Красный Пепел

*Песня для заставки: «Игра на Выживание» – by Florida* —Скорее! — Раздался тихий, немного писклявый голос, где-то в кустах какого-то городского парка. Их в городе было много, поэтому какой именно это был парк сказать было трудно, хотя обладатель голоса прекрасно знал, что это за место. —Догдэй, зачем это всё? — Раздался где-то в кустах второй, прекрасный, словно сама ночь, голосок. — Почему это не могло подождать до утра? — Утром будет уже слишком поздно, — пробираясь через заросшую кустарниками полянку, начал Догдэй — к тому-же ты любишь ночь, разве нет? —Да, но я волнуюсь, что с тобой может что-то случиться. — Следуя за своим озорным и в чем-то непослушным другом, промолвил обладатель голоса, продолжая без особых проблем пробираться сквозь кусты. — Со мной!? — Полушепотом, полукриком спросил находящийся чуть дальше в кустах от своего друга, Денёк. Щенок обернулся, чтобы посмотреть на своего друга, однако из-за того, что они находились в парке ночью и посреди леска, деревья и кусты которого не позволяли лунному свету достаточно осветить местность вокруг, что, разумеется сказывалось на видимости Денька. Догдэй не обладал ночным зрением, поэтому было крайне сложно трудно сказать хоть что-то о чертах его друга. Единственное, что можно было хорошо рассмотреть, это два светящихся изумрудных глаза, с чёрными, кошачьими зрачками, смотрящими прямо на Щенка. Возможно, если бы Денёк не знал кому принадлежат эти глаза, он бы и испугался, однако он слишком хорошо знает их обладателя. Зверёк, скрывавшийся среди веток, окутанный пеленой тьмы, которую создала ночь, был самым добрым и милым существом, который мог только видеть свет. Он бы никогда не обидел и насекомое, заползшее по ошибке к нему в дом. Он не считал их страшными, скорее милыми и крайне интересными существами. Бояться или навредить такому зверьку мог разве что псих. — Ты сомневаешься? — Наконец решил показаться из тени обладатель столь прекрасного голоса и завораживающих, изумрудных глаз. Для Догдэя это была картина, которой он мог любоваться вечность. Ночь лишь придавала образу этого создания таинственный и в тоже время прекрасный вид. Переливающаяся на лунном свете, проходящим сквозь кроны деревьев шерсть, имеющая яркий и выразительный фиолетовый цвет, что лишь при одном взгляде на себя вызывал ассоциации с ночным небом. Зелёная кофта, имеющая на себе оранжевые узоры осенних листьев, очень подходила его изумрудным глазам, подчёркивая их красоту и важную роль, которую они играли в образе самого зверька. Ног же видно не было. Тьма создавала впечатление их полного отсутствия, хотя Щенок знал что это не так. Такую иллюзию, вкупе с тьмой, создавали черные, мешковатые штаны и черные кроссовки, из-за которых казалось, словно его верхняя часть парила в воздухе. Намек на присутствие ног и бедер, мог дать лишь кошачий хвост, который медленно матался из стороны в сторону за спиной симпатяги. Его кошачьи ушки, хоть и были гордо подняты у него на голове, находились в расслабленном состоянии, не смотря на нахождение своего хозяина на незнакомой территории. Эта расслабленность в очередной раз показывала, что кот полностью доверял своему другу и вел себя спокойно даже в местности, которую не знал. Он медленно начал подходить к Догдэю, делая каждый свой шаг таким образом, словно он пританцовывал в воздухе, а его личным прожектором, который позволял публике увидеть его танец, была луна. По крайней мере, так казалось Щенку, уже полностью постепенному в своих собственных мыслях. Он даже не заметил, как Кот подошёл к нему практически в плотную, оставляя лишь метр между их телами. Его глаза ни на секунду не упускали Денька из своего взора, продолжая все также смотреть на его мордочку. Догдэй наконец заметил, что Кота уже давно не было на том месте, где он стоял раньше, и что он последние несколько минут стоял возле Денька и не издавал ни звука, молча рассматривая его мордочку. От такой крайне необычной близости щёчки Щенка немного порозовели, хоть этого и не было видно Коту, из-за темноты и яркой шерсти на мордочке Денька. —Конечно я буду переживать за тебя, ты же мой лучший друг. — Наконец он закончил свою фразу не менее нежным и спокойным голосом. Этот голос... „Боже...”, — его голос лишь вгонял Догдэя в ещё больший транс, отдаляя всё дальше от реальности. Он был готов остаться здесь навсегда, среди мрака и густо заросших кустарниками дорог, если бы это значило провести эту вечность в плену у этого прекрасного голоса. —К тому-же, — решил добавить Кот, подойдя практически вплотную к своему другу — кто, если не я? В это же мгновение Догдэя вывело из глубокого транса резкое касание чего-то мягкого и мокрого о его нос. Это произошло на несколько секунд, лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы он смог вернуть контроль над своим телом. Дыхательные пути, в этот же миг были заполнены сладким и крайне отчётливым запахом лаванды. Денёк не должен был удивляться этому – лавандовый аромат, словно невидимая накидка, которой был дополнен образ Кота, всегда присутствовал в воздухе, где бы кот ни был. Это была ещё одна особенность кота, которой не было ни у кого – мощный, природный аромат. Однако сейчас это было слишком, даже для самого Кота, который, как ни в чём ни бывало, продолжил смотреть своими выразительными глазами на Щенка. —Что ты сделал? — Задал, вполне логичный вопрос своему другу, 'Дэй. —Обычный кошачий поцелуй, что такого?— В игривой форме, и в то же время с искренним непониманием, спросил у своего щенячьего друга, Кот. Мордочка Догдэя, в этот же момент стала алой, и если бы не шерсть, Щенок бы точно умер от стыда прямо здесь, где-то посреди кустов, в ночной глуши. Хотя он был бы даже рад такому раскладу. Он бы не смог смотреть в глаза своему другу после такого. „Он лизнул меня, в нос!?” — всё ещё не мог поверить в происходящее, Денёк. Да, Кот часто лизал Догдэя, особенно после их совместного сна на диване Щенка. Это была часть кошачьей природы, что-то вроде ритуала, вылизывать шерсть после сна. Однако сейчас это выходило за рамки обычного вылизывания шерсти или дружеского дурачества. Это было пересечение личных границ, что-то, что друзья обычно не делают. Это не только из-за излишней чувствительности носа Денька, но и из-за близости этого самого носа к губам и создания впечатления настоящего поцелуя. От переполняющих его эмоций Щенок даже не заметил, как полностью погрузился в собственные мысли, перестав обращать внимание на происходящее вокруг.