Взлом судьбы

Окончательно Хуа Чэн проснулся около двух — а куда теперь спешить, когда уже все успешно проебано. Цинсюань весело щебетала рядом, пытаясь его растормошить, потом сдалась и ускакала куда-то. Хуа Чэн заставил себя поесть что-то, что она приготовила. Пахло одуряюще вкусно, но что именно он ел — так и не понял. Да и вкуса не ощутил совершенно. В любом случае белки, жиры и углеводы были доставлены в организм. Решение всех проблем — гадкое и неприглядное — лежало на поверхности, но браться за него совсем не хотелось. Хотя и выбора не было. Раз уж Хуа Чэн оказался настолько туп, что так и не смог разговорить Се Ляня, и при этом у гэгэ явно были большие проблемы — осталось только вскрыть все, что можно. Прочитать все его переписки, купить записи со всех камер (и начать стоило как раз с этого), отследить все его платежи. Чтобы в итоге найти источник его тревог — найти и устранить. Что будет после, он не знал. Свалится ли его одержимость в желание все время защищать, следить и не пущать? Выяснит ли гэгэ, что именно Хуа Чэн сделал? Сможет ли его понять, простить и принять? Ответа на эти вопросы не было. В итоге Хуа Чэн решил сегодняшний пропащий день просто пережить, сходить на тренировку, зализать вечером раны гэгэ, а с завтрашнего дня двигаться по новому плану. Куда бы он в итоге его не привел. Если я не смог понять его проблемы, но смог залезть в его постель — то вот они, мои приоритеты. Отвратительные в своей откровенности. В прошлый раз Фэн Синь обещал уложить меня на лопатки и надрать задницу — может, позволить ему? Я ведь заслужил, еще как заслужил. Отдать селфхарм на аутсорс. Гм, а это все еще будет считаться селфхармом или уже нет? В любом случае надо Фэн Синя разозлить перед боем как следует. Скроллинг соцсетей приятно разбавил самобичевание и помог скоротать время до вечера. Хуа Чэн уже выходил из квартиры, когда телефон дважды прожужжал. Хуа Чэн подумал, что у Цинсюань опять закончились деньги — и уже собрался перевести ей. Было странно не воспользоваться возможностью за мелкий прайс снова почувствовать себя большим и сильным. Хотя бы на минуту. XieLian: 《Ты дома? 》 《Если да — я бы трахнул тебя прямо в коридоре.》 Первые мысли Хуа Чэна — его взломали и почему раньше меня. Гэгэ и слов таких никогда не говорил (тем более не писал), и сексом они занимались, не говоря ни слова, где-то во вневременьи между ночью и утром. Ну, кроме их последнего раза. Все остальное время старательно делая вид, что этих всплесков крепкой мужской дружбы под одеялом и не было вовсе. Рядом с последним сообщением появляется значок «отредактировано», а «трахнул» изменилось на «взял». Нет, не взломали. Он быстро напечатал «жду» и вернулся в квартиру. Сумка, пальто и кроссовки остались на полу там, где он их сбросил, идя в спальню. Задернул шторы и только начал расстегивать брюки, как подумал — если гэгэ в таком состоянии, то зачем я оставил полосу препятствий? Пришлось вернуться и убрать все с дороги. Заодно открыть замок входной двери. И вот теперь можно было раздеться, взять смазку, удобно сесть у изголовья кровати, расставив ноги, и начать готовиться. Телефон, который он предусмотрительно бросил на кровать рядом с резинками и смазкой, опять прожужжал. На этот раз Се Лянь прислал длинный текст, начинавшийся словами «Извини, пожалуйста, только если тебе удобно…» Хуа Чэн даже дочитывать не стал. Он в принципе не мог понять, что может быть неудобного в сексе с гэгэ. В любом случае, ему требовалось срочно вернуть мысли Се Ляня от извинений к скорейшему возвращению домой. Он попробовал что-то напечатать — получалось, кажется, даже хуже обычного. Тогда он отправил голосовое, наплевав на все правила телефонного этикета.

