143

— Дань, как думаешь, мне бы подошел пирсинг? Ну прокол там, в носу или ушах. — Русь, не неси хуйни, ты же не из педиков этих. Руслан только улыбается прозрачно, смотря на играющего в телефон парня. — Нет конечно. Но если в теории, как думаешь? — Думаю в ушах больше, чем в носу. Ну, в смысле, там круче выглядеть будет. Уголки губ приподнялись еще выше.

Вспоминая это, он радуется, ведь так и не проколол уши.

***

Объяснить старперу, почему ему нахуй не нужен ни бандаж, ни внимание медсестричек, и все остальные прелести этой комуры, довольно сложно. Даня уже от загруженности в голове трёт переносицу, буквально глазами говоря: «Со мной всё нормально». Но старик ни в какую. Конечно, Кашина сюда отправили первым рейсом, как в самую ближнюю больницу. Доплатили, естественно. Возможно, пришлось даже выгнать одного бесплатника. А Михаил Геннадьевич то ли понимает, кто сюда отправил родственника, то ли из заботы хочет пациента задержать, здоровье поправить. Даня еле улыбается: понятное дело, что первое. Только вот теперь, когда они наконец-то угадали, он правда думает, что выживет и сам. В конце концов, у него есть знакомый, который очень хорошо разбирается в медицине и подлатает в случае чего лучше всех, работающих в этой халупе. Как Руслана вообще сюда направили? Парнишка реально просто моет бабок и мочу на анализы берет? Когда Даня говорил, что ему бы стать врачом, он не это имел в виду. — Блять, мужик, — уже стоявший в дверях Даня, полностью собранный и готовый на продолжение дня вне белых стен, хмурым взглядом огибает главврача, что встал как приклеенный, и не хотел выпускать парня. Он может выше и больше этого полудохлого дедули, но будто не слишком этично получится избить его в своей же больнице. — У тебя настолько маленькая пенсия? Говори цифру, я тебе ее даю, и мы расходимся, будто ничего не было. — Но, молодой человек… — Цифру. — Мне бы с головой на плечах остаться после того, как я вас выпущу… — пробормотал мужчина, смотря в пол. — Мне и тех денег, что мне передали, хватит на несколько лет вперед… Видите ли, я остался один: жена моя ушла из жизни два года назад, а сын отправился на войну. От него я получил лишь ногу. — Он судорожно вздохнул, чувствуя горячие слезы у глаз. Весь свой монолог он не поднимал взгляда, а только смотрел на желтеющий кафель, потряхивая плечами и часто заикаясь от волнения. Бывало, останавливал свою речь, дабы просто сделать большой глоток воздуха и продолжить. — И всё, что осталось у меня, — это моя жизнь и моя больница. Прошу, пообещайте мне, что, выпустив вас, ко мне не придет… Даня удивленно брови задрал. Ха, так вот в чем дело. — Никто не придет, не переживай, старик, — не давая договорить, быстро вставляет он, хлопая мужчину по плечу, наконец выходя из палаты. Наверно, со стороны он выглядел нелепо: в грязной, окровавлено-пыльной одежде, с немытой головой, с трясущимися от напряжения ладонями, да и что тут говорить, рыжие всегда внимание привлекают. Только Даня в конкретно этот момент не смотрелся дурачком конопатым. Вид у него был грозный, лицо напряженное, а сотрудники и колясочники ошарашенно смотрели на него, оборачиваясь. Мысль о том, что его специально на пятый этаж поместили, лишь бы не сбежал, заставляла и усмехнуться, и разозлиться одновременно. Выходя на свежий воздух, он сразу разворачивается, шагая в то место, куда по его указаниям, должны были подъехать ребята. На самом деле, он может только предположить, почему чувствует такую возбужденность и головную боль одновременно, если в больницу приехал он целёхеньким. Ну, максимум, мельчайшее внутреннее кровотечение. Но он и большее переживал! Да и вообще, они еще найдут гондона, так охотно захотевшего заплатить за разбитое лобовое стекло его тачки. Тут все такие бессмертные? Даня облегченно выдохнул, заметив знакомую черную, с тонированными стеклами, машину. Как обычно сел спереди, поворачиваясь к водителю, пожимая руку, а после и к остальным, сидящим на задних сидениях.