Его черные зрачки расширились, затмевая собой жёлтую радужку; хвост завилял, тело расслабилось, из-за чего начало казаться, словно ещё немного, и он упадёт. Сейчас он понял, что другие чувствуют при поцелуе и ему нравилось это чувство. —Догдэй? — Неожиданное обращение вырвало Щенка из мыслей, заставляя в этот же миг вновь обратить свое внимание на Кота, на мордочке которого застыло беспокойство и непонимание. — С тобой все в порядке? —А? ДА!!! — Сам не понимая зачем он повысил голос, Догдэю тут же стало ужасно стыдно, когда он увидел, как Кот прижал свои ушки и немного отстранился от него. У него также как и у Денька крайней чувствительный слух, из-за чего любые громкие звуки приносят дискомфорт, а иногда и боль. Догдэй, несмотря на свою энергичность, никогда не повышал голоса в присутствии Кота, ведь так, как никто другой понимал какого это – жить с крайне чувствительными ушами. Сейчас же он чувствовал себя крайне плохо, не только из-за эмоционального перепада, который он испытал несколько секунд назад, но и того что напугал Кота своей резкой реакцией на обычный вопрос о своем самочувствии. — То есть, всё хорошо. Не нужно за меня переживать, я в порядке...—Переформулировав свой ответ, Догдэй отвёл свой взгляд от Кота, направив его на землю под его ногами, которые всё ещё оставались скрыты в тени. „Глупо Догдэй, глупо, ты не можешь вот так себя вести, он же все узнает!” — корил себя за собственное поведение, Щенок. Это не первый раз, когда его излишняя эмоциональность приводит к подобным, неловким ситуациям. Хотя эта, наверное, станет одной из самых неловких для Денька. Он благодарил кого угодно что он стоял к своему другу спиной, иначе тот мог увидеть его влияющий хвост, что только бы накалило уже достаточно накалённую между ними обстановку. Так они простояли ещё несколько минут, молча смотря кто куда. Догдэй был готов провалиться под землю от съедающих его мыслей о том, что он испортил былую, спокойную атмосферу ночи, которая уже успела сформироваться между ним и его лучшим другом. Она давила на разум, сея семена неуверенности, не позволявшие не то что начать диалог, а хотя бы посмотреть на мордочку своего друга. —Ты... зол на меня? — Слова, прервавшие неловкое молчание между ними, были для Догдэя иглой, выпущенной из уст Кота и нацеленной прямо на его сердце. Тонкая, маленькая, но очень острая, она пронзила его грудную клетку, разрывая ткани одежды и плоти, прокладывая свой путь к источнику всех чувств и эмоций Денька – к сердцу. Щенок понял это уже давно при, к сожалению для него самого, не самых лучших обстоятельствах. Когда происходит какое-то событие, которое как либо сказывается на состоянии его друзей, это всегда приводит к болям именно в этой области тела Денька. В сердце появлялась боль, или его могло колоть, хоть сам Догдэй не знает почему. Возможно он просто придумывал боль из-за своей сильной эмпатичности, однако сейчас боль действительно была, и она была сильной как никогда прежде. Создавалось впечатление, словно та игла, метафорически выпущенная из уст его друга, оказалась реальной, и вся боль в сердце была действительно вызвана этой иглой. Дыхание участилось. Фактором этого могла стать нарастающая боль в грудной области или состояние, в которое Кота вогнала реакция Догдэя. „"Ты... зол на меня?"” — слова, что вновь и вновь проигрывались у него в голове, лишь увеличивали боль и волнение. Волнение за себя и, в первую очередь, Кота. Хотелось выкрикнуть что это не так, что он вовсе не зол на него и что вся эта ситуация чистой воды случайность, однако этого не удавалось сделать. Страх был слишком силен, слишком влиятелен. Он словно злая сущность, стоящая позади него, опутал свои нити вокруг конечностей, не позволяя сделать и шага, не позволяя просто подойти к Коту и заключить в объятия, показывая тем самым что его сомнения были полной ложью. Однако бездействие лишь подтвердило опасения фиолетового кота. —Ты злишься, что я лизнул тебя, да? — Голос Кота звучал ещё грустнее, чем было ранее. — Что просто проявил свои настоящие чувства? Его голос становился всё тише, всё печальнее. Изумрудные глаза, что так ярко светились раньше, сейчас потеряли былой свет, чёрные зрачки стали тонкой линией, более не выражая былой расслабленности. Догдэй очень редко видел своего друга с подобной формой зрачков. Они не были признаком печали, это был признак чувства, которое Догдэй больше всего боялся увидеть на мордочке Кота – страха. Страха, который в Коте вызвал сам Щенок. —Что просто хотел показать как ты мне дорог!? — Страх перерос в гнев. — Почему ты молчишь!? Интонация сказанной фразы говорила куда громче, чем сама фраза. Кот еле сдерживался, чтобы не заплакать, упасть на землю и свернуться клубочком, как он это обычно делал, когда испытывал подобные эмоции. Догдэй все ещё молчал. Страх полностью перехватил контроль над его телом, позволяя лишь смотреть. Смотреть за ситуацией, в которой он сам виноват. —Прошу, Догдэй, ответь... — Кот больше не мог сдерживать слез, начавших образовываться у него на краях глаз. — ...