Принц без короны

Он жалел всех: Ромео, которого ненавидел, его стражника Феликса, бастардов, родившихся по вине их отца. Но жалел ли кто-то о Вару? Хотел ли кто-то утешить его? За последние десять лет он не видел таких взглядов. Когда-то, даже не будучи принцем, он был предметом насмешек. Его отец ничего не делал, чтобы защитить его. Теперь же презрение осталось, но открыто выражать его никто не смел. За спиной Вару стояли люди, готовые подчиниться и устранить любого, кто осмелится выступить против него. И сам он теперь мог защитить себя: он принц, наследник железного трона, потомок Эйгона Завоевателя. Кто мог бросить ему вызов? И всё же Вару было страшно. Сейчас он балансировал на грани злобы и истерики, а что будет после коронации? Когда ответственность за страну окончательно ляжет на его плечи? Война была неизбежна. Никто, хоть как-то связанный с королевскими делами, не мог избежать её последствий, и он тоже. Когда-то, будучи мальчиком, он готов был отдать корону Ромео, лишь бы избежать конфликтов. Но теперь это желание исчезло. Он помнил, как постепенно Лорды начали расходиться по разным сторонам, образуя две фракции — Зелёных и Красных. Те, кто поддерживал Вару, молчаливо выражали свою преданность, надевая зелёные одеяния. Так началась эта тихая, но неумолимая война, затянувшаяся на долгие годы. Жажда мести жгла его изнутри. Вару должен был быть достойным сыном, хорошим старшим братом, справедливым наследным принцем. Он должен был соответствовать ожиданиям. Но жестокость, свойственная его предкам, не была ему присуща. Лишь в редкие моменты дикого гнева, которые можно пересчитать по пальцам. Один из них случился, когда его мальчику, Эймонду, выкололи глаз. Тогда Вару был готов самолично вырвать глаза у виновного кинжалом. Но даже тому мальчишке он в итоге сочувствовал. После этого случая Вару целый месяц был рядом с Эймондом. Он не мог оставить его, раненого и опустошённого, переживающего боль и унижение. Он целовал его лоб, изуродованное веко, щеки, а Эймонд шептал обещания мести и власти. Вару хотел отомстить сам. Эти люди разрушили его мальчика, отняли его наивные мечты о драконе. Дракон у Эймонда появился, но какой ценой? Гнев тогда не утихал. Вару сдерживался изо всех сил, чтобы не приказать Пику Колю убить виновного. Если бы тот отказался, Вару стал бы умолять, но Пик не отказал бы. Никому, кроме него, он не доверил бы такое дело. Эймонд однажды предложил Вару полетать на Вхагар, но тот отказался. Эймонд был ещё слишком мал, едва справлялся с драконом, и Вару не мог рисковать. Он не хотел, чтобы его младший брат стал свидетелем его возможного падения. Однако надежду он не терял: приказал сшить себе одежды для верховой езды. Позже, когда Эймонд вырос, он предложил снова, но обязанности принца-регента не оставили Вару выбора. Кто ухаживал бы за отцом в его отсутствие? Его собственное драконье яйцо так и не вылупилось. Он помнил, как в детстве держал его у камина, надеясь на чудо. Тогда рядом стояла мать и сказала, почти шепотом: — Самое подходящее яйцо для бастарда. Смысл слов тогда ускользнул от него, но он почувствовал, что это не было добрым замечанием. Лишь спустя годы Вару понял: она злилась. За что? За то, что он просто родился? Или потому, что она была лишь любовницей короля, а не королевой? Тем не менее, яйцо осталось с ним. Уже тринадцать лет оно лежало в дальнем ящике его покоев. Последний раз он брал его в руки пять лет назад. Держа яйцо у камина, он ощущал себя ребёнком, ждущим чуда, но чудо не приходило. Яйцо было холодным, давно мёртвым. И всё же он не мог избавиться от него. Вару не показывал слабости. Ни перед братьями и сестрой, ни перед его мальчиками — Эймондом и Эйгоном, ни перед девочкой Хелейной. Он должен был быть сильным, защитником. Но хватит ли у него сил? Он считал, что не имеет права думать о себе, пока его отец, мачеха, братья и сестра нуждаются в защите. Единственное место, где Вару мог расслабиться, — это присутствие Пика Коля. Его личный стражник, следовавший за ним как тень последние десять лет, дарил ему чувство спокойствия. С ним Вару не боялся покушений, не чувствовал угрозы. Только рядом с ним он позволял себе быть собой.