— Что ж ты с ней сделал, дурачок? Еще и так грязно, — ласково гладя по голове, говорит мужчина с такими же, как у него, медными, на солнце — рыжими, волосами.

— Мама… Она… Я…

— Знаю, сынок, знаю. Давай приведем тебя в порядок для начала.

— Бля, нам долго еще? Сам же сказал, мол, недалеко живет, — пытаясь выйти из воспоминаний, раздраженно спрашивает Даня. Он нервно ковыряет кожу вокруг ногтей и кусает губы. Ему нужно увидеть Руслана прямо сейчас и объяснить все, что тогда произошло. Ему как ебаный кислород нужен разговор с этим парнем. Необходим, как блять ебучему Монтанелли Артур, или как Ефимову — бутылка водки, — или что там пил этот итальянец-скрипач? Какие умные мысли, Данила Владимирович, язвительно прозвучало в его голове. В тех местах просто-напросто больше нечем заняться было, ответил сам себе же. Он просто не видит другого развития событий, кроме тех, где его прощают и, плача или смеясь, принимают, обнимая за плечи. Даня только недавно понял, что это было. Даня только недавно понял, почему он это сделал. И только тогда осознал, что мудак полный. Чувство вины вонзилось иглой в тот орган, про отсутствие которого ему часто предъявляли красавицы при расставании, и люди после выполненных заказов. Кукла Вуду это или какая-нибудь другая мистическая хуйня — он не знает. Может, переезд? Или смена окружения? Все-таки он давно не употреблял ничего тяжелее винта. Предполагает, конечно, что мозгоправы все-таки реально что-то там обратно вставляют, как-то магически шестеренки смазывают и заставляют ощущать себя нормально. Но опять же, это было абсолютно принудительно и отвратительно… Фу, зачем только вспомнил, снова пролетает в голове. За окном он увидел женщину в роскошном красном платье, гуляющую со своей маленькой собачкой. Неподалеку от нее на жизнь зарабатывали несколько подростков. Один из них держал в руке перевёрнутую кепку, другой подтанцовывал — или болел чем-то, связанным с недержанием действий, — а третий увлечённо водил покрасневшими пальцами по струнам. У Дани внезапно возникло желание подкинуть школоте немного денег. Хотя он всегда презирал подобных, сейчас подумал, что, возможно, если бы забыл, куда и к кому они едут, попросил остановить машину и вышел, чтобы дать им пару купюр. Однако он помнил, кто сейчас в приоритете, и поэтому не стал поддаваться этому желанию. — Че орешь сразу? Вот, две минуты дай, и мы у подъезда. Даня не стал больше напрягать водителя вопросами. Но, сука, как же он ненавидел ждать. Эти блядские минуты, как дешевые настенные часы, тикали у него в голове секундами. Он сжал руку в кулак, другой хватаясь за ручку двери. Чувство, что сзади ему неодобрительным взглядом сжигают волосы на затылке, решил проигнорировать. Интересно, чем сейчас занимался Руслан? В детстве, отрывками вспоминал Даня, тот любил играть в шахматы, а когда узнал о выпущенном третьем Пикмине, не отлипал от консольки ни на минуту. Он вообще очень любил игры всякие. И читать дребедень сложную, а потом пересказывать Кашину, смеясь, когда тот переспрашивал по сто раз, пытаясь удержать нить повествования. В такие моменты, Руслан любил называть его быдлом, с улыбкой вспоминает Даня. Но с того периода прошло слишком много времени, естественно, у того появились новые увлечения, вот только какие? Даня был правда рад, убедившись, что его Руся все-таки поступил в медицинский. Да еще и на бюджет! Он общался с гением, в конце концов. Интересно, а есть у него девушка? Если да, то как та выглядит? Наверно, какая-нибудь низенькая девочка с черными или красными волосами, миллионом пирсинга на лице и тату по всему телу. Все же, он всегда любил все нестандартное. И снова судорога какая-то сводит от таких мыслей. А как он с матерью общается? Даня с улыбкой вспоминает, как четырнадцатилетний Руслан по телефону разговаривал с мамой, все отнекиваясь от ее заботы и советов, под его громкий смех. Интересно, начал пить? Примет ли он этот коньяк? Он искоса посмотрел на бутылку с янтарной жидкостью, подмечая