгает носом и, не открывая глаз, бормочет: — Нос кровоточил, вытер первым попавшимся. Врет, думает он. — А шрам на животе откуда? — Всегда после секса такой любопытный? — смеется Даня, стараясь абстрагироваться от неприятных воспоминаний. — Уебался на ножик пьяный и вырубился. Проснулся с этим. Недоговаривает, со вздохом, думает Руслан. Но все-таки засыпает рядом, слушая храпы в ухо и ощущая смешанные чувства.