Взлом судьбы

Это было здорово. Со всех сторон, ракурсов и точек зрения. Он нашел одну зацепку — пусть и слабую. И знал, чем займется на следующей неделе: делом он наконец займется, а не изматывающим наблюдением. Он побывал в месте силы Се Ляня и решил точно заманить его на ринг и устроить совместный спарринг для них двоих. Это должно разбудить гэгэ и сделать прежним. Он очень хотел видеть его прежним — уверенным в себе, спокойным, сильным. Пока что Се Лянь, уходивший сегодня утром на работу, был бледной тенью Се Ляня с фотографий в клубе. И он подрался с этими двумя придурками. Нет, не так — он победил этих двух придурков. Во время спарринга с Му Цином его основной задачей было вести себя излишне самонадеянно, постоянно делая явные ошибки. Чтобы Фэн Синь тоже непременно захотел выступить против него — чего Лин Вэнь изначально не планировала. О том, что ему вообще-то нужно Му Цина еще и победить он даже не думал. А зря. Удары Му Цина были точными и быстрыми, он первым шел в наступление и пара его выпадов чуть не застала Хуа Чэна врасплох. Драться с ним и одновременно что-то из себя изображать оказалось не самой простой задачей. Тем приятней была победа, хотя все вокруг сочли ее чистым недоразумением.

…Умение создавать видимость неумелости — это искусство дезинформации…

Лин Вэнь заинтересовалась. Фэн Синь повелся. И сам полез на ринг. У него был совершенно другой стиль боя — чистая, спокойная сила. Неторопливая и уверенная. С его кулаками нельзя было позволить себе встретиться. Давно Хуа Чэн столько времени не проводил в защите. Уклонение, уклонение и еще раз уклонение. Хуа Чэну пришлось полностью изменить свою тактику. Это сбило Фэн Синя — он не смог так быстро перестроиться, рассчитывая увидеть тот же театральный стиль боя, который наблюдал со стороны. За что и поплатился. Очередной сокрушительный удар не просто не достиг цели — но и предоставил прекрасную возможность для контратаки. Последовавшая за ним серия ударов от Хуа Чэна закончила поединок в его пользу.

…Воспользоваться силой оппонента, чтобы обратить её против него самого — это и есть высшее искусство…

А еще он нашел место для тренировок — его поймала Лин Вэнь и вручила для заполнения анкету и информированное согласие, а также потребовала принести спортивную страховку «с покрытием не менее указанной в анкете суммы». Он попробовал вяло возражать, что «еще не решил, придет ли в следующий раз». Лин Вэнь наклонила голову на бок и сказала «конечно, придешь». И Хуа Чэн был вынужден с ней согласиться — да, придет. Было слишком весело, чтобы не прийти еще раз. Немного зудела мысль «в каком там состоянии гэгэ» — но в каком бы он ни был, Хуа Чэн с этим сегодня точно справится.

***

Дома было тихо, темно и наверняка пусто. Вешая свое пальто, Хуа Чэн услышал слабое: — Ты пришел. Он оглянулся и увидел гэгэ, прислонившегося плечом к дверному косяку. И он выглядел… паршиво. Если утренний Се Лянь был бледной тенью Се Ляня с ринга, то сейчас он видел выцветшую копию бледной тени. Из него как будто выкачали всю кровь и стерли все краски. Хуа Чэн бросился к нему и обнял — осторожно, касаясь исключительно одежды. И это оказалось довольно легкой задачей: ведь Се Лянь был опять буквально зачехлен с ног до головы. Из рукавов выглядывали разве что пальцы. Се Лянь вздрогнул, а потом Хуа Чэн почувствовал ответные объятия, и как Се Лянь положил голову на его плечо. Это было хорошо. Не просто хорошо само по себе — хотя, да, и так тоже. Это значило, что он уязвим и открыт, а еще доверяет Хуа Чэну достаточно для честных ответов на правильно заданные вопросы. — Да. Я пришел. Я дома. Гэгэ, как ты? — Все нормально, — голос был таким же серым и блеклым, как его домашняя толстовка. — Ничего не нормально. Я же вижу. — Ты пришел. Теперь все нормально. Что ж, если тебя нужно уговаривать, как маленького ребенка — я сделаю это. Я все равно добьюсь своего. Я устал видеть тебя таким. Я больше не могу видеть тебя таким.

