Анатомия безумия

Omnis homo mendax

      — Ты ведь понимаешь, что это будет точка невозврата? — тихо спросила Джейн. — Сколько раз ты так говорил мне одуматься, а сейчас сам поступаешь…       Девушка еще не успела переодеться. Стоило ей разуться и снять промокшие до нитки носки, как в комнату бесцеремонно ворвался Роберт. Его обыкновенно спокойное лицо, порой напоминавшее посмертную восковую маску, было необычайно оживленным. В широко распахнутых глазах пылал огонь, которого Джейн никогда раньше не видела и даже подумать не могла, что ее коллега способен на такие живые и яркие эмоции.       — Поэтому я и надеюсь, что ты поймешь меня, — проговорил Роберт, проворачивая меж пальцев злополучную монетку. — Тут что-то не так. Мне неважно: эксперименты над людьми, опыты, восстание пациентов или психоактивная плесень за плинтусами. Все равно. Это не просто чуйка, как было у тебя. Это факты. Дозированное общение с больными. Запрет на выход после десяти часов вечера. Тот факт, что они ничего не говорят, либо приходят на допросы после приема препаратов. Фотографии Эрика в комнате. Необщительность персонала. Предупреждение охранника. Крики пациентов. Шторм, о котором Берн нас даже не предупредил. Обесточенный морг с кучей ячеек. Эта чертова монета — последняя капля. Они были в моей комнате. Они были там, потому что искали то, о чем мы написали в письме. В совокупности это все — не просто совпадения. Джейн… Сколько пациентов ты видела за все время? Не больше двадцати, да? Это все очень и очень странно, — яростно говорил детектив. — Сама подумай. Я понимаю, что после всего случившегося ты…       — Не надо это вспоминать, — резко оборвала его девушка.       Любое упоминание ее персонального ада выводило из себя. Только ей удалось загнать воспоминания в самый темный ящик с дальнем углу своего разума, как Палмер ненароком вытаскивал его под свет софитов и указывал пальцем. Носом тыкал, как провинившегося щенка. Джейн зажмурилась.       В голове вновь всплыл образ мужчины из морга. Тот, что преследовал ее во снах до прибытия в «Фаррер». Это была фатальная ошибка, ценой которой стала человеческая жизнь.       — Мы можем не сообщать капитану, — продолжил Роберт. — И это все совместимо с нашим текущим расследованием. Оно никак не пострадает. Если я не прав, никто ничего не узнает. Рисков практически нет.       Рид нервно кусала губу, отрывая зубами тонкую сухую корку, покрывавшую старые ранки. Девушка покачала головой и прикрыла глаза.       — Я боюсь облажаться снова, — прямо сказала она.       — Осечки бывают у всех, Джейн, — ровно сказал Роберт. — И у всех детективов есть то самое дело, которое будет преследовать их до конца жизни, не давая покоя. Это нормально. Считай, посвящение прошла.       — Осечки не должны стоить чужих жизней, — встрепенулась девушка. — Я помню его тело… В морге. И забыть не смогу.       Джейн видела немало трупов за свою жизнь. По долгу службы ей приходилось сталкиваться с покойниками слишком часто. В какой-то момент девушка даже подумала, что с мертвыми гораздо проще, чем с живыми, ведь они не могут лгать, не могут представлять опасность. Они не боятся раскрыть свои секреты и впустить детективов в свою жизнь, хотя при жизни, совершенно точно, одна мысль о том, что совершенно незнакомые люди будут копаться в их грязном белье, наверняка навела бы ужас. После смерти все это значения не имеет. Это в какой-то степени успокаивало. Каждый день людям приходится сталкиваться с трудностями и неудачами, которые моментами ощущаются как истинные катастрофы, однако все это вмиг становится неважным, когда сердце перестает биться. За ворохом мелочных неприятностей забывается ценность жизни и здоровья, ценность присутствия близких и родных рядом. Кофе, пролитый на телефон или паспорт, вызывает те же слезы, что бегут по щекам на похоронах, однако стоят ли они того?       