Пожиратель Людей

      Когда горничная спросила меня, какое платье я хотела бы надеть на сегодняшний ужин, я ответила, что подойдет любое, лишь бы в нем были карманы.       И вот теперь, проходя по длинной галерее, ведущей в обеденный зал, я потираю теплый кусочек селенита, спрятанный в левом кармане. Это подарок от женщины, с которой я сидела в одной камере в Тюремной башне Эверленда.       — За твои заботы, — сказала она, раскрывая ладонь, на которой лежал гладкий кристалл с потертым ободком, идеально подходящий под размер подушечки большого пальца.       Я не знаю, правда ли, что камни и кристаллы обладают целебной силой или какими-то метафизическими свойствами, но он всегда помогал мне справиться с беспокойством, и я цепляюсь за это средство с тех пор, как сидела, дрожа, в той холодной, сырой тюремной камере.       Иногда ужас при мысли о возможности возвращения туда грозит поглотить меня целиком. Иногда мне становится так плохо, что приходится прятаться в своей комнате, глотая ячменный отвар, просто чтобы успокоить нервы.       Иногда я искренне уверена, что мне суждено вечно быть чьим-то пленником, в камере или в королевстве.       Я вхожу в обеденный зал, и там воцаряется гробовое молчание.       Это обычное дело. Этого следовало ожидать. Но у меня все равно мурашки по коже.       Я не люблю, когда меня замечают.       Я сжимаю селенит так крепко, что боюсь, как бы он не треснул.       — Ее величество королева Венделлин, — объявляет придворный герольд.       Венделлин — имя, которое дал мне Хальд, когда решил, что я буду его невестой, а не бывшей заключенной, якобы связанной с Питером Пэном.       Несмотря на то, что Пэн бросил меня в Эверленде, его мотивы не имели значения. У меня были с ним какие-то связи. Поэтому я так или иначе была виновата.       Хальд сказал, что мне нужно стереть все воспоминания о моем прошлом, включая мое имя.       Так родилась Венделлин.       Хальд снабдил меня поддельными документами, в которых говорилось, что я дальняя родственница королевы Аннабеллы из Южного Уинтерленда, что позволяло мне выйти замуж за короля.       Эта история продержалась до тех пор, пока Халли не решил покопаться в ней. В конце концов он раскрыл историю моего происхождения и мое настоящее имя. Почему он не поделился этим со всем двором, для меня непостижимо. Я не могу отделаться от ощущения, что он приберегает эту информацию как оружие, которое можно использовать против меня, как бомбу, которую он планирует взорвать, когда будет подходящее настроение.       После официального объявления о моем прибытии, я направляюсь по красной ковровой дорожке, проходящей от входа через весь обеденный зал, к королевскому столу в его главе, за которым на проволоке и железном пруте висит гигантская картина маслом, изображающая меня и Хальда. Мы позировали для нее долгими часами. Я не могла не отметить, что художник сделал Хальда моложе, чем он был на самом деле, немного уменьшил ему талию, мой же нос был написан более резкими мазками, а в суженных глазах застыла жестокость.       Хальд сказал, что так я выгляжу более царственной. Он правда хорошо умел рассеять мои глупые страхи.       Все присутствующие, около трех сотен представителей знати и аристократии Эверленда, выстроились по обе стороны красной дорожки; мужчины склоняют головы, дамы приседают в реверансе, когда я прохожу мимо.       Подойдя к столу, я уважительно киваю принцу и его невесте и сажусь на свое место, на стул королевы, за длинным королевским обеденным столом.       Когда я вижу пустое кресло Хальда рядом, на меня внезапно накатывает грусть.       Пока все рассаживаются, снова начинает играть музыка, и придворные возвращаются к своим разговорам перед ужином.       Слуга наливает мне бокал вина. Моя горничная пробует его на вкус. Мы выжидаем необходимое время чтобы решить, безопасно ли его пить.       