Пожиратель Людей

      Проникнуть в комнату капитана не составляет никакого труда.       Миллс, хозяйка гостиницы, была просто счастлива выдать мне второй ключ, когда я сказал ей, что хочу сделать сюрприз своему лучшему другу капитану Джеймсу Крюку.       — Он выглядел так, словно ему это не помешает, — сообщила мне Миллс. — В смысле, чтобы друг был рядом.       — Вы даже не представляете, до какой степени, — заверил ее я.       Я вхожу к нему в комнату и вижу, что он крепко спит, сидя на шатком стуле с пистолетом в безвольно повисшей руке. Сейчас даже не полночь. Ночь еще только начинается.       Оставив дверь открытой, я подхожу к нему и наклоняюсь. Между нами всего лишь пара футов расстояния.       Я втягиваю воздух, вдыхая запах пирата. Запах рома, специй и старых сигар.       Его рот слегка приоткрыт, ровное дыхание спящего срывается с губ.       Он побрился с тех пор, как мы расстались.       Почему?       Так он выглядит вдвое моложе. Уже не лихой пират, а просто сын торговца, решивший поиграть в кого-то более опасного.       Возможно, он пытается спрятаться от меня, будто такой зверь, как я, не узнает его в темноте.       Я чувствую в груди странное стеснение, сердце учащенно бьется.       По дороге на остров я обдумывал всякие способы заставить капитана Крюка кричать. Но теперь, когда я здесь, перед ним, его крик уже представляется мне не таким приятным, как его стон.       Возможно, сначала я поиграю с ним. И, возможно, мне это понравится.       Я тихо отодвигаю второй стул от стола у окна и сажусь, сгорбившись.       Капитан не двигается.       На прикроватном столике еще горит масляная лампа, наполняя комнату тяжелым мерцающим светом.       Я достаю горсть орешков, разламываю скорлупу одного из них и жду.       

***

             Он просыпается в половине первого ночи.       Ресницы трепещут у него на щеках, он выпрямляется, вытягивает ноги, потом вдруг вспоминает, что должен быть настороже и остерегаться всяких очень страшных зверей, и резко вскакивает.       Когда он видит меня в другом конце комнаты, срабатывает инстинкт, он поднимает пистолет и нажимает на курок.       Пуля попадает в стену прямо над моим плечом, и осколки штукатурки со стуком падают на пол.       — Вижу, вы скучали по мне, капитан, — приветствую его я и бросаю в него арахисовую скорлупу. — Я тоже скучал по вам.       Он мгновенно оказывается на ногах, кидается на меня, но, так как он немного пьян и дезориентирован, я легко уворачиваюсь с его пути.       К тому же я двигаюсь быстрее. В том, чтобы быть древним сверхъестественным монстром все же есть некоторые преимущества.       Он поворачивается, широко раскрыв глаза.       — Ты, — выговаривает он.       — Я, — соглашаюсь я, отправляя в рот орех, и продолжаю говорить жуя. — А вы ожидали кого-то другого? Не заставляйте меня ревновать, капитан.       Он снова бросается на меня, и я позволяю ему заключить себя в объятия.       Мы отлетаем назад, и я с преувеличенным «уф» ударяюсь о противоположную стену, а он невольно вжимается в меня.       У него горячее дыхание, глаза широко раскрыты и налиты кровью.       — Я убью тебя.       Я издаю легкий смешок.       — Вы постоянно мне это обещаете.       — Прекрати, черт побери, улыбаться!       — Может, это вам стоит почаще улыбаться, капитан?       Я показываю ему свои зубы.       — Возможно, я дам вам повод для улыбки.       Он усмехается и приставляет острие своего крюка к моему горлу. Крюк вонзается в плоть, пронзая кожу, и когда первая горячая струйка крови вытекает на поверхность, у меня встает член.       Пульс бешено стучит в висках, в животе все переворачивается, и мне это чертовски нравится.       Убьет ли он меня?       Смерть, как мне кажется, сестра приключения. Во всяком случае, мысль о ней заставляет сердце биться так же сильно.       — Продолжай, — говорю я ему. — Пролей мою кровь и посмотри, что произойдет.       Что произойдет? Я и сам не знаю. Но горю желанием выяснить это.       — Ты солгал мне, — почти выплевывает он.       Он имеет в виду Венди Дарлинг.       — Ты бросил меня, — парирую я.       — Лучше б я убил тебя, пока ты лежал без сознания.       Я цокаю языком.       — Что бы подумал об этом ваш отец? Убить человека, лежащего без сознания под вашей крышей? Дурные манеры, капитан.       Он стискивает зубы и наваливается на меня всем своим весом, погружая крюк глубже в мое горло. Но теперь, когда он прижат ко мне, он не может не заметить выпуклость у меня между ног.       Я снова улыбаюсь ему.       Он бледнеет.       Напряжение покидает его тело, и он отшатывается от меня.       Вот оно как.       Не уверен, разочарован ли я или рад тому, что нашел его больное место. Я всегда иду дорогами открытий и сейчас выбрал первую, самую очевидную.       Капитану явно нужно решать душевные проблемы, связанные с папашей.       Да и мне тоже, если быть честным. Я просто лучше делаю вид, что их нет. Мы с Вейном оба. Мы выросли среди элиты Даркленда, нас всегда кормили ложью. Может, мы и прожорливые звери, но попадалась такая пища, которую и мы не смогли проглотить.       — Заткнись, — вяло бормочет капитан.       — Это еще зачем?       Он падает обратно на свой стул, все еще немного дезориентированный, и даже будто бы признавший поражение.       Тяжесть у меня в груди… должно быть, так ощущается чувство вины?       — Капитан, — начинаю я.       Он, моргая, смотрит на меня снизу вверх. Его темно-каштановые волосы взъерошены, они немного пересушенные и волнистые от соленого морского воздуха. Он усталый и измотанный, и да, полагаю, — это все же может быть чувство вины. Не думаю, что когда-либо в жизни испытывал его, кроме того случая, когда умерла моя сестра.       Я подхожу к столу, наливаю в стакан рома и протягиваю ему.       — Выпей.       В его глазах появляется осторожный блеск, он рассматривает стакан, потом поворачивается и проверяет бутылку у себя за спиной.       — Уверяю вас, капитан, если бы я хотел вашей смерти, я бы просто съел вас. Каждый ваш маленький вкусный кусочек.       Он фыркает, берет стакан и опрокидывает в себя ром. Морщится, когда спиртное обжигает ему горло, потом проводит костяшками пальцев по губам, вытирая лишние капли.       Какие красивые, влажные губы.       Где-то глубоко внутри у меня пульсирует нечто, в чем я абсолютно не готов признать желание.       Сейчас не время трахаться, и все же…       — Что ты здесь делаешь? — наконец спрашивает он.       — Очень глупый вопрос, ты ведь прекрасно знаешь ответ.       Стакан в его руке наклоняется, и я забираю его.        — Ее здесь нет, — говорит он. — Я уже несколько дней ищу хоть какую-нибудь зацепку, но никто о ней ничего не слышал.       — Возможно, ты ищешь не в тех местах и задаешь не те вопросы.       Он хмурится, снова глядя на меня снизу вверх.       — Я знаю, как задавать гребаные вопросы!       Я вытаскиваю свой стул в центр комнаты и разворачиваю его так, чтобы можно было сесть на него задом наперед, опускаюсь на него и обхватываю руками спинку.       — Тебе мешает твоя гордость.       — Вовсе нет, — резко возражает он, будто защищаясь.        — Спроси меня, нашел ли я какие-нибудь зацепки, — предлагаю я.       Его глаза сужаются еще больше, а уголки рта опускаются вниз.       — А ты?..       Слова звучат тихо, но в голосе, кажется, загорается пламя надежды.       — Да.       Он подается вперед.       — Как тебе это удалось? Когда?       — Я умею действовать эффективно. И убеждать.       — И ты еще называешь меня гордецом!       — Я сказал, что гордость мешает тебе. Ты можешь быть гордым и не спотыкаться о свою гордость.       — Ближе к делу, зверь.       