…Подлинная мудрость проявляется в неподдельной настойчивости в желаемом…

— Пожалуйста, расскажи, что происходит. Что с тобой случилось. Я могу помочь. Пожалуйста, позволь мне помочь. Ты должен мне все рассказать. Я очень хочу тебе помочь. Я пока просто не знаю, как. Расскажи мне. Это важно. Очень важно. Хуа Чэн шёпотом без остановки просит гэгэ рассказать все и принять его помощь. Медленно и терпеливо. Иногда чуть сильней сжимая объятия, просто чтобы показать — он рядом. Он тут. Он точно поможет. Се Лянь медленно оживает. Он думал почти весь день, как вечером отказаться от выпивки, раз уж Цзюнь У так понравился секс с ним пьяным. Напрасно. Сегодня ему сделали плохо иначе — ужасающе, почти катастрофически ненормально плохо. Потом ему было плохо дома, в котором так тихо и темно без Сань Лана. И так непонятно, куда и в кого спрятаться от жгучего стыда и боли. Его тело пыталось перестать чувствовать и дышать. Пыталось застыть и одеревенеть. Он просто ждал, пока Сань Лан придет, дом наполнится его присутствием, его голосом. А получилось даже лучше: его обняли. Как же ужасно он, наверное, выглядит. Да и черт с ним. В этих мягких объятиях он наконец может начать дышать спокойно. Его просят, а не приказывают. Тихим, спокойным голосом. Его обнимают. О нем заботятся. Он вот такой обесчещенный все еще кому-то нужен. Это невозможно. И это так реально укрывает его руками, прижимает к себе, обволакивает шепотом. И что, если… что, если ему будет легче жить узнав, каковы эти губы на вкус? Я могу помочь. Может, поцелуи с ним ничем и не отличаются. Ему ведь не с чем сравнивать. Что, если все, что между ним и Цзюнь У происходит, и есть норма? А он излишне драматизирует? Если он сравнит — то, может быть, успокоится уже? Я очень хочу тебе помочь. Что, если закрывать глаза и представлять его после этого будет проще? И это даст ему шанс выдержать, пока им окончательно не насытятся и не выбросят? Даст возможность продержаться достаточно долго? Пожалуйста, позволь мне помочь. Сань Лан сам намекнул, что ему нравятся парни. И у него сейчас точно никого нет. Ведь невозможно жить с ним рядом и не заметить наличие в его жизни любовника. Он же может согласиться на один поцелуй без обязательств? Почему бы ему не согласиться? Дурная идея. — Я могу помочь. Ты все разрушишь. — Я очень хочу тебе помочь. Этого точно не стоит делать. — Пожалуйста, позволь мне помочь. Он отрывает голову от плеча Сань Лана и поднимает лицо наверх. Сань Лан замолкает и смотрит на него. Он так близко. Так крышесносно близко. И он ждет. Ах да… он просил все рассказать. Важное. Се Лянь смотрит в глубокие темные глаза и говорит самое важное: — Поцелуй меня, — переводит взгляд на яркие губы и добавляет: — Пожалуйста.

