Демон

В любви откликнется душа,

Прошедшая страданий круг.

Вернётся память, предреша

Оставить прошлое разлук.

      Быть создателем миллиарда живых существ всегда было сложно, особенно когда дети становятся совсем взрослыми. Взрослыми, но по поведению — всё равно как дети: иначе поступки двух старших Он не мог объяснять.       Конечно, у Него были и другие дети, которые нуждались в Его защите от старших брата и сестры. Его милосердие распространялось на всех, а любовь тем более заслуживали те, кого Люцифер и Азраиль считали недостойными. Даже когда они сами считали себя недостойными, Отец не мог их не любить. Не мог ненавидеть. И наказание Он давал лишь для того, чтобы они смогли простить самих себя.       Неважно, насколько было больно Ему смотреть на испытания, что проходили Азраиль и Люцифер, а также младший ребёнок — Мегатрон. Ему было важно, чтобы испытание возымело успех, потому что сила, которой Он их наделил, была слишком велика, чтобы позволять и дальше распоряжаться ею по собственному желанию, а не по гласу долга.       Его лучшие творения — люди — не могли похвастать такими силами, однако Он наградил их самой важной ценностью — возможностью выбора.       И Он относился к их выбору с уважением.

***

Даже после смерти ты не оставляешь его

      Маленький золотистый огонёк летал всё время около души Оптимуса.       А тот всё также воевал, посещал церковь и видел во снах её.       Человеческая душа тосковала по тому, кого Отец велел забыть. Вот почему Бог любил людей — даже Его воля в некоторых моментах не имела силы против них. И как же Ему не проникнуться уважением к тому, что человек не желал забывать о любви из прошлой жизни?       Огонёк вспыхнул ярко-ярко, и пуля в человека не попала — она застряла в автомате, который он изо всех сил прижимал к себе.       Человек вновь ринулся в бой, даже не заметив, что чудо для огонька далось очень тяжело. Яркое жёлтое свечение угасло, став еле видным.

Хватит с тебя

      Решил он — и огонёк пропал.

***

      Оптимус был на пределе.       За прошедшие два года он потерял отца, троих товарищей и желание жить дальше. Он силой поднимал себя с постели после очередного сна, наполненного болью и тоской по несуществующему человеку. А потом вновь уезжал на службу в самые горячие точки мира.       Команда всё ещё держала его в этом мире, но даже они начали замечать его безумные попытки покончить с собой: он едва ли не бросался под пули. Одна такая почти попала в него, но вонзилась в автомат, сделав его непригодным для использования. Оптимусу пришлось выбросить оружие и идти на террористов с голыми руками.       Трое против одного безоружного — и даже так Прайм выжил. Возвышаясь смертоносной машиной для убийств над трупами, мужчина стоял и не понимал, кто же так жаждал, чтобы он жил! Жил вот так, в постоянном поиске неизвестно кого и непонятно чего!       Судорожно вздохнув, Оптимус сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло хотя бы слюной.       Подоспевшие члены отряда нашли его сидящим на каком-то ящике с ножом в руках, который он задумчиво рассматривал так, будто пытался понять, либо как всех переубивать, либо как покончить с собой.       Сэм ещё долго будет вспоминать в страшных кошмарах маниакальный блеск в глазах капитана.