ее дороговизну. Даже если нет — ничего страшного. Даня выпьет ее сам под вопль Руслана о том, что он пьянь и алкоголик. Почему-то в его представлениях Руслан остался все таким же язвительным, умным и донельзя приятным в общении парнем. Ну просто не может быть такого, чтобы мальчишка, которого он учил курить, не принял его обратно. Да, возможно, придется пораскидывать мозгами перед тем, как сказать что-то, но Даня и не против. Его Руся всегда был понимающим парнишкой, плачущим над бездомным хромающим псом и выпивающим по пять банок энергетика в день. Разве только то, что Даня все это помнит, уже не дает ему шанс на прощение? Он сделает всё, что в его силах, для любого продолжения общения. Но только после разговора. И извинений. Самых, сука, искренних. — Выходи, принц, — вдруг, будто выводя из транса, говорит ему мужчина за рулем. — И подарочки свои не забудь. Расскажешь, насколько узкая была. Даня бы огрызнулся, но все же сдержался и под ухмылки с подмигиваниями, вышел из машины. Открывая парадную дверь, не удивляясь, что в хрущевках они без домофонов, он заглядывает в телефон, быстро листая до нужного чата, где написан этаж и квартира. Ощущение, что его в любом случае не впустят, присутствовало, поэтому в кармане была отмычка, а в голове убедительная правильность своих действий. Стоя перед деревянной дверью, он почувствовал как мурашки оккупировали спину и шею. Руки слегка дрожали — он сжал бутылку и цветы сильнее, боясь что выпадут. От волнения это или предвкушения — только несуществующие высшие знают, но это потряхивание по всему телу не отпускало его вплоть до первого несильного стука. Слишком глухо. Даня ударяет сильнее. Ничего. Начинает активнее долбить костяшками по дереву. Он прислонился лбом к холодной пыльной двери, пытаясь услышать шаги по ту сторону. Он усмехнулся: как неожиданно, его игнорируют. Как последние пару лет, да, Руслан? Не страшно, я настойчивее, думает он, прикладывая силы для удара, иногда помогая себе ногой. — Оглох что ли? Открывай! Я с подарками… Клянусь, блять, и пальцем тебя не трону, — злясь, кричит Даня в дверь. Только если сам попросишь. И тут его как молнией прошибло. Точно, ручка. Дергая, он приятно удивился, когда дверь оказалась открытой. — Совсем ты себя не бережешь, дурак. В таком городе жить и не закрывать за собой дверь. У тебя чит на бессмертие, а? — смеется он, не удивляясь нисколько, когда после первой двери видит потрепанную, с ободранным пенопластом, вторую. Легким движением открывая ее следом, Даня замирает, оценивая обстановку. Слышит звук наполняющейся ванны и снова лыбится, как мальчуган, которому петарду в руку дали и разрешили в мусорки кидать. Чувство, что лучше не тревожить хозяина квартиры, впилась в голову и не хотела уходить. Даня только головой махнул. Когда выйдет чистенький, с новыми мыслями и чувствами — тогда и поговорим. А пока ему ну уж очень захотелось осмотреть хоромы студента-медика. Все-таки, не в общаге живет как некоторые, видимо, подрабатывает где-то. Запах правда в квартире не очень приятный: антисептик это, или моющее средство, послевкусие какого-то металла и чего-то испорченного. Даня не разбирался в таких вещах. У него вообще с обонянием проблемы с детства. Только переступив порог, он понимает, что двери в квартире похожи на ебучий компас: одна находится прямо перед ним, а две другие — по бокам. Входная расположена позади. А еще тут довольно темно. И прохладно. Он идёт сначала налево, замечает маленький холодильник и такую же плиту. Кухонный гарнитур был, мягко говоря, не новым — казалось, его спиздили на помойке. Всё на этой кухне было старым, потрёпанным. Круглый деревянный столик у стены так вообще, казалось, пережил нападение кошек в течке — а какое еще оправдание придумать этим извилистым царапинам по всему участку столика? Еще и ножки у него — одна короче другой. Даня поставил на него коньяк и букет роз, продолжая осмотр. Когда он увидел чёрную плесень на стене, которая когда-то, скорее всего, была белой, а