Да, стоят.       Они стоят того, потому что жизнь — лоскутное одеяло, которое плетется каждый день. И когда канва вдруг рвется или портится, человек имеет полное право расстроиться, потому что редко кто смотрит на жизнь глобально, ведь это неизбежно ведет к приступу экзистенциального кризиса. Гораздо проще воспринимать жизнь как момент, где каждое событие не относительно, а абсолютно, а любые эмоции имеют право на существование.       — Если тебе интересно, то это не твоя вина, — прямо сказал детектив. — Это был его выбор. Ты не можешь брать на себя ответственность за чужие решения. Только и всего. Если он не готов был жить дальше после всего, то…       — Он не был готов жить дальше из-за меня. Из-за нас.       — Нет. Мы нашли того, кто убил его жену. Мы довели дело до суда и выступали с показаниями. Мы сделали все, что могли.       — И этого все равно оказалось недостаточно. Обвинительного приговора мы не добились. Все бесполезно.       — Вина лежит на системе, я говорил это. Чертовы формалисты. Если хочешь сделать все правильно — прогнись под них. Это единственный выход.       — Роб, мы часть этой системы. С момента нашей присяги мы в такой же мере несем ответственность. Знаешь… Когда я была на первом курсе и пришла на свою первую лекцию по судебной системе, преподавательница сказала одну вещь, которая не выходит у меня из головы. Она сказала, что мы можем ругать нынешнюю систему и быть абсолютно правым, но если проблемы не исчезнут спустя лет десять после нашего выпуска, это будет уже наша вина. И она права.       — А мне говорили, что в убийстве никогда не может быть виновен один человек. Это всегда коллективная ответственность. Родители виновны за воспитание. Полиция виновна за нерегулярные патрули. Возложить ответственность можно на кого угодно, пока до высшей инстанции не дойдем, как Дэвид Берковиц.       — Прости, а высшая инстанция в этом примере это дьявол или китайская хохлатая? — слабо улыбнулась Джейн.       Напарник тихо засмеялся, а девушка словила себя на мысли, что никогда не видела его таким расслабленным и открытым. В моменты, когда ей нужна была поддержка, Роберт походил на социально неловкого подростка, которому проще и привычнее было проигнорировать проблему или дать агрессивную реакцию. Сейчас Джейн действительно чувствовала себя лучше, будто слова напарника могла временно залатать душевные раны.       — Когда я только пришла в участок, мне сказали, что ты как бомба замедленного действия. Детективы очень много говорили за твоей спиной. Тогда мне показалось, что это потому, что они боятся тебя. Так странно…       — Может быть, они и правы. Тебе есть до этого дело?       — Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, кроме того, что нам нужно держаться вместе, — устало произнесла она. — Мне не нравится никто в этой клинике.       — Ты права. Поэтому я хочу, чтобы ты поддержала мое решение.       — Решение вскрыть архив и нарушить пару статей уголовного кодекса за одну ночь? — уточнила Джейн.       — Да. Чтобы в суде на скамье подсудимых вместе сидели, — фыркнул он.       — Надеюсь, до этого не дойдет. Но давай не сегодня. Я очень устала и хочу спать. И в душ. Давай завтра встретимся в одиннадцать в холле? Все равно все допросы в послеобеденное время.       — Да, после сегодняшнего нам определенно надо отдохнуть, — согласился Роберт. — Если проснусь раньше, переговорю с Берном по поводу той двери в морге. Спокойной ночи.       Мужчина уже поднялся, чтобы уйти, однако Джейн окликнула его.       — Роб…       — Что?       — Как думаешь, это правильное решение?       — Не знаю. Это не математика. В жизни не бывает правильных или неправильных решений. И здесь тоже нет правильного ответа. Воспринимай это как прыжок веры.       Джейн молча смотрела в темноту. Силуэт ее напарника тонул в темноте. Вера. Такое эфемерное чувство. В один момент она огнем пылает в груди и жжет ребра, в другой — тухнет под напором жизненных обстоятельств. Сколько раз она прыгала в омут с головой, не обращая внимания на факты или чужие доводы, держась лишь за собственную интуицию? Сколько раз она захлебывалась в последствиях, ошибившись? Однако Джейн не останавливалась. Раз за разом выбирала себя. Эгоистично. Глупо. Самонадеянно.       — Ладно, — прошептала она. — Наверное, ты прав. Спокойной ночи.       Еще один прыжок в бездну. Одним больше, одним меньше. Это уже не так важно, когда есть хотя бы толика поддержки.       Детектив исчез также неожиданно, как и появился. Внезапная ночная беседа казалась лихорадочным сном, порождением больной фантазии потерявшего грань реальности рассудка. Джейн медленно стянула с себя одежду, пропахшую сыростью, и бросила ее в раковину, предварительно заткнув слив. Пока девушка еще не знала, как собирается все сушить, однако терпеть запах не могла. Это было своеобразным напоминанием о том, что пришлось сделать днем.       Даже из холодной камеры морга Эрик Фисбер продолжал причинять страдания людям.

***

      Джейн не знала, как Роберту удалось добыть нормальный чай. Девушка знала, что в местном кафетерии подают непонятный отвар, в котором сахара больше, чем воды. В уже привычном кабинете было достаточно комфортно: включили отопление. Девушка, не в силах сидеть на месте, встала и направилась к окну. Запотевшее стекло казалось ледяным. Рваный коричневый листочек, прибитый к окну дождем, еле заметно трепетал на ветру.       Лист казался такими одиноким и жалобным, что у Джейн перехватило дыхание. Но как можно испытывать столько сочувствия к неодушевленному предмету?       — Кто у нас на очереди? — спросила она.       — Камилла Лотнер. Пограничное расстройство и псевдология, — буднично произнес Роберт. — То что надо.       — А данные есть? Кроме диагноза.       — Так ты мне вчера сама рассказывала. Тридцать шесть лет. Она работала дизайнером и организовывала туры в Олимпийский национальный парк.       — Думаю, она будет достаточно разговорчивой, — пробормотала Джейн.       — Паталогическая лгунья? Безусловно.       В комнату тихо зашла Жаклин. Синяк под ее глазом медленно начал приобретать зеленоватый оттенок. Медсестра опустила голову и опустилась на диван при входе.       — Сегодня опять твоя смена? — поинтересовалась девушка. — Как отдохнула?       Элвуд подняла взгляд на детективов. В ее потухших глазах явно читалось непонимание и недоверие. Она либо не верила, что кто-то интересуется такими будничными вещами, либо ожидала подвоха. Видимо, она решила, что молчание — лучшая стратегия.       — Мы бы хотели переговорить с персоналом, задать пару вопросов по поводу всего… — после затянувшейся паузы продолжила Джейн.       Роберт еле заметно коленом толкнул напарницу под столом.       — У меня много работы, — тут же сказала Жаклин.       — Может быть, после работы? — не сдавалась девушка.       