Можно мне тебя поздравить?

Саня, не отрывая взгляда от объекта своего соблазнения, сделал уверенный шаг навстречу. Он коснулся приоткрытых в изумлении губ легчайшим движением, которое было лишь намёком на ласку. Этот поцелуй был из тех, что пробирают до дрожи, будят волнение и интерес. Напряжение в воздухе нарастало. Игра в переодевание возбудила даже больше, чем каждый из них ожидал. Где-то в закоулках затуманенного Мишкиного сознания пронеслось, что в любой момент могут зайти: клинеры заканчивали убирать зал и должны были вскоре прийти приводить в порядок кабинет; по коридору бродили, громко переговариваясь, официанты и бармены; за стеной, переодеваясь после смены, гудели повара. Мелькнула мысль, что надо закрыть дверь на ключ. Но Мишка не пошевелился бы, даже если сейчас в помещение ввалился весь персонал клуба. Могучий лесоруб настолько был загипнотизирован грацией и внезапным изяществом своей «Снегурки», что смог только мягко качнуться вперёд всем телом, подставляясь под поцелуи. Он ждал затаив дыхание того, что последует дальше. И дождался. Саня положил руки ему на грудь и стал подталкивать в сторону дивана. Около высокого подлокотника они остановились. — Ты сказал, что хочешь поздравить. С чем? С обновкой? Или с Новым годом? Праздник только завтра, если мне не изменяет память, — голос Сани стал хрипловатым, даже чуть болезненным, когда Мишкина ладонь прошлась по его бедру, оставляя за собой огненный след. Пальцы плавно скользили по ноге, забирались ненадолго под резинку, а, вынырнув из-под нее, собственнически сжимали накачанные мышцы. Мишка с удовольствием следил, как напрягаются ноги под чулками, и чувствовал, что медленно сходит с ума. Нейлон оказался на ощупь приятным, корсет будоражил воображение. Безупречно. Тридцатилетний, закалённый жизнью мужик думал, что у него отличная выдержка, но сейчас самообладание однозначно решило его покинуть. Коснувшись совсем невесомо губами ключицы, Мишаня перебрался выше и стал слегка покусывать перекат между плечом и шеей. Он понимал, что на чувствительной Сашкиной коже появятся отметины, но остановиться не мог. Перед глазами плыло от желания распластать почти обнажённое тело на диване и устроить марафон по достижению оргазмов. — Со всем сразу хочу поздравить, — выдохнул он наконец, голос дрожал от волнительного предвкушения. — Прежде всего с тем, что ты не перестаёшь меня удивлять. Я это… если что, перед выездом в душ ходил. Помню, терпеть не можешь, когда потным к тебе прижимаюсь. — Ты знаешь, — хмыкнул Саня, наклонившись к уху, — я всегда мечтал сотворить какую-нибудь дичь. Чтоб тебе башню сорвало. И мне глубоко по хер — был бы ты чистый, грязный, хоть в смоле и перьях, Мишань… В подтверждение он плотнее притёрся пахом в чуть просвечивающем белье к мягкому трикотажу Мишкиных джоггеров. — У тебя получилось, организатор. Хотя, честно признаюсь, поначалу задняя чакра у меня слегка сжалась от перспективы щеголять в этом срамном костюме всю завтрашнюю ночь, — продолжая покусывать Санину шею, поделился великан своими тревогами. — Избушка-избушка, а повернись-ка к лесу передом, а к Снегурке задом, — Саня постарался придать голосу нотку озорства, чтобы не вызвать подозрений, но очень отвлекало покусывание, которое Мишаня и не планировал заканчивать. Тем не менее тот оторвался и выполнил просьбу. Внезапно лесоруба резко толкнули в спину и уронили на подлокотник дивана. Массивная тушка от неожиданности не успела ни за что уцепиться, рухнула прессом на жёсткий кожаный валик и недоумённо протянула: — Э-э-э… Ты чего удумал? Саня же уцепился за резинки штанов и трусов и сдёрнул всё это безобразие до щиколоток. — Переступи через одежду. О! Какой послушный мальчик. Снегурочка сейчас будет дарить подарки. Она любит хороших мальчиков, — разведя расслабленные ноги, Саня по-хозяйски устроился между ними, потираясь оттопыренным кружевом брифов о крепкую задницу. Он целовал плечи и спину, касался языком позвонков, покусывал, втягивал губами. Всё это время его руки тихонько двигались по Мишкиным ногам, скользили по ягодицам, мягко касались между, поглаживая нежную кожу большими пальцами. За десять он минут измучил Мишаню так, что тому