У камня есть душа

«Помните, романтика — это тонкая наука. Если что-то пошло не так, и вожделенный объект проявляет малейшие признаки дискомфорта, сразу доставайте свой нейроситар, которым уж каждый владеет с тех пор, как заискрил, и пойте песню «Сфинкс и Серафим». Важно: первой должна быть именно эта песня.» Зигфрид в который раз уж переложил музыкальный инструмент, с сомнением вздохнув: сколько десятков лет уж не играл на нем, да и не пел. Не для кого было… В старших классах сошлись было с Айнуром, да вот только не зашло дальше постели и вечного противостояния, кто главный. Впрочем, и каждая близость их скорее походила на борьбу, в которой целью было не дарить ласку желанному любовнику, а хотя бы наслаждением подчинить непокорного соперника, вырвать его хриплый стон, как очередную победу… Как же хорошо, что Эмер с Лестером начали еще в тринадцать, и смогли уладить этот вопрос. — Отец, ну, пожалуйста, — не отставал Эмеральдериан. — У нас же медовый месяц! Мы быстро, а как только сообщат, что твоего Ричарда домой привезли, так мы сразу же уйдем! Это же так романтично, Лестер и Стэлла в восторге будут! — Нет, — сухо ответил Зигфрид. — Это моя палатка, понял? Иди свою сделай, и трахайтесь там вот хоть до потери искр. Вихри, я что, уже и поразвлечься не могу в свое удовольствие? Арь-Муца только что еле выгнал: он почему-то искренне полагал, что это — его новая лежанка. Кстати, насчет Мусика: расскажи уже, о чем договорился с ним. — Я… — Эмеральдериан предательски покраснел и опустил глаза. — Изумрудный мой, даже я на арене не смог бы победить: Арь-Муц «читает» на три удара вперед, а когти его покрыты тем же нейросплавом, что у нас с тобой на груди. — Один удар, — едва слышно отозвался юный слайдер. — Арьюшка согласился дать мне всего один шанс атаковать так, что он не будет «видеть» заранее. Но не сказал, когда это случится, я должен был сам понять. Отец, я продержался против покатуна пять раундов, неужели вы объявите мою победу нечестной? — Не вижу повода. — задумчиво отозвался обер-командор. — Ведь договоренность ваша только усложнила тебе задачу: пришлось не просто сражаться, но и самому «читать» противника, который заведомо обладает преимуществом. Достойная победа, Эмер. А что ты должен взамен? — Это уже наше с Арь-Муцем дело, — холодно прошипел Эмеральдериан, тряхнув спадающими ниже лопаток черными волосами — Верно, — кивнул Зигфрид. — Джон Слайдер сказал: «За все надо платить». Ну, иди уже. Или надо тебя научить, как соорудить палатку из того, что есть под рукой? — Да я с десяти лет это знаю! — пыхнул возмущенными искрами юный слайдер. — Куда лучше вашей получится… Мягко захлопнулись стальные двери за спиной сына. Зигфрид печально усмехнулся: кто бы его самого сейчас научил, что делать. Много чего можно предложить Ричарду, да вот только не из тех он, кого можно купить сладкой жизнью. Эх, встретить бы его лет на семь раньше… — Зигфрид? — Ричард растерянно оглядел полупустую комнату, посередине которой сиял гирляндами шатер из нежно-лиловых, расшитых кристаллами нежно-розовых и невесомых ажурных отрезов ткани. О, Всевидец, это что вообще?! Такие шатры бывают только в романтических фильмах, смотришь их, и думаешь: в реальной жизни такого никогда не случится, кажется, это все какие-то глупости, на которые то времени нет, то настроения… — Ну, ты так и будешь там стоять? — нетерпеливо отозвался слайдер, откинул шелковый полог и похлопал по подушке, переливающейся в свете