Мы скроем шрамы рисунками страхов...

      - Почему ты смеешься? – спрашивает Леви, отдышавшись. Отголоски оргазма все еще покалывают конечности приятными иголочками, да и мозг работает не в полную силу.       - Первый раз в жизни почувствовала себя… хм, не знаю. Счастливой, что ли. Свободной от долгов и обязательств. Просто Микасой Аккерман.       - Аккерман?       - Я тоже была в шоке, когда твой друг назвал твою фамилию.       - Интересное совпадение. Надеюсь, что мы не родственники.       - Расслабься. Мы в любом случае предохранялись.       Оба тихо смеются над шуткой. Их взгляды пересекаются, и Леви читает в серых глазах напротив глубочайшую нежность, которую некому подарить. Кончиками пальцев он гладит ее по щеке, и Микаса отвечает на ласку, открыто улыбаясь ему.       - У тебя красивая улыбка.       - У тебя тоже, но я по пальцам одной руки могу сосчитать, сколько раз я ее видела.       Леви переворачивается на спину, избегая смотреть девушке в глаза. Несмотря на то, что она открылась ему, рассказав о своей тяжелой жизни под гнетом тетушки, он не совсем уверен, что ее душевная организация готова к тому, чтобы принять, происходившее с ним.       В ближайшем окружении о том, от чего ему пришлось убежать и отмыться, знали только Эрвин и Майк. Эрвин – потому, что во время прохождения практики в полицейском участке вызвался участвовать в задержании убийцы. Майку же повезло быть понятым при обыске подвала соседа из дома напротив, откуда и вынесли худое, почти безжизненное тело Леви следом за двумя трупами на носилках. Леви крепко зажмуривается, когда перед глазами появляется, как фотокарточка, воспоминание из того дня, и громко выдыхает. Поворачивает голову и смотрит на задремавшую девушку, которая, несмотря на нанесенные ей увечья, все же стремится к жизни.       Когда небо за окном постепенно начинает приобретать лавандовый оттенок, характерный для середины апреля, Леви все еще не спит. Голова погружена в мысли о настоящем и будущем. Освещение в комнате позволяет рассмотреть девушку, спящую рядом. Линии татуировки, нарисованные его рукой, завершают ее образ, и кажется, что, как только она проснется, сразу расправит крылья и взлетит. Но он знает, что сейчас этому помешают ножи, которыми сделали неаккуратные надрезы. Ей все еще больно. Ей будет больно еще очень долго. Даже после того, как она уйдет в свободную от опеки и ареста жизнь, прошлое будет преследовать ее, идти за ней по пятам, проникая в сны, от которых она будет просыпаться в холодном поту. Его пальцы аккуратно чертят линию на перьях крыльев, поднимаясь к затылку, и проходятся по плечу, линии челюсти и щеке. Губы невесомо целуют чуть вздернутый кончик носа, отчего Микаса хмурится во сне. И, закрывая глаза, чтобы поспать пару часов, мужчина принимает решение, дающееся ему с большим трудом.       Микаса просыпается в звенящей тишине, изредка нарушаемой звуками из-за окна. Высота этажа, на котором находится квартира, позволяет не слышать шума улиц. За окном, прикрытым почти прозрачным ситцем, можно различить крыши многоэтажек, теряющихся в тяжелых кучевых облаках. Весна почти полностью вступила в свои права, не хватает только свежей зелени на деревьях. Солнца все еще нет, но свежий воздух с легкостью проскальзывает в легкие, и девушка вдыхает полной грудью. Она протягивает руку и не натыкается на преграду в виде тела, которое должно спать рядом. Видимо, Леви уже встал, причем сделал это максимально тихо, чтобы не потревожить ее сон. Бинт на запястье за ночь не пропитался кровью и лимфой, как это было вчера, да и лодыжка уже почти не болит. О произошедшем напоминает только легкая боль в ребрах от ударов ногами. Микаса отгоняет от себя ненавистные воспоминания, заменяя их новыми. Случившееся ночью еще не дает ей право назвать Леви своим: они не обсуждали это. Но все же он ясно дал ей понять свою заинтересованность в ней. Девушка поворачивается на живот и тянется к тумбочке, чтобы взять оттуда свой телефон. На экране высвечивается оповещение о входящем сообщении от Эрена, в котором он пишет, что уже приехал. Тетушка не звонила и не писала. Скорее всего, снова топит свою память в немыслимом количестве алкоголя: в выходные дни ей в принципе больше нечем себя занять.       