теперь стала жёлтой или светло-коричневой, он понял, откуда исходит один из неприятных запахов. Окно было плотно зашторено, а форточка открыта, и ветер то засасывал ткань внутрь, то выталкивал её наружу. Неуютно тут. Открыв один из трёх кухонных шкафчиков, Даня с разочарованием увидел пятилитровую банку, которая была меньше чем наполовину наполнена гречкой. И всё. Ну, если не считать дохлого таракана рядом. В остальных шкафчиках были соль, сода, бульонные кубики и два пакета доширака. Маленькая плазма висела над плитой, а рядом с ней маленький чайник. У паренька, наверно, есть папик. По-другому он не мог объяснить отсутствие еды. Ну, либо проводит слишком много времени на работе и питается там. Открывая холодильник, его не удивляет нисколечко его пустота. Радовало лишь наличие энергетиков. Все же время идет, а привычки у людей остаются. Звук воды, ударяющейся об акриловую ванну, все не прекращался. Даня и вовсе забыл, что в квартире находится не только он один, но скептически отнесся к таким длинным водным процедурам. Если хочет прихорашиваться там, гели всякие наносить и всё такое — пусть делает, его не торопят. А Даня пока что отправился в комнату напротив. Мягкий ковёр под ногами, пожалуй, стоит отдать в химчистку. Помещение между кухней и спальней было полностью пустым, если не считать грязного ковра с дряхлым диваном и шкафчика у входа. Даня, зайдя в комнату, которая, как он полагал, была спальней, даже бровью не повёл. После кухни с плесенью и мёртвым тараканом маленькая тёмная комната с такой же дешёвой мебелью и запахом какой-то едкой перекиси вряд ли смогла бы удивить. Самое выделяющееся на фоне всей этой заебаной комнатки была, пожалуй, фотография самого Руслана с какой-то девушкой. Когда руки полезли открывать чужую прикроватную тумбочку, у него и мысли не было о том, чтобы прекратить. Это не самое ужасное, что он делал в своей жизни. Да и не красть же он все-таки пришел. Увидеть Даня, наверно, ожидал, — нет, даже хотел — презервативы, может, секс-игрушки, ну или что еще может хранить молодой парнишка, живущий один, у себя в прикроватной тумбочке? Но тут Руслан смог его удивить. Два блока дешевых сигарет, три смятые банки пива и, блять, просто миллион пустых блистеров от таблеток. Причем некоторые, как знает Даня, только по желтому рецепту продают. А тут от слабительных с обезболом до транквилизаторов. Руслан эпилепсией болеет, думает Даня, спихивая такое количество таблеток на это. Но все равно осматривает каждую полку и роет все глубже. Закрыв глаза, он просто мечтает не найти где-то в глубине шприц или фурик. Его Руслан не может оказаться ебаным наркоманом, верно? И он еле улыбнулся, понимая, что ничего из выдуманного не находит. Рукой нащупывает пакет, с какой-то бумажкой внутри. Достает и щурится из-за недостатка света. Подходя к окну, он уже достал бумажку из прозрачного пакетика, быстро пробегая глазами по тексту на нем. И то, что это рецепт от психиатра, наверно даже радует его: получается, Руслан не закупает всю эту сомнительную дрянь в подворотнях хер знает у кого. Узнать бы только, с какими жалобами он пришел к врачу. Возможно он бы так и продолжал осматривать комнату, если бы к нему в голову не залетела мысль о том, что уж больно долго Руслан в ванной сидит. Естественно, это невежливо — вламываться в чужую ванну, до этого вломившись в квартиру, но Даня это делает из добрых намерений! Выйдя из комнаты он замер. Даже ударил себя по щеке, чтобы понять, не мерещится ли ему? Нет. Просвет между полом и дверью в ванну был залит водой. Водой, смешанной с кровью. Выбивая дверь с петель, он видит бессознательное тело в полностью, блять, кровавой воде. И секунды не медля, он пытается открыть чужие веки, замечая расширенный зрачок, в панике бьет того по лицу и, наконец, пытается нащупать сонную артерию. Судорожным движением он отрывает от первого попавшегося полотенца кусок ткани и туго-натуго перевязывает чужую руку, умоляя кого угодно, чтобы кровотечение остановилось.