Я наклоняюсь вперед, словно собираюсь поделиться с ним секретом. Он тоже наклоняется, как будто собирается его выслушать.       — Вчера вечером я познакомился с девушкой, — начинаю я.       Он закатывает глаза, театрально откидываясь на спинку стула, и я ощущаю в воздухе искру ревности.       — И когда я по самые яйца погрузился в ее сладкую киску…       Он сжимает челюсти, скрежет зубами.       — …она рассказала мне сказку.       Это верно лишь отчасти. Мне просто нравится дразнить его и наблюдать за его реакцией.       Правда в том, что девушку я действительно встретил, но все сведения были получены с помощью одной фейри, которая обладает силой проникать в сознание и извлекать ценную информацию.       Обошлось без траханья.       — Дай-ка я угадаю, — говорит капитан. — Она сказала тебе, что ты лучший любовник, который у нее когда-либо был?       — Ну, это-то само собой разумеется.       Он усмехается.       — Я действительно трахаюсь как бог. Спроси кого хочешь.       — Воздержусь.       — Я мог бы показать тебе.       Он ерзает, смещает вес на другую сторону, и стул громко скрипит, как бы подчеркивая его волнение. Лицо у него пылает. Я же думаю, что он мне очень нравится без растительности на лице. Так ему негде спрятаться.       — Перестань менять тему разговора, — сердито говорит он. — Венди. Говори про Венди.       Я раздвигаю свои длинные ноги, взгляд капитана следует за движением, и я замечаю, что он останавливается на моей промежности.        — Эта девушка рассказала мне, что бабушка некой ее подруги много лет назад сидела в Башне в одной камере с женщиной по имени Венди.       От сквозняка пламя начинает плясать в лампе, его отблески падают на лицо капитана, и он снова смотрит мне в глаза.       — Венди Дарлинг?       — Да.       Стул снова скрипит.       — Она все еще жива?       Я пожимаю плечами.       — Я должен встретиться с этой ее подругой, — я достаю карманные часы, и капитан морщится от их тиканья, — через один час десять минут.       — В такой поздний час?       — Эверленд — остров, который никогда не спит.       — Где?       Я прищелкиваю языком, глядя на него.       — Вы совершенно ясно дали понять, что не хотите работать вместе, капитан. В конце концов, вы бросили меня без сознания в Неверленде и уплыли в закат, оставив зверя без присмотра.       Я встаю.       — Так что мне действительно пора идти.       — Подожди.       Он тоже встает, тянется ко мне и хватает за запястье.       Я смотрю вниз, туда, где его кожа прикасается к моей. Его гладкая, без единого пятнышка и немного подпалена солнцем. Моя бледна и покрыта татуировками и шрамами.       Мы — две противоположности, капитан и я. Он хочет забыть, кто он такой, а я боюсь, что не смогу вспомнить, кем я был.       — Мне жаль, — негромко произносит он и хмурится от собственного признания, как будто тихие предательские слова, срывающиеся с его губ, удивляют его самого.       Не все ли мне равно, искренен ли он? Не все ли равно, будем мы искать Венди вместе или порознь? Было бы забавно превратить это в игру.       Но поскольку мне нравится дразнить гордых мужчин, я переспрашиваю:       — Что-что? Я тебя не расслышал.       — Господи. — Он закатывает глаза и отпускает мою руку. — Прости, что оставил тебя без сознания! Прости, что я уплыл без тебя! Теперь для тебя это было достаточно громко?!       — Капитан, необязательно же так кричать.       Он нацеливает на меня свой крюк.       — Я передумал. Я все-таки тебя убью.       Я смеюсь и поворачиваюсь к двери.       — Идемте, капитан. Давайте выпьем и перекусим, пока будем ждать нашего информанта. Я обещаю быть хорошим мальчиком и есть только то, что у меня на тарелке.       Я подмигиваю ему через плечо. Его лицо снова розовеет, и я думаю, что никогда не видел ничего более восхитительного.       С прерывистым вздохом капитан гасит лампу и выходит за дверь вслед за мной.