ответь мне... Выступившие капли превратились в ручьи, который активно начали стекать по щекам котика. Шерсть под глазами намокла вплоть до подбородка, что привело к слепанию шерсти в некоторых участках мордочки. Его руки дрожали, а нижняя губа переодичкски подёргивалась. Было не только больно слушать слова Кота, но и наблюдать за его состоянием. Догдэю хотелось сделать хоть что-то, но он даже глазами не мог пошевелить, не то что собственным телом. Он мог лишь наблюдать. Наблюдать за тем, как его лучший друг страдает по его собственной вине, которую он не был способен никак загладить. Боль в груди лишь усилилась, вновь напоминая о своем существовании. Эта боль, раненный и опечаленный взгляд кота, собственный старх и давящие на голову мысли лишь усугубляли положение, создавали вакуум, лишая организма необходимо кислорода. Дыхание участилось, воздуха стало не хватать. Лёгкие требовали воздуха, поэтому Денёк пытался вобрать в себя как можно больше кислорода, однако это не помогало. И в этот момент он учуял его. Слабо выраженный, но всё же слишком хорошо знакомый для Денька аромат, чтобы перепутать с чем-то другим – аромат макового цветка. Ореховый, в перемешку с немного пригорелым и в тоже время сладким запахом придавал для Догдэя крайне узнаваемый образ. Однако образ этот был связан с далеко не приятными воспоминаниями или каким-то сладким блюдом. Это был образ смерти, принявшей форму ярко-оранжевых, словно шерсть самого Щенка, языков адского пламени. Сердце забилось быстрее. Боль в грудной области стала настолько сильной, что её было невозможно терпеть. Этот аромат навивал слишком много плохих воспоминаний, слишком много ужасных звуков, которые было невозможно выбросить из головы. Это лишь усугубило положение, заставляя вдыхать в лёгкие все больше и больше пропитанного адским ароматом, воздуха. Силы стали заканчиваться, уступая свое место слабости. Колени задрожали, словно ещё немного и они перестанут держать тело своего хозяина на ногах. Становилось всё труднее и труднее дышать. Из кустов, окружавших Денька и его лучшего друга, начал выходить кроваво-алый, словно созданный из крови и плоти некогда живых существ, а уже впоследствии приобретший маковый, знакомый Щенку аромат красного дыма. Он, словно густая пелена, покрыл собой всю землю под ногами, заставляя её исчезнуть из взора глаз. Характерный ему запах стал лишь сильнее, словно полностью заменял собой кислород. Дышать более не получалось. Догдэй начал кашлять, пытаясь сделать хотя бы ещё один вдох свежего воздуха, но ничего не выходило. Его тело освободилось из под влияния былого ступора, однако моментально свалилось на землю от пришедшего бессилия на почве кислородного голодания. Он начал задыхаться. Дым все сильнее поступал сквозь кусты, окутывая уже не только землю, а все пространство вокруг. Тело Кота приобрело иной облик. Оно более не стояло и не смотрело осуждающе на Денька. Ныне оно лежало на земле, без верхней одежы, всё в ссадинах, порезах от когтей, укусов от зубов, с обгоревшими участками плоти. В его шею был воткнут медицинский скальпель, гласящий о том что Кот мертв. Его убили, убили как какого-то зверя, жалкого и никчемного раба, от которого можно просто избавиться, словно его жизнь не имеет смысла. Убили, с застывшей на мордочке гримасой ужаса и мольбой о помощи, которая теперь смотрит прямо на Догдэя. Однако никто не пришёл. Всё бросили его, все забыли о его существовании. Оставили умирать одного, с психами, которым просто нравилось издеваться на кем-то, кто слабее их. Кот умер в мучениях, от нехватки кислорода и потери крови. Нечто подобное сейчас испытывает Догдэй, и он это полностью заслужил. Он заслужил умереть той же ужасной смертью что и его друг, таким же способом, при похожих обстоятельствах. Съедаемым чувством вины, потерявшим вкус к жизни, всеми кинутый в темном и заполненном красным дымом лесу. Такую судьбу заслуживают предатели. Такую судьбу заслужил он. Прежде чем мир полностью погрузился во тьму, глаза Догдэя открылись и перед его взором предстала окутанная мглой стена. Всё его тело дрожало, сердце всё ещё болело, однако боли были куда слабее, чем Денёк испытал до этого. Лёгкие пытались вобрать в себя как можно больше кислорода, словно Пёс был вынужден бежать марафон ради поимки очередного преступника. Однако он никуда не бежал, напротив, он лежал, и лежал на чем-то холодном. Разобраться на чем он лежал Деньку не удалось, ибо он находился далеко не в состоянии для анализа своего окружения. Чувство страха никуда не ушло, оно, напротив, только усилилось, удерживая пса в своих объятиях. Мысли метались от события к событию, от дыма, к смерти, от смерти, к к смерти его лучшего друга, труп которого Деньку пришлось увидеть собственными глазами. Темнота в помещении не позволяла сконцентрироваться внимание ни на чём, кроме такого же тёмного леса, в котором Догдэй был мгновение назад, не позволяла отвлечься от чувств объятий холодных и красных облаков, что одним лишь видом вызывают удушье, перекрывают дыхательные пути, сдавливают шею, заставляя вдыхать их кошмарный аромат. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее. В грудной области ближе к шее вспыхнула боль, на месте которой раньше был дискомфорт. Догдэй попытался встать, однако ему не удалось этого сделать, словно что-то или кто-то удерживало его на месте. Боль лишь усилилась. Восстановить запасы воздуха в лёгких не не удавалось даже дыша через рот, что всегда помогало Псу в моментах как сильного стресса, так и удушья. Его природные функции перестали работать. Паника полность выветрила из сознания последние капли здравого смысла, оставляя лишь первобытные, животные инстинкты. Догдэй пытался кричать, звать на помощь, пытался вырваться из оков, удерживавших его тело и не дававших ему сдвинуться с места, однако все его попытки не увенчались успехом. Его конечности перестали ему подчиняться, тело словно превратилось в мешок для битья, наполненный органами вместо ваты. Сосуды в глазах полопались, а мордочка под шерстью от напряжения и нехватки воздуха приобрела красный оттенок. Казалось, что ещё совсем немного и мир, который до этого уже был темен и неясен, погрузится в ещё большую мглу, полностью лишая Денька способность видеть хоть что-то, кроме беспросветной тьмы. Однако, внезапно давление прекратилось. Груз, который в угоду своему весу вдавливал Пса в землю и не давал нормально дышать, был словно убран с его спины и более не держал Денька в своих оковах. К нему вернулась былая чувствительность, и Догдэй рефлекторно перевернулся с живота на спину, чтобы свести на нет оказываемое его телом давление на грудь, а соответственно, и лёгкие. Ему удалось это сделать, и как только в его лёгкие вновь поступил воздух, всю комнату наполнил громкий и хриплый кашель, вместе со звуками громких вдохов. Догдэй отчаянно