Медсестра покачала головой и поднялась, расправляя халат. В ее взгляде, резко ставшим суровым и жестким, скрывался страх. Джейн точно знала это, потому что не раз видела это в глазах жертв и свидетелей. В глазах убийц, резко осознававших всю тяжесть доказательств. Этот страх одинаков у всех, он красной нитью связывал охотника и жертву. Так было много веков назад, так есть и сейчас. Эти вещи не меняются со временем, не поддаются эволюции, потому что являются залогом выживания. Каждый индивид спасается, движимый подсознательным желанием сохранить вид, потому что каждый чувствует на себе непосильную ношу: жить, продолжать род и обеспечивать выживание потомкам. Это вовсе не социальная привычка, а зов предков, прошедших тысячелетний путь, чтобы сейчас люди могли использовать криптовалюту для оплаты продуктов, путешествовать через океан на самолете и разговаривать с близкими по фейсатайму в любое время и из любого места. Огромный путь ради тех даров цивилизации, что воспринимаются как должное.       Пара санитаров открыли дверь, запуская в кабинет Камиллу Лотнер. Словно кошка, она оглядела помещение и мягкой походкой направилась к стулу, кокетливым движением перекидывая светлые волосы через плечо. На пухлых щеках играл розоватый румянец. Камилла выглядела как среднестатистическая женщина: слегка полноватая, достаточно живая и радостная. Она будто не вписывалась в мрачный интерьер «Фаррера». Ей действительно было впору арендовать офис на верхнем этаже элитного бизнес-центра и покупать холодный кофе в знаменитом заведении на первом этаже. Бесформенную рубашку Камилла подвязала на своей ярко выраженной талии обрывком какой-то ткани, будто пытаясь вернуть капельку привычного в безумный мир. Девушка приподняла бровь, окидывая Джейн придирчивым взглядом. Лотнер опустилаь на стул и закинула нога на ногу.       — Камилла Лотнер, — произнес детектив. — Меня зовут Роберт Палмер. Моя коллега — Джейн Рид. Мы бы хотели задать вам пару вопросов по поводу одного инцидента.       — Про Эрика хотите спросить? — тут же вальяжно поинтересовалась девушка, откидываясь на спинку кожаного стула. — Я ждала, пока вы придете. Эти придурки совсем не хотят меня слушать.       — Кто? — нахмурился Роберт.       — Эти все санитары… медсестры… Вьются вокруг меня и хотят непонятного чего. Я им тысячу раз сказала, что это сделал Дейв. Старик совсем с ума сошел. У него маразм, а не шизофрения.       Джейн ошарашенно взглянула на коллегу, но тот еле заметно покачал головой.       — А как он это сделал? — поинтересовался он.       — Как? Нож ему в затылок воткнул, вот как. Мы с Эриком пошли поболтать… Знаете, он проявлял ко мне слишком много внимания, а это трое увязались за нами. Я хотела поговорить с бедняжкой наедине, потому что у меня более высокие стандарты… Не хотела его отшивать при всех, — продолжила Камилла. — А они все шли за нами. Я им сказала убираться, а Дейв выхватил нож и воткнул его в Эрика. Ужасно было, вы даже не представляете. Вот он говорит со мной — и, раз, лежит себе на земле, не двигается. Вот так, всего одна секундочка.       — Камилла… — медленно произнес детектив.       — Просто Ками, — улыбнулась она. — Для тебя просто Ками.       — Хорошо, Ками, — равнодушно кивнул он. — А почему Дейв это сделал, ты не знаешь?       — Почему? Я понятия не имею, что он вообще болтает. Мы когда в общей комнате сидим, он постоянно про мышей своих и цвета говорит и говорит. Я его заткнуть не могла. Просила Жаклин его отключать перед часом отдыха, но она отказалась, — раздосадовано произнесла она, разглядывая свои ногти. — Я бы их всех просто позапирала в комнаты и все.       — А что насчет тебя? — внезапно спросила Джейн.       — Я не такая, как они, — приподняла бровь девушка. — Я здесь вообще случайно оказалась. Просила папу купить мне тур куда-нибудь, а он, как обычно, своей ассистентке это поручил. Я не знаю, чем она думала, но она ошиблась. И за ошибку заплатит, как только папа меня хватится. Это скоро произойдет, и я отсюда выберусь, вот увидите.       — То есть, ты полностью здорова, — уточнил Роберт с полным сомнением.       — Конечно, — фыркнула девушка. — Вы же на меня смотрите. Я не сумасшедшая. А значит, что я тут по ошибке.       — Эрик когда-то делал что-то… Некомфортное для вас? — спросила Рид.       — Милая, мужчины созданы, чтобы делать что-то некомфортное. Они просто не знают, как по-другому свое внимание проявить. Им надо скидку делать.       — Он не причинял вам вред? Физически, — уточнила Джейн.       — Нет, конечно. Еще бы, — рассмеялась Камилла. — Это все сплетни. Распускают всякие… Это вам Сильвия наговорила? Она ревновала. Поэтому и убила его.       — Его же убил Дейв, — нахмурившись, переспросил детектив.       — Дейв? Что за чушь? — покачала головой Лотнер.       — Вы сказали нам, что его убил Дейв, — медленно произнес детектив. — Пару минут назад.       — Не говорила я такого, — возмутилась Камилла. — Не надо мной манипулировать. Я прекрасно помню, что говорила, а что нет, с памятью у меня все в порядке. Это Сильвия сделала. Я говорю вам. Бедняжка ревновала Эрика ко мне и накинулась на него. Там, в подворотне.       Детективы молчали в смятении.       — Вы меня сумасшедшей тоже считаете? — разочарованно протянула Камилла. — Вы совсем как они. По вашим лицам этим вижу. Переглядываетесь и думаете, что я не замечаю… «О, Ками какая-то не такая». «Ками опять говорит что-то странное»… Я этого дерьма наслушалась. Увольте.       На лице девушки отразилась глубокая печаль. Она отчаянно пыталась доказать себе и окружающим свою нормальность, но раз за разом попадала в ловушку своей болезни, не в силах осознать масштабы собственной проблемы. Джейн было жалко ее. Она жалела ее не как бездомного котенка или осиротевшего ребенка, а как старика, пораженного Альцгеймером. Она видела одного такого. Он сидел в допросной и никак не мог заставить себя вспомнить события прошлого дня. В исступлении от отчаяния он бил себя по лбу и растерянно оглядывался вокруг, будто не понимая, как оказался в столь странном месте. Его мозг будто погрузился в тревожный сон, изредка пробуждаясь. И Рид ловила эти мгновения судорожного пробуждения, когда в глазах старика мелькало резкое осознание реальности. Джейн видела, ка кон не хотел погружаться в мутный омут беспамятства вновь, однако в то же время он желал этого больше всего на свете.       Быть может, безумие ранит только окружающих, но приносит спокойствие больному? Быть может, это своеобразный защитный механизм для тех, кто не хочет иметь дело с жестокой реальностью?       Однако жалость — сломанный костыль детектива, заменяющий логику и индукцию. Как сказал Роберт, дурной союзник хуже врага.       — Можете, пожалуйста, вспомнить четко сам момент смерти Эрика, — медленно произнесла Джейн. — Нам пригодятся любые детали.       — Только если вы будете слушать и не кривиться, — обиженно ответила Камилла. — Мы стояли в переулке. Нас было шестеро…       — Разве не пятеро? — уточнил Роберт.       — Я так и сказала. Нас было пятеро. Эрик предлагал мне сбежать вдвоем из клиники на острова и завести цвергшнауцера…       — Вы уверены, Камилла?       — Он точно цвергшнауцера предлагал, — рассерженно повторила она. — Я такие вещи не забываю. Я ему отказала. А потом он умер.       — Из-за чего он умер?       — Ему нож в затылок воткнули. Я уже говорила. Не давите на меня, иначе я позову своего адвоката.       — Мы не давим на вас, просто хотим уточнить детали, — спокойно пояснил Роберт.       — Вы меня подозреваете?       — Нет, — солгала Джейн.       — Нет, я думаю, мне следует позвонить моему адвокату… Вы очень странно со мной общаетесь. Папа всегда говорил не общаться с полицией. Я вас знаю. Подкинете мне что-нибудь еще.       — Зачем вам адвокат, если вы не убивали Эрика? — спросил Палмер. — Он ведь не нужен вам в простой беседе. Вы свидетель.       