Mutabor

      Первый день ноября просеивается сквозь мелкое дождевое крошево, оседая грязными лужами во дворе. В воздухе обманчиво пахнет весной, к чему примешивается терпкий оттенок увядшего, слякотного солнца. Небо перелистывает страницы унылых облаков, плоско, без всякого интереса, с каждой секундой всё крепче засыпая. Такая знакомая поздняя осень — обезвоженная, раздетая, отсыревшая без снега и заставляющая закатывать глаза и цокать языком, перешагивая очередную лужу до административного корпуса.       Больше всего в должности старосты школы Чимин ненавидит бумажную возню. В середине семестра, как сейчас, всегда начинается деление каждого курса внутри факультета на учебные группы в пять-шесть человек. У каждой группы формируется своё расписание до конца семестра и выдаются темы проектов по зачётным предметам, по типу вырастить денежное дерево. И всё это надо донести до старост, проконтролировать, расписать красивую отчетность по табличкам и оформить.       Только в этот раз вместе с пачкой бланков для записей в группы миленькая ведьма, чьих способностей и амбиций хватило лишь на секретарскую должность, выдаёт ему лист о переводе нового студента. Он несколько долгих секунд пялится на бумажку и довольно ухмыляется — всё-таки полезные плюшки в должности старосты Академии тоже имеются. Например, новости Чимин узнаёт всегда первым.       — Это что? — хмурится Тэхён, когда получает бумагой в лицо.       — Распорядительный лист о переводе студентки в нашу Академию.       — А мне оно зачем? — сильнее сводит к переносице брови Тэхён, пытаясь вчитаться в буквы. — Твою-блять-богу-душу-мать!       — О да, — кивает довольный Чимин, скидывая в рюкзак учебники с тетрадями.       — Что там? — заглядывает старшему через плечо Чонгук. — Шин Соён? Знакомое имя… погоди, а это разве не твоя невеста? В эту среду она уже будет здесь. Ничосе.       — Она не моя невеста, — шипит сквозь зубы Тэхён.       — Судя по скорости, с которой она сюда переводится, очень даже твоя, — хмыкает мелкий, жадно глотая яростную гримасу своего хёна.       — Помощь нужна? — с присущим только ему ехидством подливает масла в огонь Чимин.       — Обойдусь, — скрипит ведьмак. — Сам с ней разберусь.       — С ней-то ладно, а с меченой? — Чимин ни разу лучше не делает и, очевидно, даже в какой-то извращённой степени наслаждается сложившейся ситуацией. — Думаешь, у тебя ещё останется шанс, после того как Шин Соён тут появится? Она и так от нас не в восторге, а уж невеста точно не добавит плюсов к твоему очарованию.       — Лучше за собой следи, — мгновенно ощетинивается Тэхён. — Сейчас твоя неделя, а ты как-то не особо спешишь ловить добычу.       — Сама придёт, — пожимает плечами староста, довольно скалясь. — В группу-то ей как-то надо будет записаться. Так что я специально оставил у себя один бланк и договорился с Сокджином, чтобы он её никуда не записывал и вообще пока не показывал никаких бланков.       — И что, он реально так просто согласился? — удивлённо вытягивается Чонгук.       Если бы.       Чимин едва слышно скрипит зубами, поправляя манжеты рубашки, вспоминая, как полчаса назад пришлось выложить на стол коллекционный спорткар на магическом двигателе, которых всего три в мире и один из них принадлежит Чимину — единственный в Корее. Принадлежал.       — Я отдал ему Bugatti Chiron на последнем маг-движке, — с нечитаемым лицом заявляет ведьмак, получая в спину нецензурное «ахуеть».       — А не слишком ли это дорого для того, чтобы просто заставить меченую прийти к тебе? — не унимается макне.       До сегодняшнего утра стоимость данной машины заканчивалась семью нулями, теперь же её цена приравнивается к одному клочку бумаги. И Чимин планирует сделать так, чтобы данная покупка окупилась в двойном объеме — на меньшее он не согласен.       — Нет, — отрезает Чимин, хлопая дверцей шкафа неоправданно резко.