Когда с ней ничего не происходит, я беру бокал и делаю глоток.       — Вы сегодня выглядите великолепно, ваше величество, — произносит Халли, поднимая свой кубок.       — Как и вы, ваше высочество. Этот голубой цвет очень подходит к вашим глазам.       Он улыбается.       — Его выбрала для меня моя невеста.       — Хороший выбор, леди Марет, — говорю я ей.       Она улыбается, опуская голову. Ее голос едва слышен из-за шума.       — Большое спасибо, ваше величество.       Когда Халли объявил о своей помолвке с Марет, я и правда подумала, что он шутит. Марет — дочь какого-то мелкопоместного дворянина, имя которого я никак не могу вспомнить. Ее едва ли можно назвать хорошенькой, не то, чтоб это имело какое-то значение. Но в случае с Халли, как мне казалось, не будет более важного требования. Хотя, возможно, он хочет быть самым красивым в этой паре. Он очень любит поклонение. Я полагаю, вполне логично, что он не хочет, чтобы его невеста оттягивала на себя все внимание.       — Вы уже видели наших почетных гостей? — Халли оглядывает обеденный зал, и мое сердце начинает биться чаще.       — Вы пригласили их, ваше высочество. Я полагала, что вы будете знать, где они.       Когда моя горничная спросила, какое платье я сегодня предпочитаю, мне следовало сказать никакого корсета из китового уса. Потому что прямо сейчас мне трудно дышать из-за этих ребер. Что заставляет меня раздражаться.       Но если Халли и задевает мое отношение, он никак этого не показывает.       — Я уверен, что они скоро появятся, — говорит он. — О, смотрите-ка, легок на помине.       Я следую глазам за взглядом Халли, направленным ко входу в зал, и мои плечи расслабляются от облегчения.       Герольд выкрикивает:       — Капитан Джеймс Крюк!.       Джеймс кивает герольду, затем, заложив руки за спину, входит в обеденный зал со всей грацией англичанина, везде чувствующего себя как дома.       Я рада, что он прибыл первым.       Я думаю, вполне возможно, что мы с Джеймсом скроены из одного и того же материала. Тонкой ткани с изящной строчкой и очень специфическим применением. Мы относимся к тому типу тканей, которые предназначены для драпировки, а не для придания формы.       Я понимаю Джеймса.       Я никогда не понимала Рока.       Он подобен летней буре, налетающей из ниоткуда, непредсказуемый по своей природе, временами жестокий и такой мрачно-красивый, что его вид выжигает тебе глаза.       Джеймсом я могу управлять. Но Роком управлять невозможно. Ты можешь только крепко держаться и надеяться, что он не поглотит тебя целиком.       Джеймс произносит все положенные приветствия, а затем замечает меня во главе зала, и смотрит на меня так будто впервые за много лет странствий увидел землю.       Мое сердце снова бьется чаще.       В животе порхают бабочки.       Он решительно направляется ко мне.       — Ваше величество.       Он кланяется. Я отмечаю, что его руки все еще сцеплены за спиной, скрывая крюк. Неужели он боится напугать меня?       Когда мы были вместе, у него еще были обе руки, и, клянусь богами, он знал, как ими пользоваться.       Прикосновения Джеймса всегда были нежными, теплыми и страстными.       В отличие от него, Рок всегда прикасался жестко, оставляя синяки и будто присваивая тебя.       Если бы я была порядочной девушкой, я бы сказала, что предпочитаю прикосновения Джеймса.       Но я не такая.       Если бы меня заставили выбирать, я бы не смогла этого сделать.       Именно поэтому много лет назад я разрывалась между ними. Я хотела их обоих по разным причинам и по-разному.       Я всегда была как розовый куст, нежные цветы с острыми шипами.       Прошло столько лет, а я, кажется, ничуть не изменилась.       Я хочу, чтобы Рок приводил меня в ужас. Я хочу, чтобы Джеймс обожал меня.       