Инструкция по укрощению Дракона

«Страшнее нету одиночества,

Чем одиночество в толпе,

Когда безумно всем хохочется,

А плакать хочется тебе.»

Михаил Юрьевич Лермонтов

      Цзиньлун прекрасно знал, что он действительно довольно сложный по характеру человек. Он постоянно ругался и злился, если его что-то не устраивало. Он легко обижался, чтобы новый знакомый сразу же видел все его недостатки, и лишний раз не лез, дабы потом не разочароваться, что милый и мягкий с виду мальчик оказался той ещё сукой. Именно поэтому он сразу же отталкивал заинтересованных в нём людей. Это всё было вызвано желанием огородить себя от разочарований и расстройств своим неумением дружить и любить. Он вырос в ненависти, поэтому и считал, что только её и суждено ему было сеять.       И слова Сатору в ту ночь совсем ему не понравились, ведь негоже подобному величественным драконам, свободным и независимым, считаться чьим-то. Ван только-только вырвался от постоянной опеки и отслеживания каждого его шага, и быть с кем-то он приравнивал именно к этому, к потере своей только обретённой свободы вновь.       — И чё он опять на меня обижается? — Годжо бубнил, подперев щёку рукой и разглядывая сидящего неподалёку от него Цзиньлуна. Тот опять на него осуждающе косился, когда он просто пытался завести разговор. — Нормально же всё было.       — Я так и знал, что это плохо кончится, — Сугуру вздохнул и еле сдержался, чтобы не закатить глаза от выходок этих двоих, но он, честности ради, не мог осуждать «дракона». — Ты совсем не помнишь, что сказал ему тогда?       — Нет, конечно, — Сатору повернул голову к другу и недоумевающе на него посмотрел, попутно с тем пытаясь вспомнить события недавнего вечера и собственные слова, которые могли показаться обидными, — я вообще мало что помню.       — Так ты напился, — Гето состроил недовольное выражение лица и шепнул другу, чтобы объект их обсуждений не заметил, — что ты от него ожидал, придурок? Ты ему буквально в лицо сказал, что он далеко не единственный и у тебя есть замена для него.       — Реально? Ой, я ж вообще не помню, — Годжо переспрашивал и ощущал это странное чувство неловкости, которое испытывал крайне редко. — И что мне делать теперь? Он же злопамятный, долго мне это припоминать будет.       — Я не знаю. Разбирайся с этим сам, — Сугуру уже действительно не знал, что же посоветовать Сатору, который всегда умудряется провернуть что-либо, что явно не понравится Цзиньлуну. Да и он совсем не был экспертом в отношениях, тем более с парнями и такими сложными, как Ван.              — И какой из тебя лучший друг после этого? — Сатору состроил грустное лицо и надулся в надежде, что его дорогой лучший друг всё же передумает и поможет ему исправить ситуацию.              — Боже, Сатору… извинись для начала, — Гето уже в который раз тяжело вздохнул, но после усмехнулся из-за забавности чисто теоретической очередной попытки Годжо извиниться перед Цзиньлуном, — и скажи, что ты не серьёзно говорил ту чушь. Может, пригласи его куда-нибудь или подари что-нибудь. Ты уже должен был понять, что ему нравится.              — Я его уже сотни раз на свидания звал, но он не соглашается…              И Годжо взаправду постоянно пытался позвать Вана на свидание, но каждый раз получал отказ. Обычно объекты его симпатии сдавались если не второй, то хотя бы на третий раз, хотя в большинстве своём все с радостью соглашались и на первый. И даже тут Цзиньлун умудрился выделиться.              Сатору вспоминал эти моменты со смешанными чувствами — и грустью, и забавой. Грустно, потому что отказы становились уже чем-то привычным и постоянным, а забавно становится из-за насупленного лица Вана. Если так подумать, то, как только стоило Годжо к нему подойти, он сразу же строил эту недовольную гримасу. Словно одно только его присутствие вызывало негативные эмоции.              Однако Сатору совсем не спешил расстраиваться, с точностью наоборот. Это давало ему стимул завоевать сердце неприступного дракона, такого внешне отстранённого и холодного, чтобы только к нему тот ластился и жаждал заботы с любовью. Эгоистично? Очень даже.              — Ты чего опять такой напряжённый? Сидишь совсем один, не грустно? — Годжо спрашивал и загадочно улыбался, неожиданно уложив руки на плечи одноклассника, в чьё ухо он и шептал.              