пытался вобрать в лёгкие как можно кислорода, пытаясь отдышаться и вернуть присущую ему ясность ума. Голова неистово болела от многочисленных вздохов и напряжения которые ей пришлось пережить, однако Денёк сможет её вытерпеть. Всё же это куда лучше, чем былая, жгучая боль в груди, от которой ныне осталось лишь покалывание в области грудной клетки. Сердце всё также продолжало колотиться, гоняя кровь по всему организму, стараясь как успокоить своего хозяина, так и быстрее привести его в чувства. Былой, животный страх начал уходить, сменяясь смятением и относительным спокойствием. Догдэй перестал кашлять и теперь просто лежал на своей спине, высунув язык наружу и пытаясь отдышаться. Его ладони, а в частности промежутки соединения кожи основной руки и подушечек были мокрыми. Остальное тело слабо подёргивалось, из-за холодной поверхности, на которой лежал Пёс. Было холодно, хоть в сравнении с холодом который исходил от красного дыма, он был ничтожен. По крайней мере, этот холод не вгонял в сонное состояние, а наоборот мотивировал Денька быстрее очнуться. Его разум наконец прояснился и более не был подвержен панике и тревоге. Дышать стало куда легче, что позволило стабилизировать дыхание, делая его куда менее резким и быстрым. Он продолжил дышать в таком темпе, что позволило снять оставшееся напряжение и более менее расслабить тело. Разум окончательно прояснился, позволяя былому самообладанию и расчётливости вернуть былой контроль над телом. Перед глазами, которые из-за долгого нахождения в темноте сумели адаптироваться и привыкнуть к ней, сразу же предстал белый потолок его комнаты. Из-за отсутствия каких-либо источников света, потолок этот казался тёмно-серым, однако Догдэй точно знал, что он был белым „Это был сон?” — сразу же промелькнула в голове мысль: „Сон...”. Найдя в себе силы, Догдэй сумел привстать и принять сидячее положение, чтобы осмотреться и попытаться подтвердить свою теорию. Его взгляд, тотчас упал на больших размеров шкаф, с множеством дверок и отделений, которые, в общем-то, ему были ни к чему. Догдэй сразу же успокоился. —Это всего лишь сон... — Догдэй с облегчением выпустил из лёгких воздух, который даже не знал, что сдерживал. Это не первый раз, когда ему снятся подобного рода "сны". Кошмары снились ему на протяжении нескольких лет после смерти его отца, не позволяя спать по ночам. Из разу в раз, ночь за ночью, Псу снился один и тот же сон, одного и того же дня, одного и того же места, с одним и тем же содержанием. Это очень сильно ударило по успеваемости Денька в школе в те времена, и лишь благодаря помощи Киккина Догдэй сумел преодолеть этот тяжёлый период. Однако какими бы жестокими такие сны не были, в них никогда не фигурировал Кэтнэп, особенно в том виде, в каком он предстал перед Псом в сегодняшнем сне. Догдэй никогда не мог подумать, что с его другом может произойти нечто подобное, никто не мог. Однако это именно его вина, что это произошло и лишь его одна, даже если кто-то и будет это отрицать. Денёк представить себе не мог, как будет смотреть в глаза Коту, после его пробуждение. Ведь это именно по его вине Пушистик прошел через пытки, сравнимые по своей жестокости с пытками в концлагерях нацистов во время сороковых-сорок пятых годов. Именно по его вине чувствовал себя брошенным и никому не нужным, и именно по его вине мог погибнуть от лап того безумца. Он бы себя никогда не простил, если бы нечто подобное случилось. Однако Кот жив и это значит лишь одно – Догдэю был дан шанс на искупление и он его не упустит. Лишь только после того, когда он будет уверен, что подонок, сделавший это с Котом, гниёт за решеткой и более не принесет ещё больше вреда окружающим, он сможет спать спокойно. Такие мерзавцы как этот баран, заслуживают подобную учесть. Догдэй пытался встать окончательно, что у него не очень получилось, ибо его ноги все ещё дрожали, то ли от холода, то ли от пережитого им стресса. „Погоди”, — внезапно пришло к нему осознание: „Что я делаю на полу?” Взгляд Денька, в эту же секунду устремился вправо от себя, где должны были лежать ковры, на которых он уснул этим утром. Они все также лежали на своём месте, близко приставленные друг к другу, чтобы создать некое подобие матраса. Единственное отличие, которое сразу же бросалось в глаза, так это отсутствие на них оранжевого спаниеля, который и придумал использовать их как матрас. „Должно быть свалился во время сна” — сразу же понял, в чем дело, Пёс. —Догдэй? — Раздался женский, немного уставший голос. „Только не это...” — его взгляд сразу же устремился на дверной проем его комнаты. Шерсть на спине и руках Денька встала дыбом, а сердце вновь ускорило свой темп. Он хотел думать, что ему показалось, верить, что весь стресс, который он день за днём испытывал на работе, сегодняшняя ситуация и его собственные страхи, наконец сказались на его психике и он начал слышать голоса знакомых ему зверей. —Ты дома? Дверь была не заперта и я подумала, что ты не на работе. У тебя все нормально? — Однако вновь прозвучавший, слишком хорошо знакомый Деньку голос, полностью разрушил его веру в то, что это могла быть обычная галлюцинация. Его мольбы были вновь проигнорированы, в момент, когда в его гостиной лежал травмированный физически и психически тот, кто возможно даже не помнит ни самого Денька, не пришедшую к нему домой мать. Зато она самого Кота прекрасно помнила. Здесь сказалась не только особенность собак запоминать тех, с кем они общались какое-то время, но и такие факторы как уникальный аромат, который его мать с девяносто процентной вероятностью учуит, как только войдёт в зал. Догдэй не мог допустить, чтобы его мать увидела Кэтнэпа в таком состоянии. Она и так испытывает огромный стресс на своей работе, он не может позволить, чтобы её психика окончательно сломалась, увидя, что время сделало с их, по факту, членом семьи. — Похоже опять забыл закрыть за собой дверь. — Раздалось недовольное бурчание, которое вновь привело Догдэя в чувства. В прихожей загорелся свет и стало отчётливо слышно шуршание одежды и магазинных пакетов. Денёк, не теряя секунды более, сумел подняться с пола, используя