Завернувшись в одеяло, потому что найти свой халат, скинутый ночью с кровати, не получилось, Микаса тихо открывает дверь комнаты Леви и выглядывает в гостиную, граничащую с кухней. Слышит звон посуды и голос матерящегося мужчины, в речи которого звучит имя Ханджи.       - Кхм. Леви?       - Иди на мой голос, - девушка выдыхает, когда слышит нотки шутки в его тоне, и выходит из укрытия. – Ханджи с Петрой уже ушли. Завтрак почти готов.       - Я бы хотела сходить в душ.       - Конечно.       - Эм-м-м, а где мои вещи?       - Выстиранные джинсы лежат на полке с полотенцами в ванной, там же белье. Можешь взять любую мою футболку.       «Не спросил, собираюсь ли я уехать. Значит, это подразумевается само собой. Хорошо, продолжим после».       Теплые струйки воды сбегают по гладкой коже, задерживаясь на выпуклостях. Микасу окутывает цветочно-фруктовый аромат мыла, и становится немного спокойней, несмотря на то, что они с Леви еще ничего не выяснили. Она не строит никаких воздушных замков на его счет, имея практически абсолютное понимание того, что произошедшее между ними не связывает их узами, и все же хотелось бы ясности. От чистой одежды едва уловимо пахнет хвоей и древесным парфюмом, и девушка втягивает носом аромат, прикрыв глаза. Облачается в джинсы и найденный на верхней полке лонгслив с широким воротом, который немного сползает вниз, оголяя часть плеча.       - Я попрошу брата забрать меня в ближайшее время.       - Сначала поешь, а я сделаю тебе перевязку и дам список лекарств.       Яичница с печеной фасолью и сэндвич с курицей на вкус мало чем отличаются от блюд, которые готовит Николо. Микаса догадывается, что Леви сделал все это сам, и молчаливо восхищается его талантами. В памяти всплывает фрагмент, когда на втором сеансе он согласился съесть принесенную ею собу с говядиной, отказавшись от… бургера? Если он так готовит, то зачем ему фаст-фуд?       Леви аккуратно прикасается кончиками пальцев к порезу, который уже начинает затягиваться. Глубокие слои кожи, к счастью, оказались не задеты, и, несмотря на швы, кожа быстро возвращается в нормальное состояние.       «Проявляет заботу. Снова выходим в ноль. Ничего не понятно. Ладно, спрошу в лоб».       - Кхм, Леви, - она оттягивает рукав лонгслива и прикрывает им алеющие щеки, когда его ладони втирают мазь в лодыжку. – Я понимаю, что произошедшее ночью не дает мне никаких гарантий на отношения с тобой…       - Не продолжай, пожалуйста, - его глаза остаются прикованными к лодыжке, отчего Микаса громко сглатывает, продолжая сверлить его взглядом. – Тебе не нужны эти отношения, поверь мне. То, что вчера мы занялись сексом, было просто… Просто было. Давай забудем об этом.       Ее руки начинают рвано дрожать, и сдержать слезы внутри не только кажется невозможным, но и приносит боль где-то на уровне груди. Ребра ломаются под натиском сердца, готового выскочить, и Микаса прикусывает щеку изнутри, чтобы переключить фокус на боль физическую. Привкус крови во рту и саднящее ощущение говорят сами за себя.       Телефон на столике издает короткую вибрацию, и на экране высвечивается оповещение: Эрен уже подъехал.       - Мне пора.       Леви передает ей бумажный пакет с лекарствами, стараясь избегать контакта с ее кожей. Микаса забирает его, сжав губы в тонкую полоску. Поднимает на него взгляд и видит в глазах остекленевшие синие крапинки. Колечко в губе остается неподвижным, а лицо не выражает никаких эмоций. Он такой же, как в их первую встречу.       - Береги себя.       Микаса кивает и поворачивается к нему спиной, оставляя за дверью свое изнывающее от боли сердце и остатки доверия.       - Серьезно? Вообще не дал шанса вашим отношениям? – Эрен кругами ходит по комнате, пока Микаса делится с ним произошедшим. – Вот олень!       - Эрен!       - Что? Ты не разрешаешь материться, так дай мне хотя бы так его назвать! Воспользовался моментом и…       - Не воспользовался. Я сама была не против такого развития событий. Просто одно дело, если бы мы просто переспали, и совсем другое, когда я вывернула ему все свои внутренности. Рассказала про тетушку, и про то, что сделал со мной ее муж, - девушка украдкой вытирает бегущие по щекам слезы обиды. – Я хотела бы сказать, что надеюсь на то, что дело не во мне… Но, черт, я не знаю, что сказать, Эрен. Просто вся жизнь катится в какую-то темную, беспросветную яму с говном и мусором. И все это разъедает раны, которыми я покрыта с ног до головы. Я будто барахтаюсь в чане с закипающей кислотой. Сколько еще я должна терпеть? И вопрос не в продолжительности опеки и ареста.       - Маленькая моя, иди ко мне, - Эрен садится на кровать рядом с ней и раскрывает руки для объятий, в которые плавно затекает девушка. – Я никогда тебя не оставлю, обещаю.       - А если Жан не согласится?       - Я оглушу его, завяжу рот и положу в багажник.       - Тогда нам некуда будет деть свои вещи.       - Они нам не нужны - купим новые.       Микаса подтягивается выше и оставляет поцелуй на выпирающем кадыке парня. От щекотки он смеется приятным низким голосом, утирая слезы с ее щек пальцами.       - Как ты провел выходные?       - Подробности опустить?       - Как хочешь.       - Волшебно. Мы покатались на сноуборде. Жан мастерски стоит на доске, даже лучше Зика, а ты сама знаешь про любовь моего брата к зимним видам спорта. В домике было очень уютно, несмотря на небольшую прихожую, объединенную с гостиной и спальню. Панорамные окна с видом на лес, двуспальная кровать. Жан был великолепен. Если бы я умел рисовать так же, как он, я бы только и делал, что писал обнаженку с его натуры. Но первый секс, как я и предполагал, получился комом, потому что он думал, что я актив.       - Но с Райнером ты был сверху!       - Да. А с Жаном захотелось быть снизу. В общем, мы немного поругались, потому что оба провели гигиенические процедуры.       - Никогда не думала, то геи могут поругаться из-за того, «кто кого».       - В итоге после нескольких минетов, дрочки и римминга, я его уговорил. И он, хоть и говорил, что новичок в отношениях с парнями, оказался на высоте.       - Ему понравился твой подарок?       - Да, но я хочу подарить ему что-нибудь еще. Я вообще хочу задаривать его подарками, как долбанный абъюзер. Чувствую себя влюбленным по уши.       - Ты и есть влюбленный по уши. И надеюсь, что это взаимно.       - Ну, когда я был сверху на его члене, в момент оргазма он выкрикнул, что любит меня. Поэтому я даю себе право полагать, что да, это взаимно.       - Я рада за тебя, хоть и не от всей души.       - Эй!       - Шучу. Я правда рада за тебя, братишка. Никогда не думала, что ты полюбишь гетеросексуала и обратишь его в свою веру.       - Жан – бисексуал.       - Хоть у кого-то из нас все складывается хорошо.       - Не расстраивайся, маленькая. Я уверен, что у тебя все наладится.       Окруженная теплым сильным телом единственного мужчины, которому она безоговорочно доверяла, Микаса не прекращала лить слезы, вытирая их рукавами лонгслива Леви, вдыхая еле слышный аромат хвои и парфюма.       Взяв на работе больничный на ближайшую неделю, Микаса практически не выходила из своей комнаты. Встреча с тетушкой на нейтральной территории кухни все же случилась, когда в один из дней та проспала из-за разрядившегося телефона. Микаса стояла у холодильника и размышляла над тем, можно ли запивать антибиотики, прописанные неизвестным, апельсиновым соком, запас которого превышал стратегический. Тетя Киёми без слов просунула руку мимо нее и достала пачку яблочного сока. Осушила пару стаканов и, забрав с верхней полки два контейнера с едой, прошла в прихожую.       - Не стоит держать дверь холодильника открытой так долго, Микаса, - сказала она перед тем, как закрыть входную дверь.       «Спрингер», 15:12.