***

Несмотря на обещание «никогда не касаться гэгэ», у Хуа Чэна не было никаких проблем с необходимыми прикосновениями к Се Ляню. Он знал историю о тайской принцессе, затонувшей при огромном скоплении народа из-за закона «прикосновение к монаршей особе карается смертной казнью». И собственные правила до маразма не доводил. Просто старался этих прикосновений избегать. Если не получалось избегать, то касался одежды. Если по какой-то причине прикосновения кожа-к-коже все же случались — то это были просто касания рук вполне в рамках приличия и исключительно по инициативе гэгэ. В конце концов, «делай то, о чем просит гэгэ» — тоже было одним из его правил. А сейчас Се Лянь посмотрел ему прямо в душу своими огромными глазами и вместо ожидаемого имени или проблемы, или причины — словом, вместо того, что необходимо устранить из его жизни — сказал бесцветными губами поцелуй меня. Эти слова обрушились на Хуа Чэна, как мощный хук справа, и накрыли всю систему правил взаимоблокировкой. Мозг Хуа Чэна завис. И следом добивающим ударом в висок прилетело пожалуйста. Хуа Чэн просто отключился, а когда пришел в себя — осознал, что прижимается губами к щеке гэгэ. Сейчас оттолкнет. Не оттолкнул. Руки Се Ляня по прежнему безвольным кольцом лежали на его талии. Озарением свыше пришло понимание, что не о поцелуе в щечку его просили. И он, чуть ли не по миллиметру перемещая губы, двинулся мелкими поцелуями ко рту гэгэ. Дойдя до уголка его губ замер на пару секунд. Не оттолкнул. И он двинулся дальше, пока не прижал их губы друг к другу полностью. Чтобы не столкнуться носами немного наклонил голову влево. И замер, не понимая — что теперь делать. Се Лянь не отстранялся и не проявлял инициативы. Его дыхание щекотало щеку. Фактически инициатива была у Хуа Чэна, и это было просто потрясающе, кроме одного момента — что с ней делать? Память услужливо подкинула нарезку из фильмов — как обычных, так и порно — содержащих два вида поцелуев: быстрый чмок и буквально пожирание друг друга. Между ними точно должно было быть что-то среднее, но что именно сообразить никак не удавалось. В какой-то момент губы Хуа Чэна дрогнули, и в ответ на это губы Се Ляня пришли в медленное движение. Хуа Чэн повторил за ним, и поцелуй наконец стал поцелуем. Их губы двигались друг против друга. Долго. Медленно. Сладко. После томного нежного поцелуя Хуа Чэн рискнул просунуть язык чуть вперед и провести им по сомкнутым зубам только один раз. Второй раз не получилось. Не потому, что он не пытался, а потому, что зубы разомкнулись и его язык скользнул дальше во влажную теплоту чужого рта. Где его робко встретил язык Се Ляня. О… Так вот каково это на вкус… Языки начали скользить друг против друга осторожными поглаживаниями. И это было совершенно невероятно и потрясающе, пока Хуа Чэн не почувствовал, что во рту скопилось слишком много слюны, и что ему просто необходимо вдохнуть больше воздуха. Он оторвался, открыл глаза и бросил взгляд вниз. Он ожидал услышать что-то вроде «Было интересно, спасибо». Или «Не понимаешь ты шуток». Или любую другую фразу, завершающую это чудо. Но услышал только сбитое дыхание — свое и гэгэ. А увидел… за этот вид и умереть не страшно. Все цвета Се Ляня вернулись. Губы были яркими, блестящими от слюны и чуть припухлыми. Кожа порозовела, щеки покрылись румянцем. А когда он поднял ресницы и посмотрел на Хуа Чэна расфокусированным взглядом — его медовые глаза точно были еще красивее, чем прежде. Так что ж ты сразу не сказал, что поцелуи на тебя так действуют. Я бы от тебя вообще не отлипал. Гэгэ закрыл глаза, и его кадык заскользил вниз и вверх молчаливым «еще». Хуа Чэн сделал то же самое — закрыл глаза, проглотил слюну. И вернулся к поцелую. Руки Се Ляня притягивают его ближе. Одна рука Хуа Чэна в ответ на это скользит выше и зарывается в волосы гэгэ — такие потрясающие на ощупь. Другая рука обнимает гэгэ за плечи сильней и крепче прижимает к себе. Мозг внезапно ожил и взорвался фейерверком мыслей. Например, так ли сильно обалдел принц, поцеловавший спящую красавицу. Хуа Чэн вот сильно. И что наверняка он просто пропустил тот удар Фэн Синя и сейчас лежит на ринге в отключке, а это все ему кажется. Да, не по-обычному сценарию воображение сегодня пошло — ну так и по голове он не часто получает. И раз это наверняка его очередная фантазия — нельзя ли ему продвинуться дальше? И как это безопасно проверить? На случай, если вдруг это все-таки реальность? В очередной раз оторвавшись за порцией воздуха, он наклоняется ниже и проводит языком по шее гэгэ. И его буквально молнией прошибает мысль — это реально. Он реально сейчас целует гэгэ. Ведь его язык царапает вечерняя щетина мужчины, брившегося утром. Ни одна его фантазия никогда не была настолько детализирована. Он облизывает шею гэгэ еще раз, наслаждаясь покалыванием на языке. Сверху доносится стон. Он реально сейчас целует гэгэ. И гэгэ это нравится. Хуа Чэн повторяет. Еще и еще раз. Возвращается к мелким поцелуям. Экспериментирует с языком. Становится жарко. Раздается еще несколько стонов разной продолжительности. Он реально сейчас целует гэгэ. И гэгэ это нравится. И можно зайти дальше? Ведь так? Собственное возбуждение он ощущает уже давно, но чувствует ли то же самое Се Лянь? Они ведь еще почти ничего не сделали. Рука Хуа Чэна скользит вниз по спине гэгэ. Неимоверным усилием воли Хуа Чэн по талии продвигает ее в сторону — а хочется еще ниже, к заднице, и лучше сразу двумя руками. Потом по бедру и вперед… Да. Се Лянь тоже возбужден. Хуа Чэн опять отрывается от губ и изо всех сил пытается сказать это не слишком пошло, не слишком в лоб. — Хочешь, чтобы я помог тебе с этим? — его голос непривычно хриплый. Се Лянь молчит. Хуа Чэн убирает руку в безопасное место на спине гэгэ и возвращается к поцелуям шеи. Нужно успеть соскоблить как можно больше своего языка, пока все не закончилось. Ведь сейчас все точно закончится. — Да, — и это тихое слово заставляет Хуа Чэна замереть. — Ты можешь взять меня. Вот прям так сразу и взять?! О таком он даже думать себе запрещал. И теперь понимает, что абсолютно, полностью и совершенно не готов к свалившемуся на него счастью.