стало казаться, что он вот-вот взорвётся. Дыхание стало громким и прерывистым, а речь — почти непонятной. На смену авантюризму пришла исступленная сладость. Сане хотелось Мишку занежить, заласкать, чтобы он забыл обо всём на свете. Восторг глухо бился в каждой клетке. Ему страшно нравилось убеждаться снова и снова, что он может заставить своего брутального мужика бредить от желания, как в их первый раз. — Хочешь, я расскажу, что задумал? — Саня лизнул узор, выбитый на бицепсе. Мышца от влажного касания стала твёрдой и напряжённой. Мишка нервно сглотнул. Решив, что это можно расценить как «хочу», Саня звонко шлёпнул по более светлой, чем всё тело, коже, и глухо прошептал: — Конечно, можно было бы прикупить игрушек. Не ёлочных, как ты понимаешь. Но… Он замолчал и посмотрел на тяжело дышавшего Мишку, потом склонился к уху, чтобы горячие слова уж точно дошли до распалённого сознания и медленно проговорил: — Подумал, что ничто тебя так не торкнет, как мои пальцы, губы, язык… — Саня стал уверенно массировать особо чувствительную в промежности точку так, что мощное тело содрогалось от прикосновений. — Нравится? — поинтересовался Саня, желая помучить и подразнить. Его пальцы двинулись ниже и достигли возбуждённого члена, он обхватил ладонью слегка. — Тебе всегда срывало башню от моих рук, — добавил он и заскользил по длине мягко вниз, вверх, вниз, вверх, наращивая темп, однако не до такой степени, чтобы довести до финала. Мишка изогнулся под ласкающей рукой. — Но это точно не всё, чего я хочу, — пройдясь по краю головки и размазывая естественную смазку, которая обильно выделялась, Саня вернулся к вожделенной заднице. — Хочу, чтобы ты раскрылся передо мной. Закинь ногу. Мишка что-то пробубнил, но с готовностью подчинился. Саня помог поднять массивное бедро на валик кожаного подлокотника, а после чуть отстранился, словно намереваясь полюбоваться на своих рук дело. Полюбоваться было на что — зрелище было на редкость эротичным. Обнаженный ниже пояса, с задранной до затылка футболкой, лесоруб лежал, широко раздвинув колени — хотя и недостаточно широко для того, что хитромудрый организатор намеревался делать дальше. Поза была настолько пикантной, что он захлебнулся в своём вздохе. Но ничто не могло вызвать в нём большего желания, чем лицо Мишани. Полуоткрытые губы, влажная от горячего дыхания борода, синие глаза, потемневшие от возбуждения до цвета переливающегося сапфира. И тихое рычание, призывающее делать с ним всё самое пошлое. И это подействовало на Саню так сильно, что он едва не отбросил мысль о тягучем обольщении и не накинулся со всем безрассудством. Но нет — следовало помедлить, подразнить, заставить изнывать, довести до пика возбуждения и продержать в таком состоянии как можно дольше. Однако это было нелегко. Хотелось прекратить все ласки и грубо войти. Влажные пальцы скользнули между ягодиц, продолжили прижиматься ко входу, гладить, описывая медленные круги. — Ты мне разрешишь, альфа-самец? — фаланга проникла внутрь, и Мишка что-то пробасил в кожаную обивку. — Хотя… могу предложить не только пальцы, но и мой рот. Мишка издал ещё один нечленораздельный звук, похожий на всхлип. — Да, — Саня продолжил пошло комментировать всё, что он делал и собирался сделать, — именно так я и поступлю. Мишка продолжал упорно молчать, дыша часто и поверхностно. — Думаю, что начну я просто с поцелуев, но затем пущу в ход язык, чтобы проникнуть в тебя, — в качестве иллюстрации он это и совершил — опустился ниже, осыпал мелкими поцелуями поверхность бёдер, пробежал влажным языком по нежному месту и проник им внутрь. — Чёрт бы тебя побрал, массовик-затейник хренов! — сипло выругался Мишка, а потом добавил ещё и крепкое словцо. — Твою ж… Он был совсем на грани. — Ну тебе же нравятся мои затеи, Мишань, — заявил Саня в перерывах между ласками, — Когда тебя ещё Снегурка трахнет, а? — и раздвинул чувствительную плоть языком и пальцами самым неприличным образом из всех возможных. Мишка трепыхнулся и подавился своим ответом. Да хоть зайчиком пусть нарядится этот мучитель, лишь бы уже довёл дело до конца. — Хочешь, я остановлюсь, и мы продолжим в привычном формате? — спросил сбивчиво Саня и