***

      От предложений товарищей уйти в отпуск Прайм отмахивался.       Как они не понимали? Если он вновь вернётся на гражданку, то с ума сойдёт от гнетущего чувства одиночества и жалости к самому себе. Мысли о самоубийстве всё чаще и больше посещали его голову, потому что он больше не мог терпеть эту разрастающуюся гнилью в груди пустоту.       И в один день он ушёл от команды, защитив их от самого себя. Ушёл, подавшись в наёмники.       Очередное задание, очередной бой не на жизнь, а на смерть, но теперь вдали от старых товарищей.       Сидя в вертолёте, Оптимус и его команда не долетели до места высадки считанные метры — в них попала ракета. Взрыв оглушил Прайма, заставил потерять сознание на короткое мгновение.       Они обрушились на землю со страшным толчком, вывернувшим внутренности наружу. Раздался треск, прокатившийся по остаткам уцелевшей кабины вертолёта, а затем — тишина.       Где-то вдалеке звучал приглушённый звук выстрелов, кожу опалял жар огня, горевшего где-то совсем близко, в ушах звенело.       Оптимус с трудом разлепил веки, поняв, что остался чудом жив, в отличие от тех, кто летел с ним.       И снова это чудо.       Оказавшись целым в сбитом вертолёте, который разнесло на куски, Оптимус выбрался наружу, обнаружив, что отделался ударом головы, что объясняло головокружение и боль в затылке. Больше никаких ранений не было. Ни царапины.       Чёртов счастливчик!       Оглянувшись, Оптимус увидел лишь деревья непроходимых джунглей, да рассвет где-то вдалеке. С севера прилетали отзвуки страшного боя — куда и направлялся их вертолёт. Должно быть, вторая часть группы, оставшись без прикрытия с воздуха, начала действовать, накрыв пиратов в их схроне.       Перехватив автомат покрепче, Прайм двинулся в сторону звуков.       Через пару минут среди лиан и склонившихся деревьев мужчине открылся вид на убежище пиратов. Оно представляло собой несколько шалашей, построенных на скорую руку. Они были замаскированы под местную растительность, что делало их практически невидимыми. Однако сейчас половина из них горела в алом пламени.       Его команда отстреливала пиратов, которые вытаскивали украденные боеприпасы под прикрытием своих людей. Заняв положение как бы между ними, но в стороне, Оптимус не мог не воспользоваться отличной возможностью выкосить прикрытие врагов самостоятельно.       Приказ был уничтожить всё. Вот этим Прайм и займётся.       Укрывшись за стволом дерева, покрытым мхом, Оптимус прицелился в первого же пирата на линии его огня.       Где-то сверху и чуть дальше послышался гул лопастей ещё одного вертолёта.       Не обратив на это должного внимания, Оптимус рукавом стёр пот, стекающий по лицу и мешающий как следует прицелиться. Чёртовы джунгли уже в печёнках сидели.       Автомат отдался привычным импульсом при стрельбе, и первый на счету Прайма пират дёрнулся и упал. Не успел мужчина убить второго, как оказался обнаружен. Встречный огонь тут же обрушился на него, пули врезались в дерево и пролетали мимо ствола, со свистом прорезая дальние деревья и листья.       Присев на одно колено, Оптимус выглянул с обратной стороны дерева. Трое сомалийских террористов направлялись в его сторону. Поэтому, пока они не приблизились, он сорвал гранату с нагрудника, вытащил чеку и бросил куда-то в сторону для отвлечения внимания.       Земля содрогнулась от взрыва справа от Прайма, и он бросился в противоположную сторону, когда трое мужчин замерли в нерешительности. Однако попытка перемещения из одного укрытия в другое была замечена и одним из них. Подав знак другим, террорист направился вслед за Оптимусом.       Не впервые оказавшись в западне, которую сам же и устроил, Прайм почувствовал привычный азарт и прилив адреналина.       — Хах, ну попробуйте, — оскалился он, готовясь к схватке.       Но всё пошло не по плану.       