стену как опору. —Я дома, мам, — надеясь таким образом притормозить свою мать, Догдэй медленными шагами направился к выходу со "склада". —Догдэй? Ты дома что-ли? — Шуршание сразу же прекратилось, словно его мать замирала от удивления. —Да, мам, прости что не предупредил. Выйдя из комнаты в прихожую, взгляд Денька тут же устремился в сторону его входной двери, чтобы быть встреченным взглядом его матери. С момента их последней встречи в её внешнем виде практически ничего не изменилось. Всё такое же тёмно-синее, почти чёрное пальто, внешний вид которого отчётливо давал понять, что ему явно был не один год. Всё те же мешковатые, черные штаны, которые были испачканы в глине от идущего на улице дождя. На ногах были её фирменные, чёрные сапоги, которые Догдэй очень хорошо помнил. Они принадлежали его покойной бабушке, которую сам Пес никогда не знал, но по рассказам его матери, они бы быстро нашли общий язык из-за схожести их характеров. Шерстка на голове псицы была небесно-голубого цвета, становясь практически белой на мордочке. Шерсть на правом глазу, так же как и на ушах, была синей, однако она не выглядела так, словно кто-то случайно капнул каплю синей краски на её глаз, тем самым образовав пятно, как у многих собак. Её пятно имело форму сердца, которое говорило о личности своего обладателя громче, чем её уставший внешний вид. Сами глаза были белыми, с голубой радужкой и черным зрачком, с хорошо видимыми, полопавшимися от недосыпа и усталости сосудами. В левой руке помимо двух красных пакетов, о присутствии у Псицы которых Денёк догадался еще находясь в комнате, она также держала полусложенный, мокрый от капель дождя зонт бирюзового цвета, с небольшими вкраплениями светло синего и голубого, которые создавали узор морской волны. В правой руке она держала свою черную, потрёпанную временем сумку, с которой почти никогда не расставалась. Образ, который не менялся вот уже на протяжении долгих лет, ставший хоть и привычным Деньку, но далеко неприятным. Для него не было приятным и то, что с каждой их встречей, состояние его матери лишь ухудшалось. Да, постороннему может показаться, что с Псицей все в порядке, однако это далеко не так. Догдэй слишком хорошо знает этот уставший и замученный взгляд, в котором прекрасно читаются мольбы о удобной пастели и простом дне для себя. Он прекрасно знает эту стойку, в которой сейчас стоит Клауд, словно она в любой момент упадет от изнеможения. Всё это, Догдэй испытывал вот уже несколько лет, совсем также, как и его мать. Ему было больно смотреть за тем, как молодость его матери буквально увядает на глазах, однако он не может никак помочь, ибо находится в точно таком же положении, как и она. —Ничего, я понимаю. — Оперевшись своей правой рукой о стенку прихожей, заверила своего сына, Клауд. — Приятно знать, что ты наконец последовал совету и взял выходной. Тебе нужен отдых. Последнюю фразу она сказала со слабым смешком, что, однако, не вызвало схожий реакции со стороны Пса. Он не планировал брать выходной, лишь прийти домой и поспать ещё два-три часа, чтобы восстановить силы и вернуться обратно на работу. Однако из-за всей этой ситуации с Кэтнэпом, Догдэй не только забыл закрыть свою входную дверь, но и напрочь потерял счёт времени, из-за чего он даже не знает, как долго он спал. Конечно, работа и рядом не стоит рядом с жизнью его лучшего друга, однако он даже не предупредил начальника о том, что сегодня не сможет появиться в отделе. Зная Мисс Плейтайм, она вполне возможно уже вычла из его зарплаты деньги, за отгул от работы во время расследования, что для Догдэя является огромной проблемой и чего из раза в раз он старался предотвратить. Хотя теперь уже поздно о чем либо сожалеть, ведь выбор был сделан в пользу фиолетового Кота и этого никак не изменить. Он рад, что судьба сделала выбор за него, ведь Денёк неспособен выбирать между зверьми. Особенно, когда дело касается тех, кто ему дорог. —Меня вынудили обстоятельства, — не скрывая причины своего отгула, начал Догдэй, пока медленными шагами, направлялся к своей матери — а вот тебе следовало бы взять отгул, хотя бы на неделю. Он подошёл практически вплотную ко взрослой Псице и принялся освобождать её руки от красных целлофановых оков, которые из-за своей тяжести не позволяли ей нормально передохнуть, после долгой дороги с работы. — Да брось, Догдэй, — начала отнекиваться Клауд, попутно разжимая пальцы своей левой руки, чтобы Пёс мог взять пакеты под свою опеку — ты же знаешь, они без меня не справятся, к тому-же не хочу расстраивать детей своим внезапным исчезновением. — Ма, ты работаешь на износ, почти без выходных уже несколько лет. — Поцеловав в щёчку свою уставшую мать, Догдэй немного отошёл от неё, чтобы возобновить зрительный контакт. — Я сомневаюсь, что с детьми что-то случится, если ты недельку-другую побудешь дома. Денёк искренне хотел, чтобы его мать хоть чуть-чуть отдохнула и посвятила несколько дней исключительно себе, не отвлекаясь на работу и на детей. К сожалению, она всегда пропускала его просьбы мимо ушей, словно не слыша их, хотя Догдэй прекрасно знал, что она их слышит и прекрасно знал, что как бы сильно она не хотела ответить: „—Да!”, так же сильно она понимает, что должна проводить столько времени на работе, ведь их семье нужны деньги. В этом они с ней схожи. — Дело не в детях, хоть и о них я забочусь не меньше. — Искренне, не прерывая зрительный контакт с 'Дэем ни на секунду, промолвила Клауд.