Общество токсичных

1

      Юн Кихо шла оранжевая форма. На ней будет хорошо заметна кровь, сразу бросится в глаза. Юн Кихо оставался спокоен и чист, умиротворённо расслаблен, когда его завели в комнату свиданий. Острые скулы без ссадин, несломанный крупный нос и мелкая татуировка креста под левым глазом: всё в нём давало понять, что он обжился и обзавёлся друзьями. Четырнадцать лет в колонии не прошли впустую, оставили свой след и полностью изменили. Казалось, это не тот самый человек, которого описывал Намджун как нервного и суматошного. Забитого. Этот преисполнился уверенностью и внутренней силой.       Кихо сел по ту сторону толстого стекла. Среди гула разговоров, плача и смеха других заключённых и их посетителей он выказывал явное недоверие и настороженность перед незнакомцем, который вдруг явился его проведать. Ни с того, ни с сего. Он щурил маленькие, но выразительные глаза, цепляющие своей уникальной энергетикой привлекательной наглости. Таких любили женщины.       Хёнджин первым снял телефонную трубку. Кихо скривился в скептицизме, то ли пытаясь вспомнить личность Хвана, то ли взвешивая возможные варианты. Судя по тому, как неторопливо поднял трубку со своей стороны и приложил к уху, он так и не пришёл к логическому выводу. Наколки на ярко выраженных фалангах привлекли внимание вульгарностью и стереотипностью. Мизинца до самой костяшки не хватало.       — Меня зовут Хван Хёнджин, — первым заговорил он. — Мы не знакомы и не встречались ранее. У нас мало времени, поэтому перейду сразу к делу.       Солгал искусно, но и Кихо так и не вспомнил. Не повёл ушами при озвучивании главной фамилии, фигуривавшей в его деле. Ни один убийца с намеренным желанием совершить преступление не забудет имена своих жертв. Особенно тот, кто сел после первого же раза.       — Валяй, — между делом буркнул он, незаинтересованно пригладив укороченные под единицу волосы. Не знал, чем себя занять. На табуретке без спинки не откинешься назад.       — Я по поводу убийства, за которое Вас посадили.       Развязный и раскрепощённый Кихо значительно быстро изменился в поведении. Любимец женщин лёгкого поведения превращался в девственного мальчишку. Он подался вперёд, сгорбился, сложив локти на столе, а затем выдал, после того как показательно шмыгнул:       — Я требую адвоката.       — Зачем Вам адвокат, если дело закрыто и Вы уже отсиживаете срок?       — Да просто так, — усмехнулся Кихо нервно.       — Послушайте, — Хёнджин вздохнул, недосып и усталость начали ощущаться острее, — есть возможность оспорить решение суда.       — Как? — со скептицизмом, а не из-за интереса.       — Я знаю, что Вы не совершали преступление и сидите за другого.       — Чушь! — воскликнул Кихо, вновь скривился, готовый оспорить всё, даже то, что Хёнджин ещё не озвучил.       — И каков был мотив убивать мужа и жену, с которыми Вы не были знакомы? Почему не убили их ребёнка?       — Да просто…       — На суде тебя признали психически здоровым, так отвечай, смотря мне в глаза. Каков был мотив? — надавил Хёнджин, терпение которого иссякло.       Ему нужны ответы, и возиться с преступником, как с воспитанником детского сада, не хотелось. Галстук, затянутый под воротником белой рубашки, действовал на нервы. Хёнджин подцепил пальцами петлю, оттянув и расслабив её. Шея почувствовала свободу, а Хёнджин отметил, что вешаться — не его путь.       Кихо глубоко задумался, прежде чем ответить. Вспоминал то, что вешал на уши следователю. Боялся сболтнуть лишнего. Нервозно глянул на Хёнджина и тут же опустил взгляд на собственные пальцы.       — Я… Да он… Сдал меня фараонам, — с неубедительным возмущением отозвался он.       — В своём признании ты наплёл, что господин Хван, убитый, вызвал полицию, став свидетелем твоей потасовки с неким Чхве. Оба сбежали, а господин Хван дал показания. Такой отчёт действительно был в базе Патруля. Затем ты проследил за ним и убил в собственном доме, таким образом отомстив. Звучит, как долбанный анекдот. Сам придумал?       — Стопэ… — с опозданием отреагировал Кихо. — Хван… и ты… Хван? И это?..       — Да, это я тот ребёнок, которого ты якобы оставил в живых. И который не смог опознать настоящего убийцу.       Кихо вцепился в стационарную трубку обеими руками, как за спасательный круг. Оглянулся через плечо, вздрогнул, увидев пустоту. Наблюдающие надзиратели, интуитивно почувствовав неладное, переглянулись между собой, и каждый как один, словно по телепатической команде, опустили ладони на дубинки на поясном крючке.       — Я ничего не скажу, — уверенность и насмешка улетучились. Он стал напряжённым, скованным, зажатым, нервным.       — Почему? Тебе кто-то угрожает? Чон Чонгук?       — Это был я. Я убил. Почти отсидел. Зачем ворошить это дерьмо? — поспешно протараторил Кихо, словно зачитал молитву перед смертью. Не мог усидеть на месте. Кто-то эфемерно гнался за ним. Это чувство погони накаляло панику в нём.       — Я хочу, чтобы настоящий преступник получил по заслугам, — вкрадчиво ответил Хёнджин. Сохранял серьёзность и спокойствие. — Ты не виновен, так помоги мне. Пожалуйста.       — Не могу… Ничем не могу помочь, — и вновь обернулся: на смотрителей, на посетителей и заключённых. — Я только… знаю… могу сказать… Люсид.       Так резко, словно прострелил Хёнджину висок.       — Что, простите? — не осознал он.       — Мы закончили!       Кихо повесил трубку. Его увели, а Хёнджин остался с прижатым к уху телефоном. Полная, глубокая тишина прокралась в мозг, медленно, как заражение мягких тканей.       Темнота закутала в плотное непроглядное одеяло. Звуки приглушились, перестали запоминаться. Осознание давало сбой, менялось, петляло, боялось зацепиться за слова. Ничего не существовало, кроме ярких, огненных волос и слепого глаза Чонгука. Ничего не имело значения, кроме его голоса.       — Мой батя любил издеваться над женщинами, — смех затянуло воронкой, гадкий, противный. — Ни во что не ставил мать. Да и зачем? Насиловать их приятнее.       — Позволь спросить, ты поступал также?       — Я так люблю огонь… огонь… огонь… оставлять ожоги. Как же они мучились в агонии… Как же мне хотелось… Шеф, знаете, какие они покладистые, когда боятся? Мать… она никогда не кричала. Он бил её, бил, бил и бил. Она молчала, лежала на полу, сворачивалась и молчала. Прятала синяки, а я смотрел. Стоял в проходе, смотрел, как она давалась ему. И отец… отец заставлял смотреть, показывал. И я смотрел, и в голове было пусто. Помню только бусы…       Их звон…       Шеф, знаете, шторы… из бусин…       Висюльки…       Разноцветные…       — Давай убьём его?       Чужой голос выбил из наваждений.       Хёнджин очнулся в холодном поту, в ознобе и в мокрой постели. Закутался в одеяло порывисто, скрылся от осенней ночи. Дышать стало тяжело. Паника заводила сердце в нещадном ритме. Его лихорадило, и даже конечности не отдавали отчёта в действии, онемели настолько, что, казалось, он очутился в чужом теле.       — Давай убьём его?       Нет, это был собственный голос. Навязчивое подсознание. Но отчего-то в мыслях упорно засел «Люсид». Одно имя, без образа, без материального очертания. Как Бог, явившийся в видении. Как Ангел, не имеющий плоти. Использующий сны и голоса сновидящих. Как Дьявол, с дурными помыслами и ядовитой вкрадчивостью.       — Давай убьём его?       Хёнджин проснулся от кошмара, но кошмар остался наяву. Чонгук приглушённо продолжал беседу с Минхо. Изображение на выпуклом экране квадратного телевизора плыло пикселями и синело. Нечёткий Чонгук улыбался, глаза горели:       — Мое последнее дело… прикончил двоих, и ребёнок остался в живых. Иногда мне интересно… я задумываюсь, как он сейчас… Как сложилась его жизнь.       