Я хочу всего этого, целиком и даже больше.       И осознание того, что я никогда не смогу этого получить, снова разбивает мне сердце.       Им следовало уехать.       Нет, им вообще не следовало приезжать.       Мы с Джеймсом смотрим друг на друга. Он явно побывал в королевской гардеробной. Он одет в изысканный фрак с серебряной отделкой ручной работы, сшитый никем иным, как Придворным портным Биттершором.       Биттер наполовину фейри, хотя двор этого и не признает. Двор вообще неодобрительно относится ко всему магическому, если только эта магия не помогает нам хорошо выглядеть.       Воистину, никто лучше него не владеет иглой. А Джеймс преображается под действием видения и таланта Биттера.       Фрак сидит на Джеймсе так, словно был сшит специально для него, а военный стиль придает ему властности и представительности.       Я полагабю, что после Биттера его отправили к двойняшкам Уитдри, королевским парикмахерам, потому что он был чисто выбрит, его волосы уложены и приглажены.       Он выглядит потрясающе, и от меня не ускользает, что большинство придворных, как мужчины, так и женщины, смотрят на него голодными глазами.       И если бы все взгляды придворных не были прикованы к нам, я бы отвела его в сторону, погрузилась в его тепло и вырвала все секреты из его уст.       Почему он сейчас здесь? Почему он с Роком, своим смертельным врагом?       И потом я бы предупредила его.       «Ты должен бежать из этого сводящего с ума места, — сказала бы я ему. — Прежде чем оно убьет тебя».       — Ваше величество, — обращается ко мне Джеймс, — ваша красота затмевает само солнце.       Халли фыркает, сидя рядом со мной, и челюсти Джеймса сжимаются от этого звука.       — Вы мне льстите, — отвечаю я, потому что именно этого ответа от меня и ожидают.       — Джеймс, — говорит Халли. — Как нашему почетному гостю, мы предоставили вам место за нашим столом. Вы займете место рядом с нами, справа от кресла короля.       Джеймс смотрит на пустое кресло рядом со мной и на два стула стоящие за ним. Последний, должно быть, предназначен для Рока. Если он когда-нибудь решит появиться. Как всегда элегантно опаздывает. Не знай я его, предположила бы, что он трахается в каком-нибудь гардеробе со служанкой.       И от этой мысли у меня скручивает желудок.       От этого мне хочется крушить все вокруг.       Лучше бы ему ни с кем не трахаться под моей крышей.       Да успокойся же! Он тебе не принадлежит. Никогда не принадлежал.       — Конечно, для меня это большая честь, — говорит Джеймс и отвешивает еще один легкий поклон принцу, прежде чем занять свое место по другую сторону от кресла Хальда.       Но так с ним невозможно разговаривать, потому что кресло закрывает весь обзор.       Мои нервы искрят от напряжения, пока когда я думаю, как же мне это исправить.       Конечно, все это игра, и я знаю, что Халли играет в нее с тех пор, как Джеймс и Рок ступили на землю Эверленда и начали спрашивать о Венди Дарлинг.       Так почему бы и мне не поиграть с ним в эту игру?       Я подзываю одного из пажей. Он кланяется и ждет моего приказа.       — Отодвиньте, пожалуйста, королевское кресло, чтобы я могла должным образом пообщаться с нашими почетными гостями.       Хотя я сижу спиной к Халли, я чувствую его гнев, как резкий зимний мороз.       Я знаю, что это опасный шаг.       Но я хочу напомнить ему, что не всегда играю по правилам.       Паж на секунду приходит в замешательство, потом кивает и говорит:       — Конечно, ваше величество.       И отодвигает кресло, приставляя его обратно к стене.       — Ну же, Джеймс, — говорю я. — Присоединяйтесь ко мне.       Джеймс встает. Паж пододвигает его стул к моему, а один из слуг передвигает столовые приборы, как для Джеймса, так и для Рока.       — Вот, — я улыбаюсь Халли. — Так-то лучше.       