— Мне приятно что ты заботишься об этой дряхлой старушке, но побеспокойся лучше о себе, я как-нибудь сама справлюсь. „Дряхлой старушке?” — вновь повторил про себя, сказанную ею фразу, Денёк. Он не понимал, было ли это сказано в шутку или его мать действительно была о себе такого низкого мнения. Если так, и это действительно было сказано в серьез, то почему? Почему его родная мать, думает о себе так низко, когда ей ещё даже нет пятидесяти? —Не говори так о себе мам, ты вовсе не старая. — Поспешил заверить Псицу, 'Дэй. — Если кто и ведёт старческий образ жизни, так это я. —Каким местом он старый? — с искренним непониманием спросила у Пса, Клауд. — Если поиск и отлов преступников это старческое дело, тогда подержи мою челюсть, я сама им всем покажу. Догдэй тихонько хихикнул с тоого, как его мать умело изображает старческий голос. Его смешок вызвал улыбку на мордочке Псицы. Она уже не помнила, когда видела искреннюю улыбку на мордочке своего сына, вечно пытающегося заверить всех, что с ним всё хорошо. Но свою родную маму не обманешь обычной отговоркой. Она прекрасно видит состояние, до которого себя довёл её сын и видеть, что он наконец взял выходной, пусть и из-за "обстоятельств", радует её душу и сердце. Каким бы ни были эти обстоятельства, она рада, что они заставили Догдэя остаться дома. Вскоре, смешки прекратились, и в коридоре вновь воцарилась тишина. Догдэй обдумывал, что ему следует сказать дальше, что спросить. На языке вертелся волнующий его вопрос, однако он был слишком тяжел для Денька, чтобы просто задать его напрямую. Он боялся того, что может услышать, задав этот вопрос и все же, несмотря на то, что Денёк прекрасно знал о том, что новости будут неутешительными. Он должен был поинтересоваться, хотя бы из приличия, чтобы просто показать, что ему не все равно. А Псу отнюдь не все равно. —Как Пресси? — Два слова, ничем не примечательные два слова, на самом деле, несли за собой огромное значение для Догдэя и для его матери. Дни, затем недели, а после и месяцы бессонных ночей на выматывающей работе, из-за которой порой создаётся ощущение, что ты живёшь исключительно ради нее. Встал, не успел привести себя в порядок, не то что поесть, вышел из дому, сел на общественный транспорт, отправился на работу, чтобы потом вернуться вечером и абсолютно стеклянным взглядом уставиться в потолок, в экран телевизора или страничку книги. И так изо дня в день, раз за разом, практически без выходных, ради одного, единственного зверька, находящегося на грани между жизнью и смертью уже несколько месяцев, столько же, сколько и Догдэй не видел её. Сейчас, после заданного вопроса, он ожидал чего угодно, что может произойти. Явное отрицание с попыткой отмазаться; новости об ухудшении состояния, в перемешку с плачем и фразами, что: „Все будет хорошо, она справится, она сильная девочка” — с раз за разом приходящим осознанием того, что такого не будет, и вряд-ли такое чудо когда-нибудь произойдет. Однако, к его большому удивлению, после заданного им вопроса, голубые глаза Клауд широко открылись, а улыбка на губах, словно стала больше, шире. — Ты не поверишь.— Радостным голосом, начала она. — Кто-то оплатил все расходы на прибывание в клинике на месяц вперёд. —Ч-что? — Догдэй не мог поверить собственным ушам. То, что его мать только что сказала – бред сивой кобылы, каким бы оскорбительным это выражение не было. У Догдэя, из-за того, что он работает в полиции и занимает статус детектива, далеко не маленькая зарплата. Многие, с такой зарплатой, могли жить вполне неплохой жизнью, без особых проблем обеспечивая себя и свою семью. Однако, Догдэй такого себе позволить не мог, как бы сильно он этого не хотел. Большую часть своей зарплаты, Денёк откладывает на необходимую его сестре операцию и сохранение её жизни сейчас, в то время как оставшаяся часть уходит на оплату счетов за квартиру, помощь его матери, пусть та и отказывается от столь щедрого предложения. Они живут так, практически весь последний год и ещё никогда до этого никто не делал для семьи Пса чего-то подобного. —Знаю, трудно в это поверить, но мне показали документы, всё так и есть. — Продолжала рассказывать невероятную новость, Клауд. — Медсестра сказала, что мы не одни, кому продлили прибывание. Это же чудо! „Теперь ясно”, — сразу же понял, в чем дело, Денёк: „Благотворительность”. Это было достаточно очевидно, хоть до этого, Догдэй и не сразу дошел. Никто из его друзей не знает о его положении, потому что Пёс не хочет их тревожить. Да даже если бы кто-то из них и прознал про ситуацию, в которой Денёк вынужден жить уже долгое время, вряд-ли бы они согласились помочь. У них своих проблем и забот по горло, поэтому они вряд-ли бы стали тратить свое время и деньги, чтобы решить проблемы кого-то ещё. Бобби вполне бы вызвалась помочь и всеми руками и ногами уговорила бы Пса взять хотя бы небольшую сумму денег в качестве материальной помощи, однако сам Пес держит её в неведении о его ситуации с сестрой. Он и так корит себя за то, что нагружает Медведицу своими психологическими проблемами, пусть та и утверждает, что в этом нет ничего такого. Он может со всем справиться сам, он и должен, как единственный самец в семье. Однако он рад внезапному подарку с небес в виде благотворительной помощи больным. Это не только хорошо для семей больных, которые могут находиться в ещё более ужасном положении, но и для семьи самого Денька, ведь эта помощь позволит отложить больше денег на операцию, а значит и провести её как можно скорее. „Кто бы мог подумать”, — поразился столь приятной вести 'Дэй. Его хвост интенсивно завилял, не в силах больше сдерживать прилив положительных эмоций, которые испытал Догдэй. Клауд, видя какую реакцию эта новость вызвала у ее сына, невольно тоже завиляла хвостом. Ей нравилась картина, которая сейчас складывалась перед её уставшими глазами. Догдэй более ничего не говорил, не задавал никаких вопросов. Все мысли были сосредоточены только на том, что судьба, судя по всему, наконец решила сжалиться над ним, и по мимо проблем принести в его жизнь нечто приятное. Он рад тому, что ему удалось найти Кэтнэпа, в каком бы состояние тот ни был; он рад новостям, что кто-то из фондов, занимающихся благотворительностью, помог его семье и семьям ещё нескольких других пациентов финансово. Это позволит провести операцию куда быстрее, ведь сейчас, практически вся зарплата Догдэя, которую он должен будет получить со дня на день, уйдет к общей сумме, которую он с его матерью собирают на операцию. Сумма же, которую сегодня за отгул от работы вычли из зарплаты Денька, особой роли не сыграет, ведь основная зарплата всё ещё остаётся внушительной. —Благодаря всему этому, я решила, что могу ещё кое-чем тебя порадовать. — Словно того, что она уже сказала, было недостаточно. Новость о внезапной помощи сама по себе является лучшей новостью, которую Догдэй слышал за последние годы. Лучше неё наверное, будет только та, в которой будет сказано, что баран, совершивший столь ужасные злодеяния против самого милого кота из живущих на этой планете, был найден мертвым в той дыре, что он звал своим домом. Конечно же, этого не произойдет, ибо это уже приравнивается к чуду. — Открой. — Указывая на два красных пакета, сказала Псица. Опомнившись, Догдэй с непониманием посмотрел на стоящую перед ним Клауд. Улыбнувшись, Псица вновь указала на два красных пакета, которые Денёк держал в руках. Только после этого он понял, что от него требуется и сделал как было сказано. 