Лабиринт

Уже вернувшись домой, и, анализируя события столь сумасшедшей ночи, лучшая ведьма своего поколения, как всегда попыталась найти разумное объяснение произошедшему. Удивляло девушку то, что списать все на обиду на Рона, или на глупую выходку Джорджа, не было даже желания. Было другое. Навязчивое ощущение нереальности и неправильности происходящего. Ночные кошмары в доме волшебницы, внушающий страх даже после собственной смерти, шум дождя за окном, и непозволительная близость мужчины, по разным причинам занимающего ее мысли все последнее время. Мужчины, который как книга, с каждой новой страницей открывался ей с новой стороны. Властного, но притягательного, в отличие от неуверенного, но заботливого Рона. На фоне всего вышеперечисленного  рефреном повторялась одна и та же мысль: «Он отец Драко», порождая гнетущее чувство вины.    Гермиона корила себя. За любопытство. За искушение, которому поддалась и которое  на про­тяжении своей, лишенной нормального взросления, перепачканной войной юности,  вольно или невольно искала. За отсутствие этого чувства вины в момент своего внезапного грехопадения.  За жгучее желание снова шагнуть в эту ледяную пропасть серых глаз, не счи­таясь ни с моральными запретами, ни с не­избежным осуждением близких ей людей. Корила с того самого момента, как, подобно капелькам пота, падающими с кончика носа волшебника на ее обнаженную ключицу, перед тем, как сам волшебник обессилено упал на подушки,   шепотом на ухо ей было произнесено такое желанное, и одновременно отвратительное: «Вы великолепны, мисс Грейнджер». После неловкого прощания, а если точнее, своего стыдливого побега, Гермиона впервые мысленно благодарила Мерлина, да и всех магловских богов, что сегодня выходной. Идея столкнуться с Драко в коридоре сейчас была сопоставима с внезапным воскрешением Беллатрикс и ее гостеприимным приветствием круциатусом. Обречённо опустившись в кресло, Гермиона обратила внимание, что в гостиной натоптано. Следы из каминного пепла и грязи украшали ковер. На полу лежала записка от Гарри. Что нужно герою магической Британии в день собственного обручения, Гермиона представить боялась. Лениво приманив записку с помощью волшебной палочки и нехотя ее раскрыв, девушка тихо выругалась.     Она не хотела думать о эльфах, или Грегори Гойле, или еще о чем угодно, кроме долбанного охотничьего домика и своей ночной прогулки. Мысли ходили по кругу, каждый раз натыкаясь на одну и ту же фигуру, словно  под приворотом. Внезапно пришло озарение. Ее опоили. Малфой наверняка подмешал ей что то в кофе. Он варил его сам, но не притронулся. Закончив с самобичеванием, Гермиона начеркала ответ Гарри. «Извини, была занята, пришлось уехать, Гарри, Драко намекал, что следить за мной могли с помощью именно эльфа Грегори  Гойла. Вполне допускаю, что он просто сбежал. Или сам Гойл очнулся и инсценировал свой побег, чтобы не давать показания, которые не принесут результата. Малфой оправдан и шантаж теперь не имеет смысла». Гермиона уже собиралась бросить записку в камин, однако  передумала, решив, что ответ может прийти слишком быстро, и, упаси Мерлин, Гарри решит озвучить его лично, поэтому поднялась на чердак в оборудованную там совятню, и привязала письмо к лапе серой неясыти. Одно дело было сделано, теперь нужно было покончить с приворотом. В следующие полчаса Гермиона перетрясла аптечку и едва не подавилась безоаром, чтобы понять, что эффект «Приворота» никуда не делся. Стоило только закрыть глаза и представить главу семейства Малфой, как приливала кровь к лицу,  сердце норовило выскочить из грудной клетки. Мысль о том, что кто бы то ни было из знакомых ей волшебников, может в эту минуту чувствовать себя ещё более гадко, даже не поселилась в ее голове.