Вена, проходящая по центру лба Хэлли, вздувается. Леди Марет кладет свою бледную, изящную руку ему на бедро и ободряюще сжимает его. Часть его напряжения спадает.       Я заплачу за это позже. Но прямо сейчас это того стоит.       Бокал Джеймса наполнен. Я подзываю свою горничную, она отпивает из него.       Джеймс бросает на меня взгляд, но я делаю вид, что не замечаю.       — С вами тут хорошо обращаются? — спрашиваю я его.       Он облизывает губы. Я помню, как целовала их. Я помню, как нежно его губы встречались с моими, как жадно его язык попробовал меня на вкус.       Впервые за очень долгое время у меня между ног вспыхивает жар, и это застает меня врасплох настолько, что я краснею.       — Щедрость вашего двора не знает границ, — говорит Джеймс.       Я осматриваю обеденный зал. Люди медленно пробираются к своим столам.       — Где Рок?       Джеймс стонет.       — Я и сам хотел бы знать.       Я отпиваю из своего бокала.       Значит, они не настолько близки, чтобы быть в курсе всех перемещений друг друга.       Признаюсь, увидев их вместе, я испытала укол зависти. Думаю, что завидую любому, кто оказывается в зоне их притяжения.       Когда я смотрела, как они стоят на коленях, соприкасаясь плечами, мне захотелось разозлиться на Джеймса за то, что он был там, где хотелось быть мне, и на Рока за то, что у него было то, чего я всегда хотела от Джеймса. Но, конечно же, это нелепо.       Не может же быть, что они вместе.       Я бросаю быстрый взгляд на Джеймса. Внезапно мне приходит в голову, что я, возможно, неправильно истолковала их близость как что-то мимолетное.       Что, если между ними что-то есть?       Что, если я окажусь лишней?       И как раз в тот момент, когда я думаю, что, возможно, я все это выдумываю и у меня паранойя, Рок входит в зал, и Джеймс выпрямляется, его дыхание становится прерывистым, более поверхностным, взволнованным.       Он сглатывает, и кадык на его идеальной, красивой шее опускается.       Мой желудок сжимается.       Нет, нет.       Накатывает ревность, угрожая утопить меня.       — Этот… гм, Крокодил, — объявляет герольд.       Тишину, воцарившуюся в зале, можно охарактеризовать только как «звенящая».       Как будто в обеденный зал вошел сам король.       Хотя Рок, возможно, и не член королевской семьи, у него есть определенная репутация.       Если вы не очарованы его обаянием или не восхищены его красотой, вы приходите в ужас от его силы.       Невозможно не насторожиться, когда Крокодил заходит в комнату.       Теперь мы все в его власти, и он это знает. Хотя управлять Роком невозможно, сам Рок точно знает, как управлять нами.       Он улыбается придворным всеми своими идеальными белыми зубами, сверкая острыми резцами.       У меня перехватывает дыхание.       Он тоже побывал у Биттера. Но если Джеймса Биттер одел в элегантный фрак в военном стиле, он прекрасно понимал, что любое украшение только умалит красоту Рока.       На нем черный костюм без украшений, который идеально облегает его тело.       Джеймс рядом со мной вздыхает, и я оглядываюсь на него.       — Вот это я в нем всегда больше всего ненавидел, — признается он низким и хриплым голосом.       — Что? — выпытываю я.       — Как чертовски хорошо он выглядит в костюме.       У меня слегка отвисает челюсть, в носу горит.       Если мне нужны были еще какие-то доказательства, то вот они.       По какой-то иронии судьбы или по волшебству, некогда смертельные враги теперь наслаждаются друг другом, а я отрезана от них, королева по имени, но все та же нищенка, ищущая крупицы внимания двух единственных мужчин, которые заставляли меня что-то чувствовать.       Зачем я вообще их бросила?       Иногда по ночам, лежа в холодной, сырой камере, я тихо рыдала в темноте, спрашивая себя, почему я решила сбежать.       