***

      Чимин лениво потягивается за последней партой, складывая учебники, и едва может сдержать улыбку, что так и просится на губы кривой линией самодовольства. На периферии изрядно помучавшаяся за весь день Морган то и дело косит свой неловкий взгляд в его сторону, не решаясь подойти. Очевидно, она уже довела каждый из заложенных Чимином ингредиентов до состояния al dente: целенаправленное игнорирование со стороны Сокджина, что весь день кружит с бланками в зубах, галдящие студенты, желающие урвать себе место в самой выгодной группе, и вполне не ироничное от соседки по комнате:       — Если Сокджин-ши не выдал бланк, значит, иди к старосте Академии. Поторопись, завтра уже вывесят новое расписание.       За собственными мыслями Чимин не замечает, как стремительно пустеет класс, оставляя лишь напряжённую точку через два ряда от него. Морган оборачивается, и на невыносимо долгое мгновение его сердце останавливает свой ход, позволяя удушающе липкой спирали закрутиться вокруг глотки и сдавить. Её глаза блестят темной серостью асфальта, об который обычно разбиваются вдребезги: иногда он слегка влажный, иногда раскалённый солнцем, но неизменно — последнее, что видишь перед смертью.       Честное слово, Чимин совсем не против, чтобы так оно и было, потому что это даже не взгляд — миг её случайной искренности, в которой чётко видно, как сильно ей претит собственное безволие конкретно перед ним. И это стоит всех денег и машин, которые у него есть.       Они застывают напротив друг друга, между ними два ряда потрёпанных временем и магией парт, но кажется, что целая пропасть. Они будто удав и кролик, что сталкиваются взглядами, в которых лишь немое понимание неизбежности дальнейших событий.       Остаётся выяснить кто здесь удав, а кто — кролик.       — Староста-ним, — первой тишину нарушает Морган, слегка вздёргивая подбородок.       — Чаги? — вскидывая бровь и убирая руку в карман брюк, он едва улыбается, но делает это без желаемого размаха победителя. Ещё рано.       Чимин уже видел и даже не один раз, как она опускает плечи, стоит Тэхёну с Чонгуком отвернуться; как едва заметно оседает в осанке и пригвождает взгляд к полу, пряча усталый выдох. В такие моменты она идеально беззащитна — бери и ломай. Ему ведь это и нужно — сломать, подчинить, упаковать на место, которое он сам для неё выберет. Проблема в том, что с ним Морган никогда не позволяет себе согнуть внутрь плечи: всегда прямая осанка, дыхание выверенной пунктирной линией и бесконечный контроль тела, даже когда он отворачивается.       Вот и сейчас голос не дрожит, а сама она — сплошная прямая.       — Могу ли я записаться в учебную группу?       — Можешь, — кивает Чимин, улыбаясь довольно, и лезет в сумку за бланком, куда сам сегодня записал всех «тяжёлых» студентов с их курса. Морган в несколько быстрых и бесшумных шагов сокращает расстояние между ними и протягивает руку, когда он резко прижимает бумагу к себе, расправляя губы в ухмылке. — Но ты кое-что дашь мне взамен.       — Что? — ледяной взгляд полосует его ответной усмешкой, словно она только этого от него и ждала.       — Две вещи, — он проводит языком по пересохшим губам. — Первая: теперь ты ешь всегда за одним со мной столом, и каждый перерыв ищешь меня сама, — с нарочным нажимом на последнее слово. — Вторая: ты пойдёшь со мной на свидание.       Мимолётное удивление разрезает радужку серых глаз и быстро растворяется в привычном безразличии, зло кольнув самолюбие Чимина. Не то, чтобы он реально рассчитывал её поразить, но и её выдрессированное самообладание уже начинает бесить не на шутку. Одно дело — отращивать такой панцирь у себя, и совсем другое — столкнуться один на один с идентичной непробиваемостью.       — Хорошо, — быстро собирается Морган, пожимая плечами. Она ровным почерком вносит своё имя, получая взамен расписание уроков на завтра.       — Основное для каждой группы вывесят завтра, — поясняет Чимин, убирая бланк в папку к таким же, что успел передать ему Сокджин. — У твоей группы проект по зельям и ещё один по ритуалам, но полагаю, что с последним у тебя проблем не будет.       Топорное упоминание первопричины её присутствия в Академии, как самая последняя попытка отобрать себе хоть ещё чуть-чуть чужих эмоций, но там всё та же звенящая пустота. Чимин поджимает губы, напоминая себе, что реагировать здесь должна она, а не наоборот. Поднимает на неё взгляд, ловит бездушную усмешку на губах и не сдерживается всё-таки, слегка присаживаясь на край парты.       — Собак, конечно, воскрешать не придется, как и привораживать девушек, — а вот теперь эмоция удивления задерживается на лице Морган, позволяя себя отчётливо увидеть, запомнить и пропустить через все имеющиеся у Чимина фильтры. На то и рассчитывал, когда вынимал из рукава карты, которых, по сути, у него на руках быть не должно: про собаку она говорила Чонгуку, а про девушку пошутила Сокджину в библиотеке, где, казалось, свидетелей не было. Зато были «птички».       Морган предсказуемо легко возвращается в исходное состояние, тянет широкую улыбку, слегка дёргая плечом.       — Неверные у вас сведения, староста-ним. Я всего-то хотела проклясть свою однокурсницу, чтобы забрать себе первое место по успеваемости.       — Аж настолько не терпишь конкуренции? — скалится Чимин, складывая руки под грудью.       — Да, — признаётся меченая, и отчего-то ведьмак не видит в этом и капли лукавства, только правду, но затем она неожиданно приближает к нему лицо. Не сильно, но достаточно, чтобы ему резко захотелось свести дистанцию между ними к нулю. И голос у неё внезапно становится глубже, сакральнее, с нотками не то издёвки, не то искреннего любопытства, но однозначно пробирающим до костей:       — Насколько мне известно, сонбэним, на нашем курсе вы — первый по успеваемости. Не страшно за свою жизнь?       Чёртова провокаторша.       Это ж надо было додуматься угрожать ему настолько открыто, настолько глупо, что даже разозлиться всерьёз не получается, только рассмеяться, а внутри даже поаплодировать. Морган не давит на больные точки, не распаляет в нём огонь ярости, удерживая тот всегда в определённом температурном режиме medium, но ладонь от чего-то жутко зудит желанием схватить её лицо и то ли приложить парой раз головой об стену, то ли впиться жадным, почти звериным, поцелуем.       — А мне стоит бояться? — лицо Чимина демонстрирует предельную концентрацию иронии и лукавства: уголок губ вытягивается вверх в ухмылке, морщинки вокруг глаз складываются хитрой паутиной и вздернутая бровь в немом «серьёзно?».       Морган задумывается, отведя взгляд в сторону немного кокетливо, чем заставляет механизмы внизу живота ведьмака закрутиться с удвоенной скоростью. Она и так умеет? Чтобы легко и просто заигрывать, чётко осознавая, с кем она это делает и что он может с ней за это сделать.       Блять, блять, блять, блять.       Дело дрянь, потому что Чимин себя знает слишком хорошо, чтобы не понять уже сейчас: Морган в одинаковой степени не нравится и восхищает.       — Нет, — неожиданно быстро она выпрямляется, отстраняясь. — Судя по тому, что вы устроили с бланками, чтобы заставить меня разделить с вами еду и сходить на свидание, не сильно-то вы и умный. Ведь, как вы там говорили? — театральная задумчивость пролегает во всей мимике лица, прибавляя происходящему красок. — Я принадлежу вам, да? И стоит вам чего-то захотеть, как я должна тут же это сделать. Имея на руках такой рычаг давления, вы строите сложносочиненные схемы, чтобы заставить меня сесть с вами в столовой рядом. Черт, да, вы круглый дурак, сонбэним.       