«Хей, Аккерман! Ты как?»

      «Привет, Спрингер. Болею».

«Печально. Без тебя скучно».

             «Так и скажи, что устал работать за двоих. Когда ты месяц валялся со своей ногой, мы тебе и слова не сказали».

«Вот именно! Забыли про меня, будто я не существую! А я вспоминаю о тебе и пишу, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь».

      «Сносно. С кем ты сегодня?»

«С Кирштейном. Он подозрительно счастливый в последние дни. Даже чаевыми делится. Не знаешь, почему?»

      «Знаю, но тебе не понравится мой ответ».

«Тогда будем считать, что я не спрашивал».

      «Как новенький?»

«Новенькая. Ее зовут Саша, и она мастерски ворует еду у Николо. А еще у нее огромные карие глаза. И я догадываюсь, почему Николо не может уследить за пропадающими порциями».

      «Она строит ему глазки?»

«О, на них сложно не повестись, поверь мне».

      «Ты повелся?»

«Я ей не нужен: я не умею готовить».

      «Судя по всему, она и сама неплохо может справиться».

«Возможно, ты права. Я подумаю об этом. Выздоравливай».

      Улыбнувшись смайлику с поцелуем, Микаса закрывает диалог и вновь погружается в чтение книги, где главный герой – местный сердцеед – попадается в плен к только что приехавшей в их город девушке, которая бежит от прошлой жизни. Банальный сюжет, который вызывает у Микасы саркастическую полуулыбку. К концу книги они обязательно должны полюбить друг друга, но вдруг свет увидит какая-нибудь тайна главной героини. Это перечеркнет их чувства, и они оба будут мучиться угрызениями совести.       «Как у них все просто».       Микаса достает из-под подушки лонгслив, хранящий запах кондиционера для белья, и вдыхает знакомый аромат, который почти выветрился. Вспоминает уверенные прикосновения ладоней Леви, его страстные поцелуи и укусы, после которых, на удивление, на коже не осталось следов. Где-то под ребрами больно колет, что возвращает Микасу в реальную жизнь, и она снова принимается за чтение. Конец недели выдается довольно солнечным и теплым для конца апреля. Днем брюнетка сидит на ступеньках крыльца и думает о том, что после выходных нужно будет вернуться к работе в кафе. Встречи с тетушкой по утрам вновь становятся регулярными, и девушка изо всех сил старается делать вид, что ничего не произошло. Но, несмотря на то, что огонь злости в глазах Киёми потух, она чувствует, как по коже начинают бегать мурашки, когда та задерживает на ней свой взгляд.       К вечеру на улице становится прохладно, но уходить с крыльца совсем не хочется. Микаса вытягивает ноги и устремляет взгляд в темнеющее небо. Видит тусклый свет первой звезды и прикрывает его подушечкой большого пальца. По телу проходит волна озноба. Царапины на душе болят уже не так сильно, Микаса смирилась с произошедшим неделю назад и решила во что бы то ни стало жить дальше. Даже если жизнь продолжит с бешеной скоростью катиться куда-то вниз, у нее есть тот, к кому она может протянуть руку и получить помощь.       Стрелки на часах показывают допустимое время, и девушка не торопится подниматься к себе в комнату. Эрен еще не вернулся с репетиции, до прихода тетушки тоже есть время, а значит, можно спокойно поужинать.       Как только микроволновка издает звуковой сигнал, в двери резко поворачивается ключ, отчего Микаса вздрагивает, а все волоски на ее теле приходят в движение. Порыв ветра без приглашения залетает в дом и обдает девушку волной острого холода, а следом ее глаза встречаются с ненавистью во взгляде возрастной азиатки.       - Что ты здесь забыла?       - Я… ужинаю.       Киёми пошатываясь приближается к Микасе, пока та рукой пытается нащупать сзади себя хоть что-то, чем можно защититься.       - Ты должна молча сидеть в своей комнате, маленькая шлюха.       Внутренности Микасы делают кульбит и сжимаются в большой пульсирующий комок. В голове картинками всплывают все уроки самозащиты, как бы она ни пыталась не думать сейчас о том, что поднимать руку на взрослого не обязательно.       - Тетя Киёми, Вам не кажется, что оскорбления – это лишнее?       - Заткнись, дрянь! – ее истерический голос острым ножом режет перепонки девушки, а до обоняния долетают знакомые нотки алкоголя. Губы женщины кривятся, а огонь в глазах с каждой секундой становится все ярче. – Ты мне всю жизнь испортила!       Звонким шлепком на щеку Микасы приземляется ладонь тетушки. Она не может удержать равновесие и цепляется пальцами за край столешницы, чтобы остаться на ногах. Из груди вырываются рыдания, сдержать которые невозможно, а по щекам льются горячие слезы.       - Это Вы… - еле слышный шепот становится чуть громче с каждым словом. – Вы испортили мне всю жизнь! Вы и Ваш муж! И Вы об этом знаете, тетя Киёми! Вы жили с насильником и педофилом!       - Заткнись! – звон пощечины в тишине комнаты оглушает. – Не смей говорить о нем!       Когда Микаса поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза тетушки, ее обдает волной ненависти и презрения. Удар. Еще один. Пощечина тыльной стороной ладони ощущается особо горячо, потому что выпирающий камень кольца задевает нежную кожу на губе. Из раны струится кровь, которую Микаса утирает пальцами.       Киёми плачет навзрыд, согнувшись под напором эмоций. Упирается ладонями в стол и содрогается от рыданий. Пальцы видимо дрожат, а изо рта течет вязкая слюна. Она явно хотела сказать что-то еще, обвинить племянницу во всех свалившихся на нее несчастьях, но молча приземляется на стул и продолжает плакать, пока Микаса старается незаметно пройти мимо, чтобы подняться в свою комнату.       «Братишка», 20:12.       «Ты дома?»