***

— Ну как можно быть таким неуклюжим? Ты совсем со своим бухлом с катушек слетел? — орет на него Руслан, обрабатывая запястье Дани. Будто он не понимает, что тот сам это сделал. Будто он поверил его словам. — Ну Ру-у-усь, не кричи. Это меркурий в какой-то не той фазе, или как там эти гадалки пиздят. Я тут ни при чем, клянусь. И смотрит своими светлыми глазами на хмурое лицо Руслана, зная наперед, что тот лишнего спрашивать не будет, а только самые глубокие порезы перевяжет туго и дальше будет разговаривать о своих книжках. Дане сейчас в хуй не сдались его слова поддержки и переживания. Но если бы Руслан мог… Он бы обнял этого парня так сильно, чтобы перегородить доступ к кислороду. Взаправду чтоб испугался за жизнь свою, падла! Мог бы, Руслан бы заплакал в чужое плечо и умолял не повторять больше таких глупостей. Попросил бы рассказывать о своих мыслях. Он бы справился! Он бы сказал слова поддержки! Всяко лучше, чем стекляшку разбивать и грязным осколком хуярить себе запястье. А если инфекция какая-нибудь? От этих мыслей он только вздыхает надрывисто, проходясь еще раз спиртом по кровоточащим неровным порезам. А Даня шипит так, будто коленку поранил! — Сам виноват, — бубнит себе под нос Тушенцов, разматывая бинт. Даня молчит, пьяным взглядом смотря за его движениями. Он уже успел и тысячу раз пожалеть о содеянном: ну забыл, что парнишка приехал, блять! Но сейчас затаил дыхание и даже слегка рад той боли, что получает от соприкосновения спирта с кожей. Эти изящные руки так заботливо и старательно пытаются забинтовать его руку. Еще и выглядит так смешно: в пижамке теплой с принтом Клефейри, с очень заспанными глазами и взлохмаченной прической. Еще и говорит таким хриплым тихим голосом, что у Дани что-то щелкает в груди. Он его, видимо, разбудил. Ещё пару минут проходят в тишине. Холодный ветер заставляет Руслана слегка съёжиться, по коже пробегает табун мурашек. Они сидят во дворе на широких и скрипучих качелях, которые несколько лет назад дедушка сам соорудил из дерева. В доме все спят, а он здесь, можно сказать, спасает человеку жизнь! В тот момент в голове это выглядело именно так. Он сжимает губы в тонкую нить, снова вспоминая, с кем сидит. Что же заставило обычно веселого Даню совершить такой нескромный и неудавшийся акт суицида? Или он так только под алкоголем? Все-таки пить недавно начал, вот мозг и реагирует различно на такой стимулятор в крови. Спрашивать, повторяет он себе, бесполезно — тебе не расскажут. Вдруг тишину нарушает хриплый голос Дани: — Тебе бы врачом стать, — усмехаться еще сил хватает. Он ненадолго замолкает, а после шепчет: — Русь, ты не глупый, я знаю. Никогда такой хуйней не занимайся. Тушенцов глаза зажмурил, голову наклоняя, чтобы блестящие глаза не увидели. — Никогда, Даня. У меня все-таки мозги есть, — шепчет он в ответ. — Никогда, блять.