Террористы оказались дальновидными. Вместо того, чтобы слепо кидаться за Праймом, они попросту бросили гранату в то место, где он скрылся. И попали.       Услышав поблизости стук о землю, мужчина перевёл взгляд. Среди травы всего в метре от себя он заметил холодный блеск боеприпаса.       — Блять, — выругался Прайм, проклиная свою самоуверенность.       Взрыв ослепил, оглушил и откинул его на несколько метров назад. Удар спиной об ствол вышиб из него весь воздух, а после он упал на землю, как мешок. Ослеплённый и потерявший ориентир, Оптимус силился поднять хотя бы голову, но каждый раз ронял её.       Тело сковала страшная слабость. В ушах стоял звон, голова кружилась: мир вертелся и крутился. Оптимус отхаркнул кровь и только сейчас заметил разлившийся металлический привкус во рту. А вместе с тем почувствовал, как с губ и из ушей протянулись тёплые струйки.       Мазнув по губе ладонью и подняв её над собой, мужчина действительно увидел кровь. И рёбра болели. Он точно сломал или одно или несколько.       Тяжёлые шаги и щелчки автоматов, которые привели в боевую готовность, Прайм не услышал. Но он вновь ощутил дрожь земли от взрывов где-то в стороне схрона, а также далёкое эхо выстрелов и крики.       А Оптимус валялся, не в силах подняться.       Неужели это тот конец, о котором он так мечтал?       А мечтал ли?       Если и умирать, то уж точно не в богом покинутых джунглях, располагавшихся неизвестно где. В одиночестве и страхе.       Он рвано вдохнул, понимая, что на тот свет вовсе не хочется.       Как же дерьмово.       Голова внезапно прояснилась, и мужчина услышал язвительные смешки. Сомалийский язык.       Его внезапно пнули под ногу, как какую-то дичь, которую поймали на охоте, и Оптимус наконец увидел лица своих предполагаемых убийц. Они, уродливые, лысые, с кривыми тёмными зубами, открытыми в оскале злой усмешки, возвышались над ним.       На него направили дуло автомата. Сомалиец усмехнулся ещё шире.       «Вот и всё», — закрыл глаза Оптимус и вдохнул в последний раз.       Раздалась автоматная очередь.       Оптимус дёрнулся.       Но… не почувствовал боли.       Так быстро умер?       Но нет, ему даже удалось разлепить веки, увидеть то же небо с деревьями джунглей и услышать всё те же звуки боя и треск огня.       Он вмиг рвано вдохнул, понимая, что ему вновь блядски и чертовски повезло.       — Глупый человек! — внезапно рявкнул кто-то недалеко от него.       Оптимус застыл, нахмурившись. Голос казался отдалённо знакомым. Мужчина наконец попытался сесть, превозмогая боль в рёбрах и животе. А сев, увидел своего ангела-спасителя.       Во все глаза уставившись на девушку, свирепо шагающую прямо на него в такой же военной амуниции, как и у него, он понял, что незнакомка спасла его. Вот только разглядеть её не удавалось: пелена перед глазами до сих пор не прошла.       И только когда она приблизилась, Оптимус почувствовал, как у него спёрло дыхание.       — Помереть решил?! — вновь рявкнула девушка, возвышаясь над ним. — Вздумал один разобраться с до зубов вооружёнными сомалийцами?!       Эта злость, это беспокойство были ему знакомы.       Точно так же ему были знакомы эти светлые локоны, не убранные под шлем. Были знакомы эти горящие голубым глаза. А ещё был знаком этот голос.       — Ты… — прохрипел он.       А потом его голову будто раскололо надвое. Он захрипел, схватившись за виски.       Холодная рука легла ему на горячий лоб, вмиг прекращая боль и остужая поднявшийся жар.       Оптимус сглотнул, не веря в произошедшее.       Столько лет.       Столько жизней.       Зажмурившись ещё сильнее, боясь открыть глаза, — а вдруг это сон? — Прайм не справился с тяжестью на сердце и овладевшим чувством вселенского счастья.       Слеза скатилась по щеке.       Переборов страх, мужчина открыл глаза и увидел перед собой её.       — Бамблби…       — Здравствуй, Оптимус, — поздоровался с ним ласковый и одновременно тоскливый голос из снов и прошлых жизней.