«Да, мы ругаемся с Жаном. Он ревнует меня к Райнеру».

      «Можно зайти?»

«Конечно».

      Размазав ладонью по лицу кровь и слезы, Микаса открывает окно и скребется короткими ногтями по стеклу. Когда Эрен откидывает в сторону занавеску и видит ее, на его лице читается испуг. Он прикрывает рот ладонью, но быстро приходит в себя и протягивает руку, чтобы помочь девушке. Микаса делает шаг и чувствует, как от прикосновения ладони Эрена становится тепло.       - Микаса! Что случилось? – голос Жана заставляет приподнять голову.       - А? Ой! Я думала, что вы ругаетесь в переписке. Черт, неудобно вышло.       - Эй! Эй-эй-эй, маленькая моя, все хорошо. Ты же знаешь, что я никогда не оставлю тебя в неприятностях, - Эрен садится рядом и обнимает ее. – Что случилось?       - Я больше не могу. Не могу! Не могу! Я попыталась дать отпор! И за это вновь получила по лицу! Эрен, за что? Я же не виновата!       - Ч-ш-ш-ш, моя девочка, - ее слезы впитываются в его футболку, объятия становятся более цепкими и крепкими. Жан не знает, куда деть себя, и вопросительно смотрит на Эрена. – Принеси воды.       Дверь комнаты аккуратно закрывается, и Микаса рыдает в голос, уткнувшись лицом в широкую грудь названого брата. Изредка она говорит о том, что больше не может, и это все, на что ее сейчас хватает. Девушку начинает трясти от нервного напряжения, а следом появляется икота. Истерика выходит на новый уровень, но Эрен знает, что это закончится. Рано или поздно она успокоится.       Кровать прогибается с другой стороны, и в ее ладонь упирается холодное стекло стакана с водой. Микаса одаривает Жана благодарным взглядом и делает пару глотков, чтобы немного успокоиться. За окном слышится визг колес, а спустя несколько мгновений на входную дверь обрушиваются яростные удары кулаков.       - Микаса! Я знаю, что ты здесь!