'Дэй взялся двумя пальцами левой руки за одну из ручек пакета, что находился в правой руке, после чего раскрыл его, чтобы изучить содержимое. Его удивлению не было предела, когда он обнаружил, что в пакете находилось две, крайне увесистых, стопки книг. „Как она-” — Денёк оторвался от просмотра содержимого пакета, чтобы посмотреть на свою мать. Клауд лишь слабо хихикнула, с искреннего, детского удивления её сына. — Я посчитала, что тебе может быть нечем заняться на досуге. — С улыбкой сказала Псица. Денёк опустил голову, чтобы повнимательнее рассмотреть содержимое пакета. Две стопки, в которые были сложены книги, значительно отличались друг от друга. Одна стопка, несмотря на содержание в три книги, была выше другой, из-за размера этих трёх книг. Вторая же была меньше, однако в ней было куда больше книг, чем в первой. Догдэй точно не мог сказать, какие именно были книги в каждой из стопок, однако сумел подметить, что самые верхние книги – те что находились у него перед глазами – значительно отличались друг от друга. Книга, что находилась в той стопке что повыше, имела полностью черный толстый переплет. На лицевой части фиолетовыми цветами был изображён хорошо знакомый людям и зверям, изучавшим историю, Собор Парижской Богоматери. Под ним же была изображена девушка, закрывающая собой взор на ворота самого сабора, одетая в простенькое платье, цвет которого из-за цветовой стилистики обложки понять было нельзя. Они была изображена в танцующей позе спиной к читателю, создавая впечатление того, что танцует она вовсе не для него, а для поистине великого здания. Рядом с ней, в более темных, фиолетовых цветах был изображён маленький козлик, которого можно было бы вообще пропустить, не будь Догдэй столь внимательным. Из под платья самой девушки исходило две белые лозы, которые прорастали вверх, образуя собой фигуры двух горгулий, которые, как известно, являются частью архитектуры изображённого позади девушки, здания. Вокруг же самого Собора и танцующей под ним девушки, красивыми, белыми узорами была изображена арка, колонны которой были выполнены в стиле тех колонн, которые действительно стоят в настоящем Соборе Богоматери. По центру, над круглым, витражным окном собора было написано белыми буквами название произведение книги со столь прелестной обложкой: «Собор Парижской Богоматери». Под верхней частью арки был всё также белыми буквами указан и сам автор этого произведения: «Виктор Гюго». Хвост Догдэя вновь слабо завилял, однако выражение на его мордочке ни капли не изменилось. Его внимание привлекла уже другая книга, что находилась во второй стопке, той что размерами поменьше. Она имела тонкий переплет белого цвета, и явно не могла похвастаться выдающимися размерами страниц. Лицевая часть обложки имела куда меньше деталей по сравнению с «Собором Парижской Богоматери», однако, по мнению Денька, не менее стильной. На обложке не было никаких узоров, никаких строений или людей, которые могли бы подтолкнуть к мыслям о содержании самой книги. Здесь, чуть выше центра, было изображено лишь одно слово, написанное латинскими буквами: «Rose», что мало могло сказать о содержании самой книги. В правом же нижнем углу была изображена та самая, тускло-красная роза, с не менее тусклым, зелёным стеблем. Вокруг самой розы бушевало ещё более тусклое, чем сама роза, красное облако. Оно напомнило Деньку о дыме, что красной нитью проходил сквозь его прошлое и сны, но не являлось ею. Тот дым был ярким и выразительным, слишком хорошо запоминающимся, чтобы годы могли выветрить из памяти. Изображённый же на обложке словно всем своим видом показывал, что предпочёл бы быть забытым, незаметным. Словно всеми силами старался, чтобы его не ассоциировали с другим, таким же красным, но несущим лишь кошмары и страх всем вдохнувшим его дымом. Автор, на удивление самого Денька, также был не указан, что лишь ещё больше подкрепило его интересе к этой книге. — Что это за книга? — Поднеся пакет чуть ближе к Псице, спросил 'Дэй. Клауд опустила голову, чтобы посмотреть о какой книге шла речь и сразу же поняла, о какой именно. На её губах выступила слабая улыбка. — Оу, эта? Моя любимая. — С нежностью в голосе, сказала она. — Я очень любила перечитывать её когда была ещё совсем щенком. Не ожидала увидеть переиздание, спустя столько лет. — Правда? — Удивился Догдэй, отходя от своей матери, чтобы можно было продолжить диалог. Клауд положительно кивнула. — Она очень душевная, хоть и имеет небольшой объем. Денёк вновь опустил взгляд, чтобы посмотреть на, начавшую заинтересовывать его внимание, книгу. Рядом с ней находилось одно из классических произведений, которому многие бы отдали предпочтение, даже если уже читали эту книгу однажды. И это действительно так, сюжет романа «Собор Парижской Богоматери» крайне интересен и многогранен, в своей сути. Это очень серьезное произведение, которое обличает пороки религиозных деятелей, которые, как было принято считать, являются святыми проповедниками слова божьего. В то время как на самом деле, они такие же жалкие грешники как и все живые существа, обречённые вечность гореть в адском котле, вместе с теми, кого они приговорили к смерти. Догдэй, хоть полностью и не был ознакомлен с данным произведением, знал его примерный сюжет и ту мораль, которую оно хочет донести до своего читателя. Книга же, что лежала подле классического произведения, была чем-то новым для него, неизвестным. Новые книги всегда интереснее тех, с