***

Се Лянь только закончил печатать длинное поясняющее сообщение, что Сань Лан совершенно не обязан ради него менять свои планы, как его телефон пиликнул. SanLang 《живодмой》 《тычто издеваися》 《голосовое сообщение》 Сань Лан никогда не слал голосовые. Он формально соблюдал телефонный этикет так, что все молились о его нарушении. И, кажется, молитвы наконец-то кто-то услышал. Наушники Се Ляня остались в куртке, а куртка в отеле — и гори оно там все огнем, но он за ними не вернется. Поэтому оставалось только надеяться, что приложенный к уху телефон отправит звук не на динамики громкой связи. — Мне чертовски удобно… Оооо… Минут через десять станет еще удобней… Надеюсь, ты не расстроишься, когда я не встречу тебя в коридоре — ведь я уже голый в нашей кровати. С пальцем в заднице и перехожу на… мммм… на два. Дааааа, вот как. Возбуждение, только начавшее успокаиваться, вскипело в нем снова. Перед глазами пронеслось видение голого, возбужденного, подготавливающего себя Сань Лана. Для меня подготавливающего. Когда Се Лянь смог вернуться в реальность стоящего на перекрестке такси, то осознал свое тяжелое дыхание и сжимающую телефон ладонь — всю в пластырях веселенькой расцветки. Быстро написал: «Переходи на 3, даю тебе 5 минут» — и с тоской посмотрел на навигатор водителя. — Сколько будет стоить ускориться? Он не помнит цифры. Но помнит, как перевел деньги, и машина буквально сорвалась с места. Помнит, как бежал по лестнице, не в силах ждать лифт. Как с тоской понял, что ключи тоже остались в куртке. Как обрадовался приоткрытой двери и сразу пошел в спальню, разуваясь по дороге. И там… Сань Лан, сидящий у изголовья кровати — прямо напротив двери. С распущенными волосами, с одной из своих наглых улыбочек, с разведенными ногами, полностью возбужденный. Слишком красивый в мягком розовом свете прикроватной лампы, слишком сногсшибательный на бордовых простынях. — Прошло шесть минут. Я заждался. Се Лянь на ходу снял джинсы и белье, залез на кровать, и взявшись за бедра Сань Лана перевел его в положение лежа. — Прости, я… — Что это? — Сань Лан осторожно коснулся кожи рядом с разбитой губой. — Я подрался. — И кто победил? — Ты. И это «ты» выбивает из Хуа Чэна весь воздух. Он должен спросить, в порядке ли гэгэ. Должен стянуть с него толстовку и убедиться, что на нем нет повреждений. Должен сказать, что «тогда сегодня без поцелуев». Но не делает ничего, пока не чувствует, как в него входят пальцы — и тогда он стонет. И слышит стон гэгэ. — Ты и правда уже заждался. Се Лянь быстро целует его колено — и оставляет кровавый отпечаток. Как будто ставит печать «мое». Хуа Чэн окончательно сходит с ума от счастья. Се Лянь надевает презерватив и входит. Медленно — но все же быстрей и резче, чем в прошлый раз. Он замирает ненадолго — давая Сань Лану время привыкнуть. — Если будет больно, то… То что? То «скажи, и я остановлюсь»? Кому ты врешь? В этом состоянии ты не остановишься. —…то просто выруби меня. Наверное, Сань Лан должен был удивиться — но у него в голове только блаженная пустота. Се Лянь начинает двигаться. Слишком рано. Слишком быстро. И именно так, как нужно Сань Лану. Се Лянь так сильно хочет поцеловать темные губы перед собой — но понимает, что рана не даст это сделать нормально. Он кладет ладонь на челюсть Сань Лана и большим пальцем медленно обводит этот рот, раскрытый в идеальном «О». А потом — он не понимает, как — но его ладонь скользит чуть ниже, на горло. На острый выступающий кадык. И его пальцы сжимаются. Вот сейчас он меня вырубит. Я держу его правой — и частично блокирую его левую. Он ударит правой, это точно. Закрыть глаза. Нужно немедленно закрыть глаза — или я уклонюсь. Он закрывает глаза, убеждает себя не втягивать голову в плечи, не пытаться принять хоть сколько-то защитную позицию. И продолжает двигаться. Наслаждаясь биением чужого пульса под своими пальцами. Наслаждаясь жаром и теснотой тела, обхватывающего его член. Наслаждаясь сдавленными хрипами Сань Лана. Ожидая, что сейчас вот-вот это закончится, вот-вот прилетит заслуженный удар. Одна фрикция, две, три — но ничего из ожидаемого не происходит. Се Лянь открывает глаза и видит… видит, как Сань Лан запрокинул голову, доверчиво выгибая шею и вдавливая ее сильней в удушающую ладонь. Его руки вцепились в изголовье, добела сжав кулаки на рейках. Он открыт и беззащитен, он сдался