***

Открывая глаза, он измученно и тихо стонет. Яркий свет так некстати сейчас. Голова ужасно болит. Слабость во всем теле добавляет ему тяжести, из-за чего пошевелить любой конечностью становится пыткой. Нет ни одной связной мысли, а из желаний — снова уснуть. Что он и делает. Кашин и Давид, сидящие на гостевых стульчиках у стены, облегченно вздыхают. Когда Руслан окончательно пришел в себя, заметил, что лежит в отделении реанимации. В уже как родной ебаной больнице, из которой он, вообще-то, уволился! Но эта мысль быстро испарилась, как только он начал восстанавливать события последнего дня. Сука. Какая же стыдоба. Руслан никогда, наверно, не чувствовал себя так нелепо, глупо и жалко одновременно. Его по-любому видела Даша. А если матери рассказали? А Давид и Ариша? Он их, скорее всего, сильно разочаровал. Больше всего его мучили опустошение и гнев. Опустошение — потому что он, сука, не умер, а гнев — потому что какой-то очень умный человек решил, будто может решать, жить ему или нет. Даже если этот человек — мать родная, разве это справедливо? И вообще, его адрес знают максимум четыре человека, и они ну никак не могли просто так посреди недели заявиться в гости на чай. Все из его окружения знали, как он относится к тем, кто врывается без предварительного звонка или хотя бы сообщения. Еще и эта боль в висках, сухость адская во рту и тяжесть по всему телу… Как будто он снова на паре по анатомии, ну правда. Руслан пытается осмотреться, но попытка оказывается провальной с самого начала: шея зафиксирована. Какое блядское недоверие! Было бы кому эти претензии высказать, уже бы разорался. Какая тварь в интернете писала, что если вдоль — то наверняка? Нихуя, сволочь. Руслан поднимает глаза и видит перед собой небольшой плазменный телевизор, на котором шел его любимый фильм. Не знал, что такое по кабельному показывают, секундная мысль перед тем, как он залипает в экран. Он видел это, дай бог, раз десять уже. Давным-давно выучил каждую фразу, но ни один просмотр не становился от этого менее интересным. Еще подростком посмотрев его, влюбился и всегда и всем рекомендовал его. Но все же это фильм с жестокими сценами и всякой хуйней, за которую доплачивать надо. Старик свои гроши, как леприкон охраняет, так почему он сейчас видит это? Может, галлюцинация? Ну, потеря крови, всё такое. Резкая боль в запястье отвлекает от просмотра. Сука, а швы же еще неделю, но точно болеть будут. В пизду, как только выйду отсюда, сам сниму, думает он, хмуря брови. Все-таки голова не прекращает болеть. А от мыслей даже любимый фильм не отвлекает. Скорее всего, вскоре сюда зайдет Даша или мама, и обеим женщинам будет трудно понять, что и почему. Скорее всего, он просто будет молчать. Даша, может, позалупается некоторое время, но поймет, если захочет, а вот мама… Руслан уже видит ее грустный взгляд. Иногда он правда сожалел, что единственный ребенок в семье. Так, может быть, мама бы просто переключилась на другое свое чадо, оставив первую попытку в покое. Зато он решил проблему с практикой. Все-таки он не просто прогуливает — причина-то присутствует! Хоть и не слишком нормальная. Деньги как-нибудь добудет: ему много-то и не надо. За коммуналку заплатить и косарь сверху за интернет. Руслан мог бы целую вечность лежать и размышлять о том, что скажет, что сделает и заранее придумает, как отреагирует, но вдруг, ручка двери медленно опустилась вниз. Кто-то явно не хотел его тревожить, потому что человек очень аккуратно и бесшумно сначала открывал дверь, а после… А после Руслан вспомнил, почему так хотел сдохнуть в своей однушке. — Привет. Русь, просто скажи как себя чувствуешь. Остальное позже. — Это ты меня… — Да. …с того света вытащил, мудила.