Цзиньлун даже ничего не сказал, лишь взглянул на Сатору, нахмурился, скривил уголок губ вниз и отвернулся. Это поведение уже говорило о его настроении и мнении о потенциальном бойфренде. И ведь он совсем ничего не сказал, даже если на языке вертелись всевозможные оскорбления и ругань. Сдержался.              — Не строй такую моську, ты так ещё милее, — Годжо хихикал и продолжал, совершенно не желая так просто сдаваться. Его руки слегка сжали плечи одногруппника, ощущая напряжение под шёлковыми одеждами.              Ван же вновь промолчал. Тишину в классе нарушали лишь шаги за пределами класса, дуновение ветра из-за открытого настежь окна и клацанье кнопок телефона Сёко. Хоть когда-то среди первокурсников было тихо.              — Ну-у, Цзинни, — Сатору уже решил использовать секретное оружие — детское поведение, что слишком несуразно смотрелось в образе парня-подростка ростом под два метра, — ты чё меня динамишь-то? Посмотри хоть, я же красивый, смотреть приятно.              Цзиньлун снова молча сидит, словно воды в рот набрал. Но не удержался он от более показательного жеста — отвернул голову в сторону ещё дальше от лица надоедливого придурка и приподнял подбородок в жесте неповиновения и показа собственной гордости.              И после такого замолчал уже сам Годжо, который обычно всегда мог найти, что сказать. Он едва ли сдержал хихиканье, но тихий смешок всё же вырвался против его воли, пока он взглянул на сидящего неподалёку Сугуру, который молча наблюдал за их взаимодействиями и, по-видимому, анализировал поведение каждого. После он взглянул на Сёко, которая так же молча наблюдала, но не выглядела особо заинтересованной. В их коллективе действительно даже часа не пройдёт в спокойствии.              Однако сдаваться так просто Сатору всё же не планировал, потому притащил стул и уселся совсем рядом с Ваном, оставив собственную парту пустовать в одиночестве без его великого присутствия. Зато теперь им польщён Цзиньлун, даже если для него такое внимание кажется лишним.              — Теперь я твой сосед, — Годжо с гордостью заявил, укладывая корпус тела и голову на парту, что казалось довольно удобным положением. — Неужели ты меня даже не поприветствуешь? Ты такой негостеприимный, соседушка. Или дракон охраняет свою пещеру?              Ван упёрто молчал и лишь осуждающе взглянул на Сатору, после чего опять отвернулся к окну, показывая полное нежелание общаться со своим новым «соседом по парте». Показательно отталкивающе, зато прямолинейно, хоть и без слов. Вполне себе привычно для показывающего острые зубы и когти Золотого Дракона, всегда упрямого и волевого.              — Принцесса у нас тут только одна, и то не в моём вкусе. Сёко, милая, без обид, — Годжо продолжал, постепенно наклоняясь поближе к сидящему рядом Цзиньлуну, чьё недовольство он считал несерьёзным, более похожим на детские капризы, — так что принцу всё равно придётся довольствоваться драконом. Судьба, не думаешь?              — По-моему, принца тут два, так что ты не единственный, — Сёко заметила, указывая на Сугуру, который тоже мог стать потенциальным «принцем» для укрощения Золотого Дракона.              — Так он не претендует на него, это не считается, — Сатору опешил и на пару секунд замолчал, подбирая правильный ответ и с удивлением глядя то на Иэйри, то на Гето, которому он после задал вопрос. — Я же прав?              Сугуру ничего не ответил, лишь слегка пожал плечами. Он совсем не ожидал, что о его присутствии вспомнят таким образом, так ещё и снова втянут разбираться в чужих отношениях, даже практически припишут его их частью. Вопросительный и ожидающий более детального ответа и пояснения своего молчания взгляд Вана побудил его лишь отвести взгляд, как будто отгораживая себя от надвигающихся недопониманий.              — В смысле? Ты же натурал, нет? — Годжо недоумённо спрашивал, внимательно вглядываясь в реакцию своего лучшего друга, чьё поведение сейчас казалось слишком подозрительным и сомнительным.              — Ты сам говорил, что не любишь вешать на людей ярлыки, вот и на меня не вешай, — Гето расплывчиво ответил, не желая давать одногруппникам повод для лишних обсуждений.              — Вы все геи, что ли? — Сёко шутливо спросила и продолжила наблюдать за разворачивающейся перед ней драмой.              — Походу, — Сатору ответил и всё равно хихикал и улыбался, даже если подобное откровение вызывало в нём противоречивые чувства. Потому он повернулся обратно к притихшему Цзиньлуну и спросил. — Ты же всё равно меня выберешь, да? Все мы знаем ответ.              Ван опять молчал, придерживаясь своего бойкота, лишь окинул Годжо осуждающим взглядом и опять отвернулся, чтобы понаблюдать за видом за окном, а не за самодовольной физиономией своего придурка-одногруппника. И, прежде чем Сатору успел открыть рот, директор Яга уже вошёл в кабинет, дабы начать урок и занять студентов чем-то более важным, чем препирательства и выяснения отношений друг с другом. Цзиньлун был невероятно благодарен Масамичи, но лишь за это.              — Сатору, сядь на своё место и прекращай болтать.              Годжо тяжело вздохнул и надулся в притворном расстройстве, но всё же уселся на собственное место без каких-либо пререканий. Ему тоже не помешало бы сосредоточиться на учёбе, а не отвлекаться на каждую мелочь. Но ведь юность одна, и если он сразу возьмётся за ум, так будет уже неинтересно. Поэтому Сатору предпочитал действовать по велению своих хотелок, а не здравого смысла. В этом и был его шарм.              Весь урок Ван внимательно слушал учителя, делал в тетради небольшие заметки, чтобы уж точно не пропустить важную информацию мимо ушей. Помимо сложных отношений с Годжо, у него как была, так и оставалась проблема в развитии техники. Ему всё никак не удавалось потренироваться на настоящем проклятии, но ведь чтобы пойти изгонять его в одиночку, дабы уж точно остаться в центре внимания, нужно быть уверенным в себе и в своих силах. И Цзиньлун был уверен только в себе, но в своих навыках, как колдуна, совсем нет.              Как только закончился урок, Ван сразу же встал со стула, собрал с парты все свои вещи и буквально вылетел из кабинета. То было сделано, чтобы зевающий после скучности урока Сатору не успел понять ситуацию и его скорый уход, а после поспешить за ним и пристать опять. У Годжо был самый настоящий талант — прилипать, как банный лист, и не отставать до последнего.              И к собственному счастью Цзиньлуна, после уроков у всех трёх его одногруппников были дела, потому он мог провести время в долгожданном одиночестве и спокойно потренироваться без отвлекающих шуток и подкатов Сатору, без забавляющегося выходками друга Сугуру и без дуры Сёко, одно лишь присутствие которой выводило Вана из себя. Но сейчас никто из этих отморозков не был важен. Он оставил все вещи на скамейке неподалёку, встал в расслабленную позу, закрыл глаза и сделал глубокий вдох, за которым последовал тяжёлый выдох.              Первым делом Цзиньлун медитировал, что помогало ему снять скопившийся за пару проведённых с шебутными однокурсниками стресс и просто расслабиться, сосредоточиться на самом себе и собственной силе. Он открыл глаза и неспешно закатал широкие рукава формы по локоть, раскрывая спрятанные под ними золотые украшения — множество браслетов, симпатично смотрящихся на аккуратных, но заметно мужских запястьях. Он коснулся шармы в форме символа пылающей жемчужины на одном из браслетов и задумался, стоит ли ему попробовать по-настоящему призвать Золотого Дракона. Все его прошлые попытки были неудачными из-за волнения и опасений, что призывать Дракона в такой спокойной и совсем не опасной атмосфере может быть плохой идеей.              Однако больше всего его пугала мысль, что перед лицом опасности он облажается, так как с первого раза никогда ничего путного не получается. Вана тешил лишь тот факт, что призвать Дракона было проще, чем пробудить его в себе. Он с дрожью вспоминал, как тайком наблюдал за проводящими ритуал матерью и младшей сестрой, попутно с тем выискивая больше информации из библиотеки, доступ к которой у него был ограничен познаниями учебной грамотности. Однако он всё же умудрялся находить лазейки и собирать пазл ритуала пробуждения Дракона клана Ван.              Заколка в форме Золотого Дракона — яркое воспоминание после первого и самого сложного испытания, напоминающего, что призвать дракона сам Дракон не решался. Цзиньлун нахмурился и вновь напрягся из-за тяжести выбора, позволил рукавам волнами спускаться вниз и сложил руки на боках. Вся медитация пошла коту под хвост, ведь он снова злился и легко раздражался, что совсем не соответствует мудрости и безмятежности китайского дракона. И это выводило из себя ещё больше.              