***

Его покои казались отражением его самого — пустыми, одинокими и полными призраков прошлого. Маленький столик у камина, на котором никогда не гас огонь, стул с пледом, будто ждущий, чтобы кто-то согрелся, но никогда не находящий тепла. Кровать, заваленная подушками, на которых он не мог найти покоя. На тумбах — хаос бумаги, чернил и перьев, словно запутавшиеся мысли, так и не нашедшие выхода. На полу, у книжного шкафа, лежал огромный плед, его убежище в те ночи, когда сон бежал прочь. И над всем этим — икона старухи, её строгий взгляд, напоминающий о неизбежности судьбы. Когда-то он молился деве, но теперь его покровителем стала старуха. Слишком много мудрости, слишком много потерь — юность осталась позади, её светлая мечта давно угасла. Служанка, убирая его покои, замерла на мгновение, встретившись с его взглядом. Вару ощутил резкий укол усталости и раздражения. — Приготовь мне ночную сорочку и уходи, — произнёс он глухо, словно каждое слово стоило ему сил. Она склонилась в молчаливом согласии и исчезла в дальнем углу покоев. Вернувшись, поставила сорочку на столик у камина и быстро покинула комнату. Её тень едва коснулась стен, как будто её здесь и не было. Вару остался один. Он устал прятаться за масками и ширмами, устал подчиняться правилам, устал быть тем, кем его хотят видеть. Он стянул одежду прямо у камина, не заботясь о том, что кто-то мог бы увидеть его. Никто не зайдёт сюда без разрешения. Никто, кроме Пика Коля. Его братья и сестра редко бывали здесь. Он помнил, как сидел с Хелейной у книжных полок. Она разглядывала пауков и жуков, которых он для неё находил, словно это были драгоценности. Её стихи звучали, как шёпот ветра, загадочные и тягостные, а он отчаянно пытался понять её слова. Эйгон, напротив, являлся сюда, чтобы скрыться. Пьяный, потерянный, он находил убежище в этих стенах. Вару приказывал слугам перенести его в постель, а сам стоял у окна, глядя в ночь, проклиная и любя его одновременно. Эймонд был здесь в те ночи, когда его боль казалась невыносимой. Вару держал его в объятиях, шептал обещания мести, даже зная, что ничто не вернёт ему глаз и детство. А вот Дейрон... Дейрон был далеко. Вару не мог вспомнить, когда последний раз слышал его смех или чувствовал его присутствие. И хотя он понимал, что отсылка младшего брата была лишь традицией, сердце не переставало ныть от тоски. И всё же чаще других в его покоях был Пик Коль. Вару ненавидел и жаждал этих встреч. Их связь была грехом, пятном, которое он пытался смыть молитвами. Но молитвы не помогали. Старуха, которой он молился, молчала. Бог не отвечал. Первый раз всё случилось в день похорон жены Ромео. Тот день был пропитан горем и тяжестью. Второй раз — недавно, слишком недавно, чтобы не чувствовать на губах вкус воспоминаний. Пик вошёл в покои, и всё, что должно было быть сказано, потерялось в гулкой тишине. «Почему я снова это допустил?» — думал Вару, но ответа у него не было. Только гулкая пустота, которую ни один из них не мог заполнить. Вару услышал стук в дверь и напрягся, как натянутая струна. Он уже знал, кто это. Этот тихий, нерешительный стук мог принадлежать только одному человеку. — Входи, — произнёс он устало, не поворачивая головы. Дверь открылась, и в тишину его покоев ворвался тот, кого он хотел видеть меньше всего — и больше всего. — Сир Пик...вас что-то потревожило, раз вы здесь?— сухо спросил он, не глядя на стражника. Его голос прозвучал холоднее, чем он хотел. — Мой принц, не делаете вид, что не понимаете. — последовал ответ. Вару почувствовал, как в его голосе прозвучала сталь, но за ней скрывалась тревога. — Этого больше не повторится, уходите. — отрезал он, но даже сам себе не поверил. Пик молчал. Он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Теперь Вару чувствовал его присутствие — сильное, неизбежное, как тень, которая никогда его не покидает. — Вы говорили тоже самое в прошлый раз. — тихо сказал Пик, остановившись в нескольких шагах. - Но это кончилось тем что... — Уходи, — сказал Вару, но голос дрогнул, выдавая слабость. — Нет, — ответил Пик твёрдо. — Почему ты всегда должен быть здесь? — выкрикнул он, обернувшись. Гнев