***

Грегори Гойл никогда не увлекался рыбалкой. Но он точно знал, как выглядит рыболовный крючок.  Когда- то давно, мать в качестве наказания отправила его за лягушачьей икрой, необходимой ей для зелья. Купить икру в Косом переулке, ей показалось слишком просто. Старуха вручила Грегори такой волшебный предмет как ведро и, напутствуя словами о том, что волшебник должен уметь добывать ингредиенты для зелий самостоятельно, отправила его к близлежащему озеру. Спорить с матерью было бесполезно, она и отцу, который был не последним человеком в рядах Темного лорда, могла дать достойный отпор.  С ведром наизготовку, наследник дома Гойлов, пошел добывать икру, однако нашел вместо нее рыболовный крючок, распоровший ему палец. Заливаясь слезами и кровью, Грег бежал домой. Вспоминая все возможные проклятия в сторону маглов и их смертоносных приспособлений. Сейчас было чувство, что этот крючок, по чьей-то невиданной воле попал ему в горло. С невиданной силой он выдирал Грегори из липкого кокона покоя. Заставлял вдохнуть колючий воздух и разрывал легкие кашлем.  Одновременно с этим Гойл уловил, как дернулось и изменилось пространство вокруг него. Аппарация. Куда и откуда? Последнее, что помнил бывший слизеринец, не было связано с аппарацией. Он вернулся домой поздно вечером в приподнятом настроении. Его не так радовало нахождение потерянной тетки, которую он никогда в жизни не видел, как сама возможность окунуть носом в грязь Малфоя.  Гойлы были одной  из древнейших волшебных семей Великобритании, однако, французские выскочки и к ним относились как ко второму сорту. Тот же Драко с детства вел себя так, будто даже родился с золотым чехлом от волшебной палочки вместо пуповины. Тем злополучным вечером Грегори, нагрузив поднос пирогами с олениной и двумя пинтами эля, гордо отлевитировал их в спальню, собираясь предаться любимому своему развлечению: вкусно поесть.  Вальяжно развалившись за столом, лорд Гойл подпевал волшебному радиоприемнику и Селестине Уорлок, песенку о котле полном, чьей-то любви, периодически роняя крошки на полы собственной мантии, когда заверещали охранные чары. Кто-то аппарировал прямо к нему домой. - Грегори! Мой дом не Косой переулок! Нечего таскать сюда всякий сброд!- услышал он крики матери с первого этажа. Промычав,  что – то в ответ, Грег поднялся с места. Дверь его комнаты открылась. -Экспелиармус.-  крикнул незнакомец, и палочка Гойла отлетела в сторону. На пороге комнаты стоял мужчина, в дорожном плаще, к полам которого прижимался эльф. Вот как этот сучий сын смог преодолеть защитные чары.  Лицо незнакомца до половины было скрыто капюшоном. В чуть дрожащих руках он держал волшебную палочку, направленную на Грегори. - Ты кто, Мордред тебя раздери?! – Грегори встал в боевую стойку, готовый без помощи магии нанести незваному гостю самый непростительный вред. Гость молчал. Эта секундная пауза придала Гойлу уверенности в себе и расталкивая стулья он двинулся вперед. - Ты бессмертным себя почувствовал?- рявкнул хозяин дома. - Неет. Умрешь сейчас ты.- чуть срывающимся, мальчишеским голосом крикнул незнакомец – Вы, прихвостни Реддла, передушите друг друга как пауки в банке. А,..а-вада Кедавра. Трепещущий луч зеленого света вырвался из кончика палочки и ударил Грегори в грудь. В глазах потемнело. Резкий удар,  казалось, остановит сердце. — Мортмордре! Что-то громадное, нелепое и зелёное, сверкая как рождественская елка, вырвалось из  конца волшебной палочки непрошенного гостя, и устремилось в небо, прежде чем Грегори услышал хлопок аппарации и панический вопль матери. А потом было Ничего. Липкое и пугающее, мягкой паутиной накрывающее все прошлое и будущее, заставляющее растворяться в этом коконе спокойствия, пока и его не разорвал рыболовный крючок. Грегори открыл глаза. Он лежал на подстилке из старой соломы  в хлеву, рядом нестройным хором блеяли овцы, а сквозь щели в крыше, пробивался лунный свет. Гойл ощутил тяжесть на груди и инстинктивно потянулся рукой, чтобы убрать груз с грудной клетки. Послышался несильный удар об половицы и дышать стало легче. Помеха упала, оставив после себя жжение в области сердца. Гойл присел на соломе и расстегнул больничную пижаму. На груди красовались два ожога в виде отпечатков маленьких ладоней. Поморщившись, молодой волшебник потрогал ожог пальцем, и только потом сквозь блеянье овец услышал едва слышный стон. Под ногами у него лежало маленькое тельце эльфа в министерской распашонке. - Бывший хозяин должен простить… бывшему хозяину угрожала смерть…  - эльф задыхался. Грегори понял, что этот лопоухий засранец откупил его смерть своей собственной. Магия эльфов сильнее магии волшебников, но  даже они не вправе возвращать жизнь тем, у кого она уже отобрана. В ответ даже эльф должен отдать свою.   Глядя сверху вниз, на лежащего подле его ног эльфа, Грегори пробормотал. - Я прощаю тебя,и зову обратно. В глазах маленького, но верного слуги навеки застыло счастье,. Грегори за распашонку поднял тело эльфа и запихнул в первую попавшуюся корзину. Он заслужил право быть похороненным дома.