Его голос извергался с фоновым шумом, казался неестественным, пугающим. Как радиопереговоры в глубокую одинокую ночь. В машине полная тишина, а снаружи не умолкает коварный Мортэм со своими жестокими жителями. Запах гари от пепельницы, стоящей у матраса, душил и закладывал гортань. Глотнёшь не так и поперхнёшься. В окне иной раз мелькал свет от фар проезжающих мимо машин. Кто-то ругался, но брань было не разобрать.       Хёнджин выбрался из одеяла. Швырнул подальше, не смотря куда. Осенний сквозняк обдал словно ледяной стужей. Единственный источник света — телевизор на полу посреди комнаты. Вынужденная покупка из магазина подержанных вещей. Хёнджин сполз с матраса, подобрался ближе к экрану. Пиксели гипнотизировали, вводили в болезненный транс, когда глаза раздражались настолько, что чесались полопавшимися сосудами. Майка и мягкие штаны не спасали от озноба. Он терпел и сосредоточил всё внимание на Чонгуке.       — Ты проведывал его?       — Нет, никогда.       — Ты говорил, что у тебя есть покровитель. Он наставляет на злодеяния и эскортирует тебя?       — Да.       — Кто он? Кто покрывает твои злодеяния?       — Господь Бог. Я везунчик.       — Разве Бог способен благосклонно относиться к убийцам?       — Он всепрощающий.       — Давай убьём его?

2

      По предоставленным Минхо записям стало понятно, что у Чонгука за плечами не одно совершённое убийство по простой прихоти больного сознания. Хёнджин начал считать его серийником, пока условно и без доказательств. Он лишился даже тех крошек сна, которыми перебивался между кошмарами в последнее время, просматривал дела четырнадцатилетней давности. Он искал почерк, соответствующий Чонгуку: до смерти измываться над жертвами, врываться в дома и квартиры, убивать грубо и яростно. Если бы Хёнджин только мог выбить из него признание с именами, обстоятельствами, мотивами, подтвердить это наличием дел в базе данных, Чонгук бы уже не сорвался с крючка.       Иногда Хёнджин жалел о том, что щепетильно следовал закону. Но после, остыв от дурманящего гнева, вспоминал ради чего пошёл в полицию. Если закон только формальность, то чем он отличался от преступников, с которыми боролся? Хёнджин не мог подступиться к Чонгуку без ордера, не мог взять и поговорить, заставить признаться. А шеф отказался открывать дело без оснований, новых улик и законных доказательств. Воспоминания Хёнджина теперь считались пустым звуком, поскольку экспертиза всегда оставалась приоритетом. Никто не хотел ворошить старые дела, как и предсказал Намджун.       «Чёрт!», — сгоряча подумал Хёнджин и поднялся с рабочего места, собираясь сходить покурить.       Он устал. Устал следовать за пустыми зацепками. Устал не спать. Устал от кошмаров. От Чонгука перед глазами. От его неизменного взгляда больших горящих зрачков (один карий, второй лишённый красок, слепо-перламутровый), кроличьего носа и таких же губ. Это не про дефект, это про сходство. Раздражающее лицо суетливого мерзавца, выискивающего, какие бы пакости натворить. Вывести других из себя. Хёнджин кипятился гневом каждый раз, когда вспоминал о нём. Скорее от того, что оставался бессилен, как бы тщательно не пытался найти обоснованную связь между Чонгуком и его преступлениями.       — Что? Дела не идут? — весело заметил Интак: детектив, которому передали дело Сынмина.       Отвратительно свежие рубашка и брюки, идеально сидевшие на подкачанном теле, вызывали раздражение. Интак явно тщательно следил за собой, что придавало ему уверенность, как и прямая осанка. Хёнджин не хотел думать о своей мятой застиранной рубашке, но задумался о том, где оставил галстук.       