Protect me from what I want

— Прошу, не так быстро, — голос Джейвудса звучит тихо, почти неслышно. Просьба теряется в шумном тяжёлом дыхании, что периодически сменяется негромкими стонами, но Дайр слышит её и принимает её.       Удивление копится в нём с самого начала этой странной ночи. Всё в ней оказывается как-то ломано-неправильно, вовсе не так, как Дайр ожидает. Но он подчиняется всем просьбам Джейвудса, подыгрывает его тянущим печальным желаниям, и когда он просит, Дайр замедляется.       Он плавно двигает бёдрами, скользя внутри чужого тела. Джи откликается на это чувственными негромкими стонами. Обвивает руками шею любовника и зарывается пальцами в его волосы. Почему-то кусает губу, а после стукается взмокшим лбом о лоб Дайра. — Пожалуйста, поцелуй меня, — он просит тихо-тихо, будто стесняется своей просьбы. Но любовник мгновенно откликается на неё, касаясь губами припухших губ. Джи в ответ приоткрывает рот, а после вдруг отстраняется, делая поцелуй смазанным, и подставляет шею. — Пожалуйста, целуй меня, — почти всхлипывает, и Дайр снова подчиняется.       Он с трудом понимает, что происходит. Ситуация с самого начала вышла из-под контроля и начала развиваться так, как Гибельный и не думал себе представлять. Он ожидал всплеск страсти и бессонную голодную ночь как в первый раз. Разные позы, неутолимая жажда, раунд за раундом слепой похоти — он ждал того же, ведь иначе зачем Джи так настойчиво было уламывать его?       На деле же всё оказывается сложнее и внезапнее. Нет ни страсти, ни похоти, ни голода. Но есть Джи, доверчиво льнущий к нему и просящий о ласке и нежности, о неспешности и чувственности. Тогда, когда в первый раз он старался на всё своё мастерство, потому что это была плата и он должен был хорошо заплатить, теперь же он просто бежал от самого себя. И Гибельный нужен был ему не просто для того, чтобы удовлетворить похоть — он безуспешно искал в нём того, кто смог бы заполнить огромную дыру в его душе. Хотя бы таким прозаичным способом.       Джи судорожно выдохнул, прикрыв глаза. Дайр целовал его, как он и просил, спускаясь по шее к плечу и ключице, и он обнимал его за шею, зарывшись пальцами в волосы, положив вторую ладонь на плечо. Впитывал в себя эту близость, чувственно откликаясь на поцелуи и движения, доверяя любовнику самого себя — в конце концов, он был единственным, кому Джи мог доверять даже тогда, когда потерял доверие к самому себе.       Он такой дурак.       Он всхлипывает беззвучно и без слёз, когда его тело напрягается и расслабляется. Волна огня разливается изнутри по мышцам, но вовсе не греет. Дыра в груди расползается в стороны, обдавая холодом даже более сильным, чем могильный холод смерти. И Джи не может сдержать горькую улыбку и горький взгляд, которым он смотрит в удивлённое обескураженное лицо Гибельного.       Он опять провалился. — Пожалуйста, останься со мной, — глаза нестерпимо жжёт, и Джи понимает, что ниже падать больше некуда. Его словно режут изнутри острыми клинками, и он чувствует себя брошенным ребёнком, ищущим хоть какое-то утешение.       Конечно, он понимает, что его не любят. Понимает, что он одинок. Но Гибельный рядом, он не уходит, подчиняясь и этой отчаянной просьбе. И Джи подаётся вперёд, обнимает его и прижимается к его груди. Закрывает глаза, пряча лицо на чужом плече, и ощущает внутри самого себя холод, пустоту и боль.       Он опять сплошное разочарование.       Конечно, он понимает, что всё это не более чем иллюзия, но тепло чужого — тоже не совсем настоящего — тела хоть немного прогоняет холод и согревает. И одиночество ощущается не так остро. И кажется, словно он нашёл кого-то, кто может его прогнать. — Обними меня.       Чужие ладони касаются лопаток, аккуратно накрывая их, и Джи выдыхает. Он прижимается ещё ближе, расслабляясь в руках Дайра. Он такой дурак, но он принимает сладкую иллюзию, и ноющее сердце болит самую малость меньше.       Он пожалеет об этом так же, как и обо всех тех вещах. Но ему слишком больно и одиноко, а Дайр — хоть немного родной. Тёплый и так близко, так рядом, что Джи позволяет себе забыться. Погрузиться с головой в иллюзию, обнимая и прижимаясь к чужому во всех смыслах телу, доверяя ему всего себя без остатка.       Он засыпает на плече Гибельного. Не отпускает из объятий всю ночь, и Дайр долгим задумчивым взглядом всматривается в спокойное лицо. Он совершенно точно не ожидает того, что произошло, равно как и совершенно точно понятия не имеет, что теперь с этим делать.       Джи тоже не знает, и наутро он выглядит каким-то особенно печальным и уставшим. Больше он не станет просить о близости, потому что ей не заполнить ту пустоту внутри, от которой он так отчаянно бежит. Но после неё, простого секса без обязательств, пустота почему-то расползается шире, пожирая остатки света и сил, тлеющих в его душе — да, у него большие проблемы, но всё-таки Джейвудс не был законченным мазохистом. Боли и без того было слишком много, чтобы приумножать её и получать от неё удовольствие.