Так откровенно она ещё никому из них не грубила, и один этот факт затмевает подымающуюся со дна злость, — это всё одному ему и только.       — Не зарывайся, — тон остро-предупреждающий о приближении к опасной зоне. Взгляд прямой и тяжёлый, пожалуй, впервые настолько по-настоящему и без примесей, что даже она сама тушуется на мгновение, слегка пятясь назад.       Нет, не «круглый дурак» и не тот факт, что Морган так и не смогла выкупить настоящей причины его поступка, заставляют его сгущать между ними кислород до состояния, когда невозможно вздохнуть. Чимин слышал в свой адрес вещи и похуже, чтобы сейчас действительно оскорбиться. Машину жалко разве что совсем чуть-чуть — покататься на ней нормально всё равно бы не смог, а почесать самолюбие хёна всегда полезно и никогда не знаешь, когда вылезет приятным бонусом. Но бесконечная игра в отрепетировано-вежливые улыбки, в слова на грани и глухую оборону — утомляет ровно настолько, чтобы вынести первое предупреждение.       — Хотя бы, потому что у меня есть этот рычаг, — больно цепляет её за локоть, дергая на себя, чтобы очень близко, чтобы взглядом размазаться по щеке, а губами едва задевать кожу, щедро пуская по ней румянец. Другой рукой на контрасте ласково Чимин поправляет её волосы, убирая прядь за ухо. Жест заботы, но в их случае больше издёвка. — Всё это время я старался быть вежливым с тобой: акклиматизация в непривычных обстоятельствах, новые люди, правила. Я великодушно закрывал на это глаза, но ты должна кое-что запомнить, чаги — у всякого терпения есть предел и ты почти перешагнула мой.       От такой близости, когда напряжение, сковавшее ведьму, можно попробовать на вкус, коснувшись языком собственных губ, в голову Чимина так некстати лезут кадры с недоделанной Фридой, что трепыхалась под ним рыбой-кисой-птичкой ночью ровно до тех пор, пока он не кончил, снова представив себе разрумянившееся, как сейчас, лицо Морган с немного испуганными и затянутыми плёнкой слёз глазами. Уродливая и неконтролируемая злость на неё, тугим комком вставшая поперек глотки тогда, сейчас планомерно рассасывается, деформируясь в нечто волнующее, азартное и толкающее вперед. Он касается носом скулы, неаккуратно съезжая ниже к шее, и трогает губами кожу под ухом. Тугой вздох из девичьей грудной клетки распаляет сильнее, заставляя слегка прикусить зубами, лизнуть и самодовольно улыбнуться — правильная игра на чувствительных точках выворачивает наизнанку не хуже, а в случае с Морган, может, даже и лучше психологических игр в кошки-мышки.       — Не заставляй меня демонстрировать свою реальную власть над тобой, зубоскаля на каждом шагу, — отпускает её резко, чтобы успеть ухватить порцию искренних эмоций: напряжение, стыд, злость и… уязвленность? Чимин задумчиво кусает губу, смахивая зубами в рот остатки чужого вкуса, и расщепляет на атомы вместе с несвойственной ей эмоцией. Морган никогда ещё никому из них не позволяла увидеть, как сильно они её задевают. Даже когда Чонгук полупьяную её тискал в коридоре, а Тэхён играл в рыцаря — Чимин уверен, она раскусила его спектакль ещё в первом антракте, — и ни один мускул у неё не дёрнулся, когда он вгрызался в её шею на Самайне. Но сейчас, в лобовом столкновении без свидетелей она, кажется, по-настоящему оскорбилась его поступком.       Какая прелесть. Шлюха для всех — монашка наедине.       Чимин шумно ухмыляется собственным мыслям и заправляет волосы назад, дёргая чуть сильнее чем нужно у самых корней. Морган приходит в себя, привычно закрываясь застывшим равнодушием на лице, и кидается прочь из аудитории, прихватив с собой сумку.       — Знаете, почему я не воспринимаю вас, как соперника, сонбэ? Почему вам не стоит беспокоиться за свою жизнь? — она тормозит у самой двери, оборачиваясь и позволяя разглядеть ещё кое-что новое и искреннее: злую, отчаянную решительность. — Да потому что вашей фантазии хватает исключительно на потрахаться, и методы демонстрации силы у вас соответствующие, — глаза у неё блестят чем-то угрожающим и опасным, будто предел её терпения Чимин только что перешагнул и настоящая игра между ними начинается прямо сейчас, потому что она больше не собирается сдерживаться. И доказывая это, Морган припечатывает его к полу, кривя губы в усмешке:       — Я ждала от короля Академии большего.       Хлопок двери гулким эхом отдается в черепушке Чимина, который застывает на долгих несколько секунд, ворочая в голове одну мысль: Морган не просто бесит, восхищает или вызывает в нем неоправданно яркий эмоциональный отклик — к ней непреодолимо тянет.       Тянет настолько сильно, что уже не хочется искать трещины в её защитном панцире и ворошить содержимое. Хочется стереть в порошок этот самый панцирь, а затем и её саму — такую раскрытую, нежную, уязвимую и тянущую к нему свои руки, которые она обязательно протянет.       Чимин себе не просто обещает — клянется.

***

      Не то, чтобы у Шин Соён действительно был какой-то конкретный план, когда она уговаривала отца подключить связи и отправить её в Академию прямо в середине учебного семестра, но заходя в столовую, плечи она расправляет именно так, как это делают люди с планом. На ней нет белого хаори, но любопытные взгляды она собирает примерно все. Она довольно кривит уголок напомаженных губ и гордо задирает подбородок выше, будучи на сто процентов уверенной в собственной исключительности.       — Тэхён-ши, — её голос звучит упрямо-твёрдо, — не поможешь мне? Я здесь первый раз, так что было бы неплохо, если бы мой жених проявил своего рода гостеприимство.       За раскладыванием слов и интонаций Соён едва ли замечает, как сначала от презрения кривятся губы ведьмака, а после яростью зажигаются глаза, но одно она успевает заметить — его отчаянный поиск в лице напротив хоть каких-нибудь эмоций. Поэтому соскальзывает взглядом со своего жениха в другую сторону — на девушку. Одной рукой ведьма безразлично цепляет ложкой кашу, а другой перелистывает страницы учебника. Соён цепко и оценивающе примеряется к невыразительному лицу и демонстративно, презрительно фыркает, возвращая внимание к Тэхёну, который, наконец, отмирает.       — Конечно, Соён-ши, — он улыбается квадратно, лениво оглядывая притихшую толпу любопытных студентов. — Каша сегодня, как и всегда, отстой, зато яичный рулет получился — закачаешься. Всё это и многое другое можно найти на раздаточном столе у меня за спиной. Первая порция бесплатно, повторные напитки и выпечка за отдельную плату. Запомни и не забывай кошелёк, как и тот факт, что я никогда не женюсь на тебе.       Соён прикусывает губу от лёгкой досады. В конце концов, приходя сюда, она не рассчитывала на теплый приём, но и такое откровенное пренебрежение, смешанное с грубостью, обижает до чёртиков. Она всё равно не упускает того, как Тэхёнов голос срывается на последних словах особенно сильно и ускакивает в одну определённую сторону, где перелистывается новая страница под тихий смешок очаровательного парня с пепельными волосами. И это внезапно ущемляет гордость куда сильнее, чем злополучное «я никогда на тебе не женюсь» бархатным голосом.       Одно дело — кидаться такими заявлениями, но при этом осознавать неизбежность данного факта, а другое — натурально игнорировать её, пялясь на другую.       — Из-за неё? — не привыкшая чего-либо стесняться, будучи по природе своей далеко не глупой, Соён воплощает в себе самую горючую из возможной смеси данных компонентов: что на уме, то и на языке. Она нарочито демонстративно тычет пальцем в сторону студентки, что сидит напротив её жениха, и, кажется, в этот момент в оглушающей тишине столовой слышно, как хрустко ломаются зубы её будущего мужа.       Только вот у Соён, кроме стеснения, ещё и напрочь отсутствуют все эти корейские кинки на вежливость, которые в ней то ли природой не были заложены, то ли выкорчевались после стольких лет в Америке.       — Йа! — она грубо толкает девушку в плечо, заставляя ту встрепенуться и мазнуть рассеянным взглядом по столовой. — Ты вообще в курсе, что у него невеста есть?       — Заткнись, — а вот теперь Тэхён точно обращается к ней, потому что подскакивает со своего места и больно цепляет за локоть, пытаясь оттянуть в сторону, но Соён от этого лишь сильнее злится, убеждаясь в собственных выводах.       — Отпусти, — припечатывает она резким голосом жениха, вырывая руку из крепкой хватки. — Раз сам не разобрался с этим, так я помогу, — и снова возвращается к столу, опираясь на него руками перед лицом студентки, что быстро хлопает глазами, пытаясь понять, в чём вообще дело. — Как тебя зовут?       На плечо ведьмы внезапно укладывается улыбчивая мордашка парня, сидящего рядом, он крепко обнимает её со спины и произносит мягко:       — Меня зовут Пак Чимин, и я друг вашего жениха, Соён-ши. А это, — тянет студент и тычется носом в щеку девушки, — Ёкояма Морган и, кажется, она немного в шоке, потому что, как обычно, была занята учебой. Да, чаги?       — Чаги? — выгибает бровь Соён, отлично зная, что так парни обращаются к своим девушкам. Смятение застывает на лице, сбивая всякую спесь с наследницы, и она не сразу замечает, как Морган резко выпутывается из чужих объятий и поднимается.       — Я не понимаю, что здесь происходит, но если это, — кивок в сторону Тэхёна, — ваш жених, то я его не знаю. А если этот, — кивок в сторону Чимину, — то и его тоже не знаю. Я здесь новенькая, как и вы. Кстати, приятно познакомиться.       Морган вежливо кланяется и, ни разу не оглянувшись, уходит — не убегает стыдливо, не стучит каблуками от гордости, а просто уходит, и это для Соён ещё хуже, потому что заставляет чувствовать себя пустым местом.

***

      Догнать, схватить, толкнуть к стене и устроить ей кабэдон в самых лучших традициях не составляет никакого труда для Тэхёна. Трудности начинаются, когда он видит во взгляде Морган не привычное напряжённое равнодушие, а покой. Что-то незаметное, но существенное переломалось в ней за эти несколько минут в столовой, и теперь она его не боится, не презирает и прочие «не», которые ведьма вечно тасует местами, общаясь с ними.       Тупое «ничего».       — Не знаешь меня, значит? — передёргивает её слова Тэхён, искривляя лицо. — А как же наша «дружба»?       — А что с ней? — хлопает ресницами Морган, ни на грамм не покрасневшая в своём положении. Другие бы уже стекали по стенке некрасивой лужицей, а этой хоть бы что, продолжает как ни в чём не бывало:       — Я правда тебя не знаю, Тэхён-ши, — язык бы ей вырвать за собственное имя, что никак не избавится от вежливой приставки, но только он слишком хорошо помнит его на вкус. — Какие у тебя привычки? Любимый цвет? Время года? Музыкальная группа или хотя бы жанр? Книга?       — Что-то я не припомню, чтобы ты сама спешила делиться личными предпочтениями, — парирует ведьмак, неосознанно приближаясь к ней ближе.       — А ты разве спрашивал? — до боли простой вопрос, но он заставляет Тэхёна прикусить язык от досады, потому что не просто не спрашивал — не хотел спрашивать, да и куда там, когда ты в запале охоты и тебе на пятки наступают ещё два таких же голодных рта. — Дружба, как и любой другой вид человеческих отношений, это дорога с двусторонним движением. Ты предложил свою дружбу и защиту, я согласилась. Мы оба сделали шаг навстречу, стали общаться, учиться и проводить время вместе. Если хочешь сделать ещё один шаг и чтобы я его тоже сделала — открой рот, сонбэ.       — Будто ты бы так легко ответила, — он предпринимает слабую попытку оправдаться и не потерять окончательно лицо, но получается только хуже, потому что следом вываливает буквально всё, что успело наболеть, налиться воспаленным цветом и пустить гнойные корни внутрь. — Ты ведь каждую попытку с зародыше убиваешь. Тебя и твоё настроение хрен разберёшь: сегодня ты вся в своих учебниках, а завтра ты уже отвечаешь на мои шутки, просишь принести тебе кофе и даже не похожа на айсберг, а послезавтра опять взгляд в учебник и ни на миллиметр дальше. Я хуй знает, то ли за гороскопом бежать и на Венеру в Стрельце пальцы загибать, чтобы твоё хорошее настроение поймать, то ли по теории вероятностей его вычислять. О каких шагах ты говоришь я, честное слово, не понимаю, когда тут воюешь месяцами за возможность выпить с тобой кофе вне Академии?       — Ну, ять… извини, — разводит руками Морган, неожиданно вспыхивая не столько реальной злостью, сколько ироничной досадой, — что я не вешаюсь тебе на шею.       Тэхён вдруг видит, как её губы дёргаются в едва заметной улыбке, и в этот раз она не завораживает, а только сильнее разгоняет злость. Смешно ей, блять. Просто обхохочешься.       Он обхватывает пальцами её затылок, притягивая к себе нос к носу. Смотрит сверху вниз, дышит тяжело и загнанно, со смакуемым удовольствием ловит, как с неё вмиг смывает всякую смешливость. На языке так и крутится едкое «а теперь тебе смешно?», но в тесное пространство между их губ лезет другое.       — А кто тебя просит вешаться мне на шею? — по слогам, строго, даже местами грубо, потому что в большей степени отчаянно, из-за желания впиться поцелуем. — Надо будет — сам повешу.       Больше он не сдерживается, пальцем давит на челюсть, оттягивая ту вниз и раскрывая её рот, чтобы жадно влипнуть в губы. Вмять её собой в стену на время демонстрационной версии «сам повешу» и ни на секунду не останавливаться. Тэхён целует её крепко, скользя языком по нёбу, прихватывая нижнюю губу, слизывая с неё каплю вязкой слюны. Целует её до глухого вздоха ей в глотку, перед тем как отодвинуться и заполошно глотнуть воздуха.       — Видишь? Это не так уж и сложно, — слова хрипом лезут наружу, заставляя его пожалеть об этом мгновенно. Видит Бог, он совсем другое хотел ей сказать, но уже слишком поздно. На лице Морган проявляется не просто презрение, но ещё и обида, причём жгучая — аж щёки покраснели.       — Совсем офигел? — отталкивает его от себя толчком, на который он бы в другое время и не сдвинулся, но её взгляд замыкает электричество всем системам жизнедеятельности. — Если на невесту плевать, то себя хотя бы не позорь, зажимая девчонок по коридорам. Сонбэ.       — Она мне не невеста, — даже не зло и сквозь зубы, а очень тихо. Он даже не сразу понимает, что всё давно закончилось и это её шаги по коридору эхом звучат, а не собственное сердце где-то в районе глотки пульсирует. Ошалелый Тэхён разворачивается обратно к столовой и сталкивается расфокусированным взглядом с девушкой, что сжимает кулаки и губы в тонкую линию.       — Не знает тебя, значит? — Соён ядовито нанизывает слова на всё ещё размытое тэхёново сознание, пока он сам скользит мимо неё. — Если сам от неё не избавишься в ближайшее время, это сделаю я.

***

      — Чего такой довольный, хён? — любопытно спрашивает Чонгук у Чимина, когда тот быстро возвращается в столовую. — Неужто в коридоре Санта-Барбара?       — Нет, но думаю, что мы ещё сможем на неё посмотреть, — произносит Чимин, улыбаясь довольно.