которыми ты вкратце, но ознакомлен. Именно таким книгам, ты будешь больше всего давать предпочтение, когда будешь выбирать, что тебе почитать вечерком, после тяжёлого рабочего дня. — Почитай, тебе понравится. — Озвучила свою рекомендацию Клауд. Догдэй поднял голову, чтобы вновь посмотреть на свою мать. Она определенно заинтересовала его этим произведением, и он не упустит шанс, чтобы ознакомиться с чем-то, со слов Псицы, прекрасным. — Спасибо большое. — Улыбнувшись, Денёк поблагодарил свою мать за столь неожиданный и в то же время приятный подарок. — Обязательно их прочту. Клауд лишь улыбнулась, кивая ему в ответ. Они простояли так ещё какое-то время, просто смотря друг на друга и молча улыбаясь. Догдэй впервые чувствовал такую лёгкость во всем теле, которую даже не знал как описать. Казалось, словно этот простой разговор о книге полностью избавил Денька от навязчивых мыслях о проблемах, которые поджидали за стенами этого коридорчика. Он даже забыл о том, что все это время держал в руках второй пакет, содержимое которого все ещё оставалось для него загадкой. — Может продолжим за столом? — Неожиданно для Догдэя, спросила Псица. Пёс словно был вытянут из спокойного и тихого мирка внутри его головы в суровый и беспощадный реальный мир. Перед глазами сразу же всплыло изображение лежащего на его диване Кота, о котором никому кроме Догдэя нельзя было знать. Не только ради сохранения психики самого Кота и его матери, но и для безопасности в целом. Никто не должен был знать о его существовании, по крайней мере, пока Пёс не выйдет на того самого барана, ставшего причиной страданий Кэтнэпа. — Я бы и рад мам, но нет. — Не поведя и глазом, заявил Догдэй. — Я был немного занят и у меня в зале бардак, поэтому сегодня я никак не смогу. Он не соврал, на удивление самому себе. Пёс часто врал, лишь бы только его мать сильно не переживала о нем, однако сейчас это была действительно правда. Он действительно был занят, поэтому любые посторонние звери и люди лишь будут мешать. — Оу, хорошо... — Опустив уши, немного расстроенным тоном ответила, Псица. Это не впервой, когда Догдэй отказывается от предложения провести время вместе, однако сама Клауд все прекрасно понимала. Работа в полиции, расследование и в конце концов банальное желание побыть наедине после тяжёлого рабочего дня никак нельзя обсудить. Наоборот, это более чем похвально, что Денёк находит время и на себя самого. Пусть и забывает об этой старушке, но она переживет. Она всегда переживает. —Тогда я не буду тебе мешать! — Уже куда более весёлым, пусть и наигранным тоном, сказала она. — Пока и удачи, с... чем бы там ни было... Ни сказав ни слова более, Клауд начала разворачиваться, чтобы открыть дверь и покинуть квартирку своего сына, не желая приносить ему неудобства. Догдэй же в свою очередь оставалось только смотреть за тем, как его мать исчезает за закрывающейся дверью. Вновь по его вине настроение обоих было испорчено. Однако, в отличие от его матери, Денёк понимал, что у него не было другого выбора. Иногда приходится чем-то жертвовать, как бы сильно от этого не было больно. „О чем я думаю?” — подловил себя на довольно нетипичной для себя мысли, Пёс: „Это была необходимо, никто не должен знать о Кэтнэпе, я сделал все правильно”. Смотря на входную дверь, за которой скрылась его мать, навязчивый вопрос сам нашел свой путь из глубин подсознания: „Тогда почему я чувствую такую пустоту внутри себя?” Разумеется, ответа он не получил. Тишина, которая последовала за уходом его матери лишь вновь подтвердила одиночество Пса. Разве этого он заслужил, за столь долгий и упорный труд? „Опять!” — помотав головой из стороны в сторону, чтобы прийти в себя, Догдэй решил поступить так, как он поступает обычно – сменить объект своих раздумий. „Оставлю книги в комнате, потом ими займусь”, — ухватился за мысль, 'Дэй: „Да, так и поступлю! Оставлю книги в комнате, потом ими займусь”. Подойдя к своей входной двери и задвинув защёлку, которую он забыл задвинуть, когда сегодня утром вернулся домой, Догдэй выключил в прихожей свет и направился к себе на "склад", чтобы выполнить порученное им же самим себе задание. Войдя внутрь и включив свет, Догдэя встретила хорошо знакомая ему, полупустая комната, с полностью белыми стенами и потолком. Хорошо знакомый ему белый шкаф с множеством отделений, которые ему особо были ненужны. Хорошо знакомый торшер, который Денёк никогда не использовал, но зачем-то хранил его в углу все эти долгие годы. „Лучше бы кровать оставил”, — напомнил себе о своей оплошности Денёк. Два коврика, на которых Догдэй сегодня сумел заснуть, всё также лежали около стеночки, покорно ожидая своего хозяина. К ним то Пёс и направился. Поместив пакет с книгами на ковры, Догдэй незамедлительно открыл второй пакет, чтобы ознакомиться и с его содержимым. К его большому удивлению, в нем находилось несколько штук яблок и баночка с каким-то супом внутри. Поднеся пакет ближе морде и принюхавшись, Догдэй сумел учуять слишком хорошо знакомый ему аромат, который он узнает где угодно. — Крестьянский. — Облизнувшись, утвердил Денёк. Он очень любил этот суп, однако мог есть его только по рецепту, по которому его готовила мама. Лишь стоило одной ложке попасть в рот, как все тело переходило с состояние полного наслаждения, в то время как сознание концентрировалось только на здесь и сейчас. Пёс уже и не помнил, когда в последний раз ел этот суп, от чего этот дурманящий аромат стало ещё более сложно терпеть. Однако от него и вдвойне больнее, потому что Клауд специально старалась угодить Деньку как новостями, так и подарками, в то время как сам Догдэй лишь дал ей размытые слова о том, что с ним все хорошо. Этого ли она заслуживает? „Хватит!” — отстранившись от пакета, Догдэй направился на кухню, чтобы поставить суп в холодильник и употребить его, когда он будет морально к этому готов. Однако войдя в зал, Деньку хватило лишь краем глаза увидеть, как два изумрудных, светящихся глаза смотрят в его сторону, чтобы в эту же секунду замереть, боясь сделать хоть одно неверное движение. *Музыка для титров: «Lost Little Girl» — by @Luca-903 (on YouTube)*