гирлянд томным алым шелком. — Сюда иди уже. Ричард едва заметно улыбнулся. Ну да, это же — Луна, где все в контрастах. Самая романтичная обстановка, о которой можно только мечтать, и слегка раздраженный голос «хозяина», который не приглашает, а «приказывает» разделить с ним аромат расставленных повсюду пышных алых роз в горшочках, нежный шелк подушек и томные блики огней. — Ой, свечка!.. — изумился Ричард, забравшись в шелковый шатер. — Она самая, — азартно отозвался Зигфрид, что в красивой позе лежал среди шелковых подушек. Серебристый кевларсьют расстегнут так, что на груди виднеется тяжелая серебряная цепь обер-командора. И еще одна: тоненькая золотая, с переливающимся в свете гирлянд рубином. Тот самый кулон, что Ричард застегнул на шее слайдера в первый свой день на Луне. — Я думал, у вас тут это запрещено, — несмело улыбнулся землянин, впившись зачарованным взглядом в мерцающий огонек на потрескивающем фитиле. — Но романтично же? — едва слышно спросил слайдер, странно глянув серебристыми глазами из-под ресниц. За использование открытого огня вне специализированного помещения без уважительной причины Дознаватель трое суток будет спускать шкуру плетью, перевитой нейромелтовыми цепями. Но куда же деваться, если свеча — неотъемлемый атрибут этого их романтического свидания? Вихри, вот уж правда, этим землянам будто жертву приносить надо: то умирающие прекрасные цветы, то огонь перед ними возжигать… Закрадывается страшный вопрос — а не потребуется ли для всех этих «ухаживаний» и «свиданий» убить другого землянина?! Вихри… — Очень романтично! Зигфрид, это… — Ричард восторженно выдохнул, огляделся и сжал в руках маленькую темно-фиолетовую подушку, которую обер-командор забрал из гостиной апартаментов Эмера. — Знаешь, я столько раз себе это представлял, но даже и не мечтал, что это случится. Никогда не осмелился бы кому-то сказать: «Сделай это для меня». — Что?! Гхм… — слайдер едва удержался, чтобы не подпрыгнуть с подушек. Да ну, землянин просто не понимает, что сейчас сказал. Потянулся за корзинкой с виноградом. — Это… ну… тебе. — Виноград? — восхищенно прошептал Ричард. — Я его только в магазинах видел, мечтал попробовать. Вот этот, желто-зеленый, он светится изнутри, будто мастерски ограненный хризолит. А этот, иссиня-черный, будто опал, что играет вкраплениями… А как красиво в плетеной корзинке, где ты только ее раздобыл? «Сначала налейте шампанского: вам оно покажется просто кислым напитком с интересным букетом, а землянин уже с первого бокала слегка захмелеет, станет раскованнее и смелее в разговоре. Это вот как если вы залпом опрокинете три полных рокса водки подряд, но учтите: у землян эффект длится не каких-то пятнадцать минут, а часы — настоятельно рекомендую изучить главу «Полезные и вредные эффекты спиртных напитков». Хлопнула пробка полусухого Dom Pérignon, землянин глотнул, щеки его едва заметно порозовели. — Как прошел день? — неопределенно начал Зигфрид. — Надеюсь, Соломонис предоставил все то, о чем я попросил? — Он очень хороший, — заверил Ричард, смакуя изысканный напиток. — Мы много говорили, он… Знаешь, мастер Соломонис даже пообещал дать мне рекомендательное письмо, когда рассматривал в нейромикроскоп, как я огранил «сердце». Вот каждую грань придирчиво изучал, то и дело вскрикивал что-то, но я не разобрал, он не на общем языке говорил. — Я бы тоже очень хотел уже увидеть, — вкрадчиво произнес обер-командор, залпом опрокинув бокал. — Сегодня только