***

      Бамблби надеялась на совершенно другую встречу.       Впервые увидев её за полторы жизни, Оптимус и правда расчувствовался, а после грохнулся в обморок.       Удар был сильным, сотрясение обеспечено, да и сломанные рёбра говорили сами за себя. Состояние человека оставляло желать лучшего, и Би не понимала, как он мог дойти до такого.       Не отходя от его койки в госпитале, девушка денно и нощно, сидя на стуле рядом, бдила за сном и жизнью Оптимуса.       Через два дня он наконец очнулся.

***

      Открыв глаза, Оптимус подумал, что он вновь оказался в той церкви, вновь смотрел в голубые глаза с вертикальным зрачком, вновь видел перед собой девушку, одетую в чёрный костюм в белую тонкую полоску.       Но нет.       Перед ним на стуле сидела… кто?       Слегка растрёпанные белокурые волосы, внимательный взгляд голубых глаз, курносый носик и пухлые губы. Но одежда военная: штаны цвета хаки и зелёная футболка под ветровкой.       Элегантный образ в его голове никак не вязался с этим грубым, но от того самым настоящим и приземлённым видом.       Девушка из снов. Девушка из прошлой жизни.       Оптимус сглотнул.       Аппарат жизнеобеспечения пискнул, оповещая об участившемся сердцебиении.       Быстрый взгляд голубых глаз на прибор не укрылся от Прайма. Она заметила.       — Кто ты? — просипел мужчина, не находя в себе сил даже на то, чтобы думать.       Вся боль, причинённая ею в прошлой жизни, все муки, вызванные её отсутствием в этой, обрушились знакомой волной отчаяния. Она заставила его забыть о себе. Она заставила его убить себя. Она заставила его жить без неё.       Может, для неё эти десятилетия пролетели незаметно, но никак не для Прайма.       — А как ты думаешь? — наклонила она голову на бок. Её глаза были ярко голубыми, но зрачок казался неправильным. Он вновь был круглым, не вертикальным — неужто при пробуждении ему показалось? Сердце кольнуло болью.       Так наклонять голову любила Бамблби. Его Бамблби. Но кто перед ним?       — Никак, — тихо и судорожно ответил он. Сердце рвалось, а грудь вздымалась от быстрого дыхания.       — Это больше не сон, Оптимус. И даже не рай или ад, — Бамблби слезла со стула и, встав на колени перед кроватью, положила на неё локти, взяв в руки холодную ладонь Прайма и запечатлев на тыльной стороне поцелуй. — Я виновата перед тобой.       — Кто ты? — ещё раз, но с большим нажимом спросил Оптимус. Он до сих пор боялся надеяться.       Отчаяние затопило его синие глаза.       Память души никуда не делась, а значит, что и душа не забудет те страдания, которые перенесла. Всё, как и сказал Отец.       «Тяжело помнить то, что чувствовал в прошлой жизни. Представь, что то, что ты чувствуешь сейчас, усилится в два раза. Любил человека тогда — любишь и сейчас, но в разы сильнее, ненавидел тогда — ненавидишь сейчас. С тёмными, отрицательными эмоциями душа может справиться, найдя спасение в любви. Заставь его вспомнить о любви, пусть боль притупится».       — Для тебя я Бамблби, — мягко молвила Би, придвинувшись к голове Прайма и, не отпуская его ладони из левой руки, принялась правой гладить его по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. — Твой демон Белиал, в прошлом — Архангел Азраиль. А сейчас я твоя возлюбленная, твоя женщина и вновь твой демон, — прошептав последние слова, Би мягко коснулась губ Оптимуса своими.       Это было похоже одновременно и на взрыв, и на мягкий прилив: осознание столкнулось с возродившейся любовью. Будто до этого Оптимус не жил, а существовал на автомате, не понимая, зачем он здесь, на этой земле. Будто мир был лишён звуков и красок, чувств.       Но вот его израненное сердце трепетало в груди, как птица, а рука сама собой зарывалась в мягкие светлые волосы, пока Оптимус отвечал на долгожданный поцелуй, пробудивший его к жизни.       Поцелуй и в этой жизни смог связать их души — это Бамблби мигом почувствовала по тому, как серая, невзрачная душа её человека, превратившаяся в нечто отдалённо напоминающее себя прежнюю, стала потихоньку преображаться. Она расправилась, из комка грязи вернулась в изначальную форму и начала излучать мягкий свет, горящий всё ярче с каждым мгновением.       Оторвавшись от Би, Прайм наконец вдохнул полной грудью. Всё ещё сбитый с толку, растерянный, но достаточно пришедший в себя, чтобы понять, что вот оно — его личное счастье.       Их лбы столкнулись. Оптимус не убирал руку с её затылка, удерживая голову девушки на месте.       — Чтобы больше без этих игр! — прорычал он, пытаясь справится с нахлынувшими эмоциям: он был счастлив, но в глубине души боялся, что трагедия может повторится.       — Больше никогда, — вкрадчиво пообещала Бамблби, и её круглый зрачок наконец стал вертикальным. — На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и…       — Нашла, — выдохнул Оптимус, не сводя взгляда с демона, что теперь не оставит его. Ни в одной из их будущих жизней.