Этот парень заботился только о внешнем виде, когда как халатно относился к работе, что неоднократно вызывало у Хёнджина злость. И почему дело Сынмина передали именно ему?       Интак взял папку со своего стола и лёгкой походкой направился к коридору, пробираясь между столов. Высокий рост позволял возвышаться не только высокомерием. А наивные крупные черты лица и торчащие короткие волосы, наоборот, выдавали его легкомысленность и тупоголовость. Хёнджин завидовал его спокойному и наверняка крепкому сну, а также отсутствию тревоги и стресса. В остальном завидовать было нечему.              — Спасибо, что пришли! — Интака услышишь даже сквозь офисный гул.       «Чёрт!», — подумал Хёнджин, когда увидел Минхо по ту сторону межкомнатных окон.       Из коридора видна вся деятельность офиса детективного бюро, и Хёнджин не остался незамеченным. Минхо выглядел элегантно, собранно и сдержанно. В неизменном костюме, но теперь прикрытом чёрным пальто. Он улыбнулся Хёнджину, но пожал руку Интаку, не снимая со своей руки кожаную перчатку, и ответил:       — Вы оторвали меня от очень важных дел. Надеюсь, у Вас есть обоснованные улики.       — Очень забавно. Пройдёмте!       Интак засмеялся, повёл его к комнате для допроса. Светлый узкий коридор отличался от внутренних помещений стенами, облицованными декоративным кирпичом. Опрятные дешёвые картины из хозяйственного магазина висели на уровне глаз, не цепляя внимание визуального гурмана по имени Ли Минхо. Рядом с Интаком остро ощущалась их разница в росте и в возрасте. Хоть Минхо и был ниже, авторитетом возвышался над обычным детективом. Наверное, именно так и Хёнджин выглядел на его фоне.       Считать Минхо клоуном — затея не из разумных. Смеяться над важными делами Минхо — затея непростительная. И Минхо, делая вид, что игнорирует подколки Интака, мечтал задавить его властью, как обычного жука. Если бы Интак не был под два метра ростом, Минхо раздавил бы его подошвой дорогих туфель без капли сожаления.       Ведомый любопытством, Хёнджин прошёл в соседнюю комнату, которая была разделена тонированным стеклом от комнаты для допросов. Наткнулся на шефа с серьёзным выражением лица и сомкнутыми руками за спиной. Он с напряжённым видом стоял перед столом с записывающей аппаратурой. Компьютер с колонками, что транслировал весь допрос, уже работал и записывал диалог Минхо и Интака с первых же секунд. Сумрачная атмосфера этой комнаты только нагоняла тяжесть ситуации.       — Шеф, — поприветствовал Хёнджин, кивнув.       На что получил лишь тяжёлый вздох. Седой шеф с неизменной военной стрижкой в неизменной форме с погонами на плечах, которыми он неизменно гордился, вдруг обмяк в плечах. Грудь мужчины раздулась под пиджаком и медленно спала. Он считался низкорослым, ниже Хёнджина, мясистым в телосложении. Все игнорировали его выпирающий живот, который он так старательно втягивал и прятал под пиджаком. Но иногда обе стороны забывались: Шеф выдыхал, переставая держать торс в напряжении, а его сотрудники позволяли отпустить шутку.       — Интаку следует быть аккуратным. У этого человека много связей среди элиты.       — Да уж…       Интак небрежно кинул папку под нос севшего Минхо. Минхо проследил холодно, надменно, ничто не могло вывести его из спокойствия. Он сложил руки на стол перед собой, сомкнув пальцы в плотный замок, и обратил всё внимание на следователя.       Единственная крупная лампа над их головами светила тёплым светом, создавая полусумрак в комнате с бежевыми стенами. Окон во внешний мир не существовало. Только вентиляция, спасающая от спёртости воздуха. И дверь с оконными вставками, закрытыми жалюзи. В широком тонированном стекле позади Интака отражались оба.       — Нам известно, что жертва была твоим пациентом. А после, в какой-то момент самым чудесным образом Сынмин сбежал. Неизвестно, где он был, с кем. И вдруг появился, угрожал спрыгнуть со здания, размозжить себе череп, поскольку некто в чёрном его преследовал, — Интак смерил взглядом его чёрный костюм.       Несмотря на внешнюю расслабленность и неформальное обращение, он расхаживал по комнате, отказавшись сесть, видимо, на нервной почве. Минхо не повёл и глазом.       Зато Шеф нервничал. От переизбытка переживаний он не заметил, как начал грызть ногти. Хёнджин подумал было сходить ему за успокоительным, но передумал: допрос Минхо интересовал его сильнее, чем щепетильная забота о начальстве. Как только эта процедура закончится, у Хёнджина больше не будет шанса услышать детали следствия.       Интак продолжил:       — Что, если Сынмин не сбегал? Находился у тебя в клинике, пока ты измывался над бедным парнишкой. А затем ты его выпустил, чтобы он навёл смуту в городе, и ты мог его убить без подозрений. Ты сам отмечал, что Сынмин с трудом проходил терапию. Так может, он тебе надоел, ты от него избавился, а деньги за лечение прикарманил?       Минхо от скуки подпёр голову рукой:       — Я же не коп, чтобы рисковать репутацией за гроши.       Хёнджин сморщился. Шеф напрягся, вновь вытянувшись по струнке. Интак замер, переваривая ответ, а затем сорвался с места так резко, что никто не успел вмешаться и отговорить его от ошибки. Он перегнулся через стол и схватил Минхо за грудки. Все слои одежды смялись в его пальцах, ткани пиджака, жилетки и рубашки опасно стянулись, рискуя и вовсе порваться.       — Заткни свою пасть!       Минхо приподнял ладони в чёрных перчатках, отсекая возможность обвинения в нападении на полицейского. Он ухмыльнулся так ярко и самодовольно, что, казалось, Интак вот-вот взорвётся от злости.       — Это неоспоримый факт.       «Чёрт!», — подумал Хёнджин, узнав собственную фразу.       Шеф ринулся спасать ситуацию. Хёнджин не заметил, как резво он появился в комнате для допросов. Интак уже намеревался замахнуться кулаком, целясь в язвительное лицо Минхо, как шеф предотвратил дальнейшее развитие событий:       — Интак! Выйди немедленно! Что ты себе вообще позволяешь?       Интак недовольно фыркнул в лицо Минхо и отпустил. Но совсем не остыл и жалел, что не довёл дело до конца. Не зарядил Минхо как следует. Он прошёл к выходу, получив от шефа: «Иди в мой кабинет», и вышел так яростно, что чуть не оторвал жалюзи на двери.       — Прошу прощения за недопустимое поведение моего сотрудника.       Минхо поправил на себе одежду и поднял холодный взгляд на тонированное окно. Он смотрел на собственное отражение, невероятно точно вычислив расположение Хёнджина по ту сторону:       — Хочу, чтобы допрос вёл детектив Хван.       Хёнджин остро почувствовал, как на него обрушиваются новые и новые проблемы. Если начальник узнает, что он вёл расследование без его ведома, отстранение со сдачей значка и пистолета не избежать. Глаза Минхо замерли в той самой точке, улавливая не просто место, где стоял Хёнджин. Он смотрел точно глаза в глаза, сохраняя зрительный контакт, пугающий до неприятной дрожи. Хёнджин рефлекторно передёрнул плечами, сбрасывая невидимых чёртиков со своей не совсем свежей рубашки, в отличие от рубашки Интака.       — Это невозможно. Детектив Хван отстранён от этого дела, — возразил Шеф.       — Тогда требую адвоката на ковёр. И вы от меня ничего не получите.       Минхо здесь всего несколько минут, а уже заработал проклятий на жизнь вперёд. Он умел незаметно угрожать и давить внутренней силой, что так и сочилась в пространство вокруг него. Даже Хёнджин чувствовал это, находясь в другой комнате.       Долго ждать Шефа не пришлось. Он заглянул к Хёнджину и злостно рявкнул:       — Хван, чёрт тебя дери! Проведи допрос и выбей из этого сноба хотя бы согласие на обыск поместья.       — Есть, шеф.       В отличие от Хёнджина, который не питал энтузиазм к диалогу, Минхо преобразился с его появлением. Улыбка отразила заинтересованность, а враждебность от выходки Интака улетучилась. Это напоминало его настроение в тот день, когда они шли по лесу с намерением засадить соседа далеко и надолго. Какова была причина теперешнего лёгкого настроя? Неужели, Хёнджин оказал ему настолько важную услугу, что заслужил доверие?       — Как дела, детектив Хван?       — Потихоньку.       Хёнджин сел напротив и раскрыл папку с делом. По крайней мере, у него появился шанс ознакомиться с новыми уликами и деталями. Он листал отчёты, фотографии и заметки, пока Минхо терпеливо ждал начала допроса. Почерк Интака требовал полную концентрацию для расшифровки. И, к большому разочарованию, этот гений ничего не нарыл на Ли Минхо. Даже видеозаписи с камер клиники подлинные и не подвергнутые монтажу согласно экспертизе. Никаких косвенных улик, всё обвинение сводилось к догадкам и мотиву. Ли Минхо значился главным подозреваемым из-за отсутствия других связей. В любом случае, приходилось проверять все следы.       Хёнджин отложил папку, наткнувшись на внимательный взгляд. От Минхо исходила сильная, властная аура, которая пускала дрожь по подсознанию и отзывалась в пояснице колючей проволокой. Особенно остро это ощущалось, когда Хёнджин вновь оказался с ним лицом к лицу.       — Вам необходимо предоставить подтверждённое алиби с момента побега Ким Сынмина до обнаружения его трупа полицейскими...       — Я думал, Вы ведёте это дело, — язвительно прервал Минхо.       — ...а также обеспечить доступ к телефонным звонкам, сообщениям, электронной почте, факсу. И дать согласие на обыск особняка.       — У вас, ребята, совсем на меня ничего нет? — практически смеялся Минхо.       Он подался вперёд, чуть навалившись на стол. Заглядывал в глаза Хёнджина со всей концентрацией, но создавалось ощущение, что для него это развлечение. Проверка — сколько Хёнджин продержит зрительный контакт?       — Пойдите следствию навстречу. Раз Вам нечего скрывать и Вы не причастны к убийству, облегчите жизнь судье.       Хёнджин не поддался, и Минхо, заскучав от монотонной зачитки протокола, откинулся к спинке стула, осмотрев детектива уже с общей точки. Лёгкая улыбка не сползала с его заточенного лица:       — Хорошо, детектив Хван. Можете порыться в моём белье. Но только потому, что Вы мне нравитесь.       Хёнджин собрался подняться: демонстративно закрыл папку, сложив документацию. Но следующий вопрос Минхо заставил сесть обратно:       — Вы просмотрели записи с Чонгуком?       Он ни на секунду не отвлекался от наблюдений, неотрывный взгляд следил за каждым движением. Хёнджину стало казаться, что он читает людей, как обычные книги, знает, о чём те думают и как хотят поступить. Но по сути, об этом можно догадаться. Хёнджин питал интерес к Чонгуку настолько, что пошёл на сделку. В этом нет сверхпроницательности. Конечно, Минхо догадался, что он не упускал возможности изучить полученные материалы. И пока Минхо здесь, в руках следствия, нужно пользоваться моментом.       — В процессе, — коротко ответил он. — У него было травмирующее детство?       — Чонгук перенял поведение у отца. Другого примера взаимодействия с миром у него не было. Печальная история, — Минхо стал неспешно снимать перчатки.       Хёнджин отметил, что его костлявые жилистые руки тоже пребывали в ухоженной стерильности, как и всё, чего касался Минхо. Ни единых шрамов, царапин или трещин. Идеальное состояние кожи.       — Он не называл имена своих жертв? Может, давал намёки на то, где совершал преступления?       — Нет. Его жертвы по большей части оставались обезличены. Из-за спутанных мыслей он часто перескакивал с одной темы на другую. Нам с Вами тяжело будет уловить логический ход его рассказов.       