действительно перестал. Он встал с колен, чтобы видеть Мишкино лицо. — Ты… издеваешься… да?.. Я тебе… остановлюсь… — отрывисто проговаривая фразы, возмутился Мишаня, поднимая голову. Под пристальным взглядом синих глаз Саня трясущимися руками стянул с себя кружевные брифы. Щёлкнула крышка тубы, меж Мишкиных ягодиц стала стекать прохладная вязкая жидкость. — Миш… ты точно хочешь этого? И только дождавшись осмысленного кивка, Саня наконец-то вошёл. Он собирался сделать это медленно, но могучее тело было таким жарким и распалённым, мягким и податливым, что он проскользнул внутрь в одно движение. — Только теперь давай без шуток… — предостерёг Мишка, прогнулся и подался бёдрами назад. Саня начал двигаться внутри и двигать ладонью по члену Мишани, удерживая вес на руке, которой упёрся в валик подлокотника. Ему хотелось притянуть лесоруба к себе за шею и целовать глубоко, иступлённо, глотать сиплые стоны, которые тот сейчас издавал, смешивать их со своими. Но тогда не получилось бы водить кулаком по члену в такт толчкам в горячей глубине. Поцелуи было решено отложить на потом. — Хочу душу из тебя вытрахать, — бормотал Саня, увеличивая темп и напор, а Мишка цеплялся влажными от пота ладонями за обивку дивана, скрёб её ногтями и впивался в своё запястье зубами от одуряющей наполненности. — Охуенно… — Мишка прогибался от каждого толчка, совершенно потеряв способность прилично изъясняться. — Сашка… Это пиздец… — его бормотание начало переходить в совсем бессвязный шопот, пальцы на ногах поджимались, лоб покрылся испариной, капли пота стекали от затылка к пояснице, а Саня не останавливал своих движений, ускоряясь и приближая экстаз. Он и сам был на грани, сдерживаться не было уже никаких сил. Перевозбуждённые, взмокшие, охрипшие от яростного рычания и сбивающегося дыхания, оба достигли самого яркого в своей жизни оргазма. — Кому рассказать, что меня Снегурка отымела, засмеют, — хохотнул Мишаня, когда Саня, рухнувший на его спину в момент кульминации, наконец-то сполз и на трясущихся ногах прошёл к дивану. — А ты не рассказывай, — на покрасневшем лице появилась усталая улыбка, — зачем провоцировать чёрную зависть у людей? — Мне кажется, нас с тобой весь клуб слышал, — Мишка стёк с подлокотника, сел на пол и опёрся затылком о край сиденья между коленями Сани. Тот стал убирать чёлку со взмокшего лба. — Ну слышали и слышали. Все же в курсе наших отношений, — прокомментировал Саня, устремляя взгляд на большое фото на стене и счастливо улыбаясь. Уезжая в другой город, он мечтал о том, чтобы им не пришлось скрывать, кто они друг другу. Не хотелось играть в близких друзей или бизнес-партнёров, которые настолько озабочены своим делом, что проводят практически всё время вместе. Новым знакомым мягко, но доходчиво объяснялась суть их отношений и оставлялось право принимать или не принимать их такими, какие они есть. Бывало всякое. В морду, конечно, не били, но иногда разрывали сотрудничество или прекращали общение. Основная же масса людей вела себя по-взрослому. Скорее всего, сказывался несколько богемный образ жизни обитателей и гостей курорта. Или удалённость от скрепного общества провинции. Как бы то ни было, своей жизнью в Сочи мужики были дюже довольны. — И то верно, — уверенно проговорил Мишка и стал потягиваться, разминая затёкшую спину. — Давай не поедем домой. Черкани Кириллу, чтоб прикрыл нас. Он ни свет ни заря встаёт, пусть скажет, что мы рано утром по делам уехали. У меня бутылка вискаря в столе лежит. И ириски. — Изящнее закуски и придумать нельзя, — фыркнул Саня и прикусил губу, чтоб не рассмеяться в голос. — А мы не замёрзнем? Тут только плед тонкий. — Сходим к официантам, я у них в раздевалке одеяло видел. Да и тепло вроде. Зима здесь, конечно, не как в Новосибе. Десять градусов на улице, того и смотри почки на деревьях набухнут. — У нас бы почки не набухли утром после литра вискаря с двумя ирисками. По кабинету прокатился гулкий басовитый Мишкин смех. — Лесоруб? — А? — Мишка откинул назад голову, чтоб заглянуть в карие, с хитрецой, глаза, послушал тишину и недоуменно поднял бровь. — Что опять, организатор? — Ты знаешь, что я люблю тебя? — пробормотал Саня, чувствуя, как в носу