Ван услышал девчачий смех, поэтому на секунду перестал думать о насущных проблемах и прошёл поближе к источнику звука. Он увидел Сёко и Утахимэ, о чём-то шепчущихся и хихикающих, что сразу же заставило его нахмуриться. Эти две девушки совсем ему не нравились, даже если Иэйри ему приходилось терпеть из-за статуса однокурсников, он уже давно подумывал мысленно приписать ей позицию «идиотки», ведь в её случае «дура» звучало слишком мягко. И её подружка уже давно заслужила прозвище ещё похуже — «больная». Неудивительно, что они подружились.              — Ты за девушками подглядываешь, что ли?              Цзиньлун услышал мягкий шёпот совсем рядом с собственным ухом, потому резко развернулся, чтобы оценивающе взглянуть на обладательницу женского, мелодичного и плавного голоса. Он увидел перед собой высокую девушку, довольно симпатичную, но выставляющую все свои достоинства напоказ. И эта самодовольная улыбочка… Ван терпеть не мог таких женщин. Таких он обычно называл «потаскухами», но эта наверняка заслужит статуса ещё более худшего.              — Да сдались вы мне, курвы, — Цзиньлун цыкнул и сложил руки на груди, показательно делая шаг назад и сморщивая нос, как бы показывая, насколько компания внезапной собеседницы ему неприятна, — я просто хотел посмотреть, над чем они там хохотали.              — А, так ты этот, что ли? — девушка продолжала улыбаться, несмотря на брошенное в её сторону оскорбление, и сделала вид, что над чем-то задумалась, ведь после усмехнулась и продолжила. — Ну, тот китаец-мизогин с первого курса.              — Ну, видимо, ты действительно про меня, — Ван даже слегка растерялся от такого необычного поведения колдуньи, но виду не подал, не желая проявлять даже малейшей слабости перед кем-то, уж тем более перед женщиной. — Ты сама-то кто? Я тебя видел только с этой Утахимэ, правда имени не знаю.              — Мэй Мэй, — юная особа наконец назвала своё имя, хотя никакой толковой информации это не дало, — а ты? Я помню, там было что-то с «лун», дракон же типа.              — Дракон, но не типа. И я Цзиньлун… Ван Цзиньлун, — Цзиньлун нахмурился, совсем не желая продолжать разговор с этим человеком, одно присутствие которого вызывало в нём те же эмоции, от которых он со всех сил бежал, — а теперь отвали от меня. И этих двоих уведи, вы мне помешали.              — И чем же ты тут таким важным занимался, Ван Цзиньлун? — Мэй Мэй захихикала и спросила, сложив руки по бокам в позе ожидания достойного ответа и причины, по которой она и другие две девушки помешали этому необычному молодому человеку.              — Я же сказал: отвали от меня. Тебя не касается, чем я тут занимался, — Ван принялся словесно обороняться в разы заметнее, но всё же решил ретироваться, проходя мимо девушки и забирая свои вещи, дабы уйтимв совсем другом от них направлении.              Мэй Мэй наблюдала за скорым отходом Цзиньлуна без лишнего слова, решая не нервировать и без того сбитого с толку юношу, даже если его действия и слова показались для неё скорее забавными и смешными, нежели оскорбительными и враждебными. Потому она лишь улыбнулась и направилась к Сёко и Утахимэ, чтобы самой узнать, что же такое хихикающие девушки обсуждали.              Цзиньлун в это время потихоньку закипал всё больше и больше, движимый злостью и на всех вокруг, и на самого себя. В Японии он впервые встретил женщину, которая отреагировала на его слова так. Прямо как его чёртова мамаша, которую всегда забавляли его выходки, и потому та никогда не воспринимала его всерьёз из-за пола. Он ожидал ответной злости и ненависти, но никак не дразнений и ухмылок. Это совсем сбило его с толку, мешая придумать остроумную язвительную колкость, а языку — вовсе пошевелиться, чтобы ответить хотя бы что-либо. Мэй Мэй действительно заслужила свой статус «суки» в типизации женщин Вана с самого первого дня их официального знакомства.              Ван направился в собственную комнату, не желая видеть совершенно никого. Сейчас его раздражала каждая мельчайшая деталь, которая так или иначе ему не нравилась. Совсем не так он представлял себе пребывание в Японии и обучение в магическом техникуме. Каждый человек счёл своим долгом указать на его происхождение и на отвратительность его характера. Он не смог поладить ни с однокурсниками, ни с учителями и даже ни с ребятами с курсов постарше. Вероятно, дело действительно было в нём. Однако признать это Цзиньлун не сможет.              