По записям их диалогов действительно сложно понять, о чём говорит Чонгук. Почти через каждое предложение его мысль перескакивает, повествование уводит в другую сторону. Он не называет даже имён собственных родителей, к которым возвращается на каждом терапевтическом приёме. В данном случае Минхо не лгал. Подтвердил то, что Хёнджин заметил. Только вот последнего это выводило из себя — манера поведения Чонгука, которая спасала его от приговора. Он только притворялся больным дурачком.       — Вы тоже не передали его властям только потому, что определённым людям он нужен?       Минхо не ответил, но выдержал продолжительную паузу, сохраняя зрительный контакт. Он коротко улыбался, что значило: «А Вы как думаете?». Затем сменил тему, отложив перчатки на стол:       — Сынмин мог запросто перейти дорогу не тем людям. Что до лечения, что после побега. Он был на редкость конфликтным человеком.       — Есть вероятность, что его убили те же люди, которым он был нужен?       Хёнджин цеплялся как мог. Цеплялся и надеялся выдавить из Минхо хотя бы крупицы, хотя бы что-то, что помогло бы следствию.       — Всегда есть.       — И по какой же причине? Они перестали в нём нуждаться?       — Видимо, он сыграл свою роль в спектакле.       — Они ведут игру? Для них это развлечение?       Минхо кратко кивнул, улыбка всё же сползла. Ему хотелось верить только потому, что на его лице промелькнула тревога. Лишь на мгновение выглянула сквозь маску безразличия. По тем немногочисленным случаям, когда Хёнджину предоставлялась возможность находиться в его присутствии, данное поведение считалось не характерным. Минхо никогда не показывал внутренних переживаний, держа холодное выражение лица с прослеживающейся самодовольной ухмылкой. Казалось, тревога и вовсе ему не знакома. Только казалось. Видимо, дело приобретало серьёзные обороты.       «Чёрт!», — подумал Хёнджин.       Он вязнет в чужой игре важных шишек, которые скрыты в тени Мортэма. До них никогда не добраться обычному детективу. Их не посадишь. Под них не подкопаешься.       Хёнджин устало протёр брови пальцами, взъерошив волоски. Собрал кожу у переносицы, лишь бы сосредоточиться и перестать обращать внимание на головную боль.       — Хотите, выпишу Вам снотворное? — любезно предложил Минхо.       — А вы… — начал Хёнджин, и только после обдумал, следовало ли его вообще спрашивать. Но всё же рискнул: — Вы слышали что-то про «Люсид»? Где-нибудь? От кого-нибудь?       — Я отвечу так, чтобы у Вас не было проблем: нет, не слышал.       Хёнджин тяжело выдохнул. Он так и чувствовал, как на плечи наваливаются проблемы одна за другой. Давят похлеще энергетики Минхо. Сдавливают внутренности, а сердце тянут в сторону пяток. Он явно выглядел измученным настолько, что вызывал жалость даже у такого эгоиста, как Минхо.       — Я попробую Вам помочь, — вдруг пообещал он.       Хёнджин хотел начать выяснять, с какой целью Минхо решил пойти навстречу, ведь в этом вопросе нет никакой выгоды для него. Но не успел. Интак нагрянул разъярённым громом. Хёнджин подумал, что Шеф спустил его с поводка только потому, что выяснилось что-то по делу Сынмина. Но, к общему удивлению, Интак заявил:       — Хван Хёнджин, Вы арестованы по обвинению в оказании помощи в побеге из-под стражи и убийству Со Чанбина. У Вас есть право хранить молчание. Всё, что Вы скажете, будет использовано против Вас в суде.       Интак отыграет всю злость на нём, хотя довёл его Минхо, который теперь с любопытством наблюдал за тем, как на Хёнджине застёгивают наручники. Он казался озадаченным, хотя дело его никак не касалось. А Хёнджин настолько устал, что только и мог в молчании повиноваться.       «Чёрт», — подумал Хёнджин с досадой.       День становился только хуже.