огранку успел сделать, — отозвался Ричард, протягивая бокал за очередной порцией напитка. — Рубин вымотал меня, очень уж «напряженный», боялся, что сломаю, если торопиться буду. Мне нужно слетать в мастерскую завтра утром, все камни подготовлены, и синтетический корунды, и калиброванные бриллианты, осталось только собрать. — Понимаю, — негромко отозвался Зигфрид, стараясь ничем не выказать досаду, и достал из стоящего рядом ящика еще одну бутылку Dom Pérignon. Хлопнула пробка, глотнул прямо из горла. — Я тебя подвел, да? — смущенно отозвался Ричард, стиснув хрупкий бокал на высокой ножке. — Ты сегодня хотел?.. — Сроков я не ставил кроме того, что твоя гостевая виза оформлена на неделю, — возразил слайдер, снова сделав большой глоток из бутылки. — Продлил бы, но не могу. Даже я не могу, как обер-командор кратера Деландр. Квоты нет. — Я успею, правда, Зигфрид, — заверил раскрасневшийся землянин. — Мне осталось только собрать украшение по эскизу, а это я уж столько раз делал. А можно… ну… спросить? — Конечно, — охотно отозвался слайдер, отставив бутылку. — Все, что угодно спрашивай. — Для кого эта подвеска, «Сердце обер-командора»? — смущенно потпуил глаза Ричард, вспомнив гарем слайдера — прекрасных обнаженных парней, что расселись в красивых позах на пушистом ковре, услаждая взор хозяина. — Он был там, в оранжерее, да? — Гм… — Зигфрид огляделся, пошарил рукой и уселся, скрестив ноги, с каким-то довольно большим прямоугольным планшетом со струнами и разноцветными светящимися кнопками. — А давай-ка вот лучше я тебе спою… — Что?.. — изумленно распахнул глаза землянин. Ему споет обер-командор кратера Деландр? Вот здесь, в «шалаше» из шелковых тканей и сияющих гирлянд, какой только в фильмах про любовь бывает?! Зигфридериан смущенно улыбнулся — или только так показалось? — и струны вдруг заискрили молнией под его пальцами, и раздалась чарующая мелодия. «Однажды мудрый Сфинкс и Серафим крылатый Сошлись на поле брани Вне Времен. В сиянии Двух Лун вершилось правосудье, И каждый был проклятьем заклеймен. И мудрый Сфинкс сказал: «Все уравняет смерть»! Ответил Серафим: «Любовь непобедима! Смерть — жизни часть, нельзя от ней уйти»… Они схватились, будто Свет и Тьма, Как Солнце и Луна, как Юность и Старенье… » — Зигфрид! — крикнул Ричард, рвано дыша. — Эта песня, «Сфинкс и Серафим», она же запрещенная! За нее пожизненный срок дают! — А кто ее запретил? — бархатным баритоном отозвался Зигфрид, довольно улыбнувшись. — Император Московский своим личным указом, — судорожно перевел дыхание землянин и залпом допил шампанское. — Из-за строчек про падение власти и пирамиды — ведь наш закон — Лунный Конкордат, а пирамида — это Цитадель! — А как Император Московский узнает, что мы с тобой тут балуемся этой песней, да еще и свечку жжем? — с серьезным лицом спросил слайдер. — Ты же ему не расскажешь, правда? Да и что он может сделать мне, обер-командору кратера Деландр? Законы здесь — только мои и слова Джона Слайдера, а Император Московский со своей блажью может идти звезды считать. — О, Всевидец… — оторопело рассмеялся Ричард, подставляя бокал, в который снова лилось бесценное шампанское. — Зигфрид… «…И молвил Сфинкс: «Ты — человек, ты слаб и тленен» «Но наделен душой, — ответил Серафим Ты — каменный, в тебе — ни кали воли!» «Зато я — нерушим», — ответил Сфинкс «Нет вечного, и скоро ты растаешь! Не будет ни тебя, ни пирамид: Пески поглотят все, я знаю, И власть ваша падет, и все станет другим…»