и боль кипели в его глазах. — Почему ты не можешь оставить меня одного? — Потому что я люблю тебя, — спокойно сказал Пик. — Настоящего. Ни принца-регента, ни наследника, ни своего господина, а тебя. Эти слова, заставили их замолчать на пару секунд. Вару отвёл взгляд, его дыхание сбилось. — Ты не должен... ты не можешь... — начал он, но не закончил. — Но я здесь, — Пик сделал ещё шаг вперёд, сокращая расстояние. Его голос стал мягче, но не менее настойчивым. — И я не уйду. Вару закрыл глаза. Ему хотелось оттолкнуть его, закричать, заставить уйти, но всё, что он смог, это дрожать от той боли, что раздирала его изнутри. — Ты делаешь всё хуже, — прошептал он, но чувствовал, что слова звучат пусто. — А если я сделаю лучше? — спросил Пик, его голос был низким и едва слышным. Вару почувствовал, как его тянет к нему, как будто в этом человеке была вся его сила и слабость одновременно. И прежде чем он успел придумать, что сказать, стены, которые он так долго возводил, рухнули. Что-то сломалось в их взглядах — как лёд, треснувший под тяжестью. Пик шагнул ближе, его рука коснулась щеки Вару. Это прикосновение было не просто жестом, а обещанием. Вару ощутил, как внутри него разливается тепло, смешанное с болью, гневом, страхом и жаждой близости. Это было неправильно. Это было всё, чего он хотел. И когда он позволил себе упасть в эту бездну, чувства захлестнули его. В их движениях не было слов, только глухая ярость и нежность, смешанные в одно. Пик был настойчивым, сильным, как всегда, но в его прикосновениях была мягкость, которую он открывал только для Вару. Для Вару это был момент, когда его боль, одиночество и страх стали чем-то меньшим, чем весом его желаний. А когда всё закончилось, он остался без слов, но с тёплым присутствием Пика рядом, словно этот момент смог удержать его от полного падения. Вару сидел на краю постели, ссутулившись и обхватив руками лицо. Его плечи дрожали, как будто он нес на них весь мир. Он казался беззащитным, будто каждый взгляд, каждое слово, сказанное за его спиной, становилось камнем в стене его одиночества. Пик лежал рядом, молчаливо наблюдая за ним. Он протянул руку, кончиками пальцев касаясь лопаток Вару, как будто рисовал что-то невидимое — символы, которые могли успокоить, напомнить, что он не один. — Это неправильно... — голос Вару дрогнул. Он убрал руки от лица, но взгляд его был устремлён в пол. — Я не хочу быть, как он. Не должен. Пик сел, его движение было спокойным, как будто он боялся спугнуть этого сломленного человека. Он осторожно протянул руку, пытаясь убрать руки Вару от его лица. Это потребовало времени, но Вару, наконец, сдался. — Ты не такой, как он, — тихо, но уверенно сказал Пик. — Я бастард... — внезапно взорвался Вару, его голос поднялся на полтона, наполненный отчаянием. — Понимаешь? У меня нет права на трон! Я никогда не... Он замолчал, когда Пик резко поднял руки и взял его лицо в ладони. — Вару! — голос Пика прозвучал твёрдо, почти приказным тоном. — Ты коронованный принц. Это значит, что трон твой. Вару стиснул зубы, его глаза блестели от злости и слёз. — Другие так не считают, — выдохнул он. Пик приблизился ближе, его лицо было так близко, что Вару мог почувствовать его дыхание. — Плевать на других, — произнёс Пик, и его голос стал ниже, мягче, но не потерял уверенности. — Слово Короля — закон. А ты будущий Король. Вару хотел что-то сказать, но не успел. Пик склонился ближе, его руки оставались на щеках Вару, а взгляд был таким глубоким, что казалось, он видел его насквозь. — А сейчас, — прошептал Пик, его голос был почти нежным, — ты мой принц. Их губы встретились в поцелуе, который ворвался, как буря, сметая остатки сомнений. Вару не сопротивлялся, его руки дрожали, но он прижался ближе, позволяя себе почувствовать то, что давно прятал глубоко внутри. Эта ночь была долгой. Она была полна эмоций, которые нельзя было выразить словами: отчаяния, страха, ярости, но и той странной, необъяснимой нежности, что принадлежала только им двоим. В эту ночь стены, которые Вару строил всю свою жизнь, треснули, и он, впервые за долгое время, позволил себе быть не принцем, а просто человеком.