Камилла задумалась, вглядываясь в лица детективов. В ее больших голубых глазах сверкало недоверие и азарт, будто она прикидывала, кто сможет обмануть больше, будто это была игра. Джейн стиснула челюсти и склонила голову чуть набок. Она не хотела нарушать протокол. Только не снова.       Детективы ходили по очень тонкой грани: Камилла уже завела речь про адвоката, дальнейший допрос будет похож на прогулку по весеннему льду. Один неверный шаг — все тщетно: показания аннулируют, а Джейн и Роберту придется писать объяснительные. Снова. Сейчас Лотнер была вправе прекратить беседу и действительно позвать своего адвоката или потребовать государственного защитника, однако она лишь лукаво улыбнулась, почувствовав, что надавила на нужное место, нашла ахиллесову пяту.       Беседы с недееспособными, да еще и без защитника или представителя — рискованная затея. Детективы прекрасно знали, что грубо нарушают процессуальный кодекс, однако выбора не было. Порой в целях расследования необходимо преступить закон. Одно маленькое нарушение никому не навредит, правда? Главное, что цель благая. Главное, что мотивы благородные.       Сделка с совестью. Снова.       — Вы еще что-то хотели узнать? — скучающе спросила Камилла.       — Как с вами обращаются тут? — Джейн подняла взгляд на девушку. — Не обижают? Не делают ничего… Странного.       — Меня заперли тут без каких-либо оснований, — произнесла Лотнер. — Я такая же нормальная, как и ты. Или ты думаешь иначе? Если ты сидишь по ту сторону стола, то сразу не сумасшедшая, да? Кто халат надеть успел, тот и доктор? Так вы считаете? Я в эти игры играть не хочу. Детективы, доктора… Кто дальше будет?       Джейн оторопела. Она бросила быстрый взгляд на напарника, однако тот сосредоточил все свое внимание на разговорившейся пациентке.       — Остров проклятых… — произнесла она. — Все как у нас, да? Не замечали сходства? — Камилла усмехнулась.       — Мисс Лотнер, — произнес Роберт. — Мы просто хотели узнать, как вы себя чувствуете здесь. Мы хотим помочь, если что-то не так.       — Помочь? Мне? — она возмущенно указала на себя пальцем. — Нет уж, милые. Вы сначала себе помогите, потом про меня думайте. Даже в самолетах говорят: маску сначала надо надеть на себя.

***

      Джейн гладила пальцем монетку. Она сидела на кресле перед кабинетом доктора Берна и не могла перестать думать о последнем допросе, который, как бы она не отрицала, выбил ее из колеи.       Слова Камиллы казались такими разумными поначалу, что в груди Джейн затлела робкая надежда на скорое окончание всего этого цирка. Девушка до боли сжала монету в руках и прижалась пульсирующим от боли виском к холодной стене. За дверью кабинета раздавались приглушенные голоса, легче было сконцентрироваться на них, чем прислушаться к неуемным голосам в собственной голове.       Что, если Джейн и впрямь сошла с ума? Что, если в попытках сбежать от жестокой реальности она придумала себе сюжет про расследование и убийство?       Нет, такого быть не могло. Она точно была уверена, что знала бы о своей болезни. По крайней мере, она очень хотела верить в эту мысль. «Фаррер» сводил с ума. Ежедневные разговоры с безумцами заставили Джейн сомневаться в здравости собственного рассудка, задаться вопросом о нормальности. Что является критерием? Кто этот критерий вообще придумал? Кто взял на себя право определить норму и очертить границы? В своей жизни Джейн довелось встретить немало людей, которых она с радостью упекла бы в лечебницу до конца их дней. Порой таким человеком была она сама. Однако одна отчетливая мысль не давала ей покоя с момента, как за спиной захлопнулась дверь в импровизированную допросную.       Безумие — это спектр, а не абсолютная категория.       И каждый немного безумен, вопрос один: в какой степени?