Оглядываясь назад, я понимаю, почему мне казалось, что это было правильное решение. Рок и Пэн жестоко наказали Крюка, забрав его за руку просто за то, что он осмелился прикоснуться ко мне. А причина, по которой я оказалась с Крюком, была в том, что он похитил меня у Пэна, чтобы свести счеты.       Я не хотела участвовать ни в творимом ими насилии, ни в их войне. Я хотела любить. Хотела чувствовать себя в безопасности.       Я думаю, что какая-то часть меня думала, что один из них последует за мной, доказывая свою преданность.       Какой же глупой и пустой девчонкой я была.       Рок неторопливо пробирается сквозь толпу, флиртуя со всеми придворными по дороге к королевскому столу.       С каждым его шагом, с каждым футом сокращаемого им между нами расстояния, мое сердце бьется чуть сильнее, пока у меня в ушах не становится горячо от его лихорадочного стука.       Я все еще чувствую себя той глупой пустой девчонкой. Один взгляд Рока, и я теряю всякий здравый смысл.       Когда он наконец подходит ко мне, то останавливается и кланяется.       — Ваше величество.       Он снова выпрямляется, его улыбка становится кривой и распутной. Улыбкой мошенника.       — Хорошо, что вы наконец присоединились к нам, — говорю я.       Джеймс рядом со мной давится от смеха.       Рок как всегда невозмутим.       — Прошу прощения, я был просто очарован красотой вашего огромного замка. — Он кивает Халли. — Ваше высочество, должен сказать, что у вашей семьи прекрасный вкус в искусстве и архитектуре. Это замок был построен по проекту Визона?       Халли что-то бормочет, подыскивая ответ:       — Да, я полагаю, что так оно и было.       — Я так и думал. — Рок переводит взгляд на высокий сводчатый потолок, на изогнутые балки и лица херувимов, вырезанные вручную на карнизах. — В архитектуре здания чувствуется его восхитительное чувство юмора.       Но не Визон строил этот замок. Это был Морсони Маракопа III. Что буквально высечено на краеугольном камне.       Взгляд Рока возвращается ко мне, он подмигивает.       Значит, он в курсе, что Халли ничего не знает о своем собственном доме. Рок всегда играет в игру, о правилах которой знает только он сам.       Но то, что он втянул меня в это, хотя…       Я снова краснею, и у меня сводит живот.       — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам за столом, — говорит Халли, кивая на пустое место на другом конце. — Скоро подадут первое блюдо.       — Замечательно. — Рок снова показывает свои зубы. — Я умираю от голода.       Крюк меняет положение на стуле рядом со мной, но я не могу сказать, от скуки это или от какого-то неудобства.       Рок занимает свой стул справа от Крюка, и усевшись, он наклоняется к нему и шепчет ему на ухо; Крюк хмурится, глядя на него, бормоча под нос проклятия.       Остальные придворные рассаживаются по своим местам. Музыка оркестра наполняет большой зал, лирические ноты эхом отдаются над нами в сводах.       Нам подают первое блюдо — ароматный сливочно-луковый суп с хрустящим картофелем.       У меня нет аппетита, но я стараюсь есть всего понемногу, чтобы не разжигать новых сплетен.       Каким-то образом я справляюсь со всеми пятью блюдами. Вино льется рекой, и к тому времени, как уносят наши десертные тарелки, у меня внутри тепло, я чувствую себя взбудораженной и смелой.       Мелодия набирает темп, и придворные заполняют танцпол.       Я отодвигаю свой стул. Горничная помогает мне распутать длинную юбку моего платья.       Я направляюсь к Року.        — Не изволите ли потанцевать со мной.       Это не вопрос.       Рок и Джеймс обмениваются взглядами, и Рок поднимается на ноги, возвышаясь надо мной в своей обычной властной манере. Я всегда чувствовала себя маленькой рядом с ним, и ничего не изменилось.       — Сочту за честь, ваше величество.       Он берет меня за руку.