Юный колдун захлопнул за собой дверь и вошёл внутрь комнаты, уставше рухнув на большую кровать, шёлковые золотистые простыни которой щекотали участки открытой кожи. Он уставился в белый потолок и задумался, что же делать дальше. Общаться ни с кем у него не получается, но это сугубо их проблема, что они потеряли такого интересного собеседника с необычными взглядами на жизнь. Потому делать ему осталось совсем нечего — тренироваться не получится, ведь его обязательно прервут, уехать в город тоже не выйдет, ведь он совсем не разбирается даже в городах Японии и легко заблудится один, а на территории техникума заняться уж тем более нечем. Теперь переезд сюда не казался такой блестящей и гениальной идеей.              Цзиньлун тяжело вздохнул и повернулся на бок. Его взгляд нечаянно упал на стоящий в углу комнаты гучжэн — традиционный китайский музыкальный инструмент полукруглой формы, стоячий на ножках, потому не требующий дополнительной опоры. С момента прибытия в Японию Ван совсем к нему не прикасался, потому сейчас решил это исправить, вставая с кровати и подходя ближе к инструменту.              Ван подвинул стул ближе к гучжэну, устроился поудобнее, глубоко вдохнул и тяжело выдохнул. Он поднёс руки к струнам, мысленно выбирая мелодию, которую хотел сыграть. Его выбор пал на «Fisherman's Song at Dusk», ставший чем-то на подобии классики в мире китайской музыки. Однако он решил не использовать плектры, так как играл лишь для себя самого в целях расслабиться и забыть о стрессе дня.              Довольно длинные тонкие пальцы бледных рук Цзиньлуна стали перебирать струны, создавая воистину приятную и красивую мелодию, явно передающую китайские мотивы даже для обычного обывателя. Он прикрыл глаза и просто наслаждался моментом, схожим с возвращением домой, в родной Китай. Он действительно умел хорошо играть, ведь раньше то и делал, что учился играть на традиционных китайских музыкальных инструментах и оттачивал знания об уже известных и освоенных ранее. Было в этом что-то успокаивающее, когда он мог просто раствориться в создаваемой им самим музыке и не думать совершенно ни о чём, лишь об ощущении струн на кончиках его пальцев.              Как назло, мимо комнаты Вана проходили Сатору и Сугуру, услышав необычную музыку, очевидно, сыгранную вживую. Годжо сразу же воодушевился и стал подходить поближе, взволнованный таким необычным хобби его пассии и возможной информации узнать о закрытом осторожном юноше побольше. Он прислонился ухом к двери и задержал дыхание, удивлённый прекрасным звучанием игры Цзиньлуна на гучжэне, что походило на природный талант.              — Я не знал, что он умеет на чём-то играть, — Сатору тихо пробормотал на случай, если случайно перебьёт поток чудесной мелодии своими словами.              — Я тоже, — Гето шёпотом согласился и задумался, сколько же секретов может скрываться за враждебным и резким фасадом их одногруппника.              — Как думаешь, если я постучу и попрошу войти, он меня пошлёт? — Годжо задался вопросом, метаясь между двух огней — желанием посмотреть, на каком таком интересном инструменте играет Ван и, быть может, даже попробовать осилить его самому, либо же просто молча наслаждаться, даже не выводить из себя без того взвинченного Дракона.              — Да, так что стой и молча слушай, — Сугуру кивнул и еле сдержал тяжёлый вздох. Сатору — действительно тяжёлый человек, потому винить Цзиньлуна в отрицании как-либо с ним коммуницировать он не может.              Годжо лишь цыкнул от комментария друга, но промолчал, вместо того сосредотачиваясь на захватывающей дух игре на неизвестном ему инструменте. Он всегда любил узнавать новых людей понемногу, разворачивать их внешние слои, чтобы в конце концов, увидеть истинное ядро интересующего его объекта. Вот только он всё же предпочитал, чтобы этот процесс длился как можно быстрее, даже если после его окончания он обычно сразу же теряет интерес. И всё же, чтобы заинтересовать непостоянного и ветреного человека, как Сатору, мало быть просто необычным и интересным, строить образ «не такого, как все».              — Всё, мне надоело слушать, — Годжо сказал и потянулся к дверной ручке, уже намереваясь открыть дверь в комнату, которая, к его собственному сожалению, была заперта.              — Он разозлится, — Гето всё же не смог сдержать тяжелого вздоха, смешанного с тихим смехом от попыток друга открыть закрытую дверь, ведь выглядело это действительно комично.              — Да похуй, — Сатору отмахнулся и стал стучать в дверь. — Цзинни, милый! Открой дверь!              Мелодия по ту сторону прекратилась, и Годжо теперь более чётко услышал осторожные шаги и раздражённые ворчания, что позабавило его ещё больше. Следующие пару секунд прошли в тишине, прерываемой лишь слегка сбитым и учащённым от волнения дыханием Сатору. Он же не преставал стучать в дверь, даже если его уже услышали.              — Иди отсюда, придурок, — Ван сразу же узнал обладателя этого голоса, который даже звучал по-идиотски, — я не открою тебе дверь.              — Ну пожалуйста! Умоляю, сладенький, — Годжо уже ожидал отказа, потому даже успел придумать трюк, который тоже наверняка не сработает, — я сделаю, что захочешь! Пожалуйста, Цзинни. Открой дверь…              — Ничего мне от тебя не надо, — Цзиньлун, можно сказать, даже оскорбился попытками его неродимого поклонника уговорить его, — и вообще, ты меня перебил, и я и так злой.              — Любовь моя, послушай, — Сатору начал, специально понижая тембр голоса, что сразу же привлекло внимание, потому что создавалось ощущение раскрытия какой-то важной тайны или, в данном случае, секретного предложения, — я могу даже помочь тебе призвать Дракона.              От упоминания этой деликатной темы по спине Вана пробежала дрожь, брови сразу же поднялись в удивлении и непонимании, откуда Годжо вообще мог узнать такую информацию. Это была тонкость, которую знали лишь представители клана Ван, а именно наследницы и уже существующие «правительницы». И откуда Сатору, совсем никак не относящийся к китайскому колдовству и в целом самому Китаю, мог об этом узнать? От шока он на пару секунд замер, но после машинально потянулся за дверной ручкой и преодолел преграду между ними.              — Что ты сказал? — Цзиньлун переспросил, желая услышать это ещё раз. Из-за подскочившей нервозности он даже совсем не заметил Сугуру, ютящегося совсем рядом со своим лучшим другом, но в разговор всё же не встревавшего.              — Я сказал, что могу даже помочь тебе призвать Дракона, — Годжо спокойно повторил, даже если не мог сдержать небольшой ухмылки из-за вида такого взволнованного одногруппника.              — Откуда ты вообще знаешь, как это делается? — Ван возмутился, нахмуривая брови в неверии. Это было слишком подозрительно. — И кто тебе об этом рассказал?              — Разве это важно? Главное, что я могу помочь, — Сатору привычно отмахнулся от назойливых вопросов, делая шаг ближе к стоящему в проходе юноше. — Так мы договорились? Ты уже открыл мне дверь, так что осталось только рассказать мне об этом твоём крутом инструменте и попробовать научить меня на нём играть. А, но больше всего я хочу, чтобы ты мне на нём играл. Вот и всё.              — Ты, чёртов… — Цзиньлун осёкся, так и не успев договорить задуманное ранее оскорбление, но после попытался успокоиться и продолжить, — я подумаю. Потом скажу тебе решение.              — Да зачем лишнее время тратить? — Годжо сразу же состроил эту грустную мордашку, пытаясь невзначай разглядеть комнату перед ним, даже сквозь дверной проём и недовольную небольшую фигуру, — всё равно ведь согласишься. Мне как раз нечего делать сегодня, вот и развлечёмся.              — Я же уже сказал тебе, дай мне время подумать, а сейчас свали, — Ван совсем не хотел иметь дело с приставучестью Сатору, потому просто слегка оттолкнул нежелательного гостя подальше и закрыл прямо перед его носом дверь. Пусть знает, что так себя вести не надо.              Цзиньлун облегчённо вздохнул и прислонился к закрытой на замок двери, уже даже не обращая внимания на шепотки Годжо и Сугуру по другую сторону. Даже если Гето просто стоял неподалёку и молча наблюдал, он всё равно раздражал. Вероятно, дело было как раз таки в его бездействии, потому что он мог просто утащить надоедливого Саторус собой и тем самым подарить Вану долгожданный покой. Однако тот выбрал путь тихого наблюдения.       Но мысли об двух этих придурках заглушило громкое и важное предложение. Теперь Цзиньлуну предстояло принять важное решение: довериться хитрому Сатору Годжо или нет. Окажется ли его гордость и желание оставаться независимым важнее призыва Дракона? Кто бы знал.