…Умение создавать видимость неумелости…

...Воспользоваться силой оппонента…

...Подлинная мудрость проявляется…

Ничего подходящего к случаю его мозг просто не может выдать. Что ему делать? Нападать или уклоняться? Начинать первым? Ждать атаки гэгэ? Каким ему быть? Быть сильным? Быть быстрым? Быть… нежным? Он вообще знает — каково это, быть нежным? С ним хоть кто-то таким был? Мама, возможно — пока не втянулась в алкоголизм отца, и ее пьяные слюнявые поцелуи не стали тем, что нужно избежать или перетерпеть. Теперь он точно понимает, что предпочел бы оказаться с гэгэ на ринге — там он хотя бы знает, что и как следует делать. Он так хорошо умеет драться. Он совсем не умеет любить. Се Лянь говорит слова, меняющие все его планы: — Но не раздевай меня больше необходимого. И пусть будет темно. Он этого не хочет. Он не хочет. Почему он соглашается? Считает себя обязанным? Или ему нужно именно так? Все возможные вариации на тему «взять гэгэ» — на боку, на спине, на животе, на диване, на подоконнике, на полу вот прямо тут, с резинкой, с двумя сразу, без защиты вообще… — Хуа Чэн запирает подальше. Не сейчас. Не сегодня. Пусть даже никогда — но точно не так. Он шепчет прямо в ухо Се Ляню, прерываясь на легкие поцелуи: — Мы можем вообще не раздеваться. Пусть все будет, как ты хочешь. Если я сделаю что-то, что тебе не понравится, останови меня. И я прекращу. В любой момент. Он оторвался от Се Ляня — убрал губы, руки и сделал полшага назад. — Видишь? Я могу остановиться. Ты хочешь, чтобы я помог тебе почувствовать себя лучше? Если не хочешь — мы можем закончить тут. Се Лянь смотрит на него и тяжело дышит — такой красивый, такой манящий. Потом закрывает глаза и несколько раз кивает. Хуа Чэн тут же возвращает руки и губы на место. Се Лянь сжимает его сильней. — Нам нужно дойти до кровати, но я не хочу прекращать целоваться. Я могу тебя отнести? — Можешь. — Ты хочешь этого? — он отрывается и смотрит на гэгэ. Се Лянь открывает глаза, улыбается и говорит: «Хочу».