заранее и заранее согласен на все, он прекрасен до невозможности и так же до безумия крышесносен. К этому моменту Сань Лан держится где-то на грани — кажется, еще чуть-чуть и он ее перейдет. Он чувствует все — от головокружения от удушья до сжимающихся от наслаждения пальцев ног. От размеренного движения чужого члена в своем теле — до капающих на живот капель смазки из члена собственного. От ласкающего его спину египетского хлопка до шершавого дерева, сжатого его ладонями. Чувствует, как Се Лянь начинает сбиваться с ритма, как входит особенно глубоко — очевидно, кончая. Как давление на его шею исчезает — и тогда делает судорожный глубокий вдох. Слезы в глазах мешают разглядеть лицо Се Ляня. Почему мне было так хорошо так долго? Почему я продержался сегодня? Как же сильно я хочу кончить. Его кулаки разжимаются, и он тянет руку вниз, к себе — чтобы завершить все за пару движений. Се Лянь смотрит на это в полном шоке — от долгожданного оргазма, от себя самого, от непонимания, что сейчас делать. Надо бы извиниться, но как правильно извиниться перед партнером, которого чуть не задушил во время секса? Он видит капающий налитый кровью член Сань Лана, тянущуюся к нему руку — и понимает, что извиняться нужно вот так. Отбивает руку Сань Лана в сторону и наклоняется ниже, но останавливается из-за хрипа: — Гэгэ, твоя губа. Он разбита. Приходит запоздалое понимание, что ему в любом случае стоит использовать презервативы. И уж тем более с кровоточащей губой, которая делает риск заражения выше. — Да, конечно, прости. За все прости. Пока Сань Лан думает — за что за все? — Се Лянь вскрывает презерватив и быстро одевает его на Сань Лана. А после ныряет вниз — сразу берет его глубоко, до горла. Губа начинает ныть в ответ на попытки создать плотный обхват — но у него еще есть язык, и в любом случае он может принять Сань Лана глубже. И удивительно — но в этот раз он не чувствует никакой тошноты, хотя смазка ощущается совершенно инородной на вкус. Через пару движений головой слышит громкий стон Сань Лана, но продолжает минет, проводя своего партнера через оргазм. И отстраняется, лишь после того, как член у него во рту смягчается. Сань Лан тяжело дышит, его глаза закрыты. — Сань Лан, ты в порядке? — Более чем. И тут, когда жгучее желание ушло и прекратило маскировать все повреждения Се Ляня, его скручивает боль в животе. И Хуа Чэн, экстренно спускаясь со своего пика, вспоминает про необходимость поиска повреждений на теле гэгэ. Он тянет вверх край его тостовки — и практически сразу находит большой темный синяк неправильной формы на животе. — Сколько ты пропустил? — Кажется, два. Оба знают, что ответ не имеет значения. Оба знают, что внутреннее кровотечение можно получить и с одного удара. И что не имея вообще никаких внешних повреждений, можно до смерти истечь кровью внутрь себя за несколько часов. И что Се Ляню как минимум нужна томография. А как максимум… Хуа Чэну даже думать об этом не хочется. Но надо. — Тогда собирайся в больницу. Се Лянь вздыхает, но согласно кивает и начинает переодеваться. Когда он видит, как немного неловко двигается Сань Лан он чувствует одновременно гордость и вину. Се Лянь снимает грязную толстовку, и Сань Лан пытается ненавязчиво разглядеть на его теле следы других повреждений — а замечает блеск золота на запястье. — Что это? — Где? — Се Лянь видит небольшие раны на груди и животе от осколков. Но они не представляют ни угрозы, ни интереса. — Вот, — Сань Лан поднимает запястье с часами на уровень их глаз. Пытается разглядеть марку и оценить стоимость. По примерным прикидкам выходит что-то около годового дохода Се Ляня. Я никогда не видел их раньше. Это подарок? От мудака? Гэгэ такое любит? Почему я раньше ничего подобного ему не дарил? — Ах, это, — Се Лянь морщится. — Совсем забыл. С этими словами он снимает часы, открывает верхний ящик прикроватной тумбочки и швыряет их туда. По-особенному. Так, чтобы часы точно по почти пустому ящику доехали до задней стенки тумбочки и отскочили обратно. Так, словно хочет их разбить. Хуа Чэн не может это понять и соединить куски новой головоломки. А потому решает сосредоточиться на доставке гэгэ к врачу. И внезапно, после всех неожиданностей этого вечера он понимает, что планы Фэн Синя уложить его на лопатки и надрать задницу в целом полностью воплотились в реальность. Но есть нюанс.