неловко пощипывает. — Догадывался. А ты чего это вдруг? — приятная фраза, которой его нечасто баловали, мягким теплом разлилась по грудине. — Не знаю, нахлынуло, — неловко произнёс Саня, обхватывая бородатое лицо ладонями. — И я тебя люблю, массовик-затейник. Токмо у меня это без нахлыниваний. Перманентное состояние. Живу и знаю, что люблю тебя. И ты меня. А иначе зачем бы оно всё? Саня засопел, кивнул и провёл кончиком пальца по Мишкиной переносице. В этот момент он в очередной раз убедился, что они вместе построили что-то очень глубокое, с пониманием друг друга и доверием. — Вставай. Сначала совершим набег на служебную душевую, а потом на кухню. Уж спишет Петровна завтра по двести грамм сыра и ветчины. Поворчит, конечно, что в её хозяйство влезли, но начальники мы здесь или так… — Мишка запнулся, решив не продолжать грязную фразочку. — Рациональное предложение. А то у нас не только почки утром набухнут, но и печень. Утро Сани и Мишки началось с похмелья и головной боли. Свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, резал глаза, заставляя их щуриться. Саня, прижавшись к торсу в мелких завитках волос, попытался укрыться от яркого солнца, но это его не спасло. — Какого хера мы вчера так надрались? — пробормотал он, потирая виски. — Кажется, я помню только до момента, как мы записи с камер стирали после устроенной тобой «прожарки» на кухне. Мишка, лёжа в привычной позе звезды, с трудом открыл один глаз и посмотрел на Саню. Волосы всегда тщательно одетого и причесанного ведущего были растрепаны, а лицо выражало всю вселенскую скорбь, какая только есть. — Да уж… «Прожарка» была… горячей, — произнёс Мишка, стараясь восстановить в памяти, что было потом. — Мы после операторской пошли в зал… А там-то что делали? — А там мы делали то, чего не стоило, — перебил его Саня, поднимаясь на локте. — Мы выясняли, кто лучше поёт «Седую ночь». Мишка усмехнулся, когда сознание ему подкинуло образ Снегурки в полной амуниции, с кокошником на голове, бесстыже сидящей с микрофоном на барной стойке и орущей густым баритоном «Знаешь, седая ночь, ты все мои та-а-а-айны». — Я проиграл, — признал он, щуря глаза от чересчур резкого света. — Слава яйцам. Сомнительное достижение — приз за лучшее исполнение песен «Ласкового мая». Ты забыл, что я крутой рокер? — Крутой рокер, который опустошив бутылку вискаря, пошёл в бар смешивать себе девчачьи коктейли, — усмехнулся Саня, вставая с дивана и натягивая джинсы. — Я хотя бы песни приличные пою, — Мишка комично закатил глаза. — Нам срочно нужна минералка. И, возможно, немного кофе. Саня кивнул, его лицо стало серьёзным. — Знаешь, несмотря на дрожащий с похмела ливер, я рад, что мы вчера остались. Иногда нужно позволить себе расслабиться. Мы с тобой совсем в делах погрязли. В Мишкиных глазах отразилось понимание. — Привет, алкаши! — в кабинет без стука ввалился Кирилл, тряся пакетом с лекарствами. — Сейчас буду вас выводить из абстинентного синдрома. Нет. Вы сволочи, конечно… Мало того, что в одно жало нажрались. Всё понимаю, иногда надо. Но с какого хера я должен был всю ночь подскакивать от ваших пьяных звонков? «Кир, прикрой перед мамусей», — он передразнил парней. — Я вроде с первого раза всё запомнить могу. А вы, блядь, четырнадцать раз позвонили! Придурки лагерные… Саня и Мишка обменялись взглядами и взоржали. — Считал что ль? Не ворчи, Иваныч. Помоги лучше в товарный вид вернуться. — Как всажу вам сейчас раствор для кодировки, засранцы. Чтоб на сухую Новый год встречали… Рассказывайте, чего творили вчера, — Кирилл вынул из кармана телефон, открыл мессенджер и показал присланное Мишкой фото Снегурки на барной стойке с микрофоном. — Поставлю на контакт, чтоб настроение поднимало. — Я тебе поставлю, док, — сказал Мишка, натягивая штаны. — Видел подпись? «Моё». — А ты всё ещё ревнуешь, Мих? — беззлобно подколол доктор. Мишка молча кивнул. — Ну и дурак, — чётко произнёс Кирилл, — я вчера одному чудесному мальчику массаж делал… Расслаблял после стресса, так сказать… Который ему на вокзале устроили. — Пиздец, Кир. Я в тебе ни грамма не сомневался, — плохо сдерживая рвущийся наружу смешок, Саня иронично выгнул бровь и приготовился слушать.